Психолог Ким Намджун

Юнги: Когда мне было двенадцать, я пришел к выводу, что мои родители были против меня. Я никогда не был проблемным ребенком, но родители считали меня таковым. Мне приходилось быть дома к пяти вечера, что ограничивало мое «игровое время». Видеоигры и другие обычные игрушки, в которые играют все дети, живущие в любящих семьях, мне не покупали. Замес этого меня заставляли читать книги, по которым я должен был писать сочинение, дабы доказать, что я все-таки их прочел. Все эти и другие правила, раздражали меня как ребенка, но это не было тем, что огорчало меня больше всего. По-настоящему мне причиняло боль: отсутствие сострадания со стороны родителей. Моя мать была жестокой женщиной и заставляла чувствовать себя виноватым за все ошибки и оплошности которые я совершал. Отец же знал только одну эмоцию — ярость. Он заговаривал со мной только тогда, когда кричал на меня за плохие оценки или бил за непослушание. Это могло продолжаться и дальше, что несомненно бы оставило след на моем мировозрении, но я не мог больше скрывать это все в своей душе. Школьный психолог — всегда доступный человек на школьной территории. Я никогда не видел детей, которые бы обращались к нему за помощью. Всегда, когда я проходил мимо его окошка, он находился в одиночестве и перебирал какие-то бумаги. Наверное, это из-за того, что большинство детей боялись говорить о своих проблемах со взрослыми, так же как и я. Но мой страх поговорить об этом был перебит страхом всегда остаться отбросом родителей, поэтому я все-таки подумал над идеей обратиться к психологу. К психологу по имени Ким Намджун, но все обращались к нему как доктор Нам. Итак, мне потребовалась неделя, чтобы собраться с мыслями и подойти к двери психолога. Постучавшись в нее, через окошко я заметил ободряющую улыбку и кивок, разрешающий войти. Я вошел. Он поприветствовал меня, представился и спросил мое имя. Доктор Нам имел очень мягкий голос, и я чувствовал, как он просто излучает доброту. Меньше чем через полчаса я болтал о том, какие мои родители злые, и как они ни капли обо мне не заботились. Некоторое время спустя, мой голос задрожал, и я замолчал. Психолог терпеливо слушал мои «разглагольствования» со сложенными руками и периодически кивал головой. Я ожидал, что он начнет говорить о том, что все, о чем я ему говорил, было неправдой и мои родители меня очень любят, бла-бла-бла. Но все было иначе. Доктор Нам наклонился ко мне и с ухмылкой сказал: — Знаешь, а ведь я лучший психолог в этом мире. Я обещаю помочь тебе. Я закатил глаза, аля «И как же вы собираетесь это делать?» на что он продолжил: — У меня есть свои способы! — теперь он сидел ровно. — Я человек слова. Обещаю, что в течении месяца твои отношения с родителями изменятся в лучшую сторону. Навсегда. Он помолчал минуту, а затем добавил: — Хотя, ты должен дать мне обещание. Ты должен обещать мне, что придешь в этот кабинет завтра после школы и, что никому не расскажешь о нашем сегодняшнем разговоре. Это будет наш маленький секрет. Я пообещал. На следующий день около четырех часов дня я зашел к нему в кабинет. После теплого приветствия он встал и закрыл жалюзи на небольшом окошке, со словами: — Вот так, теперь у нас есть необходимая уединенность. Мы начали разговаривать о моих увлечениях и любимых вещах, о моих любимых предметах в школе, нелюбимых учителях, и тому подобное. После часа обсуждений, доктор Нам предложил мне напиток. Я с радостью согласился, учитывая, что мои родители никогда не разрешали мне пить газировку. Доктор Нам потянулся к своему мини-холодильнику, и немного поерзал перед тем, как поставить две банки газировки на стол. Позже, мы продолжили обсуждать что происходило в моей жизни, до того как я потерял сознание от каких-то наркотиков, которые доктор Нам подсыпал мне в напиток. После пробуждения, мне потребовалась минута или две, чтобы сфокусировать размытую