I can give you some comfort

За окном угрожающе стемнело несколько часов назад, но Папайрус смиренно сидел на диване, готовый сорваться на любой шум. Наконец-то входная дверь распахнулась, мощно и не в первый раз ударяясь ручкой о потрескавшуюся стену, и в дом влетел разъяренный ураган в виде сильно потрепанного Санса и, заваливаясь на правую сторону, стал медленно и целеустремленно следовать на кухню, совершенно не обращая внимания на окружение. Папайрус резко встрепенулся и тут же замер: он не знал, что ему стоит делать или говорить, поэтому решил проявить благоразумие и немного выждать. Нужно было для начала оценить обстановку. Санс, несомненно, был сильно ранен, причем ранен куда-то близь позвоночника и ребер, а судя по обессиленной, но все еще упрямой походке - ранен довольно давно. Ссадины на костях и пятна крови на форме были привычными украшениями гвардейца, однако сегодня их концентрация на квадратный метр вызывала глубокую тревогу. Первым здравым решением Папайруса после занятия позиции выжидания было закрыть входную дверь, чтобы любопытные и жадные до легкого уровня глаза не прознали подступающие моменты слабости для одного из королевский стражей. Закрыв дверь на замок, Папайрус обернулся и стал наблюдать, как Санс с болезненным рычанием наклоняется над выдвижным шкафом, упираясь подрагивающей рукой в столешницу, и перелопачивает ящик в поисках аптечки. - Сука, да куда она делась?! – Санс был в истощенной ярости, настоящей агонии загнанного зверя, которая пульсировала в каждой косточке последними проблесками жизненных сил. Это было последнее издыхание, которое отделяло его от неминуемой и уже невозвратной слабости. Папайрус вспомнил, что в последний раз они пользовались аптечкой во время позавчерашней игры. Быстро спустившись в подвал и найдя аптечку в самом дальнем и темном углу, Папайрус взмахнул обратно по лестнице, забежал на кухню и поставил пластиковую коробку на стол перед Сансом. - Какого хуя она там делала?! – не успокаивался Санс и при этом едва держался на ногах. Он все же рухнул на стул и начал яростно дергать пластиковые замки на коробке. Папайрус решил и дальше придерживаться своей тактики выжидания, поэтому просто отошел на шаг назад и продолжил наблюдать. Он очень хотел предложить свою помощь, хотел позаботиться о брате и оказать ему всю возможную поддержку, подставить сильное братское плечо и облегчить ненавистную боль. Однако Санс был взбешен и крайне зол, а потому любое слово, даже рациональное, будет восприниматься в яростные штыки, и уж тем более предложение о помощи, которое априори приравнивается к самой огромной слабости. А слабость в этом мире недопустима. Дрожащей рукой Санс высыпал из банки горсть обезболивающих и проглотил одним махом без какой-либо воды, едва не подавившись от болезненной сухости во рту, которая отдавала привкусом железа и запекшейся крови. Уперевшись локтями в стол и тяжело дыша, Санс подождал некоторое время и все же нашел в себе силы сдернуть броню с груди, оставаясь лишь в плотной черной форме. С уже нескрываемым криком он снял и ее, а потом упал грудью на стол, и Папайрус наконец-то увидел главную причину мучений. Посередине позвоночника, от центра и наискось вправо тянулась глубокая кровавая рана, от которой расходились длинные и жуткие трещины. В позвоночнике рана не была сквозная, но она разломила пару соседних ребер. Папайрус был в немом шоке: в его голове не укладывалось, откуда у брата могла взяться такая серьезная рана и как он вообще выжил. Санс ведь никогда не давал слабины, всегда был бдителен и осторожен. Должно было свершиться самое настоящее чудо, что он позволил атаковать себя в такое место. Пока Папайрус пребывал в оцепенении, которое граничило с закипающим гневом, Санс принялся обрабатывать рану. Он заметно трясущейся рукой стал промывать края раны, постоянно сыпля матами и крепкими ругательствами, потому что антисептик своей целительной болью разъедал остатки сил. Папайрусу едва мог на это смотреть. - Ебаные выродки! Уебки! Мусор! – все эти проклятия перемежались с рыками, криками и болевыми стонами. Видимо, теперь Санс старался держаться в сознании на ненависти к обидчикам. При виде настоящих мучений любимого брата в Папайрусе наравне с тягостной болью закипала праведная злоба и яростное желание наказать всех, кто посмел поднять руку на его брата. Он обязательно выяснит, что произошло. Он обязательно устроит возмездие. Сейчас же ему нужно позаботиться о брате. Он наконец-то решил вмешаться. Однако прямо перед тем, как он хотел подойти и предложить помощь, Санс грозно рыкнул: - Хватит стоять как истукан! Обработай рану со спины! Папайрус ломано дернулся и быстро приблизился, нависая над братом и его кровоточащим ранением. Он взял ткань с раствором из дрожащих пальцев, которые покрылись розовыми разводами, и замер на секунду над ранением, размышляя, как принести своими действиями меньше боли, но после очередного рыка Санса, он все же приступил к обработке, кривясь от постоянных криков при каждом его прикосновении. Санс дергался, страдал