***
— Привет, туше-е-енка. Захожу домой, тут же присаживаясь на колени и гладя пузико уже лежащему на спине Пончику, — да-да, я назвал собаку Пончиком, но иногда ещё называю тушенкой или трамваем. Пончик — это пятилетний откормленный вельш-корги кардиган, смыслом жизни которого является съедать мои бутерброды и опрокидывать горшки с кактусами. Люблю его. Потому что когда я прихожу с работы и вижу эту довольную морду, вся усталость куда-то испаряется, и я чувствую себя намного лучше. Но, правда, ненадолго хватает моей радости, ибо вспоминаю, что нужно готовить материал для завтрашних уроков. У меня их будет всего-то шесть. Ах, да, я забыл сказать. Я ещё преподаю физику. Но только, слава Богу, для 8х и 9х классов. Почему не для 10х и 11х? Потому что в этой странной школе надо было найти ещё одного физика. Зачем-то. А так как искать нормального было лень, они «порадовали» меня. А у меня с физикой не очень. Так что мне досталось, что полегче. Повторюсь: странная школа. Вообще не понимаю, как тут что устроено. Хотя это меня и не особо волнует, главное — что я выполняю свою работу. До поздней ночи готовлюсь, поглаживая Пончика, лежащего у меня на бёдрах. И наконец-то ложусь спать.***
— Мистер Лестер. — Да? — Я приду сегодня? Дэниел снова стоит передо мной в коридоре, теребя края своего серого джемпера. Ему неловко, это даже слепой заметит. И я его понимаю. А кто будет себя комфортно чувствовать, собираясь прийти домой к учителю. — Дэниел, я все сказал вчера. Ты переписал адрес? Он кивает и сливается с толпой в коридоре. Весь день радуюсь тому, что скоро мой коварный план воплотится в жизнь, из-за чего веду себя немного странно. Я какой-то потерянный и несобранный.***
Я прибрал свою халупу и одурел от количества шерсти Пончика. Из нее можно было слепить еще двух таких же собак, если не трех. Наконец раздается звонок. — Здравствуйте, мистер Лестер. — Так. Давай договоримся сразу. Мистер Лестер я только в стенах школы, хорошо? Ты знаешь мое имя? Следует неловкое молчание. Класс. Хотя навряд ли им его сказали. Лестер и Лестер. — Фил. Он кивает, глупо улыбаясь, и вздрагивает, слыша лай. Дэниел буквально бледнеет на глазах, вжимаясь в дверь. Пончик начинает прыгать на него, продолжая лаять. — Фу, мать твою, сейчас в ванной закрою. Хватит. Отпихиваю его ногой, прикрикивая. И он замолкает, уходя обратно в комнату. Дэн стоит, зажмурив глаза и продолжая вжиматься в дверь. — Не бойся. — Легко сказать. Он поджимает губы и чуть ли не плачет, снимая куртку и разуваясь. — Смотри. Беру его за руку, ведя на диван к моей тушенке. Но он останавливается и не двигается. — Хауэлл, он не сожрет тебя, я обещаю. Идем, вам надо подружиться. Он шумно сглатывает и делает неуверенный шаг. — Пончик. Он поднимает голову и ушки, наблюдая за мной и Дэниелом. — Пончик? — У меня плохо с фантазией. Погладь его. — Нет. — Я тут правила диктую, умник. Он не кусается, успокойся. Чувствую себя каким-то садистом, ибо вижу, как у него трясется рука. Беру его ладонь в свою и ускоряю сей процесс. — Видишь, ты живой. — Мистер… Простите, Фил, это не смешно. Разворачиваю его к себе, беря Пончика на руки. — Твоя вежливость здесь ни к чему. Забудь о том, что я учитель, хорошо? — Прости. — Так лучше. Держи его. — Нет-нет-нет. Игнорирую слова и впихиваю ему собаку. Пончик принимается лизать его щеку, и Дэн моментально начинает смеяться. — Если ты почешешь ему пузико, то станешь его идолом. — Мне это не помешает. Он делает то, о чем я только что говорил уже без дрожи в руках и с довольной улыбкой. — Не увлекайся. Пошли, покажешь, что тебе непонятно. Через пару секунд мы оказываемся на кухне, и Дэниел показывает те «пару номеров». Я сначала объясняю ему первую часть, давая необходимые таблицы, которые нужно будет выучить, а потом мы переходим ко второй части. Он не знает как делать два номера из трёх. Слава Богу, что он быстро схватывает. Ему не нужно объяснять по миллиарду раз. По крайней мере, так было с тестовой частью. — Дэниел, говори сразу, что тебе непонятно, я объясню ещё раз. Он снова поджимает губы, что, как мне кажется, значит, что ему что-то непонятно, но он слишком стесняется об этом сказать. — Прекращай так делать. Что тебе объяснить? — Не называй меня полным именем. — Почему? — Не знаю. Мне оно просто не нравится. — Хорошо, Дэн. Он улыбается, записывая кусок схемы превращений, которую ему предстоит составить. — Читай задание. — Из имеющихся веществ в две стадии получите гидроксид алюминия. К реакции ионного обмена запишите полное-сокращенное ионное уравнение. Он молчит и смотрит то в книгу, то на меня. Потом опять в книгу, а затем снова на меня. — Ну и? — Я не знаю. — Как ты вчера решал схему превращений, если не знаешь свойств? Он отводит взгляд, а я изгибаю бровь. — Наугад. Вы бы слышали, с каким стыдом он сказал это. — Да ты не такой идеальный, как я думал. — А что ты думал? — Забудь. Тебя это не касается. — Но… Прерываю его тем, что выхожу из комнаты. Я ляпнул то, о чем следовало молчать. Как обычно. Я ужасно невнимательный. — Фил, соли реагируют с основаниями? Вздрагиваю и ударяюсь головой о полку. Зачем так орать? Пончик тут же проснулся и побежал на кухню, оглашая всю квартиру своим звонким лаем. Он не привык к громким звукам, ибо я живу один и никогда не кричу. — Хауэлл, не ори. Подойди и спроси нормально. И сам начинаю кричать, морщась от неприятной боли где-то в области затылка. — Прости. Соли реагируют с основаниями? — Да, естественно. — А что получается? — Основание и соль. — Фил, ты не мог бы оторваться от поисков чего-то там? Мне надоело смотреть на твой зад. — Девушки говорят, что он довольно хорош… И парни тоже. Распрямляюсь и пристально смотрю на него, держа в руках какой-то очередной сборник. Вижу, как он теряется и пару секунд неподвижно стоит. — При каких условиях? Тут уже в ступор впадаю я. Но хорошо, что мне хватило ума додуматься и не выглядеть совсем идиотом. — Если выпадает осадок или образуется слабый электролит. Он про реакции говорил. Мы возвращаемся на кухню и видим, как Пончик покушается на мой новый кактус. Тут же хватаю его на руки, сжимаю в ладони пасть так, что он чуть взвизгивает. Вместе с ним