Ты сам не ведаешь, что творишь

Мерлин, он просит, сам не понимая о чем. Почему же я ещё думаю? Хоть раз узнаю, как это — быть с ним. Только не смогу ж потом… Не сумею. Сдохну без всего того, что он сейчас готов дать, только бы забыть о крови и хаосе вокруг. И плевать. Кому нужен носитель страшной метки? Никто не вспомнит, мама только. Нет, нельзя сейчас о ней, не рядом с ним. Если ему нужно, если легче станет хоть на мгновение, что угодно отдам. Что ж ты делаешь со мной, Мальчик-который-выжил? Что ж я сам с собой сделал? Почему не одернул себя, впервые почувствовав, как сердце замирает, когда смотрю исподтишка в его сторону? Да потому что всю мою никчемную жизнь, сколько себя помню, оно замирало от Поттера. Что я мог ему дать? Дружба моя ему не нужна была, а после… Ну какая к драклу дружба, если голос срывался, когда он рядом? Если часами пытался придумать оскорбление пострашнее, лишь бы драться полез? Да я сам на стены бросаться был готов без стычек с ним. Когда Уизел или Грейнджер мешали ему кинуться на меня с кулаками, да я никогда никого не ненавидел так, как их тогда. Они лишали меня моих законных минут с Поттером, минут, когда он был только мой. Горячий, взбешённый, такой близкий и… Почти мой… Как меня по ночам выкручивали мысли о нем. Блядь, невозможно, уши себе ладонями затыкал, чтобы голос в голове не слышать: «Иди ко мне, иди же, ну?!» И даже не это было самым страшным. Потом, спустя всего несколько месяцев, с ума сводило совсем безумное, несбыточное «Люблю тебя, Драко». Хотелось уснуть хоть раз, обнимая его, лежащего рядом, чтобы узнать, как это бывает, когда с любимым. И вот сейчас он хочет… Он точно этого хочет? Ведь именно это он и сказал, да? «Поцелуй меня, Малфой, или ударь! Сделай же уже хоть что-то, иначе свихнусь!» Я же не ослышался? После этого меня и вынесло из того старого пустого кабинета, где Поттер спрятался ото всех, чтобы пережить свою грандиозную победу. И сколько я тут уже стою? Минут пять? Кажется, что всю жизнь. Он же там один. Если он сказал _такое_, значит, дело по-настоящему плохо. Ему нужен кто-то рядом. И что это значит? Собери мысли в кучу, Драко, давай, ты же так гордишься умением держать лицо. Ты, Драко Люциус Малфой, столько лет мечтал отдать ему все, так иди и отдай. О том, что дальше в твоей жизни останутся лишь пепел и воспоминания, подумаешь потом. Сними маску мученика, ты же любишь его. Хотя вот это знать ему вовсе необязательно. Он, грёбаный герой, не согласится сделать больно даже сыну Пожирателя. Пожалеет. Не примет. Поэтому вспомни, как ведёт себя Забини со своими подружками, и иди, не трусь. Так просто — взять и повернуть ручку двери. Ещё секунда и пойду. *** «Поттер, если ты не передумал, иди сюда. Только давай без люмоса, тут и так многовато света,» — говорю я, быстро входя в темную комнату, и киваю на окно, через которое падает свет луны, с опозданием понимая, что он меня не видит. Слышу в ответ: «Ударишь или поцелуешь?». Голос близко. значит, стоял почти у двери. Ждал?! Все, на что меня хватает, — «Иди и узнай». Радуюсь, что смог придумать что-то вместо: «Отдам тебе себя, если возьмёшь», которое почти сорвалось с губ. Обещаю себе, что буду держать язык за зубами. Он должен думать, что это всего лишь один раз, и после него мы разойдемся, чтобы никогда не встретиться вновь. Так оно, собственно, и будет. Мой первый и последний раз. После него никого… Я себя знаю… Когда мне на плечо ложится его рука, я не знаю, что делать. Хочется схватить ее и целовать пальцы, ладонь, тонкую вену на запястье, которая просвечивает и сводит меня с ума. Я знаю, видел, когда держал его руки, прижимая к полу во время нашей драки. И это не то, что он ждёт от меня, поэтому не шевелюсь. «У меня просьба». Ясно. Сейчас попросит, чтобы я молчал. Можно подумать, я бы рассказал кому. О таком не рассказывают, Поттер, такое прячут глубоко внутри. Это интимное. Личное. _Сокровенное_. На самом деле, речи про болтающих направо-налево о своих постельных победах слизеринцах — всего лишь пустые выдумки. Ни один из нас не даст врагу такого оружия против себя. «Я буду называть