Когда уйдут дожди

      Василиса смотрела на счастливых Максима и Лену, смотрела, как новоиспеченные Жаровы смеются, обнимаются, целуются… как любят друг друга и сегодня связали свою любовь узами брака. На безымянном пальце Макса сверкало обручальное кольцо; Вася поджимала губы, молча смотря на него. Так, наверное, должно было случиться. Так, наверно, и должно быть. Только почему было так плохо? Почему так больно было смотреть на улыбающегося Лене Максима? Почему казалось, что он не хочет этой свадьбы? Нет, по нему этого было не сказать, он, наоборот, сиял как начищенный самовар. Так казалось Василисе, когда она заглядывала в его глаза. Зеркала души не врали — что-то было не так, и это «что-то» он упрямо топил в себе, и никто, кроме нее, не видел того, что осталось на задворках души. На Лену старалась не смотреть. Странное чувство, похожее на ревность или зависть, тогда жгло ее изнутри, но Михайлова изо всех сил старалась улыбаться и остальным гостям, и жениху с невестой.       Жанна особенно суетилась. Вилась вокруг молодоженов, всплескивая руками. Она была рада. Она не была Василисой, а Василисе хотелось на миг, хотя бы на миг стать Жанеттой, чтоб только смех и радость вызывала у нее свадьба друзей. Вернее, друга. Лену она не знала ни как человека, ни как следователя, для нее это был абсолютно чужой человек. А еще больше хотелось поменяться местами с Еленой… В ее глаза Вася не смотрела. Что бы она там увидела? Счастье? Да и вглядываться в глаза невесты было бы по меньшей мере странно, да и желания особого не было смотреть на ее белое платье, отброшенную назад фату и едва вьющиеся, поистрепавшиеся за вечер локоны.       Какой-то камень лежал на сердце, и, вновь и вновь, до неприличия часто глядя в глаза Жарова, Вася убеждалась: что-то с ним не так. Это был не тот Макс. Вернее, он, но за то время, что они проработали вместе, Василиса выучила его взгляд, и не тот, который видели все остальные, а который он старался утаить от посторонних глаз, скрыв, как ему казалось, за семью замками. Только вот Михайлова видела сквозь эти семь замков, а Жаров понимал это, но поделать с этим уже ничего не мог. И тогда отводил взгляд. Делал так и сейчас. Ловя на себе ее взгляд, стараясь не смотреть на нее почему-то в течение вечера, он отводил глаза то за окно, то начинал говорить с Леной, и скоро Василиса уже видела, как Макс уже беседовал с Леной, подперевшей тоненькими пальчиками голову.       Брусникина ассоциировалась у Михайловой с нарядной куклой, на которой отлично сидело пышное платье, прическа, пусть и слегка уже потрепанная неожиданно налетевшим ветром и вмиг начавшимся дождем, заставшим их прямо у дверей ЗАГСа. Он обрушился на них, когда они вышли из машин и стояли, о чем-то переговариваясь недолгое время. Тогда-то и брызнул дождь. Засуетились и ринулись в Дворец бракосочетаний. Только вот порывы ветра, сильные, непонятно откуда взявшиеся, норовили испортить всю праздничную атмосферу, как и дождь, обрушившийся на головы, попортивший прически. Вася не реагировала на взбунтовавшуюся стихию, она не особо готовилась к этой свадьбе. Жанетта потом говорила, что дождь на свадьбе — это к счастью и, вообще, романтично. Когда она попросила подтвердить это стоящую, как назло, подле нее Василису, та лишь улыбнулась — на удивление естественно и не сдавленно — и сказала: «Дождь, и правда, к счастью».       Только вот саму Лену, что у нее внутри, какая она, Михайлова не знала. Видела лишь дважды до этой свадьбы, но раз Максим выбрал ее — значит, так и должно быть, и не будет иначе. Значит, она любимее. Значит, она дороже. Значит, она больше, чем просто друг. И на его выбор она не станет влиять.       