это делает Дэниел. — Не надо. Ему же больно. Он забирает у меня собаку и, садясь на стул, начинает гладить его. — Его надо как-то наказывать. — А может ты поставишь кактусы туда, где он не достанет, и проблема будет решена? Он надувает губы, прижимая тушенку к себе. И где его страх, который был полчаса назад? Вообще, он прав. Я мог бы прибить полку, но я хочу чтобы эти чертовы кактусы стояли на этом чертовом подоконнике. Я виноват, что Пончик прыгает сначала на стул, потом на стол, а потом на подоконник? Не виноват, но пытаюсь отучить его так делать. — Прекращай его жалеть. Сделал схему? Он быстро дописывает последнее уравнение и двигает тетрадь ко мне. — А теперь пиши под каждым из уравнений то, что я сейчас продиктую. Он с умным видом берет ручку, начиная записывать. — Мне что, нужно и цвет осадков выучить? Киваю, двигая к нему таблицу с качественными реакциями на катионы и анионы. — Гидроксид алюминия — это мутно-белый желеобразный осадок. Составляй сокращенное ионное и все. Черт, у тебя ужасно красивый почерк. Он лишь ухмыляется, ставя последний индекс. — А у тебя нет. Тебе не помешали бы прописи. — Не хами учителю, малыш. Меня это нисколько не оскорбило, ибо я знаю, что пишу, как курица лапой, хотя на доске стараюсь и вывожу буквы. Но, видимо, получается все равно плохо. — Сам сказал забыть о том, что ты учитель. Сучонок. — Во вторник объясню задачи. Забираю у него сборник, смотря на то, что он уже прорешал. Всего два варианта? Странно он готовится. — Делаешь четыре варианта полностью, кроме последних номеров. Сейчас я составлю ещё пару заданий. Беру его тетрадку и пишу балансов десять, а потом ещё десять номеров подобных тому, который он решил сегодня. — Понятно написал? Он кивает, и я продолжаю. — Вот таблица с осадками и… какая-то тоненькая штучка с химическими свойствами кислот, солей, оснований и всех оксидов. Свойства ко вторнику должен выучить, а цвета осадков пока разрешу подсматривать, но это не надолго. Неделя-две максимум. Его глаза округлялись, а рот открывался лишь шире с каждым моим словом. Треплю его по волосам, самодовольно улыбаясь. — Расслабиться я тебе не дам. Это только в школе я такой добрый и не задаю на дом. — А если я не успею? — Экзамены тебе сдавать, не мне. Теперь к исследовательской. Так как я очень ленивый, а ты их ни разу не делал, то мы скопируем понравившуюся тебе работу, немного подправим, наваляем презентацию и проведем пару опытов. Идет? — Понравившуюся мне? — Ну тебе же это защищать. Если хорошо все сделаешь, тебя отправят на городской этап. — Не дай Бог. — Интернет на телефоне есть? Нету? Тогда ищи с моего. Ввожу пароль и кладу телефон на стол. — Что искать? — Чай будешь? Не задавай глупых вопросов. Готовые исследовательские работы по химии. Так и вбивай. Выбирай, которая нравится и говори мне. Так что с чаем? — А какой? — А какой тебе нравится? — Зеленый с бергамотом. — У меня есть черный с ягодами, сойдет? — Вполне. Минут пять стою молча, слушая, как кипит чайник. — Ну как успехи? Наклоняюсь и кладу голову ему на плечо, обдавая шею теплым дыханием. Замечаю, как по его телу пробегает табун мурашек, а дыхание слегка сбивается. — Я н-нашел кое-что. — И что же? Моментально отдаляюсь, принимаясь заваривать чай. — Тебе нужен сахар? Он облегченно, как мне показалось, вздыхает, потирая глаза. — Нет, спасибо. Мне нравится тема «Влияние энергетических напитков на здоровье человека». Наверное, это интересно. Ставлю чашку перед ним, тщательно разглядывая черты его лица. Мне вот интересно: где все, сука, прыщи? Я иногда думаю, что он пользуется косметикой. Это нечестно, между прочим. Дэниел помешивает чай, внимательно глядя на экран телефона и иногда хмуря брови, постоянно поправляет свою вьющуюся чёлочку и трет глаза. — Что с тобой? — Все хорошо. Делает глоток и выдавливает из себя некое подобие улыбки, когда видит мое странное лицо, на котором отразилось что-то среднее между недоверием и непониманием. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что он соврал. Не буду настаивать. Раз не хочет, пусть не говорит. В конце концов, я просто его учитель-предметник, даже не классный руководитель. Я никто для него, но он для меня многое. И только из-за этой глупой влюбленности я решил не воплощать свой коварный план с изнасилованием в реальность. Я хочу, чтобы он отдался мне по своей воле, ко мне внезапно пришло точное осознание того, что я хочу. Хочу, чтобы он влюбился в меня. Хах, какой же я наивный. Это не так-то уж просто, но у меня ещё есть много времени. Остается самое сложное — не испортить все. А ведь это слишком легко сделать. Какое-нибудь не то действие, слово и все. В лучшем случае меня попрут с работы. Но я не хочу об этом думать. Надо сделать так, чтобы Дэниел влюбился в меня. — У тебя есть принтер? Я вспомнил об этой чертовой исследовательской. Он молча кивает, продолжая пялиться в экран. — Отлично. Распечатай эту работу к завтрашнему дню и приходи на перемене ко мне в кабинет. Посмотрим, как её можно будет подправить. — Хорошо. Он отдаёт мне телефон, гладя все еще лежащего на его коленях Пончика. — Ты ему явно понравился. И мне тоже, но я промолчу. — Мне пора, Фил. — Да, пошли, провожу тебя. Негоже моему сладенькому мальчику шляться зимой по темноте. Хотя, если подумать, до меня он тоже шёл в темень. — Не надо. — Пончику все равно пора гулять. Но если я уж так тебе надоел, то ладно. Тушенка, слыша слово «гулять», вскочил с бёдер Дэниела, при этом немного потоптавшись на них. — Пончик, блять, больно же. Удивлённо смотрю на него, еле заметно улыбаясь. — Блин. я хотел сказать «блин». Он кусает губы, отводя взгляд, после чего за пару глотков допивает чай и уходит одеваться. Откидываюсь на спинку стула, поправляя очки. Слышу, как Пончик начинает скулить, а это не к добру. — Если ты продолжишь заниматься непонятно чем, то через пару минут будешь вытирать лужу. — Надень на него ошейник. Он в черной сумке, которая на крючке висит. — Хорошо. Сладенький мальчик так часто повторяет «хорошо», что это немного раздражает. Но по его голосу слышно, что он сейчас улыбается и, когда прохожу через в коридор в комнату, убеждаюсь в этом. Через пару минут мы