***
— Хе-ей, Сосна, я слышал кое-кто влю-юбился? — привычно протянул златовлас, с усмешкой паря прямо напротив лица шатена. — Тебе-то что с того, демон? — дерзость, грубость. Это больше всего раздражало. Но одновременно с этим и так…заводило. — Ой-ой-ой, какой грозный вид, умираю от страха. — издевается Сайфер. Его взгляд теряется в поисках взгляда Пайнса, заставляет брюнета пропускать мысли о том, что в этот раз все может быть гораздо серьезнее. Но это лишь самообман, мнимое видение — он-то знал, насколько этот демон бывает изворотлив. — И чего ты хочешь? Вопрос кажется неуместным, но царящая тишина камнем обрушивается на голову школьника. Он пытается сглотнуть, но знает — демонстрация своего страха именно сейчас значила полнейшую неудачу в скором будущем. — Предложить свою небольшую помощь. Всего лишь. — невинная улыбка отражается на смуглом лице. Но шатен знает, что это — лишь показное выступление, не аргументированное ничем иным, как попыткой произвести впечатление. Но у него плохо получается. Диппер не настолько глуп, как раньше. — Мне не нужны твои сделки, Сайфер. Билл даже не пытается противиться — лишь широко улыбается. Он предчувствовал такой ответ, он знал, что этот мальчишка теперь так просто ему не доверится. Поэтому для достижения цели ему нужны более действенные средства. — Ох, ну, вот ка-ак. Значит, ты не против, если я немного поиграюсь с ней? Мне всегда было интересно, сколько же могут продержаться люди с вспоротым грудным отделом. Смех шумом разносится по всему кварталу. Мужчина поправляет сбившуюся треугольную повязку на глазу и в очередной раз усмехается. — Ты ведь этого не сделаешь. Голос звучит более или менее уверенно. По крайней мере, ему так кажется. — И чем же ты, жалкий смертный, помешаешь самому демону разума? — Я... Сказать нечего. Он не может ничего объяснить, не может показать свою силу в полном объеме. Потому что ее нет. Он абсолютно беспомощен. — Хорошо, раз тебе необходима сделка, то я согласен. — безразлично бросил темноволосый, разбивая стеклянный взгляд о ближайшую стену. Защита пробита. Теперь ему не спастись. — Я так и знал, что ты примешь верное решение! — из ярких глаз чуть ли не посыпались звёздочки, однако губы вновь скривились в надменной издёвке. — Однако, давай поставим одно условие: ты не спрашиваешь меня о том, какие цели я преследую. Билл легонько мигает, от чего длинные ресницы, красиво обрамляющие большие глаза, вздрагивают. — У меня же нет выбора, верно?***
Блондин слышит вскрик у стены. Он мгновенно оборачивается и, замечая там некоего желанного посетителя, удовлетворённо улыбается. Руки его таят что-то за спиной, на губах дежурная усмешка — все, как нужно, все так и должно быть. Он видит, как руки брюнета лихорадочно дрожат, взгляд стреляет далеко за спину демона, ноги неосознанно косятся, а лицо застывает в ужасе — так красиво и зрелищно, что даже сил на то, чтобы отвести взгляд, катастрофически не хватает. Желтоглазый лишь хмыкает и даже немного расстраивается — не такой реакции он ожидал. Он аккуратно приподнимает тонкую руку ребенка, сначала внимательно осматривая ее, нащупывая костяшки пальцев и любуясь прелестной светлой кожей, на которой неистово хотелось оставить множество глубоких царапин, но вскоре приподнимается и вновь улыбается. Его улыбка пугает, отталкивает, но Диппер продолжает завороженно наблюдать за ним, за его действиями, не в силах прервать кратковременную кому. Дыхание учащается. Сердце выбивает отчаянный ритм, издеваясь над ребрами и сдавливая лёгкие. Пайнс резко выдыхает. Ему нет