картинку… И когда у меня получилось, я был ошарашен… Я был закован наручниками к кровати и мой рот был заклеен клейкой лентой. Я тут же начал паниковать, извиваться и дергать наручники, но скоро сдался. Мои глаза расширились от неверия после того, как я осмотрел комнату. Постеры супергероев были развешаны по всем стенам и фотографии знаменитых спортсменов лежали на полках. В середине комнаты стоял старый телевизор, приставка Super Nintendo и множество разных картриджей, стоящих стопкой рядом. Я не знал что и подумать. Я здесь, в комнате с вещами, за которые многие дети готовы умереть. Я бы наверняка разрыдался от счастья, если бы не был прикован к изголовью кровати. У меня еще раз засосало под ложечкой, когда дверь открылась и доктор Нам вошел внутрь, присев на край кровати. — Итак, слушай, — сказал он, — Помни, что я здесь, чтобы помочь тебе, и я бы никогда не сделал тебе больно, хорошо? Доктор Нам аккуратно убрал изоленту с моего рта и отцепил меня от кровати. Первое что я хотел сделать — заплакать, но что-то в докторе Наме успокоило меня. Он улыбнулся. — Ты побудешь здесь некоторое время, — продолжил он, — и пока ты будешь здесь, тебе разрешено играть с любыми игрушками в этой комнате, пока я дома. Но когда я уйду, мне придется приковать одну твою руку к кровати. Ты все еще можешь смотреть телевизор, но я хочу чтобы ты смотрел только новостные каналы, пока меня нет. Я сидел в тишине, все еще пытаясь понять то, что он мне сказал. — Итак! — доктор Нам вскрикнул, хлопнув меня по коленке, — Иди, развлекайся. Я вернусь, когда настанет время ужинать. Он встал с кровати, прошел через комнату и ткнул кнопку включения телевизора, после чего закрыл за собой дверь на замок. Несколько минут прошли перед тем как до меня дошло, что доктор Нам не шутил. Все что оставалось мне, это включить приставку и играть до самых сумерек. Около семи вечера школьный психолог вернулся в комнату, держа две тарелки с картофельным пюре и кусочками курицы. Я наконец-то собрался с духом и спросил, как долго я буду тут находиться. — Ну, около месяца, — ответил он, — плюс минус несколько недель. У меня есть дела, которые надо сделать. На следующее утро он меня разбудил, похлопывая по голове. — Эй приятель, тебе не надо вставать прямо сейчас, если ты не хочешь, но мне нужно нацепить это снова, — прошептал он, защелкивая холодные металлические наручники на мое запястье. Я взглянул на него. На нем были надеты рубашка и широкие брюки, на его плече висело пальто и рядом с ним стоял чемодан. Он выглядел так же, как я всегда его видел в школе. Перед тем как уйти, он положил пульт от телевизора рядом со мной и сказал мне включить его и смотреть новости. Первую вещь, которую я увидел на экране, была часть «срочные новости». Важно выглядящий офицер полиции, стоял напротив подиума, окруженный людьми с микрофонами. Видимо, я начал смотреть его речь с середины. «На момент сегодняшнего утра, поисковая группа была запущена в Корее. Есть несколько следователей, идентифицирующих потенциальных похитителей, но на данный момент улик не много. Преподаватели утверждают, что мальчика в последний раз видели около четырех или пяти вечера в…» Я почувствовал тошноту, когда моя фотография появилась на экране. Это было прошлогоднее фото из ежегодника. Над моей фотографией были меняющиеся надписи: МЫ НАЧИНАЕМ ПОИСК РЕБЕНКА и ЛИЧНОСТЬ ПОХИТИТЕЛЯ НЕ УСТАНОВЛЕНА и ПОТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПОБЕГ. Прямой репортаж продолжился и я увидел две фигуры, в которых узнал своих папу и маму, поднимающихся к подиуму. У обоих были красные глаза. Слезы лились из глаз моей матери, когда она взяла микрофон. Я никогда не видел столько эмоций, идущих от матери, до этого. Она рыдала в прямом эфире, заикаясь на предложениях «пожалуйста, верните мне моего ребенка» и «Прости меня» и «пожалуйста, возвращайся домой». Когда мой отец взял микрофон, я