Пусанское Солнце

      Передёрнуло плечами, я поплотнее укутался в шерстяной плед — цепкий взгляд Юнги, что сверлил мою спину в районе лопаток, заставлял ёжиться от какого-то ментального холода. Было в этом что-то мазохистическое — я мог уйти в свою комнату, но предпочитал сидеть в гостиной, в его пусть и неприветливом, но всё же обществе. Да, мы были в ссоре, но когда я был рядом и не смотрел в его сторону, альфа не спускал с меня глаз. И этот взгляд был единственным, что ещё не доконало меня за последнюю неделю: все, от мемберов до раза в три увеличившейся охраны, не говоря уже о снова присоединившейся к нам съёмочной группе, не оставляли ни на секунду. Серьёзно, даже в туалет меня теперь сопровождал менеджер, и успокоить и так до предела натянутые нервы это ни разу не помогало.       Напряженную тишину разбили торопливые шаги, хлопки дверей и голоса стаффа. Спустя пару минут зашли и к нам:       — Юнги, Чимин, одевайтесь, через двадцать минут выезжаем.       — Ммм? А чего так рано, ещё же час до выезда согласно расписанию, — глянув на время на смартфоне, спросил Седжин-нима.       — Служба безопасности решила, что ехать нужно чуть раньше, — пожал плечами сонбе-ним. Ну да, сегодня ведь тот самый день. — Жду вас у лифтов, сами никуда не спускайтесь.       С кряхтением древнего старца, Юнги выбрался из своего кресла и, немного шаркая, пошёл к себе. Потратив минут пять на совершенно бесполезную прострацию и разглядывание потолка, я последовал примеру хёна.       Времени на сборы было более, чем достаточно, но я чётко понимал, что не успеваю: руки от нервов тряслись так, что сложно было застегнуть даже большую пуговицу на джинсах, не говоря уже о десятке миниатюрных на рубашке, которая спустя пару минут мучений полетела в угол. В итоге получилось лишь кое-как влезть в обычные треники с водолазкой, но в принципе не смертельно — всё равно переодеваться на месте будем.       Как же меня бесило собственное тело, что не справлялось со стрессом, выдавая общее состояние учащенным сердцебиением и дрожью, когда как мысли в порядок привести удавалось. Вообще, меня не раз вводило в ступор это свойство организма — холодная ясность рассудка прекрасно сосуществовала с физическими симптомами паники, и не всегда в таких случаях даже удаётся понять, а отчего же штырит-то.       У лифтов ожидал целый конвой из охранников, который оперативно заключил меня и попавшегося под руку Тэхёна в плотное кольцо, да так и не выпускал до самого микроавтобуса. На месте, когда мы подъехали к чёрному входу стадиона, ситуация повторилась, и, только оказавшись внутри подсобных помещений, я понял, что задерживал дыхание всё время, что был на открытом пространстве. И это осознание не прибавило радости, ведь как я собирался в таком состоянии выступать перед огромной аудиторией? Несмотря на уверения, что всё в норме и чхать я хотел, но угроза жизни давила на плечи, как небосвод на плечи Атланту.       Контрольная репетиция с самого начала не заладилась: то минусовки найти не могли, то микрофоны не включались и скрипели, как пенопласт по стеклу, то один из костюмов Тэ порвался в районе штанов во время танца. А после была моя очередь прогнать соло и… Даже для меня четыре раза сорваться на фальцет было перебором.       Спустившись со сцены, я сполз по стенке и банально разревелся. Мне и раньше случалось истерить и впадать в депрессию от неудач на выступлениях и сорванных нот, сегодня же напряженность последних дней, что подтачивала внутренние силы, только подлила масла в огонь.       Тут же, рядом со мной, появилась съемочная группа с камерами. Конечно, куда же без сенсации, — миленькая омежка разрыдалась от нервов.       Спасение пришло, принеся с собой терпкий аромат полыни, корицы и кориандра:       — Ребята, не хочу грубить, так что надеюсь, вы сейчас сами, добровольно, вырубите камеры и свалите подальше, — раздался хриплый голос надо мной. Подняв голову и попытавшись сморгнуть застилающие глаза слёзы, я увидел Юнги, хмурое выражение лица которого сейчас испугало бы любого. — Вставай, нечего тебе на холодном полу сидеть, — обратил он на меня своё внимание, протянув руку… за которую я тут же, не задумываясь, взялся.

