«Тебе бы тут понравилось, дружище».
Солнце все смелее выглядывало из-за горизонта, знаменуя начало ещё одного нового великого дня на пути к счастью каждого жителя Гавани. А брюнет все так же не сводил взгляд с горизонта, полностью потеряв связь с реальностью. Томасу просто не верилось, что другу так и не суждено было оказаться здесь. Рядом с ним. Ведь Ньют не меньше остальных заслуживал этого. Заслуживал ходить с ним и Минхо в лес работать, сидеть на вечернем костре, купаться всем вместе в океане и даже, черт возьми, заслуживал выслушивать постоянные тупые подколы и придирки Галли!«Ты заслуживал жить».
Но ничего не изменить. Видимо, судьба и даже сам Ньют знали, что ему уже не суждено было дойти до конца. Иногда Томасу казалось, что те слова о том, что ещё тогда в Лабиринте, друг понял, что пойдёт за ним куда угодно, были не совсем точными. Там не хватало ещё одной мысли. Ньют не просто был готов разделить с Томасом любую дорогу, какой бы тяжёлой она не была, но прежде всего, был готов к тому, что именно ему предстоит свернуть с неё самому первому. Свернуть, чтобы Томми смог дойти до конечной точки их маршрута. Смог найти свой дом. Ньют так часто говорил ему «береги себя», «будь осторожнее», «только аккуратно, Томми» и ещё массу вариаций подобных фраз. И только спустя время, Томас стал понимать, что на самом деле эти слова означали вовсе другое: «я буду беречь тебя», «я прослежу, чтобы ты был осторожен», «я прикрою, если что-то пойдёт не так, Томми». И он всё это делал. Берег, следил, прикрывал.«Прости, что не сберёг тебя, Ньют»
В то утро (да и во все следующие на протяжении многих лет), Томас отчаянно боролся с желанием исчезнуть вслед за Ньютом. Броситься со скалы, пустить пулю в лоб, а ещё лучше, подарить себя этому бескрайнему океану. Он верил, что эти ритмичные волны заботливо принесут парня на тот самый причал, где его уже будет ждать Ньют, а быть может ещё и Тереза. Она, конечно же, будет отчитывать его за то, что он задержался так надолго и заставил их волноваться. А Ньют наверняка пошутит о том, что на воде навыки бегуна как-то бесполезны. И он бы поступил так, не задумываясь. Наплевав на судьбу всего человечества. Эгоистично, глупо и необдуманно. Это ведь его конёк. Именно из-за таких поступков Томаса, у него больше нет рядом лучшего друга. Он сам виноват во всем. Томас уже и не знал, что его терзало больше: разлука, ежесекундно сжимающая его грудь, или чувство вины за то, что он всё мог изменить, всё исправить, но не успел… Но сквозь слезы, он с особым остервенением сжимал тогда два потрепанных листка бумаги, вчитываясь в каждое слово и, бормоча некоторые предложения слово молитву. «Будущее теперь зависит от тебя, Томми». Это именно то, что не позволило ему сдаться в то утро. И не позволяло сдаваться больше никогда. Ньют не просто написал прощальное письмо, когда понял, что ему уже бессмысленно мечтать о спасении. Он написал это для того, чтобы (как обычно) спасти любимого Томми. Даже после собственной смерти. И это письмо спасало. Спасало в ежедневной борьбе человека с небом. Оно было неким смыслом, за который держался Томас ещё долгие годы. Стоя сейчас, на том же самом берегу, но уже в совершенно преобразившейся от многолетней работы Тихой гавани, он вспоминает детали того утра так, будто это было ещё вчера. Теперь здесь полноценный пассажирский причал. Томас вновь наблюдает за тем прекрасным рассветом. Сначала ярко-красный, словно пылающий огонь, но вот в ту же секунду он догорел, сменяя краски на более нежные и спокойные. И теперь, ему наконец-то есть с кем поделиться этой красотой. - Ньют, а почему ты вообще вдруг решил пойти сегодня со мной? Ты же у нас в последнее время стал любителем подольше поваляться в кровати, - с недоумением спросил Томас, глядя на светлую макушку своего собеседника, который увлечённо наслаждался открывавшимся видом. Блондин лишь на несколько мгновений бросил взгляд на стоящего позади мужчину, а затем опять погрузился в этот волшебный пейзаж, пытаясь ухватить каждую деталь и записать в своей памяти. Но спустя пару минут молчания, он все же признается: - Ты можешь мне не поверить, пап, но… Ко мне сегодня во сне приходил какой-то дядя и сказал, чтобы я обязательно сходил с тобой посмотреть на рассвет. Он говорит, что ты часто грустишь, когда приходишь сюда один. А я пообещал ему, что никогда больше не дам тебе грустить. После этого неожиданного признания восьмилетнего сына, что-то встрепенулось внутри Томаса. И опять, как в то самое утро, его глаза застилает пелена неконтролируемых слез. Из-за резко нахлынувших воспоминаний и чувств, он не может взять себя в руки и пытается как можно быстрее вытереть глаза рукавом своей рубашки. Сын ведь не должен видеть своего отца таким. Папа же сильный, папа не может плакать. Все попытки Томаса становятся тщетными, когда он видит взгляд удивлённых и потерянных глаз маленького Ньюта. - Папа, я тебя обидел?! – напугано восклицает мальчик, бросаясь обнимать отца. - Нет, нет, сынок, что ты..., - голос Томаса дрожит так, будто он опять стал тем семнадцатилетнем отчаянным юнцом, - Просто я тоже очень хотел бы увидеть этого дядю, но не могу. Маленький Ньют поднимает голову на папу и не по-детски твердо произносит: - Я обязательно скажу ему, чтобы он пришёл к нам в гости! Или, хочешь, мы будем все вместе ходить сюда на причал? Ты только не плачь! Томас смотрит на это полное решимости, но ещё такое наивное детское личико, и невольно находит сходства с тем Ньютом. Те же непослушные светлые волосы. Карие глаза, в которых так ярко пылает огонёк жизни и веры. А эта тёплая знакомая улыбка. Черт возьми, он думал, что уже никогда ни у кого не увидит подобную… Ему не остаётся ничего, как дать волю слезам и улыбнуться сыну своей самой искренней, а главное – самой счастливой улыбкой. Томас заботливо сгрёб маленького Ньюта в охапку, нежно прижав к себе и тихо прошептал:- Не стоит, сынок. У него есть свой причал.