Бабочка в кулаке

Почему бы тебе не научиться танцевать вместо того, чтобы искать себе новых друзей? Разве ты не знаешь, что всех друзей уже взяли? Боб Дилан. "Тарантул"

— Лось, давай потом, — устало отмахнулся Ральф, когда они встретились на лестнице между вторым и третьим этажом. — Хочу в душ и спать. Поход по сравнению с прошлогодним прошел на редкость паршиво. Ежедневно поливала гнусная затяжная морось, из-за которой они не могли ни позагорать, ни сходить в горы. Местные группировки, и в прошлые разы не отличавшиеся любовью к туристам, от плохой погоды вконец сорвались с цепи, и, в конце концов, дело дошло до драки — если можно было назвать дракой оздоровительный пинок под зад главарю аборигенов. На обратной дороге в город у автобуса дважды спускало колесо. Третьего раза Ральф ждать не стал и пошел ловить попутку. Он прошагал мимо Лося, нащупывая в кармане ключи. — Даже не спросишь, что нового? — усмехнулся ему в спину Лось. — Да чем ты меня удивишь. *** Ральф вставил ключ в замочную скважину, но тот, к его недовольству и удивлению, не повернулся; тогда он нажал на крякнувшую ручку и толкнул дверь. Сначала ему в ноздри ударило крепчайшим перегаром. Потом его уставшие от бесконечной дороги и придорожных вонючих забегаловок глаза разглядели совершенно возмутительные изменения. Ральф уезжал в отпуск в каком-то дымном опьянении, но точно помнил, что в этих четырех стенах перед отъездом он все прибрал с больничной дотошностью. Даже вымыл пепельницы. Теперь же по всей комнате валялась чья-то скрученная, мятая одежда и потертые сумки с наполовину вывалившимися внутренностями, раскрывшие широкие пасти. По полу живописно разметались плакаты и газеты, в большой липкой луже соседствовали бутылки, полная окурков пепельница и грязные кроссовки. Сбоку от его собственной узкой тахты был расстелен спальник. На спальнике растянулся лицом вниз патлатый тощий подросток в джинсах и с татуированными конечностями. В горле запершило — то ли от алкогольных испарений, то ли от гнева. — Подъем, — рявкнул Ральф громче, чем собирался. Тело на мешке даже не дернулось. Ральф пересек комнату, брезгливо обходя чужие вещи, и наклонился над спальником. Резко сжал пальцы на костлявом плече и рванул вверх и на себя. Патлатое существо с протяжным страдальческим стоном открыло дегтярно-черные, в коротких слипшихся ресницах глаза. — Ты кто? — басом прохрипело оно, машинально дергая плечом. — Не помню твоего лица, — Ральф старался не орать, хотя и очень хотелось. — Вам Лося мало? Как дверь открыли? Отвечать. Хилый взломщик по-идиотски приоткрыл рот — там что-то блеснуло, очередной металлолом на радость Паукам. Глаза его забегали, как у шизика. Он оставил попытки вырваться из крепкой хватки Ральфа и просипел: — При чем тут Лось... А! А ты не… — Из какой ты группы? — сквозь зубы спросил Ральф. — Ебанулся? — отчетливо перебил парень и скривился. — Я воспитатель. Доброе утро. Ральф хмыкнул, выпрямился и, перехватив засранца пониже локтя, заставил его встать. — И что, воспитал уже кого-нибудь? — Да я тебя... воспитаю, ты кто такой агрессивный? Руки убрал! Краем сознания Ральф отметил, что размеры недовольного тела были явно великоваты для двенадцатилеток нынешнего набора. Кто-то из пустоголовых родителей решил устроить свою личную жизнь и не придумал ничего лучше, чем сплавить ненужного больного подростка в — теперь уже — скандальный (перехватило где-то в желудке, ужин из одних только сигарет виноват) интернат? — Пошел отсюда, — Ральф толкнул вялое сонное тело по направлению к выходу. Тело озадаченно и зло напружинилось, и Ральф приготовился снова придать ему ускорение, но его собеседник точно замер: — Ты глухой? — спросил он. — Я вос-пи-та-тель, новый, ты меня слышишь, горная вершина? Ральф слышал только, как