Tender crossing a wild

Кажется, Камиджо запал на эту актрису, а Мане смертельно скучно: он никогда не любил "миры меча и магии" с их роялями в каждом кусте. Но на экране танцуют невыразимо-прекрасное в своей страстной трагичности танго, и кажется, что сейчас сердце замрёт от... а от чего оно должно замирать?.. Бальный зал. Толпа зевак. Почти классически-нуарная картинка: ослепительно-белый костюм мужчины, длинные серебряные волосы его партнёрши. Словно тщательно выверенные шаги танца, переплетение сложных фигур, пересечение искрящих взглядов, покорность укрощённого дикого хищника, щемяще-печальная мелодия - как пир во время чумы. Словно обречённый погибнуть под обломками мира роман с несчастливым концом. ... Камиджо точно запал на эту актрису, а той словно бы всё равно: стоит себе в стороне и кривит капризно изогнутые губы. А из-под маски так и сверкают холодным огнём буквально хрустальные глаза, когда она отпивает из бокала и поворачивается к чересчур любезному Йошики. Словно бы ей смертельно скучно и уже хочется уйти из бального зала. Снежная Королева. Вот на кого похожа эта гайдзинка в серо-голубом, искрящемся сотней отсветов от разбросанных по ткани блёсток, платье. С её рассыпанными по обнажённым плечам светлыми волосами и безупречной осанкой. С её потрясающе тонкой работы дорогими дизайнерскими украшениями. Обречённая Снежная Королева, непозволительно красивая для этого бала. Непозволительно роскошная, непозволительно отличающаяся от всех остальных, слишком похожая на куклу старинной работы. Первые аккорды того самого танго из дурацкого фильма, острый взгляд, безмолвный вопрос "хотите танцевать со мной?". Он хочет, ещё как хочет понять, каково это - быть... такой. Какой? Она еле заметно улыбается, принимая приглашение, тихо произносит "oui", послушна каждому движению, и Мана хочет узнать - так ли прохладна вся её кожа, как ладони и тонкие длинные пальцы. Почему в этих хрустальных глазах поселилась печаль? Почему она смотрит именно на него? Слишком много "почему?", слишком мало шансов на ответ именно здесь и сейчас. Но чувство тоски от безнадёжности этого танца, этой ночи великолепно и вдохновляет на рискованную поддержку. Кольцо, бесконечный круг: на экране и сейчас практически зеркально отображается один и тот же танец, разница лишь в обстоятельствах и том, кто ведёт в танце женщину. Потому, что Мана не влюблён в неё, а она больна не им, хоть и не против сбежать отсюда именно в его компании. ... Серебристый лунный свет лишь подчёркивает красоту её обнажённого тела, когда она бесстрашно и без лишних слов спускает с плеч платье и решительно переступает через струящуюся ткань. Бесстыдная красота, безрассудная... обречённая и манящая. Она немногословна и не издаёт лишних звуков, но выдаёт себя прерывистым дыханием, заковыристым французским ругательством сквозь зубы, пока Мана властно овладевает покорно распростёртым под ним телом, наверняка причиняя боль. Пока он, словно одурев от такой пьянящей вседозволенной обречённости, двигается глубоко и сильно, скользя ладонями по прохладной коже и вжимая в чёрный шёлк простыней её запястья. Не давая ласкать себя, не позволяя ответить: хоть ей, наверно, очень хочется расцветить его спину причудливыми кровавыми узорами царапин. Но от этого сочетания трагичной покорности и огненной страсти сносит крышу, и ещё пара движений... всё. И плевать на то, что этот секс безопасным не был. ... "Будешь в Париже - звони. Доминик". И номер чуть ниже. И всё. Впрочем... А зачем нужно что-то ещё?..