тебя „Драко“, пока мы тут, и ты не вырвешь мне за это язык. Идёт?» «Всего-то?» — отвечаю вслух, сам рассыпаясь внутри на куски от того, как звучит мое имя, произнесённое _им_. Если я только от одного этого готов сдохнуть, мне нужно прекратить все сейчас же. Потому что такими темпами я не дотяну даже до поцелуя. Я боюсь, ужасно боюсь. И именно поэтому целую его первым. Мерлин, у меня бред. Это не может быть правдой, но все так и есть. Держу двумя руками его лицо и прикасаюсь губами к губам. Они мягкие и приоткрытые. Ощущается, как приглашение. Но есть одна штука, которая меня отвлекает — дурацкие уродские очки. Решительно снимаю их и осознаю, что теперь между мной и Поттером нет преград. Одежда не в счёт. Очки ложатся на стоящий рядом стол, и я не слышу ни слова против. Теперь пути назад нет, и я целую его, как сумасшедший. Да я и есть сумасшедший, а он — моя навязчивая идея. Любовь к нему разрывает меня изнутри. Берегись, Поттер, ты не знаешь, какого демона выпустил на волю. Но обещаю, я не напугаю тебя своим безумием, ты этого не заслужил. Он первый решается на то, что я скромно именую французским поцелуем. Его владение языком такое, что ревность к тем, с кем он отрабатывал навыки, захлёстывает меня. Кажется, я его сейчас задушу. Нет, ни за что. У нас есть только здесь и сейчас. Я и он. Поцелуй с ним — лучшее, что я когда-либо испытывал, хотя опыта у меня маловато. Да и про него ходили слухи, что было лишь несколько неловких попыток с ненавистной мне рыжей и глупой плаксой, кажется, из Равенкло. Почему же тогда так бесконечно хорошо? Слабею. Если б он только знал, что меня настолько легко победить, то давно воспользовался бы таким нехитрым приемом. Ох, Драко, не надейся. Если б не эта страшная битва, герой по имени Гарри Поттер никогда не целовал бы меня так жарко, настойчиво завладевая моим ртом, будто дорвался до чего-то поистине желанного. Так, как он целует меня в эту самую минуту. И его горячность, поспешность сносят мне крышу. Пытаюсь расстегнуть неловкими пальцами рубашку Поттера, чтобы добраться до голой кожи. Он громко выдыхает от нетерпения и просто рвет мою. Что ж, он подал хороший пример: если очень хочется — бери. Разрываю с треском ткань. В полузаброшенном кабинете этот характерный звук кажется таким… Непристойным. Впрочем, наше сбитое дыхание звучит ещё более возбуждающе. Будто мне сейчас нужны дополнительные стимулы, помимо присутствия Поттера. Я и так уже на взводе. Тянет в паху, до ужаса хочется прикосновений там, внизу. Но я не рискую прижаться к нему своим членом, уже натянувшим ткань брюк. «Мне бы хоть немного твоей смелости, герой,» — думаю я, когда чувствую, что он толкнулся бедрами в мои. О да, он хочет меня не меньше, этого нельзя не заметить. В безрассудной храбрости ему не откажешь. Его рука легла на границу моего белья, и я не в силах сдержать стон, первый между нами. Да и как бы я мог? Мерлин, я же мечтал об этом, когда дрочил в душе, специально задерживаясь последним после квиддичных тренировок. Трогал себя, представляя, что это его пальцы скользят по моему члену. Сейчас наяву все лучше во стократ. Поттер целует меня над ключицей, в какое-то невозможно чувствительное место. Не предполагал у себя наличие такого. Тело от макушки до копчика прошивает разряд, будто меня поразило неизвестное до сих пор заклинание. Подставляю ему под губы предательскую точку снова и снова. Неужели я готов кончить от одних лишь поцелуев в шею?! Пытаюсь хоть немного прийти в себя и перехватываю инициативу. В конце концов, это я готов отдать ему все, лишь бы ему было хорошо со мной. Легко касаюсь его спины, груди, плеч, рисую невидимые узоры. Хочу почувствовать, запомнить его своими руками. У него горячая кожа. Я так и думал. Целую, не знаю куда. Мне все равно. Хочу каждую клеточку его тела. Поцеловать, пометить, присвоить себе. От его запаха у меня стоит так, что больно. Он пахнет желанием. Подыхаю, как хочу его, правда, подыхаю, даже в ушах шумит. Сквозь этот гул слышу его «Драко. Драко. Драко.» Я уже говорил, что его голос будит во мне первобытные инстинкты? Кажется, я рычу. Или это