Роковое влечение.

Следующее утро выдалось особенно ясным и очень морозным. Настоящая русская зима словно бы облачила густые чащи и равнины, окружавшие в ту пору Москву, в белоснежную, мягкую и пушистую шубу, освещённую яркими солнечными лучами, тёплыми и нежными. Холодный снег осторожно и неторопливо падал на крепкие плечи двух мужчин, стоящих на могучей и высокой крепостной стене, смотрящих вдаль и вдумчиво созерцающих окрестные дремучие леса. Казалось, что всё вокруг переполняют некая лёгкость и безмятежность. Но вдруг неожиданно среди падающего снега, на белой равнине между чащей и крепостью, показались резкие и быстрые движения, которые привлекли внимание одного из наблюдателей, того, что был помоложе и потоньше, заставив его пристально вглядываться в картину, разворачивающуюся почти у стен его крепости. — Ты это видишь?! Что это такое?! — обратился он, не преминув шмыгнуть носом, к крепкому и плотному мужчине, на голову выше него. — Это монголы, князь Владимир Юрьевич, — спокойно и, словно поучая молодого князя, проговорил собеседник. Он был опоясан прямым мечом, и по его груди рассыпалась окладистая тёмная борода. — Монголы? Ой! Хочу посмотреть на них, — капризным тоном вновь спросил князь, проявляя больший интерес и принимаясь более пристально вглядываться в снежную равнину. — А почему рядом с ними бегает сугроб?! — Сугроб? Бегает? — ничего не понимая и приподнимая бровь, словно испытывая некое тщательно скрываемое презрение, взглянул на него собеседник. Перед глазами двух мужчин открылась поистине умилительная картина. В хрустящем, мягком и пушистом снежном поле резвился Бинбин, окружённый несколькими всадниками во главе с Шибаном, которые внимательно присматривали за невинным и переполненным грацией животным. Панда, наряженная в меховую попонку и в такие же меховые башмачки синего цвета, косолапо бегала, переваливаясь с боку на бок, и подпрыгивала, поднимая снежную пыль вокруг себя. Всем своим видом это очаровательное животное демонстрировало настоящую радость от происходящего и к тому же самым трогательным образом пыталось ловить снежинки, которые беззвучно витали в морозном воздухе вокруг него. — Какой же ты молодец, Бинбин! Правильно! Играй! Веселись! — испытывая настоящую гордость за своего питомца, громко проговорил хан Батый, который стоял рядом со своим чёрным пышногривым конём, искренне наслаждаясь происходящим. — Ты такой чудесный у меня… Мужчина, стоящий на крепостной стене, постарался внимательнее рассмотреть то, что происходило недалеко от крепостного вала, после чего с тяжёлым вздохом ответил: — Это панда, князь Владимир Юрьевич. Обычная панда, а вовсе не бегающий сугроб. — Панда?! — удивился тот, принимаясь ещё более внимательно рассматривать диковинную и такую милую зверюшку. Время от времени от по-прежнему с хлюпаньем тянул носом и теребил рукой золотые пуговицы на своей тяжёлой шубе. — Да, панда. Это такой медведь. Похож на нашего бурого, только меньше, чёрно-белый и живёт в далёком Китае, — отчуждённо зевая, ответил собеседник князя. — Откуда у этих безбожных монголов панда?! — Понятия не имею. Пойдёмте отсюда, холодно, — словно успокаивая маленького ребёнка, зазвучал голос плотного мужчины. — Вы же не хотите простудиться ещё больше? — Нет! Не пойдём! — отрезал он. — Дай посмотреть на панду! Владимир Юрьевич был сыном Владимирского князя Юрия Всеволодовича, который отправил своего недалёкого отпрыска править в Москву, тем самым избавив и себя, и свою столицу от его неимоверной глупости. Это был невысокий и худощавый молодой человек с голубыми глазами и прелестными золотыми кудрями, который своим невинным и несколько рассеянным видом мог бы напомнить ангела, если бы не вечный насморк, из-за которого он постоянно шмыгал своим красным носом, чего ангелы, как известно, не делают. Как зачарованный, он смотрел на весёлую и энергичную игру, происходившую недалеко от его стен. Могло показаться, что его голубые глаза словно искрятся завистью и страстным желанием сигануть вниз с крепостной стены, промчаться по снежному полю и прикоснуться к необычному животному, так похожему на большую пушистую игрушку. И эта страсть не была случайностью или мимолётной прихотью. Он твёрдо для себя решил, что это косолапое чудо обязано быть в его зверинце. Да, у московского князя был свой собственный зверинец, который раньше, когда он числился ещё княжичем во Владимире, порядком утомил уже всех. Самый неловкий казус произошёл тогда, когда один из питомцев это зоопарка, здоровенный лось по кличке Семён Петрович, сумел сбежать из своего загона и принялся свободно разгуливать по княжескому дворцу, заходя в комнаты и в залы, как к себе домой, и задумчиво обозревая проникновенным взором всё, что там происходило. В самой прогулке сохатого по княжескому