закипает под черепной коробкой его собственный мозг. Чувствовал только волны перегара и сладковатую вонь травки. — Да мне плевать, кто ты, — устало бросил он. — Выметайся из моей спальни. Парень пошевелил бровями и вдруг выкатился в коридор со стремительностью, которой могли бы позавидовать некоторые из младших ходячих, убегавших от заслуженной оплеухи с места преступления. Ральф плюхнулся на тахту, отозвавшуюся радостным скрипом древних пружин, и вытащил из кармана пачку сигарет. Он успел открыть окно, чтобы выветрился плотный дух чужого праздника, когда дверь его несчастной комнаты распахнулась, и на пороге в позе трагикомического актера вновь возник немытый «воспитатель». Рядом с ним стоял Лось. В его синих глазах поблескивало что-то вроде насмешки. — Познакомились? — серьезно поинтересовался он. Ральф не ответил. — Ну, раз нет... Ральф, это твой сосед, наш новый коллега. Зовут его здесь Щепкой. Щепка, а это Ральф. Иногда он бывает Черным Ральфом. Щепка катал в пересохших губах зубочистку. Ральф бросил на него взгляд и тут же почувствовал, будто его усталость увеличилась вдвое и придавила его к земле. Он через силу выпрямился и проговорил старательно ровно, глядя на голубоватые узоры на обоях над правым плечом Лося: — Можно тебя на пару слов?.. *** Лось терпеливо объяснял ему что-то. Что «воспитатель» Щепка въехал три дня назад; что в комнате, которую хотели отдать ему, случился небольшой потоп из-за прорвавшихся труб; что в других воспитательских спальнях слишком мало места для двоих — конечно, кроме кабинета самого Лося, но Щепка отчего-то отказался жить на втором этаже. Что у Щепки есть некие проблемы, о которых Лось не пожелал распространяться, и из-за этих проблем никто не сделал замечаний новенькому, когда тот явился из Наружности с рюкзаком, полным бутылок. Что Щепка, на самом деле, отличный парень, исполнительный, веселый, богатый духовно — просто бывает вот так, что катаклизм в комнате и катаклизм в жизни случаются в один момент времени. А дети приняли его ровно. Как никого и никогда раньше не принимали. — Плевать, — рыкнул все еще злой Ральф. — Скоро ему дадут комнату? Лось посмотрел на него спокойно и немного, казалось, разочарованно: — Думаю, через пару недель. *** Щепка скатал свой спальник и уселся на него. С хиппи у Ральфа никогда ничего не было, даже до армии, даже по пьяни — брезговал. Замызганный спальник Щепки олицетворял собой все… все. Щепка успел стянуть заляпанную футболку и напялил женскую хиппарскую рубаху. Во рту у него опять была зубочистка. Он показал вошедшему Ральфу зубы, видимо, полагая, что так между ними скорее завяжутся легкие непринужденные отношения. На нос его плотно сели очки с толстыми стеклами. — Лось тебя отчитал? — спросил он с интересом. — Пятнадцать минут, — сказал Ральф. — Что?.. — Я вернусь из душа через пятнадцать минут. Когда я вернусь, я хочу увидеть здесь порядок. «И, желательно, не увидеть тебя». Ральф с трудом, но проглотил это пожелание, кисло припомнив светлый, будто присыпанный пеплом взгляд Лося. Щепка разглядывал стены. Когда Ральф выбрался из ванной, его встретила лишь чуть более чистая комната и босой Щепка, спавший на его тахте сном младенца. Очки так и сидели на его длинном носу. *** Ральф не был тем, кто в приступе собственничества готов очертить каждый предмет на личной территории и придумать систему наказания за нарушение этих границ. Но и не собирался терпеть беспорядок, стиснув зубы и смутно надеясь на чудо ускорившегося ремонта в будущей комнате Щепки. К тому же, Щепка был не совсем безнадежен. Хоть за словом в карман он и не лез, и пререкаться с Ральфом мог до бесконечности, но уборку их совместной территории освоил и со временем стал делать это почти без напоминаний. Даже завел собственную пепельницу — мятую консервную банку. Ему оказалось столько же лет, сколько Ральфу. За его плечами даже был приличный вуз — и несколько лет жизни в хипповской коммуне. Курить в комнате травку после краткого, но содержательного разговора с Ральфом он перестал, нашел для этого другое место. Ральф ожидал, что новый «коллега» сразу притащит магнитофон и начнет сутки напролет крутить музыку, популярную у тех, кто призывает трахаться, а не воевать, но музыку Щепка не слушал вообще — ни плохую, ни хорошую; даже радио не включал. В город по барам и клубам тоже не ходил — уезжал на выходные в свою коммуну на безбожно раннем автобусе, собрав вещи вечером накануне, а вместе с ним туда уезжала вся его недельная зарплата. Неизвестно, трахался он там или воевал, но по возвращении вид он имел потрепанный. Душем Ральфа Щепка не пользовался, предпочитая мыться в душевой при спортзале: он не выносил холодной воды, а с теплой на третьем этаже постоянно были перебои. В особо хорошие дни Ральф даже мог забыть о том, что с ним в комнате живет кто-то еще. Его раздражали только взвинченность и суетливость Щепки, которые Ральф прозвал ядовитым шилом в заднице, а еще — его плавающий, расфокусированный взгляд, из-за которого казалось, что при разговоре Щепка Ральфа абсолютно не слушает. *** Подход к подопечным у Щепки выработался довольно странный. Он быстро выучил клички воспитанников, но не спешил обращаться к ним так. При этом он не называл и имена из личных дел, вполне обходясь междометиями. Довольно быстро он приобрел известность как воспитатель из Диких Земель, потому что любил схватить кого-нибудь за руку и начать орать в ухо. — Похоже, в первый день я нанес тебе непоправимую психологическую травму, — подначил его Ральф однажды. — Что ты об этом знаешь, — моргнул серьезно Щепка, и Ральф в который уж раз ощутил под языком кислый привкус досады, что теперь часто случалось с ним, когда их словесные мосты, не выдержав нагрузки, рушились. Щепка обладал удивительным свойством находить почти любого из этих, где бы они ни были. Он словно слышал их шаги, и из-за этого иногда казался Ральфу похожим на худющего охотничьего пса со стекляшками в глазницах. Щепка явно был без ума от коридоров дома, его тупиков, ступеней, и, пробыв здесь всего несколько месяцев, начал ориентироваться в них лучше любого из тупоголовых Старших. Впрочем, хваленая хипповская любовь к окружающему миру прожила недолго. В середине октября, в один из хмурых предгрозовых дней, спор между двумя комнатами старших вылился в многорукую и относительно многоногую громкую драку. Щепке пришлось их разнимать вместе с Лосем и Ральфом, хоть он и был надсмотрщиком у малышни. Досталось ему с непривычки изрядно, но Ральф был слишком занят, растаскивая оголтелых сопляков, и разглядеть толком ничего не успел. Один тринадцатилетка, замшево-смуглый, длинноногий и кучерявый пацан с широко поставленными разбойничьими глазами, получивший кличку "Череп" за свой талисман, еще долго сидел в отдалении, трясясь от смеха. Уставший Ральф было взвился, услышав, как тот непрерывно и монотонно повторял “наша очередь, наша очередь, наша очередь", но Лось велел ему не вмешиваться. Он сам опустился на колени перед ребенком (у этого «ребенка» Ральф лично отобрал неплохой охотничий нож каких-то полчаса назад), и начал говорить ему что-то тихим голосом, отбивая по своему колену успокаивающий ритм. Это продолжалось до тех пор, пока Череп не выдохнул и не заткнулся. На взгляд Ральфа, пощечины были бы эффективнее. Остальных они растолкали по спальням. Ральф отнес конфискованные ножи и бритву Старику. При мысли о вечернем отчете ужасно захотелось напиться. *** — Шил сегодня твоего соседа, — Ян разлил коньяк и придвинул рюмку Ральфу. Ральф выпил и прикрыл глаза. Вечер не удался. — Семь