оказываемся на улице, и он не прекращает улыбаться, глядя на то, как подпрыгивает Пончик. — Ему холодно. — Ничего страшного. — Ты издеваешься? Не гуляй с ним долго. — Послушай, мой милый мальчик, я люблю его больше, чем кого-либо. И, поверь, знаю, как и сколько мне с ним гулять и как обращаться. Замечаю, как он вздрагивает, когда я говорю «мой милый». — Прости. — Где ты живешь? — Меня правда не нужно провожать. Мне неловко. — Почему? — Не знаю. Я просто не привык. — Ты у нас джентльмен, который провожает свою девушку до дома, а потом идет домой в компании наушников? Я спросил это специально, чтобы хоть что-то узнать о личной жизни моего сладкого мальчика. — У меня нет девушки. Именно это я и хотел услышать. — Поче… — Мы дошли. Спасибо, что проводил. Пока, Пончик. Я зайду завтра. — Пока, Дэниел. — Дэн. Он пару секунд гладит Пончика и вскоре скрывается в подъезде. — Ну что, малыш? Пойдем домой? Тушенка начинает вилять хвостом, а я молча радуюсь тому, что у моего мальчика нет девушки. Парня, скорее всего, тоже нет, ибо я вижу, как он пытается клеиться к девушкам в школе. Черт, в такие моменты мне его ужасно жалко, потому что он не романтик. Он не может навешать всякую лабуду на уши. Блин, да он даже разговаривать-то спокойно с девушками не может. Постоянно запинается и несет чушь, полагаю, из-за стеснения. Да-да, я наблюдаю за ним. Дэниел мне нравится своей невинностью, что ли. Только не принимайте меня за педофила, хорошо? Со мной первый раз такое. Первый раз меня влечет к несовершеннолетнему. По началу, мне это сильно тревожило, но я же, в конце концов, не виноват, что он такой… Какой-то другой. Глупость сморозил, знаю. Он, как я уже сказал, очаровывает своей невинностью и голосом. У него прекрасный голос. И он не такой уж и умный, как я думал до сегодняшнего дня. С одной стороны, он самый обыкновенный, но в нем есть что-то… Что-то, что влечет. Влечет, к счастью, только меня. Насчет остальных парней не знаю, но девушки его в основном отшивают. Из-за этого он иногда ходит слишком расстроенный.***
Мне вот интересно, когда я перестану опаздывать? Это некрасиво, как минимум, а как максимум, я могу вылететь с работы. За минуту до звонка под крики завуча открываю дверь, тяжело вздыхая. Сегодня что? Пятница. Класс Хауэлла на 2 и 5 уроках. Пишу тему на доске под аккомпанемент продолжительного и противного звона. 11 класс. Твою мать. Вот они-то меня больше всего раздражают, ибо они не считают меня за хорошего учителя. Молодой, видите ли. После урока я ужасно злой. Кажется, за эти 45 минут я орал столько раз, сколько не кричал за весь прошлый год. В понедельник дам им контрольную по теме, которую сегодня объяснял. И хрен им, а не «мистер Лестер, можно переписать». — Фил? Дэниел. Тяжело вздыхаю, ибо не могу накричать и на него. — Заходи. Он заглядывает в лаборантскую, и я понимаю, что с ним что-то не так. — Что с тобой? Дэниел выглядит слишком помято. Синяки под его глазами стали видны чуть сильнее, и это меня совсем не радует. — Все в порядке. — Я так не думаю. Оглядываю его с ног до головы. Ему, безусловно, идут костюмы, но в вансах, черных джинсах и мешковатом сером джемпере он выглядит как-то особенно мило. — Вот. Держи. — Не забудь, что как только войдет остальной класс, я превращусь в мистера Лестера. Он молча кивает, пару раз быстро моргая. Замечаю, что его глаза начинают слезиться. — Дэн, что случилось? Говорю твердо и слегка раздраженно. Он лишь вытирает едва выступившие капли, ухмыляясь. — Все в порядке. Просто когда я так делаю, то желание поспать становится немного меньше. Странные у него методы. Я не стал спрашивать, сколько он спал, ибо и придурку понятно, что мало. Просматриваю оглавление данной им исследовательской работы и мысленно прикидываю, что можно убрать. — Сколько у тебя уроков? — Семь. Черт, как же я ему сочувствую. — Шестой и седьмой какие? — Искусство и география. — Хорошо. Иди готовься и зови остальных. Сейчас химия. — Но должна же быть физика. — А моя левая пятка захотела, чтобы я провел химию. Ну вот захотелось мне. Моя классная в свое время тоже так делала. Только она вела право и историю. На самом деле, не думаю, что от детей будет какая-то польза на пятом уроке. А так как химию я люблю больше, то и проведу ее раньше. Тем более, что физику из этого класса никто не сдает, да её вообще из девятых классов никто не сдает. Этот урок прошел ничуть не лучше, чем предыдущий. Они как сговорились. Но из-за того, что я, черт возьми, учитель, уважаемый человек, должен оставлять все свои проблемы в коридоре и приходить на урок в более-менее хорошем настроении. Обычно, так и происходит, но сегодня со мной явно что-то не так. То ли усталость, то ли я… Не знаю, в общем. — Мистер Лестер. Что? Ну что ещё-то? Голос был слишком тихим, и я вообще не понимаю, как услышал его на фоне криков и ругательств собирающихся детей. Раздраженно поднимаю глаза и вижу перед собой угадайте кого? Правильно, Хауэлла. — Что? — Мне оставаться? — Кто у вас ведет искусство и географию? Он называет имена двух не очень хорошо знакомых мне учителей, и я молча киваю. — Я заберу тебя с последнего одного или двух уроков. Дэниел еле сдерживает улыбку и как можно скорее выбегает, нет, вылетает в коридор. Слава Богу, что сейчас у меня окно. И за это время я надеюсь привести себя в порядок. В моральном плане. Хотя мне слабо верится в то, что проверяя самостоятельные работы смогу успокоиться. Ибо дети постоянно забывают расставлять коэффициенты в уравнениях реакции, и это если они вообще догадаются его написать. Некоторые же просто сдают мне пустой лист с подписанной фамилией и вариантом. Ну, так и оказалось. Пятерки я в основном ставлю 3-4 людям из всего класса, в котором не менее 25 человек. Естественно, что химия сложный и непонятный предмет, особенно если вы не слушаете преподавателя и не хотите ничего учить. Теперь я понимаю, почему больше половины школы сдают обществознание и географию. Потому что это самые легкие предметы, по крайней мере, в 9 классе. Дети стали такие ленивые и отвратительные, что иногда мне противно даже говорить с ними. Если честно, иногда мне противно общаться и с некоторыми учителями. Как