Сonfession

Намджун сидел на прохладном полу, скрестив ноги. Он виновато поглядывал на хёна, что в очередной раз чинил в его комнате дверную ручку. Вроде и общежитие новенькое, роскошное и вообще о таком раньше они и мечтать не смели, и денег хватает с избытком, да вот проблемы всё те же — Намджун оправдывает свое прозвище монстра-крушителя и продолжает совершенно случайно что-то ломать. Пошевелив пальцами на босых ногах, Джун закусил губу, рассматривая как мелкий и худющий хён, скрутившись в три погибели, сидит в неудобной позе и пытается всё исправить. Намджун бы и сам подобным занимался, да вот его попытки починить пару раз заканчивались почти что плачевно для мимо проходящих. То молоток случайно выскользнул из руки, когда Ким полку на место прибивал, и едва не попал в бедного Хосока, что от испуга едва не стал оперным певцом. То отверткой едва не попал в глаз рядом сидящего Джина, который принял это на свой счет и дулся несколько дней. Так, чисто для приличия, как и подобает розовой принцессе. Зато сам лидер не знал куда себя деть, и напоминал рассеянного всеми брошенного и побитого щеночка, что смотрит на каждого преданно-преданно и едва не скулит, прося его погладить и вообще просто любить. Тэхён тогда так умилялся, что совсем позабыл о старшинстве и гладил Намджуна по головке, аки питомца, тискал за щечки и воровал у Джина вкусности, чтобы угостить их личного неловкого лидера. И не был ни разу пойман, что совсем неудивительно. — Жизнь-дерьмо, — бурчит Ким устало, нервно тарабаня пальцами по своему колену. Он обращается даже больше к себе, нежели хёну, который обычно отвечает редко и говорит крайне мало, если только не ворчит. Но, если он недоволен, то может бухтеть, аки старик, часа два, вычитывая младших и рассказывая в подробностях, что он с ними сделает и где закопает, если те снова начудят. Юнги устало вздыхает и, повернувшись к младшему, опирается на дверь и блаженно вытягивает затекшие ноги-спички вперед. — Согласен, — кивает блондин, криво улыбаясь. — Но, Намджун-а, — тянет он почти что ласково, или Намджуну просто мерещится, от чего дыхание перехватывает, — раньше было в разы хуже. Намджун не знает, что сказать и ответить, язык прилип к небу и упрямо не желал слушаться, поэтому просто кивает и смущенно опускает взгляд. Потому что черные небольшие глаза хёна словно в душу смотрят, видят насквозь и знают обо всех темных уголках души. И ни в чем не винят, не упрекают, только поблескивают понимающе. — Вспомни, как мы были вынуждены продираться к своей мечте сквозь насмешки, запреты родителей, неодобрение родственников, — слегка шепелява, продолжил Мин, заставляя Намджуна вновь шокировано на него уставиться. Сам же хён смотрел куда-то в потолок пустым и остекленевшим взглядом. — Вспомни, как у нас не было никакой поддержки, как общество пыталось нас раз за разом сломать, чтобы мы были послушными и серыми, как и все остальные, — кривит губы и ехидно фыркает, продолжает свой монолог, прикрыв глаза, словно полностью погрузившись далеко не в самые радужные воспоминания. И Намджун понимал, что хён больше говорил про себя. И то, что он решил вновь показать ему израненную душу, что грубо заштопана и вся в шрамах — было неожиданностью. Но приятной. Потому что Намджуну нравилось то, что хён — вечно молчаливый и угрюмый, хён, которым он тайно восхищается, делится с ним сокровенным. — Мои друзья с младшей школы вместо поддержки смеялись надо мной, родители и вовсе категорически пытались мне препятствовать, и только брат выслушивал мои попытки читать рэп и иногда даже хвалил меня. Но на этом вся его поддержка в те временами и заканчивалась — перед родителями он никогда за меня не заступался… Намджун догадывался о причине такого поведения. Совсем недавно хейтеры развели настоящий срач о том, что Шуга грубая скотина, не умеющая чувствовать, но с огромным эго. И как бы хён не пытался казаться равнодушным, его это явно задело. Он ведь такой не просто так, не от жизни хорошей, но об это мало кто задумывается. К сожалению. Но перебивать или вставлять хоть что-то не собирался, просто ловил каждое слово и надеялся, что хоть так сможет помочь старшему, который