Вообще, уезжая в Петербург, оставляя отдел, Василиса понимала, что увеличивает и так образовавшуюся между ними пропасть. Макс стал, как ей казалось, отдаляться от нее. Может, тому виной как раз то, что они работали в одном отделе, в одной группе, постоянно вместе. Может, просто нужна была передышка. А потом она получила приказ о переводе… и тут же поняла, что пропасть увеличится. Уехала, практически не попрощавшись, лишь оставив записку, в которой и то больше упомянула Лешку и Мухтара. Максим… она не знала, о чем писать ему. О том, что будет скучать? Это она написала, но не о нем, в частности, а обо всех — в общем. А что-то еще… Зачем? Чтобы тешить себя ненужными иллюзиями?       Помнила тот вечер, когда услышала звонок телефона, но была слишком занята, чтоб ответить. Не сняла трубку. Видела, что звонит Максим, и в тот момент что-то одновременно больно и приятно кольнуло в сердце. Будто не было между ними тех километров, разделяющих их. Только вот вечером, решивишись перезвонить, Василиса услышала лишь: «Абонент временно недоступен», — а затем нечленораздельный перевод на английский. Тогда набрала Жанетту, которая и рассказала о возвращении Лены Брусникиной, о том, что у нее здесь какое-то дело. Но о свадьбе, об этой свадьбе ни слова! А через неделю ей пришло приглашение… СМС от Жарова. Долго вчитывалась в эти строки, пыталась найти ошибку и успокоиться, поняв, что просто не так все поняла, но ошибки не было. Случилось то, что, по мнению Василисы, и должно было случиться после ее переезда… Тогда она позвонила Лешке. И говорила с ним о многом: о «Щуке», о Мухтаре, об Оле и Никите и лишь напоследок, будто мимолетом, решила узнать о Максиме; Самойлов же словно этого и ждал. Помолчал какое-то время, а потом добавил: «Вась, зачем тебе эта свадьба? Чего ты там не видела? Вы ведь с Максом… не приезжай. Вам обоим будет… тебе будет легче». Еще долго после этих слов Вася думала, что он имел ввиду, когда начал говорить о том, что им обоим будет легче? Или просто оговорился? Все может быть.       Лешка вообще был для нее самым близким другом в Москве. Жанетта… да, конечно, Жанна тоже ее подруга, но поделиться чем-то, попросить поддержки и знать, что ее поймут, она была уверена, что это сможет сделать Леша, готовый всегда прийти на помощь, утешить. Только вот она не воспользовалась его советом, считала, что сможет проглотить взбурлившие чувства, но просчиталась. Алексей оказался прав…       Поймала на себе какой-то сочувственный, что ли, взгляд Самойлова. Сначала напряглась, потом попыталась улыбнуться, но он все не переставал смотреть на нее, будто видел, что творится у нее в душе в этот момент. Да она и сама с трудом понимала, что творится внутри нее самой. Вроде бы она была рада за Макса, за Лену. Рада, что у них все сложилось, что Жаров, наконец-то, больше не завидный холостяк с собакой. Только вот какое-то странное чувство сдавливало грудь и давило на сердце, отдаляло радость и приближало печаль.       Леша встал, а она проследила за его движениями, ожидая, что он подсядет к ней, ибо сидящий подле нее двоюродный брат Лены уже давно отправился охмурять какую-то девушку. Вася не знала ее, да и не особо хотела знать. Только подумала, что скоро это место займет Самойлов, как он вместо того, чтоб поступить так, подошел к Максу, отвел его в сторону и говорил там с ним о чем-то, будто Лена не должна была этого слышать.       Вася отвлеклась от созерцания спин Жарова и Самойлова и посмотрела за окно. Всего шестой час, а уже так темно становилось из-за того, что темные тучи затянули все небо; серость окутала город, словно втягивая в себя все краски. Дождь барабанил по асфальту, разбиваясь на много маленьких брызг. Просвета не было видно. Солнце не проглядывало сквозь горизонт. «К счастью, наверно…» — подумала Василиса.       Услышала сначала тяжелое дыхание, а затем и мужской голос за своей спиной. Обернулась, в этот момент стараясь сделать как можно более непринужденный и довольно радостный и веселый вид. Улыбнулась и снизу вверх посмотрела на стоящего около нее Лешу. Только вот, глянув на него, посмотрев в его глаза, поняла, что нет смысла сейчас играть роль, но не стерла улыбку со своего лица. Лишь поднялась, почувствовав, что именно этого ждет Алексей от нее.       — Пойдем выйдем… — сказал он тихо, или это просто музыка слишком громко играла.       Вася промолчала. Кивнула и направилась вслед за Самойловым на выход из кафе. Они стояли под козырьком, видя перед собой, как стекают вниз струи воды, как дребезжит металл над их головами, как шелестит омываемая дождем листва деревьев.       — Вась, я же вижу, что это все тебе… — запнулся — неприятно.       — Леш, все в порядке… я очень рада за Максима! — отмахнулась Михайлова, нахмурив брови и тряхнув слегка головой; сама не заметила, как коснулась ладонью шеи и зачем-то потерла ее. «Врет», — подумал Алексей. «Не прокатило…» — в этот же момент обреченно подумала Василиса. — Ты думаешь, я не понимаю, что это должно было когда-то случиться? С Леной или нет — это бы произошло.       Почувствовала на своих плечах крепкие руки Самойлова. Он будто понимал ее так, как она понимала Максима. Видел, что с ней сейчас творится и что единственное, чего она сейчас хочет, — это поскорее вновь оказаться в Санкт-Петербурге. Вдали от Жарова, от Лены. От своего прошлого.       — Василис, я же говорил, что тебе лучше остаться в Питере, — как-то участливо, не то по-братски, не то по-отцовски сказал Алексей и накинул на ее плечи пиджак, видя, как голые плечи Михайловой покрылись мурашками, и сжал ее ладонь в своей, — ты же… вы ведь… ешкин кот, как у вас все сложно, — крякнул Леша; Вася сильно сжала его ладонь, что дало понять Алексею, что его мысли верны. Покачал головой.       — А из-за чего Лена вернулась?       Почему-то на этот вопрос ответ последовал неоднозначный, словно Самойлов и сам сомневался в верности своих мыслей.       — Сложно все, Вась, да и не об этом сейчас, — выдохнув и снова вдохнув, проговорил протяжно он.       Василиса поджала губы и покивала головой, давая понять, что ее вполне удовлетворил этот ответ, а Леша же понимал, что ее это мало интересует. Она хотела задать другой, абсолютно иной вопрос: «Он ее правда любит? А она его?», но не решалась. Глотала эти вопросы, так назойливо вновь впивающиеся в подсознание. Эти мысли больно врезались в сердце, но ответ, собственный ответ, тут же следовал: «Конечно, любит. Напридумывала себе черт-те чего! Он ее любит и любил, когда она только уезжала в Иркутск!».       — Пойду я, — выдернув свою ладонь из его, поморщившись от сырой погоды и одновременно с этим обрадовавшись ей, спустилась вниз по ступеням и почувствовала, как по голове забарабанил теплый дождь.       Каблуки застучали по сырому асфальту, о который разбивались капли дождя. В последний раз, будто попрощавшись, посмотрела в окно ресторана, увидела сидящих за столом гостей, а затем перевела взгляд и на Максима с Леной. Они смеялись над чем-то. Почему-то дико захотелось, чтоб Макс сейчас обернулся, но он был слишком увлечен своей женой. Поджала губы и, сжав кулаки, пошла прочь.       Только вот практически тут же услышала быстрые шаги позади себя. Обернулась. Рядом с ней шагал Самойлов.       — Леш, иди. Тебя ждут там, веселись, все-таки друг женится, — потупила взгляд и только сейчас обнаружила, что ушла она в пиджаке Алексея. — Ты за пиджаком, да? — спохватилась она и начала снимать его с плеч.       — Нет, — резко отозвался он, — скучно там, — улыбка озарила его лицо лучше всякого солнца, — расскажи лучше, как там Северная столица? Дожди постоянно, да? — спросил как бы между прочим, невзначай, но только этого и нужно было Василисе: чтобы ненужное ей сейчас сочувствие испарилось, чтобы можно было просто переключиться и сменить тему разговора, а Леша понимал ее без слов и понимал, что ей сейчас нужно.       Вася начала рассказывать сначала о Петербурге, потом о его своеобразном климате, который поначалу пробирал ее до костей; как она свыкалась с новой группой и их порядками. Как обживалась в квартире… только вот от этого она немного помрачнела. В квартире этой было холодно и одиноко. И холодно не из-за плохого отопления, а из-за все того же одиночества. Но Леша быстро перевел тему разговора, и Василиса снова улыбнулась. Становилось действительно легче, легче не думать о том, что там, в том ресторане; не думать о том, что будет дальше; а просто смеяться, просто вспоминать все хорошее из жизни. Просто не замечать дождь и ветер.       