рассчитывал, что он будет холодным, как камень, но и у него были слезы на глазах. Он умолял мир вернуть его сына домой в безопасности и просил меня о прощении. «Я знаю, что не был лучшим отцом, но черт побери я хотел, чтобы я был им. Пожалуйста, верните моего мальчика нам». Я выключил телевизор несколько секунд спустя. Мои эмоции были смешанными, ведь я никогда не видел отца плачущим. Я почувствовал себя несчастным, что мои родители были вынуждены пройти через такое, но в то же время я почувствовал облегчение. Теперь я знаю как сильно мои папа и мама любят меня. Доктор Нам заботился обо мне в течении почти четырех недель. Он оставлял меня утром пристегнутым у кровати, но возвращался после полудня чтобы вместе разделить обед, разговор и игру. Я никогда бы не догадался, что доктор Нам так хорош в Монополии и Эрудите. Но в одно утро, когда он разбудил меня перед тем, как уйти домой, я заметил напряженный взгляд на его лице. Я также осознал, что он поднял меня на три часа раньше того времени, в которое он обычно меня будил. — Тебе нужно посмотреть сегодняшние новости. Без исключений. Я хочу, чтобы ты смотрел телевизор весь день и внимательно смотрел, — сказал он мрачно. Около двух часов позже, строка «срочные новости» оборвала рекламу зубной пасты, которую я смотрел. «НАЙДЕНЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОСТАНКИ» Двое жестко выглядящих мужчины в костюмах стояли рядом друг с другом и начали говорить: «Этим утром мы с прискорбием сообщаем столь ужасные новости по делу о пропавшем ребенке, фигурировавшем в этом месяце.» Один из мужчин наклонил голову вниз, пока другой прошелестел бумагами. Он продолжил: «Останки тела были найдены в мусорном мешке на обочине шоссе, ведущему к эстакаде. Тело является останками ребенка. Также, тело было обезглавлено и сожжено до тла и костей.» Экран переместился к виду с вертолета на шоссе, где десятки машин скопились около низа эстакады. Голос мужчины все еще был слышен: «Внутри сумки, полиция нашла карточку ученика средней школы.» Экран показал школьную карточку, которую я всегда носил в моем рюкзаке. Пластик немного обгорел и расплавился по краям, но моя фотография и имя были различимы. После того, как двое мужчин удалились, камеру перевели на моих родителей. Они сидели среди журналистов; лицо моей матери выражало гримасу боли и мой отец опустил лицо к коленям. Я выключил телевизор. Доктор Нам пришел очень поздно. Он быстро вбежал в комнату, освободил меня от наручников и вложил стакан с шипящей водой в мою руку. Он положил руки мне на плечи и улыбнулся. — Я выполнил обещание, не так ли? Я кивнул, сдерживая слезы. — Ты должен дать мне еще одно обещание, — прошептал он. Он сказал мне, чтобы я выпил всю воду в стакане — оно помогло бы мне заснуть — и с этого момента, я не должен говорить никому о том, что я когда-либо встречал его. Я пообещал. — Я говорил тебе, что я самый лучший в мире школьный психолог, не так ли? И он был прав. Позже я проснулся и обнаружил себя лежащим посреди парка, глядя на блестящие на небе звезды. Я узнал парк — он был недалеко от моей школы. Пройдя около мили по дороге, я увидел свой дом. Свет не горел внутри, но я мог видеть своего отца, сидящего на ступенях. Я нерешительно окрикнул его. Он медленно поднял свою голову, но когда увидел меня, вскочил на ноги и побежал ко мне с раскрытыми объятиями, выкрикивая мое имя. Мама выбежала из дома позади него. Доктор Нам был прав. Дела поменялись в лучшую сторону. Мои родители чаще улыбаются и заботятся обо мне. Я не мог просить большего. Время от времени, я вижу его в здании школы. Мы редко видим друг друга, не говоря уже о разговоре, но иногда он подмигивает мне и улыбается. Я всегда держу свое обещание и притворяюсь, что никогда не видел его. Но в моей голове всегда будет витать один вопрос: кого наш школьный психолог Ким Намджун обезглавил и выбросил около шоссе?