выглядел измученным и истощенным, как морально, так и физически. — Во время андеграунда, имея возможность писать песни, я был счастлив, но уже тогда понимал, что просто так деньги на этом заработать нельзя. Делать выбор между едой и поездкой на метро домой казалось мне жалким. Я сам себе таковым казался, — он согнул ноги и положил на колени подбородок, напоминая маленького мальчика, который хочет спрятаться в шкаф и не слышать в свой адрес ничего плохого. У Кима от потухшего взгляда напротив сердце сжималось, и едва ли плакать не хотелось, потому что толком сделать для этого хоть и грубого, но доброго человека он ничего не мог. — Тебя жестоко обманывали, хён, — тихо хрипит, вспоминая, как впервые услышал эту историю и как громко тогда матерился, не понимая, как можно быть столь подлыми существами. — А я был наивным глупцом, что хотел умереть, не видя жизни без музыки, — хён вновь смотрит в душу от чего не мурашки по телу, а иголки под кожу и по венам прямо в сердце. Представить жизнь без хёна он уже не мог никак. Нет-нет, он с ним прошел слишком многое. — А потом я встретил тебя, — сладкая, но такая печальная улыбка и слова, о которых как-то не смел думать, боясь взять на себя слишком многое. — Ты стал мои первым верным другом, что ступил со мной на один путь, не отказался от меня и не сдался, сколько бы дерьма на нас не выливали, — хён говорил слишком искренне и слишком запретное, от чего Намджуну хотелось того крепко-крепко обнять, чтобы аж кости захрустели, и старший ворчать начал, матом куда подальше с телячьими нежностями посылая. — Хён… — младший не знал, что сказать и как показать весь спектр своих различных эмоций, переполняющих его в этот миг как бурлящая лава в неспящем вулкане, который готов вот-вот взорваться. Он помнил, как их друзья, которые раньше называли себя их братьями, стали говорить гадости и распространять слухи, писать рэп, унижающий их. Он помнил ту обжигающую обиду и стальное предательство, что остались глубокими ранами где-то внутри. Он помнил, как ему самому казалось, что они свернули со своего истинного пути, решив стать айдолами. Но они приняли это решение вместе. И сейчас, сидя в роскошных апартаментах, имея на счету миллионы, и еще больше фанатов, понимал, что поступили правильно. Хотя и ступали в неизвестность, полную терний, падали в поту на пол измученные тренировками, слышали насмешки от старых знакомых, не имели поддержки родных, да и вообще никого, кроме друг друга, но — они делали все вместе. Голодали, ругались, плакали, тренировались, ссорились, выли, писали песни и верили в свои собственные силы. Теперь у них было всё и даже больше, и самое главное — они могли писать песни, зная, что их услышит весь мир. — Я рад, что встретил тебя, Намджун-а, — тихо-тихо говорит хён, пряча глаза за длинной челкой. Но на губах слабая улыбка, согревающая получше всякого чая или какао. — Благодаря тебе я выбрался из того болота, в котором едва не сдох. И, не говоря больше ничего, явно смутившись воцарившейся между ними атмосфере, резко встал и рванул из комнаты. Намджун подскочил за ними и прямо в коридоре сделал то, что хотел — обнял до хруста костей. — Я тебя тоже люблю, хён, — широко улыбаясь, показывая свои очаровательные ямочки, заурчал Намджун. Да, он любил этого тощего мелкого хёна, который и для него стал не просто примером, но и спасительным кругом под именем — настоящий друг. Мин тут же стал фыркать и брыкаться, ворча что-то о том, что фансервис устраивать надо только перед фанатами, дома подобного позора он терпеть не должен. Но не успел вырваться, как тут же повылезали младшие. Они словно поджидали подобное и налетели, как саранча, устроив групповые обнимашки, радостно хохоча, игнорируя брюзжащего дедулю всея БТС в центре общей кучи. Да и ворчал он тихо, и с улыбкой на губах, стереть которую у него никак не получалось. Потому что был счастлив, но и жутко смущен. На душе у каждого было легко и спокойно, ведь знали, что они есть друг у друга, и никто из них не предаст, не сбежит и не сломается — они подобного не позволят. Да, у них впереди еще много испытаний, но они пройдут это вместе, и справятся, достигнув расцвета.