раз с теми, с которыми мне придется разговаривать, чтобы отпросить Хауэлла. Это две наипротивнейшие старухи, по крайней мере, как я слышал, но я не доверяю слухам. И сейчас мне выпал шанс подтвердить или опровергнуть это. — Здравствуйте, миссис Лэнгдом. — Здравствуйте. Меня передергивает от её голоса. Ибо это ужасно. Я даже не знаю, как это описать. Голос слегка писклявый и, одновременно с этим, холодный, что аж мурашки по телу от страха пробегают. — У Вас на шестом уроке будет 9 класс. И я хотел попросить забрать с вашего урока Дэниела. — Кого? Шик. — Хауэлла. Дэна Хауэлла. — Нет. Этот придурок получил две двойки, которые сегодня должен будет исправить, иначе я поставлю третью. Я готов убить эту отбитую за «придурка». Она сказала лишь две фразы, а я уже понимаю, почему вся школа её недолюбливает, нет, ненавидит. Кусаю губу, пытаясь сохранять спокойствие. — Скажите мне темы, он пересдаст все в понедельник. — Нет. — Послушайте, ему нужно готовиться к экзамену. Он все ответит вам на следующий день. — Мне наплевать на его экзамен, мистер… — Лестер. — Лестер. Пусть готовится вечером, ночью, на других уроках, это не мои проблемы. Овца. С одной стороны, это правда не её проблемы, но где человечность и понимание? Ладно, остался еще учитель искусства. На самом деле, я в шоке с Хауэлла. Как он, сладенький, умный и послушный мальчик, мог получить плохие оценки. Даже смешно. Надеюсь, с искусством у него лучше, чем с географией. — Здравствуйте, миссис Спенсер. У Вас на 7 уроке будет девятый класс. Могу я забрать с Вашего урока Дэниела Хауэлла? — Зачем? — Нам нужно делать исследовательскую работу. Она изгибает бровь, презрительно-странно смотря на меня. — У нас сегодня проверочная. — На какую тему? — Апокалипсис в искусстве и сравнительный анализ двух стихотворений. Что за маразм, мать твою? Она тоже отбитая, но хотя бы не обзывается. — Он ответит все в понедельник, обещаю. — В понедельник у меня не будет времени опрашивать его письменно, поэтому будет все рассказывать так. — Хорошо, спасибо. — Под Вашу ответственность, мистер Лестер. Эта женщина мне нравится. Она знает мою фамилию, не обзывает Дэниела и с ней можно договориться. Но она правда думает, что дети будут учить про этот её апокалипсис? Дэниел, видимо, будет. Сочувствую. Теперь надо найти сладенького мальчика и «обрадовать» его. Трусь около расписания и никак не могу сосредоточиться. Звенит звонок, и я решаю рассказать ему все на физике. Проведу как раз самостоятельную, чтобы не расслаблялись сильно. А то на прошлом уроке я даже пересказ параграфа не спросил. Сейчас только 4 урок, а я уже порядком задолбался. Хочу домой, к Пончику. Хочу улечься на кровать и гладить его, слушая похрапывание. Да-да, моя собака храпит. А ещё я не отказался бы от теплого тела Дэниела, которое будет лежать рядом, прижавшись ко мне. Я опять не о том думаю. Встряхиваю головой и, тяжело вздохнув, натягиваю улыбку и начинаю очередной урок. Черт, я так и не просмотрел исследовательскую.***
— Хауэлл, иди сюда. Он собирает книги и подходит к столу, какой-то слишком расстроенный. — Опять все в порядке? — Да… Нет. Я сам во всем виноват. — В чем же? — Я плохо выучил теорию и плохо написал самостоятельную. Он поджимает губы и отводит взгляд, поправляя лямки рюкзака. Ну, с кем не бывает. — У меня две новости. Первая и вторая. С какой начать? Он ухмыляется, исправляя меня. — Может хорошая и плохая? — Нет. На самом деле, я все правильно сказал. Они не хорошие, но и не плохие. — Тогда со второй. — С географии тебя не отпустили, потому что ты, милый мой, получил две параши и сегодня будешь их исправлять. Мне мог об этом сказать, чтобы я не унижался перед этой овцой? Он еле сдерживает смех. Да, я немного приукрасил. — Прости, что? — Что слышал, Дэн. Ваша географичка — овца, но это только между нами. Вместо искусства идешь ко мне, но в понедельник ты должен сдать ей зачет. В устной форме. — Да твою мать. — Подбирай слова, Дэн. Ты не на улице. Просвети меня, как ты умудрился получить две двойки по географии? — Я не сдал контурные карты и не подготовил еще одно домашнее задание. Мой сладенький мальчик становится все менее идеальным в моих глазах. — Жду тебя через урок. — Хорошо, спасибо.***
Пока я ждал Дэниела — у меня-то уроки кончились — успел в очередной раз убедиться в тупости детей или учителей, которые делали эту исследовательскую. — Мистер Лестер? — Заходи. Он заходит в лаборантскую, слегка ёжась. — Холодно? Сладенький мальчик кивает, двигая стул ближе. Я борюсь с желанием предложить ему свою куртку, но здесь не настолько холодно. — Пошли в кабинет. Он тащит этот несчастный стул обратно к шкафу, выходя в основной кабинет и садясь поближе к батарее. — Почему у Вас.? — Тебя. — Почему у тебя в кабинете так холодно? — Потому что январь. — Исчерпывающе. — Давай к делу. Смотри… И тут я начинаю говорить о всем том, что хочу убрать или исправить в работе. — А ещё тебе нужно будет сделать презентацию. — Я не умею. — Ложь? Он опускает взгляд. Ну твою мать, девятый класс. — Вечером свободен? — Да. — Бери флешку и приходи. Я буду говорить, а ты делать, чтобы совсем не расслаблялся. — Во сколько? — Ну, смотри, сейчас ты по-тихому сваливаешь домой, как и я, а как сделаешь свои дела — приходи. — Но у меня же искусство… — Ну что ты за человек-то такой, Хауэлл. Если ты горишь желанием написать работу про апокалипсис и сравнить какие-то стихотворения, то пошли, я тебя провожу. — Я сматываюсь. Он скидывает пенал в портфель и через секунду исчезает из кабинета. Лишь ухмыляюсь и иду собираться.***