Лешка… ее лучший и самый преданный друг. Он один заметил, как ей плохо там. Он ушел со свадьбы лучшего друга, лишь бы поддержать ее. Так тепло становилось от этих слов Лешки, успокаивающих ее, от его родного голоса, по которому она так скучала. От его братской заботы. Васе казалось, что она полностью забыла о свадьбе Жарова. Она просто забыла о нем… забыла о скрытом от гостей взгляде, который под силу было прочитать только ей. Забыла о нарядной Лене, с которой бы хотела поменяться местами. Забыла о том, как металась полночи в раздумьях: ехать или не ехать.       Сейчас вдруг стало так легко. Они смеялись. Вася все рассказывала и рассказывала о Петербурге. Рассказала и о том, что один раз они вовсе залезли не в свое дело и чуть было не сорвали контртеррористическому центру всю операцию. Рассказала, как надменно на нее смотрел молодой командир, как это потом стало чем-то вроде поговорки: «У вас кошелек украли? Так это в КТЦ», ибо изначально дело началось с сущего пустяка, и ни Вася, ни оперативники и подумать не могли, как все закрутится и во что выльется.       — Как вспомню этого их командира, — поежилась Вася, — до того самоуверенный…       — Элита, — ткнув пальцем в небо, сделав серьезную и в то же время ироничную мину, сказал Леша, а затем рассмеялся; засмеялась и Василиса.       Рассказывала о новых коллегах, о том, как они поначалу приняли ее в штыки и не воспринимали всерьез, только вот поставить их на место ей не составило особого труда, и скоро следователь Михайлова воспринималась уже как опытный и знающий свое дело сотрудник. Много о чем рассказывала, а Леша охотно слушал, комментировал и смеялся вместе с ней над казусами.       Сам же он не касался лишь одной темы в разговоре — возвращения Лены и самого Жарова тоже упускал из внимания. Говорил о Хрулеве, о Садовских — о забывчивости и несобранности Кеши, легкомысленности Жанны. Рассказывал про Никиту, про Олю. Про то, как Никита долго боялся подойти к одной девочке и что в данный момент времени они в кино. Рассказывал о нелепых заявлениях и, наоборот, запутанных делах. Говорили оба и чувствовали, что тонут в этих рассказах.       Вася уже не думала о Максе, не думала о том, что будет завтра. Завтра будет завтра, а за ним день, а за ним еще один, а там, глядишь, все и наладится, все изменится. Нужно только верить в лучшее и теперь верить в лучшее было проще: она была уверена, что у нее есть настоящий друг, готовый прийти на помощь. Он сейчас мок под этим теплым летним дождем вместо того, чтоб веселиться в ресторане на свадьбе друга. Но, Василиса видела, особой радости эта свадьба и в нем не вызывала. Оля сейчас, как узнала Михайлова, у матери в другом городе, вернуться не смогла.       Казалось, солнце вышло из-за туч и окутало Василису своим теплом, хоть редкие капли все еще падали с неба. Только вот казалось ей, что о чем-то Лешка молчит, что-то он недоговаривает, и это что-то напрямую связано с Жаровым, а может, и с этой свадьбой вообще. Спрашивать не стала. Вообще не говорила больше о Максе. Решил жениться — пусть женится.       Посмотрела на часы и обнаружила, что самолет у нее через несколько часов. Время пролетело слишком незаметно, но теперь она была более уверена, что все наладится, будет так, как надо, пусть и наоборот. И за это спасибо только Лешке…       — У меня самолет… — остановившись и принявшись снимать пиджак, все еще болтавшийся на ее плечах, проговорила Вася.       — Когда в следующий раз прилетишь? — принимая пиджак, спросил Самойлов.       Вася глубоко вздохнула, огляделась по сторонам, немного помявшись, сказала: «Когда уйдут дожди…», — пошла вперед, не оглядываясь, но все еще ощущая поддержку Леши и повторяя в памяти его слова.