он? Не помню себя. Как мы оказываемся абсолютно без одежды, я не ответил бы даже под Круциатусом. Остатками разума понимаю, что задачу «кто будет сверху» нам решать не придется. Мы просто не дойдем до нее. Как только он коснется моего члена, я кончу. Утыкаюсь лбом в его лоб, покрытый непослушной челкой, и прошу, умоляю подождать. Он дрожит. Даже не так — его потряхивает. Меня тоже. Мы оба пытаемся чуть унять разогнавшиеся вскачь сердца и выровнять быстрое рваное дыхание. Не могу позволить себе, чтобы все кончилось за пару минут, ведь это мой единственный раз. Но его близость — страшная штука. Нельзя думать и ждать, когда с тобой рядом голый Поттер. Я вновь начинаю трогать его везде, пока не позволяя себе прикасаться там, где он, я знаю, ждёт. Как же он стонет. Мерлин. Поттер, перестань, или я за себя не отвечаю. Нет, продолжай, твои стоны слаще музыки. Он всегда был смелее меня, поэтому я совсем не удивляюсь, когда он первым кладет руку на мой исходящий смазкой член и лишь потом спрашивает: «Можно?» Срочно пытаюсь вспомнить хотя бы пять видов драконов и не могу, хотя в другое время я назвал бы десятки. «Спрашивать разрешения, когда дело уже сделано — как это на тебя похоже, Поттер,» — выдыхаю я ему на ухо и прикусываю мочку. Он вздрагивает, замирает, а после берет мою руку и кладет на свой член: «Драко… Пожалуйста…» О чем он просит? О том, о чем я и мечтать боялся? Чего хочу сейчас так, что ноги почти не держат? Провожу ладонью по гладкому напряженному стволу и тут же покрываюсь мурашками от его зеркального движения. Указательным пальцем обвожу головку, чувствуя подушечкой обилие смазки и — плевать, что он подумает, да, я схожу по нему с ума — подношу палец к лицу, чтобы ощутить пряный мускусный запах. А после, зная, что он смотрит, пусть и в темноте, облизываю его. Поттер резко втягивает носом воздух и лишь спустя три удара сердца выстанывает хриплое «Дра-а-ако». Молчи, Поттер. Затыкаю ему рот единственным доступным сейчас способом — целую. Рука вновь ложится туда, где изнывает без моего внимания его член. Сдержаться уже невозможно. Мы целуемся так, будто на нас вот-вот рухнет небесный свод. И, Мерлин меня побери, если мы заметим, случись это на самом деле. Мы толкаемся друг другу в руки какие-то жалкие секунды до того момента, как я с удивлением слышу свой собственный голос: «Не могу больше. Сейчас…» и чувствую, как первым, опережая меня на мгновение, с моим именем на самом пике наслаждения, кончает все же он. Он всегда и во всем хотел быть первым. Поясницу выгибает дугой и в глазах темнеет, когда горячие струи выплескиваются ему на живот. Мне так хорошо, что хочется умереть. Буквально через минуту слышу тихое: «Теперь ты уйдёшь?» Не знаю, как ещё он мог бы быстрее спустить меня с небес на землю. Злюсь. Не на него, на себя. За то, что поверил его рукам и губам. «Не терпится? Дай мне хоть одеться, Поттер». Надеюсь, что в моем голосе звучат нотки высокомерия, а не дикой боли, пожирающей меня сейчас, подобно языкам Адского пламени. Что дальше? Выйти бы отсюда хоть как-нибудь, не споткнуться, не потерять лица. Разве сложно: шаг за шагом, шаг за шагом, шаг за шагом? Знал же, что будет больно, не думал, что так. Бесконечные секунды, за которые я пытаюсь привести в порядок одежду, натягивая ее непослушными руками. Душу в порядок уже не привести. «Не хочу, чтобы ты уходил, Драко.» Что это? У меня слуховые галлюцинации? «Не уходи.» Глупый Поттер. Прогони меня. Уже завтра мне будет мало твоего необъяснимого желания держаться рядом, ведь и теперь ты нужен мне весь, целиком. Когда тебе надоест, твоё «уходи» сломает меня. «Я так ждал тебя, Драко, ты не представляешь, с ума сходил. Не разрешал себе думать ни о чем, пока Воландеморт жив. Теперь можно. Если захочешь…» Он осторожно обнимает меня, не так, как несколько минут назад, не сжимая предплечья в неконтролируемой страсти. Не выдерживаю. Безоговорочно капитулирую. Произношу глухо ему куда-то в плечо: «Любишь? Не молчи.» Разве мог я откровеннее признаться в своей слабости?! «Люблю.» Мерлин, мы сошли с ума. Оба. Гарри Поттер сошел с ума. Мой Гарри Поттер.