— По-о-о-ончик, иди ко мне. — Тушенка, на предавай меня. Я же сплю с тобой, кормлю… А ему плевать. Дэниел поднимает Пончика на руки, и последний чуть ли не ссытся от радости. — Хауэлл, это нечестно. — Все честно, я просто ему нравлюсь. — Я буду следить за вами. Проходи, включай компьютер. Чай будешь? — Если черный с ягодами, то да. И дальше начинается три часа непонятного действа. Мы упорно пытаемся сделать презентацию, подредактировать саму работу, но Дэниел не отлипает от Пончика, а я постоянно пялюсь на то, как он его обнимает и смеётся. В итоге, мы выпили по четыре кружки чая и сделали три слайда из… По моим подсчетам, из двадцати. Зато я немного узнал о его жизни. Сладенький мальчик, как я и предполагал, идет в медицинский, на педиатра, потому что любит детей. Я узнавал всякие мелочи. Наподобие его любимого цвета, песни, фильма, занятия. Оказывается, он умеет играть на гитаре. А у меня есть гитара. И угадайте, что я сейчас делаю? Упрашиваю его сыграть. После получаса моего нытья и шантажа типа «если ты не сыграешь мне, то я настрою Пончика против тебя» он неохотно соглашается. — Давай я тебе сыграю, а ты… Веду тебя на свидание? Ставлю хорошую триместровую оценку? Угощаю ужином? Завтраком? Обедом? Что выдаст его фантазия? — А ты… Да не тяни ты кота за яйца, мать твою! — Не знаю. — Давай ты мне сыграешь, а я в четверг проведу пробный экзамен по химии. Специально для тебя. — Эк-кзамен? — Да, Дэн, мне нужно знать, что конкретно у тебя не получается. Во вторник объясню задачи, а в четверг проведу пробник. Какие у тебя уроки? — Ну, химия, алгебра, английский, история, биология, физкультура. — Я заберу со второго, третьего и половины четвертого. У тебя все нормально с этими предметами, а то еще не отпустят? — Вроде все нормально. Пихаю ему гитару и располагаюсь на кресле, складывая пальцы «домиком». — Что мне сыграть? — Играй что-нибудь уже. Он медленно и будто невесомо касается струн, после чего начинает наигрывать плавную мелодию, отчего по коже пробегают мурашки. Вижу, как он бесшумно шевелит губами, напевая слова какой-то неизвестной мне песни. Не знаю почему, но мне кажется, что он хорошо поет. Надо будет как-нибудь упросить его сделать и это. Минут пять я наслаждаюсь этим прекрасным моментом и моим сладеньким мальчиком, черты лица которого расслаблены. В этот момент, кажется, я люблю его ещё больше. Интересно, когда смогу об этом сказать? Если вообще смогу. Я же не знаю, как он отреагирует. — Фил… Это настолько ужасно, что ты потерял сознание, но почему-то сидишь с открытыми глазами? — Это прекрасно, Дэниел… — Не льсти мне. Все не так хорошо, как ты думаешь. Он поправляет челку, оставляя гитару. Я борюсь с ужасным желанием поцеловать его. Он такой красивый сейчас, как и всегда в общем, но на данный момент его глаза буквально светятся от счастья, словно у маленького ребенка в день его рождения. Еще пару минут разглядываю его, после чего резко встаю кресла и направляюсь к компьютеру. — Доделываем еще пару слайдов и я тебя провожу. Уже десятый час. — Я рад, что тебе понравилось. — Это не может не понравиться, Дэниел. — Дэн. Улавливаю слабую вибрацию, доносящуюся, вероятнее всего, из другого конца комнаты. — Тебе звонят. Он поспешно снимает трубку, начиная оправдываться. Вырываю телефон из его рук, внимательно слушая окончание тирады матери о том, что уже поздно. — Здравствуйте, миссис Хауэлл, это мистер Лестер, учитель Дэниела. Я понимаю, что уже поздно, но он делает очень важный проект. Не волнуйтесь, я провожу его до дома. С Вашим сыном все будет в порядке. Она моментально успокаивается и благодарит меня за то, что я, цитирую: «Не позволяю Дэну идти домой одному». И что-то про мое благородство. Естественно, я не отпущу сладенького мальчика одного. — Прости. — За что? Твоя мама волнуется, и я прекрасно понимаю. — Ты же холостяк. — У меня есть Пончик. — Ты сравнил меня с собакой. — Не цепляйся к словам, Хауэлл. Хрен с этой презентацией, у нас есть ещё недели три. Пойдем, провожу. — Серьезно? Я думал ты наврал ей. — Я не вру родителям учеников. Тем более, что сейчас уже поздно. — Можно я приду завтра? — Завтра суббота. У тебя разве нет своих дел? Нет, не то, чтобы я против, просто это странно. Ему 16. Обычно подростки в этом возрасте либо гуляют с девушками и пьют, либо… трахаются и пьют. — Да, я… Вспомнил, мне надо кое-куда съездить. Ложь. На самом деле, у меня самого нет планов, кроме нескончаемой проверки тетрадей с контрольными и листочков с самостоятельными работами. Тем более, что мне нравится проводить с ним время. Нет, не так, я люблю проводить с ним время. — Я просыпаюсь к часу. Можешь приходить к двум. Поможешь проверить самостоятельные и контрольные. Давай договоримся, Дэниел… — Дэн. — Прекращай врать мне, хорошо? Я не терплю этого. Тем более, что у тебя это плохо получается. Он снова опускает взгляд и краснеет, после чего я меняю тему разговора о презентации и исследовательской работе. Тем временем он одевает Пончика, и мы выходим на улицу. Люблю гулять вечером, особенно в такой компании, как сейчас, даже несмотря на дикий холод и то, что я замерз, как только вышел из подъезда. Люблю эти неоновые вывески на стенах домов на главных улицах, шум автомобилей и доносящуюся музыку из самых разных ночных клубов, люблю всю эту суету большого и величественно прекрасного города, которая сначала кажется раздражающей. Да, здесь холодные и грубые люди, постоянная слякоть, ветры и дожди, здесь все также, как и в большинстве крупных городов: высотки самых разнообразных форм, огромное количество ярких бутиков и клубов, музеев и памятников, красивых площадей, но я все равно люблю именно этот город, потому что в нем есть что-то по-своему привлекательное. Если честно, Лондон чем-то напоминает Дэниела, точнее Дэниел напоминает Лондон, если можно так выразиться. Он тоже красивый и обыкновенный, но это только на первый взгляд. Мне хватило пары минут наедине с ним, чтобы понять, что он совершенно не то, чем кажется изначально. Дэниел далеко не идеальный, это естественно, не такой правильный как я думал, но зато до умиления стеснительный и умный парень, из-за этого ему будет очень трудно найти девушку. Но в нем меня привлекает еще одна деталь, помимо тех, о которых я говорил ранее, — это его ямочки на щеках, когда он улыбается. Это как восьмое чудо, клянусь, поэтому сейчас я снова неотрывно смотрю на него. На то, как он улыбается, глядя на странную походку Пончика. А ещё он буквально пялится на витрины магазинов, будто никогда их не видел, хотя мы живем всего в паре кварталов друг от друга, о чем я узнал, когда впервые провожал его. Мне иногда кажется, что он вообще не выходит на улицу, не гуляет и не общается с друзьями. А может быть так и есть.***