и шипел, бездумно сыпля проклятьями уже на Папайруса. Невероятными усилиями, но рану все же удалось обработать и стянуть плотной тряпичной перевязкой. После этого Санс, уже едва осознавая себя от перенесенного, попытался подняться со стула и тут же свалился обратно. Обезболивающие хоть и начали помогать, но сил для движения они совсем не давали. - Стоит позаботиться о других ранах, - спокойно и мягко произнес Папайрус. - Не до них, - рычал Санс, - мне нужно отдохнуть до завтра, а потом покарать выблядков за их гнилую диверсию. Санс все же поднялся на ноги с третьего раза и с горем пополам прошел половину кухни, чувствуя при каждом шаге, как в его позвоночник врывается огненное копье и с болезненным скрежетом проворачивается все сильнее и сильнее. Уже в проеме у Санса против воли подкосились ноги, и он бы рухнул, если бы Папайрус не подхватил его. - Я сам справлюсь, - гаркнул Санс от боли, пытаясь подняться с рук брата. - Угрозы больше нет, милорд. Можно расслабиться, - негромко говорил Папайрус. - Позвольте мне позаботиться о вас. - Мне не нужна забота, - однако, вопреки словам, тело не желало покидать братских объятий. Папайрус понял, что Санс окончательно исчерпал себя и уже не сможет двинуться, поэтому позволил себе пойти наперекор словам. Он осторожно поднял брата на руки, донес до дивана и устроился полулежа вместе с ним, медленно опуская спиной на свою грудь. И прежде чем Санс начал возражать, Папайрус крепко обнял его своими большими и длинными руками в растянутом скатанном свитере. Санс уже просто не смог справиться с напавшей на него слабостью. Папайрус окутал его собой, выдыхая на его уставшее тело заботливое и целебное тепло. Объятия были такими горячими и комфортными, они вызывали доверие, вселяли чувство настоящей защищенности. Санс вмиг потонул во всем этом и прикрыл глаза. Черт возьми, он так сегодня устал. - Все хорошо, Санс, - ласково шептал Папайрус. – Ты со мной. Можешь расслабиться, ничто тебе больше не угрожает, - магическая кость уже несла на себе потертый и местами дырявый, но все еще толстый и теплый плед, который вскоре ласково укрыл Санса, окончательно погружая его в пучину тепла. И Санс действительно расслабился: все его тело обмякло, словно из него вытащили главный поддерживающий стержень. Он задышал ровнее и спокойнее, его голова перестала гудеть, а душа почувствовала себя в безопасности, о которой мечтала с самого утра. Ужасно клонило в сон. Пока Санс смиренно лежал и наслаждался спокойствием, Папайрус воспользовался моментом: он переместил одну руку ближе к ране, а вторую опустил на ребра напротив души. Сконцентрировавшись на лечебной магии, Папайрус осторожно выпустил согревающую энергию, которая спустилась к ране, окутала ее легким оранжевым облаком и начала медленно затягивать все трещины, а магия вокруг души уносила боль по-настоящему и дарила самое настоящее облегчение. Санс не сдержал глубокого, почти благоговейного выдоха, окончательно отдаваясь власти брата и его магии. - Кто это сделал, Санс? – тихо, но уверенно спросил Папайрус, пока Санс не провалился в сон. - Братья-ублюдки из третьего отряда, - слабым голосом ответил Санс, закрывая глаза и склоняя череп набок. - Решили устроить очередной переворот и сместить меня с поста капитана. Гандоны. У них почти получилось, - и попытался добавить в уставший голос немного злобы. – Они поплатятся за то, что замахнулись на меня, Великого и Ужасного… - Несомненно, - подтвердил Папайрус. - Завтра я разотру их жалкие туши в пыль. - Конечно. Только сначала отдохни, - вкрадчиво продолжал рекомендовать Папайрус. - Ты только… не уходи, - Санс едва двинул рукой и попытался схватить бедро брата. – Пожал… - Я буду рядом, - заверил Папайрус. – Отдыхай, я обо всем позабочусь. Санс окончательно разомлел и в считанные секунды провалился в сон. Он выдержал сегодняшнюю борьбу и смог вернуться домой живым. Он выстоял еще один день в этом гнилом болоте, что звалось Королевской стражей. «Уже три недели на посту капитана, да он счастливчик», - так думали все вокруг, и только Папайрус знал, сколько Санс прилагал усилий, чтобы противостоять этому гадюшнику и сделать его хоть чуточку лучше или хотя бы дисциплинированней. После часа лечения Папайрусу все же удалось хотя бы закрыть рану, но не излечить ее полностью. Однако он сделал в разы больше, чем таблетки и перевязки смогли бы за месяц. С остальным Санс должен справиться после надлежащего отдыха. К полуночи или около того, насладившись любимым и защищенным в его собственных руках братом, Папайрус все же отнес Санса в кровать, а затем пошел приводить оставшиеся дела в порядок, на всякий случай окружив дом защитным барьером и оставив на страже парочку бластеров. На следующий день в рядах патруля Сноудина было объявлено, что в лесу найдена пыль и форма двух гвардейцев. Папайрус же весь день, с самого раннего утра, верно прислуживал своему брату и горячо любимому лорду, помогая встать на ноги и набраться новых сил, чтобы дальше нести нелегкий крест самого молодого капитана Королевской гвардии.