Разговор на крыше

Т’Чалле всего шестнадцать лет, а она уже королева. Но что делать, если пылкое юное сердце требует адреналина, каких-то событий, никак не связанных с троном? Девушка всегда хотела чего-то большего, нежели сидеть сутками на троне, решая судьбу тысячи, а то и миллионов человек. Удаку ни в коем случае не хотела бросать свою страну навсегда, о чем она открыто заявила матери. Но та ее не поняв, запретила дочери покидать пределы страны. Но Т’Чалла сбежала как только представился маленький шанс. И сейчас, сидя на крыше одного из небоскрёбов Нью-Йорка, она думала о своей жизни. Что лучше — быть в бегах от собственной страны, наследницей коей являешься, или сидеть на троне, попивать вино и решать судьбу других, угодных или не угодных тебе людей? Многие выбрали бы второе, но не девушка. Может быть она и самая жуткая на свете эгоистка, но в ее планах на жизнь нет пункта «просидеть всю жизнь на троне и там же сдохнуть». Ей хочется чего-то нового, совершать какие-то смелые поступки, не боятся восстания против нее, королевы, которой она не стала. И, Т’Чаллу можно понять. Она все еще хрупкий котенок пантеры, не успевший вырасти в изящную пантеру, как ее уже прославили именем «Вожак стаи».  — Та самая Черная Пантера, не так ли? Девичий голос позади девушки заставил ее обернутся. Перед ней стояла юная особа, одетая в красно-синий костюм, заштрихованный рисунком в виде паутины, а на груди — черный паук. Т’Чалла хмыкнула. По мимо нее в мегаполисе есть и другие герои, и вот самая яркая представительница из них — почти-что-агент организации Щ.И.Т по имени Девушка-Паук.  — Верно, та самая Черная Пантера. А что же ты тут забыла, паукообразная? — хамить не в приоритетах Удаку, но нахрен вырваться в ее личное пространство.  — Мне хотелось с кем-нибудь поговорить, а попалась ты. Пантера засмеялась, громко и заливисто. Вот так логика! Ей просто захотелось поговорить, а попалась на глаза Удаку. И ничего, что она может оказаться врагом, который похитит или убьет ее? Нет? Видимо, шелкопрядку это не колышет. Но поговорить… хотя, почему бы и нет? Сбежать от своей страны не значит отказаться от другого общения.  — Слышала, ты сбежала из своей страны, — сказала Паучок, сев рядом, — почему?  — Откуда такая информация? Может, я просто на прогулке в другой стране.  — Прочитала в твоем досье, — сказала она, — так, тебя зовут Т’Чалла?  — Да, — сказала она. Смысла врать нет, ее раскрыли. Да и не этому учила ее мать, — а тебя?  — Петра.  — Приятно познакомиться, Петра.  — И мне. Повисло неловкое молчание. Ни одна из них не решалась продолжить разговор, который зашел в тупик. Пантера, в связи с молчанием стала неосознанно нагнетать себя по поводу своей бесполезности, что даже разговор начать не может. Это заметила Паркер.  — Прогуляемся? — спросила Паучок, встав.  — Зачем?  — За надом. Я вижу, как ты себя накручиваешь! Тем более, холодает. Ты же не хочешь отморозить свою королевскую пятую точку? Удаку хихикнула и поднялась с бетона, посильнее закрепив маску: — пошли. Черная Пантера и Девушка-Паук мирно разгуливали по небоскребам и крышам других домов молча. Эта тишина не была неловкой. Скорее какой-то приятной, но разговаривать хотелось. Т’Чалла посмотрела на Бенджамен и спросила:  — Так… ты на стажировке у Щ.И.Та?  — Да. — незамедлительный ответ.  — Ясно.  — Т’Чалла… а почему ты сбежала? — остановившись, спросила Петра.  — Ну… я не выдержала того давления, которое оказывала на меня мать, решив сделать королевой в шестнадцать. Я сбежала, но не навсегда. Я не хочу бросать то, что отец оставил мне. Но и сидеть на троне всю жизнь мне не хочется. Хочется адреналина… каких-то ярких, опасных ощущений, чего-то нового.  — Я тебя понимаю… — сказала Ткач, — я стала героиней потому, что хотела установить здесь справедливость. Мой дядя погиб по моей вине, потому что когда я не смогла остановить преступника, это сделал он. Ценой жизни. Я его убийцу выследила, сама чуть не прибила, но вспомнила его слова «с великой силой приходит большая ответственность».  — Твой дядя был прав. Эти слова бессмертны, как и твой дядя, живущий у тебя в сердце. Мой отец тоже говорил мне что-то подобное, но перед смертью.  — Выходит… мы похожи? — тихая усмешка.  — Да. Похожи.