Пусанское Солнце

      POV Пак Чимин.       Не зря, ой, не зря люди говорят: «Бойтесь своих желаний!». Хотел быть полноценным омегой, Пак Чимин? Пожалуйста, получите, распишитесь! Ах, тебе больно, Пак Чимин? Плохо? Ну так это течка, дорогой мой, за всё платить надо.       Пробуждение было неласковым, пусть и встретило почти родным видом потолка моей комнаты. Хотя, откровенно говоря, скручивающая тело боль не была главной проблемой — всепоглощающий стыд заполнял моё сознание, заставляя тихонько хныкать от отчаяния, краснея до самых корней волос. Мало того, что все в группе понимали, что именно происходит со мной, а это, мягко говоря, весьма интимный момент, так ведь этим всё не ограничивалось. Вчера нашему менеджеру пришлось мыть меня как маленького ребенка, потому что сам я был абсолютно неадекватен. Полностью нагого и возбужденного. Вот и как теперь Седжин-ниму в глаза смотреть, а?       На соседней кровати послышалось шебуршание и показалась блондинистая голова Техёна. Ну да, сегодня увидеть там Хоби-хена было бы странно.       — О, Чимин, ты проснулся, — умилительно потирая кулаком заспанные глаза, хрипит Тэ. — Как себя чувствуешь?       — Как будто по мне пробежалось стадо слонов, — кривлю губы в попытке улыбнуться.       — Ммм, — многозначительно тянет бета, а после сползает с кровати, перебираясь ко мне. — Джин ещё вечером занёс тебе рамена, если хочешь — можешь поесть, он в термосе, должен быть ещё теплым.       — Заманчиво, но сначала я хочу попасть в душ, — морщу нос, передергиваясь всем телом.       — Помочь? — ненавязчиво интересуется друг.       — Только дойти до ванны. Ещё одну порцию унижения, подобно вчерашнему, я не переживу, — кутаюсь в одеяло, прикрывая явные признаки своего состояния в виде тёмных пятен на штанах, и с трудом поднимаюсь с кровати.       — Что естественно, то не безобразно, — философски пожимает плечами Техён и спешит помочь мне, приобнимая за талию, а следом, играя бровями, ехидничает: — Юнги, так вообще, за возможность помочь тебе помыться многое отдал бы.       Губы растягиваются в слабой улыбке, пока смущение неровными красными пятнами заливает щёки. Вроде и хотелось даже возразить и возмутиться, да только силы все уходили на то, чтобы не шмякнуться лицом вперед, запутавшись в собственных конечностях. А это сложно, ведь их целых две!       В остальной общаге была тишина, никто не бродил по коридору — совсем недавно встало солнце. И мне это на руку, ведь последнее, чего я хотел, — это быть увиденным в подобном состоянии.       Доведя, а по факту почти донеся на себе мою тушку до ванной, Тэ до непривычного тактично скрылся, пообещав занести сменку пижамы. Очень мило с его стороны — те штаны, надетые сейчас, были насквозь мокрыми, скользкими и липнущими к ногам и паху.       Сбросив с себя всё лишнее, я забрался в душ, включая воду погорячее, — пусть это и не поможет с возбуждением, зато расслабит напряжённые и ноющие мышцы. Вода приносила облегчение, спокойствие и столь необходимое сейчас чувство абсолютной чистоты, а потому, даже через полчаса, когда кожа окрасилась в равномерно красный цвет, я всё ещё не хотел вылезать из ванны. Но нужно было — с каждой минутой увеличивался шанс встретить кого-нибудь из мемберов на обратном пути до комнаты.       Ещё минут пять ушло на приведение себя в чуть более человеческий вид и не только. Очередной раунд борьбы с собой и собственной стыдливостью не заставил себя ждать: этой ванной время от времени пользуются и все остальные ребята, четверо из которых, вообще, альфы, а у нас в шкафчике, рядом с шампунями и остальной подобной фигней, горделиво, на самом видном месте, расположилась упаковка с тампонами для меня. Ну, Седжин-ним, ну, удружил... Неужели нельзя было донести их до моей личной тумбочки в комнате? Мало мне было самого факта течки и необходимости использовать эти затычки, так ещё и… Желание провалиться куда-нибудь поглубже в землю становилось всё сильнее и сильнее.       Почувствовав себя чуть лучше после душа, пока не стало снова плохо, я успел позавтракать и сменить постельное белье на свежее, после чего, пользуясь рекомендацией врача, выпил убойную дозу снотворного, погружаясь в спасительные объятия Морфея, — в условиях запрета подавителей это было единственное средство для борьбы с болью и возбуждением.       Последующие сутки напоминали день сурка: ещё несколько раз я просыпался, мылся, утолял голод, после чего закидывался таблетками и старался заснуть покрепче до очередного адского круга основных потребностей.       Но ничто не длится вечно. Проснувшись в очередной раз и потянувшись всем телом, я почувствовал себя, на удивление, хорошо отдохнувшим. Боль почти отступила, пижама, наконец, осталась сухой даже после многочасового сна — течка отступала.       Приведя себя в порядок, стараясь не разбудить няньку-Техёна, который за последние дни достаточно со мной намучился и заслуживал отдыха, я пополз в сторону кухни, где кто-то обнадеживающе гремел кастрюлями.       — Хён, это ты? — тихо спросил я, недоуменно разглядывая тёмную макушку Юнги.       Откровенно говоря, он был последним, кого я ожидал тут увидеть: на часах было всего семь утра, и ночным дожором, в отличие от Чонгука, хён никогда не страдал.       — Чи-чимин? — от удивления тот чуть не выронил пиалу с рисом из рук. И тут же, суетясь, подскочил, помогая мне дойти до стола, что было, пусть и несколько лишним, но столь приятным. — Как ты себя чувствуешь? Уже лучше?       — Да, всё в порядке, хён, не переживай, — я улыбнулся, чувствуя себя очень неловко. — Только кушать хочется.       — Кушать — это хорошо, это мы сейчас организуем, — повеселел Юнги и просто поставил передо мной пиалы с рисом и закусками, которые явно готовил для себя. — Ешь давай, а то скоро испаришься. Щёки, вон, уже совсем пропали.       — А как же ты?       Запихнув мне в руку палочки, парень просто отмахнулся:       — У нас менеджеры холодильник под завязку забили, не переживай, голодным не останусь, — и в доказательство своих слов пошёл за второй порцией уже для себя.       — Юнги-хён, а ты чего так рано встал-то?       — Я просто ещё не ложился. Идея в голову интересная пришла, вот и работал.       — То есть ты на меня ругаешься, когда я о здоровье не беспокоюсь, а сам снова по ночам не спишь? — уточнил.       — Я — крепкий, здоровый альфа, с меня не убудет, а тебе о здоровье действительно беспокоиться надо, так что цыц, мелочь.       — Ну, знаешь ли… — надувшись, как мышь на крупу, пробурчал я.       Юнги стал той еще наседкой: замечая, что я не слишком активно работаю палочками, он ругался и подкладывал самые вкусные и мясистые кусочки в мою тарелку. Я смущался, отбивался от этой излишней заботы, порой даже огрызался, но всё это игнорировалось, а бессрочная акция по моему откармливанию продолжалась. И ладно, если бы одним завтраком это и закончилось, но, нет, ещё с неделю без двух добавок меня из-за стола не выпускали — если не было рядом Юнги, его подменяли то Джин, то Намджун, то новенький менеджер.       Новичок был, вообще, отдельной темой. Миленький омежка по имени Чи Гэ Мэ, ростом ниже меня чуть ли не на голову, что само по себе являлось удивительным, был выделен агентством в моё личное пользование, так сказать. С ним можно было обсудить без излишнего смущения чисто омежьи вопросы, плюс он должен был помогать и приглядывать за мной во время течек. Всё-таки негоже Седжин-ниму, альфе, выполнять поручения вроде покупки тампонов и прочего, пусть он и не такое готов сделать ради группы.       На самом деле Чи Гэ Мэ работал на нас и раньше, но на испытательном сроке, к тому же руководство приглядывалось к нему, оценивая его надежность. Сейчас же за ним официально закрепили должность моего личного ассистента. Единственного в своём роде на всю группу! Техён даже неудачно пошутил, что ради такой привилегии не прочь был бы стать омегой, за что тут же получил по голове подушкой.       Первые дни после течки, когда Намджун только вернулся из своего добровольного заточения в студии, а остальные смогли, наконец, вдохнуть полной грудью, без фильтров, после целого дня уборки и проветривания общаги, я чувствовал себя дико неловко и виновато, ведь сколько неудобства я доставил остальным. Но, заметивший мою излишнюю задумчивость и скованность, Намджун быстро выпытал причины данного феномена и тут же надавал по шее — образно говоря — приказав выкинуть дурь из головы и не заморачиваться. А больше никто эту тему и не поднимал, как будто все сговорились сделать вид, что ничего и не происходило. Погрузившись ещё с пару дней, я постарался просто отпустить ситуацию.       Отношения с Юнги одновременно, вроде, и остались прежними, но, вроде, и изменились. У нас все ещё был своеобразный конфетно-букетный период с поправкой на то, что живем мы вместе: дальше поцелуев ничего не заходило, порой мы выбирались в город погулять только вдвоём, я часто оставался в студии допоздна, составляя ему компанию присутствием рядом. И, в то же время, хён стал ещё заботливей, хотя порой и казалось, что дальше некуда. Вышли на мороз, а я забыл надеть шапку? Хён, не спрашивая, наденет на меня свою. Нету аппетита? Хён спросит, хорошо ли я себя чувствую, и предложит приготовить что-то другое. Уснул на диване в студии? Хён подложит мне под голову подушку и укроет пледом. Даже если до того я этот плед скинул, потому что было жарко. Сопротивляться было бесполезно, при возражениях мне предлагалось смириться, и я старался, надеясь, что вскоре углы сгладятся и всё придет в норму.       А вместе с тем Юнги стал напоминать наркомана: подойдёт сзади, обнимет со спины и уткнется носом в макушку, кайфуя от моего запаха. Правда, тут я недалеко от него ушел, чего уж тут скрывать.       И всё было хорошо и было бы так и дальше, если бы не одно обстоятельство — приближался камбек, а с ним и признание фанатам. Так, одним зимним утром в общежитие пришёл Седжин-ним и сказал мне собираться — предстоял разговор и составление легенды с Бан Шихёком…