прощения. Нет прощения его чувствам. Красная струя красиво стекает по всему предплечью от самого запястья — так специфично и по-своему великолепно, словно это ни что иное, как шедевр из какого-нибудь современного Лувра. Орган в руке пульсирует, словно просится на свободу. Он ещё горяч, он бьётся, просит о помощи — но его никто не слышит. У демона будто дежавю. Ах, да. Девчонка. Каждая венка опустошается, стремясь выбросить наружу все свое содержимое, всю кровь, старательно накопленную в процессе жизнедеятельности организма. Нежная ткань органа чуть надрывается, — видно, под напором тощих пальцев, — и Диппер вдруг вспоминает все уроки анатомии, не упуская и то, как его от них воротило. — …з-зачем…ты…п-почему… Беспорядочные вопросы без ответов, ужас, страх, ненависть, боль и непонимание — все смешалось, образуя какие-то новые эмоции, ни с чем не сравнимые. Сознание помутнело, желудок начал неприятно зудеть, а все его содержимое отчаянно просилось наружу. Диппер зажал себе рот в несчастной попытке остановить рвотные позывы. — Ну, ты же сам просил ее сердце. — спокойно звучит в ответ. Говорящий хмыкает, вручая заказчику своего рода «трофей» и отворачивается — ему не очень хочется быть свидетелем человеческих проблем. В конце концов они сильно надоедают. –.к-как…ты.мог.она же… — он срывается. Истерика беспорядочно туманит взгляд, издевается, бьёт по вискам. Тело пробивает крупная тряска. Слезы ручьями текут из глаз. Губа прокушена до боли — он не хотел кричать, это было излишне, но знал — он уже и так облажался со своим психологическим срывом. Демон усмехается, ему явно нравится происходящее. Все слишком приторно и прекрасно — прямо так, как он и желал. Обычное стечение обстоятельств устроило бы его меньше всего. Шатен чувствует холодные пальцы на подбородке, рефлекторно вздрагивает и подаётся назад. Билл заливается каким-то неестественным хохотом — этот мешок с костями становится ещё интереснее. — Какие же смертные скучные. Но я надеюсь ты порадуешь меня, ведь я выполнил свою часть сделки. Пайнса бросает в дрожь, он лихорадочно оглядывается в жалкой попытке отыскать хоть какие-то пути отступления. Сердце готово разорваться, он задыхается. От страха, неожиданности, боли. Эта буря эмоций кислотой разъедает его изнутри, смешиваясь с кровью. Он толкает демона что есть мочи и бежит — бежит, не в силах оглянуться. — Ты хочешь поиграть? Ну, что же, давай поиграем, Сосновое деревце. И вновь хохот. Безумный хохот.***
Дыхание прерывалось, сердце рвалось наружу, изо всех сил стараясь оторваться ото всех вен внутри. Оно трепетало, взлетало и вновь с огромной скоростью срывалось вниз, оставляя после себя боль и непонятную ломоту в груди. Лёгкие нещадно жгло — немудрено, Пайнс и не думал останавливаться для того, чтобы передохнуть. Он все бежал, пытаясь спастись. Спастись от всего того, что могло взбрести в голову этому больному ублюдку. Шатен бежит, не разбирая дороги, не глядя вперёд. Мысли сбиваются в кучу, сознание мутнеет и оставляет во власти лишь одну мысль. Беги. Чувство страха, будто напоминая о себе, пульсировало в висках, струилось по артериям и взрывалось своей буйной волной где-то в области сердца. Тело вздрагивало от любого потока встречного воздуха и медленно уставало, теряя силы и уже не слушая хозяина. Опухшие красные глаза продолжали ронять слезы, но школьник бежал, осознавая что демон совсем близко, буквально в двух шагах. Что ему ничего не стоит сейчас схватить его за ворот рубашки и с силой ударить о стену, дабы тот потерял любую возможность двигаться. Что ему ничего