Половину субботы мы делали эту несчастную презентацию и опустошали мои запасы чая, которые, как следствие, вскоре закончились. И теперь он должен мне пару новых упаковок на его вкус и цвет. Я не сильно разбираюсь в чаях, поэтому мне, можно сказать, все равно, что пить. Часа через четыре мы с трудом, но все-таки покорили эту неприступную крепость под названием «Презентация к исследовательской работе по химии». И он, ещё пару… Пару десятков минут, час, может быть, играл с Пончиком и пытался научить его разным командам, подкармливая сыром, который тот обожал до безумия и, казалось, готов был душу за него продать, будь такая возможность. Ну, а я, как обычно, влюбленным взглядом наблюдал за этой подозрительной парочкой и улыбался каждый раз, когда улыбался Дэниел. Вторник прошел примерно также. Только вместо презентации мы — именно «мы», а не «он» — решали задачи. Это единственное из всего варианта, что ему не дается. Ну никак. Он может решить аналогичную задачу, но чуть только заметит отклонение в «Дано», то сразу теряется. Дэниел путает все формулы и никак не может запомнить хотя бы примерный ход решения. Для него это какая-то катастрофа, как и для меня. Стараюсь быть терпеливым, но нервы потихоньку начинают предавать своего хозяина. Я не злюсь на Дэниела, нет, не могу этого делать, но уже перехожу из стадии «легкое раздражение» в стадию «крайнее отчаяние». Хотя где-то в глубине моей души остался маленький клочочек надежды на то, что он перестанет путаться в этих формулах и начнет решать все сам. Знаете, в чем парадокс? Задачи по химии чем-то похожи на геометрию: все кажется ужасно сложным и запутанным, но стоит додуматься до первого действия, как все мгновенно решиться. Я объяснял номера Дэниелу всеми возможными способами: посложнее, попроще, совсем по-простому, но он никак не мог (или просто не хотел) понять. — Давай ещё раз. И снова все по кругу. Он читает задание, пишет «Дано», уравнение реакции и смотрит на него, глупо хлопая своими длинными ресницами. Потом берет карандаш и пытается что-то сделать, но натыкаясь на мой разочарованный взгляд, становится с каждым разом все грустнее. Буду оптимистом и скажу, что у нас есть еще четыре месяца, чтобы хорошо подготовиться. Не думаю, что его устроит четверка за экзамен, поэтому пока он не будет как орехи щелкать эти чертовы задачи, я от него не отстану. — Я тупой, у меня нихрена не получается! Я лишь трачу твое время, прости. Он ломает карандаш и бросает на стол. Его голос — это смесь злости на самого себя, а может и на меня, не знаю, и разочарования. Дэниел подтягивает ноги к себе, ставя пятки на краешек стула, и утыкается лицом в колени. — Дэн, прекращай, хорошо? Успокойся. — Что прекращать?! Ты сам разве не видишь, что у меня ничерта не выходит. Я тупой. Т.У.П.О.Й. Он буквально кричит на меня, а я лишь хлопаю глазами и с крайне удивленным лицом пялюсь на него. Черт, да что с ним такое? Резкий перепад настроения или что? Главное самому сейчас не начать на него орать. Дэниел обреченно вздыхает, начиная тараторить что-то поначалу невнятное. — Прости, Фил, пожалуйста, не обращай внимания, я пойду. У меня просто… Да неважно, что у меня там. Это мои проблемы. Прости ещё раз, мне ужасно неловко. — Что с тобой? В который раз спрашиваю и знаю, что он не ответит. Естественно, я волнуюсь, переживаю за него. И мне не наплевать на его состояние. Вообще не наплевать, а он выдает «это неважно». У меня появляется желание треснуть этого Хауэлла стулом. Хотя, если пораскинуть мозгами и вспомнить ситуацию, в которой я нахожусь, то вот это моё «треснуть его стулом» кажется тупым и эгоистичным. Он же не знает, что я дорожу им, что я, мать твою, влюблен в него и чуть ли не каждую минуту борюсь с желанием прижать его к стенке, целуя эти манящие губы. — Ничего, я в порядке. — Ты всегда так говоришь. Произношу это с легкой обидой в голосе, но он, кажется, этого не заметил. Оно и к лучшему. — Может потому что это правда? Это ложь. Самая наглая ложь, которой он кормит меня каждый раз, когда спрашиваю о его самочувствии. И как скоро это кончится? Я снова не стану с ним спорить. Надеюсь, что придет время, когда он наконец-то перестанет мне лгать. — Я провожу тебя. — Нет. Не сегодня точно. Я не в настроении. Через пару минут он аккуратно закрывает дверь моей квартиры и уходит. Да что с ним произошло? Может он болен чем-нибудь? Хотя это глупо. Или нет… У него, скорее всего, такой характер. Или же Дэниела можно очень быстро разозлить.***
В среду на уроке Дэн выглядел слегка подавленным. Из-за вчерашнего ли это или из-за чего-то другого — не знаю, хотя очень хотелось. Я не стал ничего спрашивать, да и разговаривать с ним тоже, лишь бросил пару обеспокоенных взглядов, но он этого не заметил. Четверг. Сегодня обещал сладенькому мальчику устроить пробный экзамен. Мне повезло, и я смог без проблем договориться со всеми, пообещав, что Дэниел все спишет/сдаст/сделает и остальная куча всякой фигни. Он наконец доплетается до моего кабинета и лишь по вялому «привет» понимаю, что с ним снова что-то не так. Убеждаюсь в этом, когда выхожу из лаборантской с тремя листочками в руках. Дэниел отвратительно выглядит. Нет, он все такой же милый и красивый парень, но по нему будто катком проехались, и он буквально валится с ног. Интересно, сколько он спал? Да и спал ли вообще? Я сделаю вид, что ничего не замечаю, хотя постоянно подглядываю на него, то и дело отрываясь от заполнения кучи бумаг, нескончаемой проверки тетрадей, листочков и составления контрольных — да, я такой изверг, что на моих контрольных невозможно списать с интернета. У меня есть два с половиной часа на то, чтобы разобраться со всеми документами, ибо дома я планировал посмотреть какой-нибудь фильм. Дэниел уйдет часов в восемь, край — полдевятого, и я, получается, лягу даже до 12, а не в два часа ночи. Осталась самая малость — постараться сделать так, чтобы ничего не помешало моим планам. Эти два с половиной часа пронеслись неимоверно быстро. Главное, что они прошли в тишине, которая иногда нарушалась тихими ругательствами Дэниела. Я закрыл дверь на замок, и никто не мог войти. Завучам я особо не интересен, а ученики, которые изредка долбились в дверь, дергая её по