швов. Еще чуть-чуть — и палец бы отхватили. Милое совпадение, не находишь? — Ян опрокинул свою рюмку и довольно крякнул. Ральф пошевелил обрубком мизинца. — Не думал, что он вернется сюда, однако, — Ян повздыхал и снова наполнил старомодные рюмки, — Лось, значит, уговорил. — Вернется? Он что, уже здесь работал? — Жил, — Янус не спеша протер очки, явно наслаждаясь реакцией Ральфа. Его руки были расцарапаны — видно, не все пациенты были сегодня благодарны за исцеление, а Ральф лично оттащил в медпункт как минимум троих. — За три выпуска до... того, что мы имеем. — Это многое объясняет, — Ральф откинулся в кресле и позволил себе улыбнуться. Вышло, видимо, криво, судя по довольной роже Яна. — Что у него? — Врачебная тайна, — вредный старик с усмешкой развел руками. — Но я не понимаю, почему Лось не рассказал тебе о нем. — Может уже не рассказывать. Подход к этим он нашел. Неудивительно. Знаешь, его даже не пытались, как обычно… — Клей в обувь? Головой в унитаз? — скрипуче захохотал Ян и опять потянулся к бутылке. — Брось! Наверняка они давно все проделали, причем дважды — у старших ведь нынче целых два идейных лидера. Просто он тебе не говорит. — Ну, вариантов много. Хотя, с его габаритами Череп его и в одиночку мог бы... в унитаз. Меня, например, в свое время им не удалось зарезать — попытались отравить. Ты тогда спас мою задницу, но это не дает тебе права так гордиться. — И все же я немного погоржусь, — Ян блеснул на Ральфа очками-половинками. — Да и ты можешь гордиться. Ни за что бы не поверил, что человек под такой дозой… нда, сможет на своих двоих пройти три лестничных пролета, целый переход и постучаться ко мне. Постучаться, Ральф! Ральф молча салютовал ему рюмкой, чувствуя, как стучит в затылке недельный недосып. Часом позже он обнаружил себя в своем кабинете, почему-то голым по пояс, громко спорящим с Щепкой, трезвым, злым и обклеенным пластырем. Тот был прилично одет: не в конопляный балахон с побрякушками, и не в любимую жилетку — генетическую мечту коренного американца, а в чистую белую майку. Ян вряд ли так расщедрился бы, так что майка, очевидно, была из гардероба Ральфа. — Всегда думал, что хиппи любят музыку. — Всегда думал, что после горячих точек не допускают к детям, ты же на всю башку… Выключи, мне не нравится, — новый минималистичный Щепка поморщился. Ральф вдруг понял, что из проигрывателя отчего-то выплескивалось танго, хотя вокруг были разбросаны пластинки Aerosmith. — А какая нравится? — Ни-ка-ка-я! Понял, потрошитель? Я не слушаю!.. — Как ты можешь утверждать, что тебе не нравится музыка, если ты вообще ничего не слушал?! — Так же, как и ты, если ни разу с женщиной, можешь утверждать, что не нра… Ральф встал и подошел к двери кабинета. С первой попытки закрыл ее на ключ. — Что, трахаться будем? — разочарованно хмыкнул Щепка, и на всякий случай снял очки, но сразу передумал и водрузил обратно. Пострадавшую руку он спрятал за спину. — Нет, танго танцевать. Забинтованную конечность Ральф устроил у себя на предплечье — может быть, не слишком аккуратно, так как Щепкина ругань на мгновение взвилась над аргентинскими ритмами. Вторую обхватил пальцами как было — сжатую в кулак. Со всеми блядскими бабочками из Щепкиных притчей. Танцевать тот явно не умел, но позволял себя вести и от ужаса даже почти не сбивался, только хрипнул, когда Ральф опрокинул его в слишком глубокий прогиб. Обещание из первого дня знакомства — вымыть пол Щепкой — сбывалось слишком поздно, настолько, что уже, наверное, не засчитывалось. Наконец он крутанул Щепку и прижал спиной к груди. — Однажды и тобой так же повертят, хотел бы я дожить… — задышал Щепка, пытаясь расцепить их пальцы. Ральф сунулся к его уху, промахнулся и сказал в нехорошую свежую царапину на шее: — Тогда увольняйся.