дворцу ничего по-настоящему страшного не было, но под конец своей обзорной экскурсии несчастный лось внезапно возник в тронном покое Юрия Всеволодовича, который как раз в этот момент со всей возможной учтивостью пытался принять послов из Киева. Поскольку строгий придворный протокол никак не предусматривал участия лосей в подобных пафосных мероприятиях, его появление повергло всех в дикий шок. А тот неловкий момент, когда громоздкий и рогатый Семён Петрович вальяжной походкой приблизился к оцепеневшему киевскому послу, снял своими отвисшими мягкими губами с его головы высокую бобровую шапку и не спеша принялся жевать её, почти привёл Владимир и Киев к серьёзному политическому конфликту. После этого Владимирский князь понял, что его сын достаточно взрослый для того, чтобы жить отдельно от родителей, и принял решение отправить молодого княжича вместе со всем его зверинцем — включавшим, помимо так неловко начавшего свою дипломатическую карьеру лося Семёна Петровича, также северного оленя, нескольких милых сов, пугавших своим ночным уханьем всех обитателей дворца, попугая, который употреблял при дамах такие выражения, которых постеснялся бы и пьяный ямщик, важную чету павлинов, верблюда, осла, к коему его молодой хозяин питал почти братскую нежность, и прочих представителей животного мира, которых было бы нелегко перечислить, от себя подальше, в Москву. Таким образом, несчастный Юрий Всеволодович наконец-то получил возможность расслабиться и не опасаться новых непредвиденных ситуаций, которые могли непоправимо испортить его репутацию и образ в глазах всех прочих Рюриковичей. Вместе со княжеским отпрыском в Москву был отправлен и воевода Филипп Нянька, которому было велено присматривать за капризным, глупым и наивным княжичем, день и ночь вытирая ему сопли как в прямом, так и переносном смысле, и помогая ему в выполнении всех его прихотей. Но княжича это неожиданное изгнание абсолютно не печалило и не оскорбляло. Он даже радовался тому, что наконец-таки его имя перестанут путать с названием города. Ведь звали его также, как и его город, в котором он жил до этого, — Владимир. — Хочу эту панду себе! — истошно завопил Владимир Юрьевич и взбрыкнул ногой. — Я всегда мечтал о белом медведе, а тут целая панда! Хочу панду! — Князь, идёмте! Нам надо думать не о каком-то медведе, а о том, как мы будем защищать крепость от безбожных монголов. Они же могут напасть в любой момент! — Я! Хочу! Панду! — шумно потянув колючий морозный воздух носом, на кончике которого повисла новая капля, капризным тоном прокричал князь. — У Батыя есть панда, а у меня нет! Это нечестно! Хочу эту панду себе! — Князь Владимир Юрьевич, но у вас же полно зверей! И птички, и барсучки, и даже целый лось! Сдалась вам эта окаянная батыева панда! Но Московский князь уже не слушал воеводу Филиппа Няньку. Он пристально смотрел на хана Батыя и на его милую зверюшку, что так трогательно, мило и непосредственно резвилась в заснеженном поле, то прыгая, то бегая, то кувыркаясь в сугробах, то пытаясь передними лапами поймать пролетавшие мимо снежинки. Владимиру — князю, разумеется, а не городу — нравилось это странное чужеземное животное. Нравилась его косолапая неуклюжая походка. Нравилась его большая голова. Нравился его чёрно-белый, пушистый мех. Нравился его весёлый и умный, направленный на своего хозяина, взгляд. Хан Батый подошёл к своему милейшему питомцу и аккуратно, с особой нежностью потрепал Бинбина по голове, в то же время приметив на крепостной стене силуэты двоих людей, которые достаточно долгое время не сходили со своего места. Степной принц пристально посмотрел на них, а после на его губах возникла такая зловещая и коварная улыбка, как будто бы в этот момент он почувствовал, насколько сильно князь заинтересовался его мохнатым любимцем со словно подбитыми глазками. Тем временем Владимир Юрьевич впал в самую настоящую истерику, требуя сию же секунду доставить панду в его зоопарк. — Хочу! Хочу! Хочу пандочку! — верещал он, то и дело шмыгая носом и топая ногой в красном сафьяновом сапожке с золотым каблучком. — У Батыя, значит, есть пандочка, а у меня — нет?! — Князь, да что с вами такое-то?! Успокойтесь! В вас словно бес вселился! — Достань мне этого чудесного зверя, — вцепившись в одежду своего помощника и хорошенько встряхнув его, навзрыд прокричал Владимир. — Проси, что хочешь взамен! Я хочу пандочку-уу-у-ууу! Моя панда! Моя-яяя-яя! Всё случилось в одно мгновение. Князь Владимир Юрьевич в истерике повалился на деревянный пол крепостной башни, где и принялся, истошно вереща, дрыгать ногами так, словно он бился в самом настоящем припадке или же в смертельной агонии, требуя немедленно и сию секунду предоставить ему панду. Филипп Нянька, не зная и не понимая, как успокоить своего