не стоит вновь расхохотаться, заставляя сердце темноглазого отчаянно затрепетать и прижаться к позвоночнику. Диппер неосознанно становился параноиком. Хотя почему это «становился»? Он и не менялся с самого вторжения демона в его мирную, тихую жизнь. Животное предчувствие опасности и какой-то неизвестной доселе угрозы давало о себе знать и он побежал быстрее, теперь уже отчётливо слыша, сквозь шум в ушах, пронзительный смех и до омерзения сладкий голос, вызывающий лишь очередной приступ истерики. — Ты не убежишь от меня, Сосенка. Он чувствует, как его настигают, теряет землю из-под ног и резко выдыхает, на секунду выпадая из реальности и покидая свое тело. Крепкие руки ухватывают за шкирку, словно беспомощного котенка, и взмывают вверх, заставляя обессилевшее тело беспомощно свисать с них. Шатен сопротивляется, кричит, пытается найти хоть какие-то пути отступления — ничего из этого не имеет смысла, он, пожалуй, знает и сам. Смех отражается в сознании острой болью. Диппер отчаянно жмурит глаза, на что демон лишь холодно усмехается и совершенно не ожидает ловкого удара ноги под дых. Кровь стекает с подбородка ниже — к шее, и медленно заполняет рот златовласа, тот кривится и брезгливо сплевывает ее, утирая поверхностью гладкой перчатки горящие от напряжения губы, зудящие из-за неловкого движения зубов во время удара. Он сжимает руки на шее мальчишки, который начинает отчаянно вертеться, хватать ртом нещадные глотки воздуха и оттаскивать длинные пальцы дальше. Этого ведь не должно было случиться. Ведь он должен был быть умнее. Он не должен был верить Сайферу. Кровь застилает глаза, когда мужчина с силой ударяет ребенка о стену. По голове стучит штукатурка ветхого потолка. Это опасно. Он ведь может и обрушиться. Но это нипочем могущественному демону, так ведь? Вдруг на секунду все мутнеет и будто пропадает куда-то, остаётся вдалеке. Шатен невольно думает, что его ударили слишком сильно, но сразу же опровергает свои доводы, стоит ему вновь почувствовать на себе маниакальный блеск золотистых глаз. Дурман отступает только после того, как Пайнс успевает заметить — они уже не в коридоре. Классная комната. Та самая. Органы раскиданы по полу, кровь пеленой расстилается до самой стены. Темноволосый кричит, видя остывшие остатки тела и вновь плачет, не в силах остановиться. Билл почти полностью удовлетворен, он медленно переводит взгляд на труп и провокационно улыбается, уподобляясь безумцу, коего ещё не успели упечь в психическую лечебницу. — Сосновое деревце, эта девочка тоже была влюблена в тебя, представляешь? — он расхохотался. Диппер съежился, жмуря глаза и пытаясь отвернуться. Все происходящее кажется сном. Дурным сном, где он — отрицательный персонаж, нагло играющий с чужими жизнями. В этом всем виноват только он, только Диппер Пайнс. И нет ему прощения. — Хм. Интересно, хотела бы она посмотреть на то, как ее ненаглядный трахается с другими? — недоумение. Правильнее сказать: наигранное недоумение. Ведь он прекрасно знал, каким был бы ее ответ при жизни. — Но она мертва-а! Э-эх. Какое упущение. — он припечатывает Диппера к полу, совсем рядом с распотрошенной девушкой, и заискивающе оглядывает юношеское тело под ним, не примечая ничего удивительного. «И все люди так одинаково устроены? Как скучно.» Блондин проводит кончиком ногтя, обтянутого тканью перчатки по внутренней стороне бедра мальчишки, оставляя на нем глубокую царапину, отчего шатен невольно дергается и шипит. — Слушай, а давай все-таки попробуем? Рука уже тянется к недлинным шортам, стягивая их. Демону представляется