миллиону раз, быстро сдавались, думая, вероятно, что в кабинете никого нет. Только мой сладенький мальчик встает из-за парты и делает пару шагов, как его ноги буквально подкашиваются, и он практически падает на стену, пытаясь привести себя в стоячее положение. Внутри меня что-то сжалось, и я ужасно испугался. Нет, не потому что какой-то ученик в моем кабинете сейчас, кажется, потеряет сознание, а потому, что этот «какой-то ученик» — Дэниел, мать твою, Хауэлл, и единственное, что я могу сейчас сделать, это растеряться, что будет очень не к стати. Через секунду оказываюсь около него, пытаясь усадить на стул. — Если ты сейчас ответишь, что все в порядке, я тебя ударю. Что с тобой? — Все хорошо. Он издевается. По сравнению с тем, каким Дэниел был еще в понедельник и даже во вторник, он приобрел какую-то странную бледность, как при болезни, но навряд ли сладенький болен, а еще его синяки под глазами скоро станут в тон его темных волос. — Сколько ты спал? На протяжении последних двух часов этот вопрос интересует меня больше всего. Он многозначительно ухмыляется, что не к добру ведет. — Это не твои проблемы. Мне пора на… Он переводит взгляд на потолок, пытаясь почему-то именно там найти информацию о том, какой у него сейчас урок. — Точно, вспомнил. На английский. Поиск ответов на потолке действительно работает? — Отвечай. — Фил, мне нужно идти. Какая разница, сколько я спал? Сжимаю руки в кулаки и тяжело вздыхаю, пытаясь хоть как-то успокоить себя. Я его сейчас застрелю. — А разница в том, что ты, мать вашу, еле на ногах стоишь. — Когда? — Что «когда?» — Ты спросил, сколько я спал. В какой день? — Сегодня ночью. — Я ещё не ложился. — И с какого дня? Ухмыляясь спрашиваю, ибо знаю, что он ответит. — Со вторника. Моя челюсть падает вниз и отбивает мне пальцы. Я ошибся, когда сказал, что знаю, что он ответит. Сейчас четверг. Он встал в семь утра два дня назад. И черт его знает знает, сколько он поспал в ту ночь. — Ты придурок? — Это оскорбление. — Это констатация факта. Ты понимаешь, что это вредно для здоровья? Я заметно повышаю голос, но Дэниелом, видимо, овладела невиданная смелость, ибо обычно он отводит взгляд и замолкает, а сейчас нахально улыбается. — Ну вот только ты не начинай, окей? Я в порядке. В по-ряд-ке, понимаешь? Мое состояние — это мое состояние, и я его контролирую. Мне не семь лет, в конце концов. Когда ты проверишь работу? — Сейчас и проверю. Сиди. Меня немного, нет, меня ужасно злят его слова. Я быстро проверяю тест и минуты за три остальные задания. Всего за экзамен можно получить 38 баллов, но так как я не брал вопрос об органике и практику, то можно было набрать 32. — Все слишком ужасно? — 23 из 32. Тебе не хватило трех баллов до пятерки. Если учесть, что мы с тобой провели всего пару занятий, это прекрасный результат. Ты молодец, только давай ты будешь нормально спать. Как только я говорю ему о баллах, глаза моего сладенького мальчика начинают наполняться слезами. Сначала я не придал этому значения, вспомнив то, о чем он говорил пару дней назад. Типа это помогает немного снизить желание спать, но когда капли начали скатываться по его щекам, внутри меня снова что-то сжалось. В один момент мне стало так паршиво, сам не знаю почему. У меня просто появилось чувство отвращения к самому себе, кажется, что в его слезах виноват я, хотя снова не понимаю почему. Дэниел правда очень умный, но за пару занятий просто невозможно написать на отлично. Я вообще не надеялся, что он напишет на четыре. — Что случилось? — Я тупой. — Иди ко… А нет, сиди. Ставлю стул перед партой и сажусь, облокачиваясь локтями на его спинку. Едва касаюсь подбородка Дэниела, чтобы приподнять лицо, как он вздрагивает и резко отстраняется, краснея. Это так смущающе? Вроде нет. Сладенький мальчик первый, кто так странно отреагировал. — Давай ты прекратишь говорить подобное, хорошо? Для первого раза, это правда отличный результат. У тебя не получилась лишь задача и какой-то один номер из теории. Задачи мы отработаем, а теорию подучишь. Ещё четыре месяца осталось, не расстраивайся. Осторожно касаюсь рукой его щеки, немного боясь его реакции, и начинаю большим пальцем вытирать все ещё стекающие слезы. Твою мать, как же я хочу поцеловать его сейчас или хотя бы обнять, но снова не о том думаю. — Пойдём, я провожу тебя до охраны, тебе нужно домой, поспать. Вечером можешь не приходить, разберём все во вторник. — Мне осталось просидеть три урока. Я не пойду домой и приду вечером, не хочу ждать до вторника. Я все-таки когда-нибудь убью его. Упертый, как баран. Единственное, что меня сейчас радует, так это то, что я до сих пор поглаживаю большим пальцем щеку сладенького мальчика, а он не сопротивляется. Может он понял, что… Ну как бы… Или просто… Ладно, буду надеяться, что я ему тоже понравился, что ли. Мне все-таки кажется, что Дэниел слишком правильный, чтобы признать подобное даже самому себе. И теперь думайте сами, что имелось в виду под словом «подобное». То, что он, возможно, влюбился в парня или то, что этот «парень» его учитель. Он прожигает меня своими все ещё слезящимися глазами, а я… А что я? Я всячески пытаюсь увернуться от этого взгляда, потому что он оказывает на меня какое-то странное воздействие. Не могу это описать, скажу лишь то, что в такие моменты мне ужасно хочется коснуться губ сладенького мальчика своими, чтобы почувствовать их мягкость и тепло. — Ты совсем не понимаешь… — Мистер Лестер, мне пора, до свидания. Он быстро встает и уходит, заставляя меня лишь тяжело вздохнуть. Повторяюсь: упёртый, как баран, честное слово. Не хочу портить с ним отношения, читая нотации о том, как нужно поступать, а как нет. Но я же просто хотел как лучше, ведь так? Можно было бы ответить: «а получилось как обычно», но пока что этого «как обычно», к счастью, не случилось. Намудрил, знаю, но думаю, что идею вы поняли. Блин, я же не могу просто смотреть на него такого, будто у него на глазах утопили щенка, а его самого избила толпа… Какая-нибудь толпа. Остаток дня я ходил словно вареная макаронина, постоянно думая о моем сладеньком мальчике. А ещё я проявлял свои никакущие шпионские навыки и следил за Дэниелом каждую