повелителя, принялся в ужасе бегать вокруг него и не мене громко кричать: — Князь Владимир Юрьевич, да что же это такое творится-то?! Успокойтесь, ради всего святого! Придите в чувства! Пытаясь поднять горе-князя, размахивающего ногами и руками в разные стороны, будто обезумевшая мельница, он сам не удержался на ногах и упал на пол. Кряхтя и тяжело дыша, Филипп Нянька кое-как поднялся, сначала встав на четвереньки, а потом, держась за стену, поднялся полностью, тут же пристально вглядываясь в снежную даль, где по-прежнему резвилась и играла панда, окружённая бесстрашными и абсолютно спокойными монголами. На этот раз, как бы издеваясь над несчастным князем, панда — наподобие верной собаки — подымала и приносила окаянному и безбожному Батыю палку, которую он бросал в снег. — Фууууууух! Будет вам панда, — еле волоча языком, до сих пор пытаясь отдышаться, проговорил помощник князя. — Монголов там совсем немного. Одолеть их не составит никакого труда, а потом мы захватим это проклятое животное и приведём к вам! Как вы и хотели! Поднимайтесь же! Небольшой, но вполне себе способный атаковать нескольких монгольских всадников, отряд московских воинов выехал из городских ворот, устремляясь в снежную даль. В эту же секунду, замечая это и словно ожидая этого, Бату-хан, подобно степному демону, взвился на своего вороного коня, а трое монгольских воинов тут же принялись осторожно, но проворно затаскивать Бинбина на лошадь, поскольку панда — самое косолапое животное в мире, и быстро бежать просто не способно. Группа монгольских всадников во главе с ханом Батыем и с Шибаном рванули к лесу, словно порывистый и быстрый ветер, врываясь прямо в его чащобу. Отряд русских воинов двигался следом, пытаясь нагнать желанную добычу. — Это моя панда! Моя прелессссть! Моё! — не своим голосом вопил Владимир Юрьевич, опередив всех остальных всадников, которые мчались следом за ним. — Осторожно! Там может быть засада! — пугаясь, закричал Филипп Нянька, пытаясь предостеречь своего наивного повелителя, влетающего в лес, и остальных московских воинов. Всё было тщетно. Потребовалось одно мгновение, и множество острых, точных монгольских стрел вылетело из-за деревьев, тут же попадая прямо в свои живые цели. Русский отряд был разом уничтожен, а в живых остался лишь московский князь, перепуганный и ничего не понимающий. Он принялся бродить средь заснеженных сосен и елей, будто бы стараясь словно бы пытаясь найти выход из ситуации, в которую он попал. Но выхода не было. Разве что на одном дереве появилась белка, с презрением посмотрела на озадаченного князя, нагло сплюнула скорлупу от съеденного жёлудя ему под ноги и тут же исчезла. В эту же минуту из леса выехал монгольский отряд во главе с Бату-ханом и Шибаном, всем своим видом являя абсолютную непобедимость и гордость. — Я… Вы… Да как вы посмели! — нервно затараторил Владимир Юрьевич, беспрерывно шмыгая красным носом. Платок, коим он обычно утирал себе нос, московский князь потерял во время бешеной скачки, и потому принуждён был воспользоваться собственной рукавицей, на которой был вышит лось в легкомысленном веночке из цветущих ромашек. Тут же горе-князя окружили монгольские всадники, лишая его всякой возможности к бегству и направляя в его сторону острые, украшенные синими флажками, копья. Хан Батый грациозно спустился со своего коня и медленно подошёл к своему любимому Бинбину, а потом обнял его и принялся нежно трепать за меховые уши. — Вот видишь, Шибан, — спокойным и безмятежным голосом проговорил степной принц, обращаясь к своему младшему брату. — А вы ещё спрашивали, какая польза от моего Бинбина на войне. Теперь несчастная Москва лишилась своего князя, ибо он оказался у меня в плену, и своего воеводы. Начнётся паника. А паника — это мать поражения. Об этом ещё говорил наш великий дед. Ты помнишь? — Бату-хан, теперь я понимаю, о чём Вы говорили, когда утверждали, что с помощью панды можно захватить город! — восхищённо проговорил Шибан, не веря своим глазам и пытаясь осознать, что только что произошло. — Субэдэй-багатур, наверно, с ума сойдёт, когда я поведаю ему обо всём, что только что наблюдал! — Князя связать и посадить на лошадь, — проговорил хан, обняв своего мягкого и пушистого медведя со всей нежностью, на которую он был способен. На его губах играла искренняя улыбка. — А теперь возвращаемся в стан. Бинбин замёрз! — Связать? Да как вы смеете вообще, окаянные безбожники?! Я русский князь, а не смерд вам какой-нибудь! — визгливо заверещал Владимир Юрьевич, и сделал несколько искренних, но неубедительных попыток выказать героическое сопротивление, но после вдруг задумался, вытер в очередной раз подтёкший нос и неожиданно вежливо, проникновенно и тихо спросил. — А когда я уже буду в плену, можно мне будет хотя бы пандочку погладить?