полный обзор на ноги мальчишки — такие тонкие и длинные, прямо под стать девушке. Он очерчивает одно колено пальцем, царапая его, Пайнс дергается и скулит, пиная демона, отчего тот придушивает его, крепче прижимая к доскам, и бьёт по животу, вызывая лишь выплеск всего его содержимого вперемешку с кровью. Тело обмякает, не в силах больше совершать никакие движения. — Фу, блять. Он резко переворачивает его на живот, приподнимая таз и разрывая оранжевую футболку, вместе с жилетом. Стягивает с руки перчатку — нарочно медленно, чтобы растянуть удовольствие, — и примыкает зубами к белоснежной коже, сильно кусая ее и вылизывая ползущую из раны кровь. Она горчит своим стальным привкусом, но это показывается Сайферу лучше любых угощений — он с удовольствием облизывается. — А ты очень вкусный, малец. Не хочешь стать моим персональным ужином? — очередной укус, сопровождаемый нелепыми всхлипами и дрожью в коленках. Сил кричать уже не осталось, но никто не сказал, что это должно радовать демона. — Что-о? И это все? — будто даже расстроен. Он впивается в бок острыми ногтями, примыкая к выпирающим лопаткам и нещадно раздирая их, чем вызывает болезненный полувскрик мальчишки, застрявший где-то глубоко в горле. Слезы закапали в рот, отдавая солоноватым привкусом, смешавшимся с отвратительным стальным вкусом крови. Он чувствует, как с него резким движением срывают оставшуюся одежду, как жестоко царапают кожу тощей задницы, как раздвигают ноги в стороны с такой силой, что кажется вот-вот и они будут переломаны. Тело обмякает, а глаза закрываются. Он устал, ему больно. Он не хочет того, что сейчас будет. Его вновь с силой бьют в позвоночник, издающий неестественный треск, и он падает, ударяясь лицом о темные доски пола. Взглядом он до сих пор молит о помощи, о той, в которой уже нет необходимости. Происходящее необратимо. Златовлас входит сразу до основания, даже не удосужившись как следует разработать подростка, и почти сразу же начинает двигаться. Член обволакивает приятное горячее нутро, в Пайнсе головокружительно узко — хотя бы на что-то годится эта чертова семейка, отмечает про себя демон, невольно облизывая пересохшие губы. Ухмылка, толчок — все последовательно. Шатен выгибается, из его горла рвется крик, а глаза широко раскрываются. Из глаз уже хлещут реки. Так больно, больно, больно. Это чувство в момент отрезвляет, он кричит о помощи, но рот затыкают пальцы, щекоча язык и вызывая лишь очередной рвотный позыв. — Оближи их, — повелевает голос, вжимая ребенка в пол. Шатен не хочет слушаться, он кусается, рвет кожу зубами, но она мгновенно регенерирует — о да, способности демонов безграничны, так же, как, впрочем, физическая сила и многие другие функции организма. Диппер скулит, когда Сайфер вновь вдалбливается в него, заколачивая свое достоинство глубже в плоть, и выгибается до хруста в позвоночнике. Задыхается воздухом, кашляет и невольно хватается руками за живот. Чувствует что-то жгучее на бедрах, он знает, что это, но предпочитает отогнать от себя эти мысли. Мальчишка пуще извивается в руках, слезы, вперемешку с прочими выделениями, рвутся наружу, заливая раскрасневшееся лицо. Его бьют по голове, он падает и отключается. Он не чувствует уже ничего, он уже ничего не видит. Он не чувствует сильных толчков, не чувствует онемения ног, не чувствует боли. Отвращение заполняет все его мысли. Мерзко, ужасно, его просто выворачивает наизнанку. От крови, от демона, от самого себя, своей слабости. Он закрывает глаза и из последних сил выдыхает в накалившийся воздух: — Ненавижу.