***

      POV Мин Юнги.       Что может быть отвратительнее ссоры с парнем? Быть в ней действительно неправым.       Прекрасно понимая невозможность исполнения моих хотелок, я всё равно давил на Чимина, ничего не добился, использовал ссору как последний аргумент и что? Всё тот же результат. Как будто сам бы поступил иначе, будь я на его месте.       В душе бурлил непередаваемый коктейль эмоций: одновременно я хотел извиниться перед парнем, злился на него за неподчинение, чувствовал вину за дополнительный повод для стресса для омеги, беспокоился за его безопасность и не мог перебороть какую-то дурацкую гордость, чтобы попросить прощения. Всё, на что хватало меня, — сидеть и сверлить взглядом спину Чимина, хмурясь от невеселых дум.       И когда я увидел сжавшуюся в комок хрупкую фигурку под прицелом камер, то понял, что в жопу всю долбаную гордость и все эгоистичные мысли — ничто из этого не может оправдать слёзы любимого человека.       — Ребята, не хочу грубить, так что надеюсь, вы сейчас сами, добровольно, вырубите камеры и свалите подальше, — стараясь не сорваться и не обматерить съемочную группу, потому что с журналюг станется потом смонтировать всё в «самом выгодном свете», произнёс я и перевёл взгляд на своего парня.       Глаза красные, всё лицо в слезах, волосы в полном беспорядке, а во взгляде такая безнадега с еле теплящейся надеждой, что мне многого стоило сохранить лицо и не вздрогнуть.       — Вставай, нечего тебе на холодном полу сидеть, — и омега встал, хватаясь за мою руку, как за спасательный круг.       Не сопротивляясь и ничего не спрашивая, он хвостиком последовал за мной до одной из гримерок, откуда я тут же шуганул пару девиц из стаффа.       — Ну и чего ты так распсиховался? — спросил, усадив Чимина на диван и вручив в руки стакан с водой, в который он тут же вцепился обеими руками, и сам устроился рядом.       — Просто… Вся эта ситуация… Я разволновался, и голос… он всё время срывался, — снова начав плакать, лепетал парень.       — Ну чего ты в самом деле, — вытирая его щеки, тихо сказал. — Сам ведь знаешь, какие сегодня меры безопасности. Ничего не случится.       — У меня и в обычные дни через раз чисто спеть удаётся, а сейчас что? Я же все запорю, — отставив стакан с водой на столике от греха подальше, он спрятал лицо в ладонях.       Притянув в объятья этот комок нервов, положив подбородок ему на макушку, слабо улыбаясь, я заверил:       — Ты прекрасный певец, Чиминни, и это известно абсолютно всем, — гладя его по спине, практически шептал. — Ты выйдешь и порвёшь зал одним только своим появлением. Да даже если ты будешь не идеален, никто этого не заметит. Все просто ослепнут и оглохнут от твоей красоты.       — Значит, меня ценят только за смазливую мордашку, но не как певца, так, что ли? — громко шмыгнув носом, спросил он, а после слабо ударил своим миниатюрным кулачком меня в грудь.       — Узнаю своего Чимина, — тихонько посмеялся и прижал к себе возмущенного парня покрепче, поцеловал в макушку и сказал: — Прости меня, дурака. Вместо того, чтобы поддержать тебя, только добавил поводов для нервов.       — Вот уж точно, что дурак, — проворчал Чимин и, повозившись, забрался ко мне на колени, обвивая руками и ногами как коала. — Я, между прочим, соскучился.       — Я тоже, Чимин, я тоже, — еле слышно пробормотал, наслаждаясь теплом чужого тела.       Как же я соскучился по возможности обнять этого невероятного парня, по нежному аромату лепестков розы и пряной гвоздики, что тонким шлейфом укутывал омегу.       Мы просидели, так обнявшись, чуть ли не вростая друг в друга, до того самого момента, как по всему стадиону не разнёсся негодующий, усиленный колонками, голос Джина:       — Юнги, если ты через две минуты не будешь на сцене — я сам пойду тебя искать, и поверь, тебе не понравится то, что я сделаю с тобой после того, как найду!       — Кажется, Джин-хён разозлился, — хихикнул Чимин, но даже и не подумал слезать с меня.       — Учитывая выкинутые агентством деньги на обеспечение нашей безопасности, это будет весьма странно, если ему и стаффу придётся нас искать.       — Просто ты слишком напугал тех девушек, что были тут до нас. А так тут уже все бы были.       — Знаешь, а я вовсе не прочь такой пугливости некоторых особ — жизнь становится проще, — и, чмокнув любимые пухлые губы, с сожалением произнёс: — И всё же мне надо идти. Не грусти и не вздумай себя накручивать. Всё будет хорошо.       — Я постараюсь, — согласно кивнул парень, а после, немного замявшись, спросил: — Оставишь мне свою рубашку? Она тобой пахнет, а твой запах успокаивает.       И застенчиво так низ своей футболки теребил, что отказать невозможно. Я стянул с себя рубашку и накинул на плечи мелкого:       — Для тебя — всё, что угодно, — и, оставив на чужих губах ещё один лёгкий поцелуй, всё же ушёл, до того убедившись, что оставляю омегу не в одиночестве, — те самые девушки из стаффа всё же пригодились. А у меня впереди были репетиция и сцена — время не ждёт.