перемену. Да-да, считайте меня десятилетним ребенком, но мне важно было знать, что с ним все в порядке. Единственное существо, которое заставляет меня сегодня улыбаться — это Пончик. Мне иногда кажется, что он один не лжет мне и всегда рад меня видеть. Он как маленькое солнышко в моей жизни. Надеюсь, ещё одним «солнышком» станет Дэниел. Вечером он явился в ещё более плачевном состоянии. Я готов был, в прямом смысле, выгнать Дэниела в подъезд и до кучи наорать, чтобы шел спать. — Ты как? Он одаривает меня гневным, да, именно гневным, потому что его глаза стали практически черными, взглядом, при этом каким-то странным голосом произнося заученное «все в порядке». Он даже Пончика на руки не взял, не то, чтобы не взял, он даже не погладил его, хотя обычно на протяжении всего занятия сидит с ним в обнимку. — Иди, малыш. Указываю Пончику на дверь, ведущую в мою комнату, и он, послушно опустив уши и морду, поплёлся на кровать. — Что? Дэниел видимо подумал, что я о нем говорю. На его лице отразилось нечто среднее между сильным удивлением и… Очень сильным удивлением. — Я Пончику. Буквально слышу его то ли облегченный, то ли разочарованный вздох, и глупо улыбаюсь. — Чай тебе не предлагать? — Давай займемся моей работой. Экзамен через 4 месяца, а я тупой, как ебаная пробка. — Дэн, хватит. Если ты в плохом настроении, то либо иди домой, либо прекращай выражаться и возьми себя в руки. Я ему ничего не сделал, в конце-то концов. И не понимаю, с чего он ведет сейчас себя, как хамло. Мой сладенький мальчик поджимает губы и роняет голову в ладони, сокрушенно вздыхая и потирая глаза. У меня один вопрос: на кой-черт он пришел, если выглядит хуже фунчозы? — Прости, я сегодня… Не знаю, прости. — Ты слишком устал, чтобы делать что-либо. Я не задам тебе ничего, просто еще раз объясню пару номеров и задачу из варианта. Хауэлл смотрит то на меня, то в лист с заданиями, усиленно пытаясь понять объяснения. Навряд ли он запомнит хоть одно сказанное мною слово, ибо, ещё раз повторю, он будто в предобморочном состоянии. Я ужасно не хочу его сегодня задерживать, поэтому минут через 20 все заканчиваю. Дэниел молча собирается, а я снова смотрю на профиль его лица. Он выполнил мою просьбу и больше не показывал своей усталости и злости, старался, по крайней мере. Мой сладенький мальчик уже второй раз за день собирается свалиться на моих глазах, только на этот раз у меня в коридоре. Прямо сейчас. Он спотыкается о непонятно откуда взявшегося посреди коридора Пончика, и, через секунду Дэниел распластался бы по полу, но я, как самый благородный человек на свете, подхватываю его, и наши глаза оказываются напротив друг друга, а лица — в паре сантиметров. Время будто останавливается, и я вижу только широко распахнутые глаза Дэниела и его слегка приоткрытые чертовски привлекательные губы. Эта картина чем-то напоминает сцену из кино, когда парень сбивает девушку с кучей книг, а потом непонятным образом её ловит. Понимаю, что сейчас сделаю ужасную глупость, но желание пересиливает разум. — Прости… Единственное, что успеваю прошептать, прежде чем впиться в его губы. Твою мать, клянусь, это самое приятное, что я когда-либо чувствовал. Не знаю, что насчет сладенького мальчика, но у меня в голове будто что-то взорвалось, а по телу разлилось приятное тепло, которого я, кажется, не ощущал никогда в жизни. Это длилось всего пару секунд, но мне казалось этой вечностью. И я не хочу, чтобы эта вечность когда-нибудь кончалась. Черт. Только сейчас понял, что он не ответил. Не ответил на поцелуй. Как только привожу нас в вертикальное положение, Дэниел сразу же отталкивает меня. Его глаза метаются из стороны в сторону, он тяжело дышит, будто только что пробежал марафонскую дистанцию, а губы все также приоткрыты. Слово «блять» — это единственное, что крутится сейчас в моей голове. Но будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы не стал ничего менять, потому что не сожалею о том, что поцеловал его. Правда не подумал в возможных последствиях, но это уже не важно. Делаю шаг к нему навстречу, а он вжимается в стену ещё сильнее. — Прости, Дэн, черт, я не знаю, как так вышло… Прости ещё раз, мне ужасно стыдно… Начинаю бессвязно тараторить, глядя на его испуганное лицо. На самом деле, мне совсем не стыдно, сейчас я больше переживаю о тех самых последствиях, которые не учел. Рано или поздно я бы все равно поцеловал его. Черт, да две недели назад вообще собирался его изнасиловать, и мне казалось это нормальным. Хорошо, что передумал, потому что я не представляю, насколько плохо было бы Дэниелу после этого, если обычный поцелуй поверг его в такой шок. — М-мистер Лестер, я-я… Ну как бы… Можете немного как бы… Отойти. Странная просьба. Делаю пару шагов назад, внимательно наблюдая за его слишком быстрыми действиями и уже поблескивающими от подступивших слез глазами. — Дэн… Касаюсь его плеча, как он тут же вздрагивает, на это раз вжимаясь в дверь и слегка дрожащими руками застегивая куртку. — Не трожьте меня, пожалуйста. Он пару мгновений смотрит мне в глаза, после чего будто испаряется из квартиры. Черт. Черт, черт, ЧЕРТ. Ну почему я не могу подумать, прежде чем совершить какую-нибудь тупость? Мне надо поговорить с ним, придумать хоть какое-то оправдание моему поступку. Я поддался желанию и теперь рискую не выбраться из беспросветной кучи дерьма. Хотя, кажется, я преувеличиваю. Дэниел же не будет трепаться о том, что его поцеловал учитель химии. В конце концов, меня же не выгонят за это из школы. А если выгонят? А если теперь сладенький мальчик все преувеличит и скажет, что я его домогался или что-то в этом роде? Так, это полный бред. Зачем это Дэниелу? Правильно, незачем. Он адекватный молодой человек, который просто забудет это и все… Мать твою, да кого я обманываю. Он никогда этого не забудет. Мне надо просто найти его завтра в школе и поговорить. А если он не захочет говорить? Блять, да естественно, он не станет говорить со мной. Он напуган. Слишком напуган моим действием, чтобы ещё и разговаривать об этом. Черт побери, сколько проблем из-за одного поцелуя. Лишний раз убеждаюсь в том, что мне надо быть более сдержанным и… компетентным, что ли. Но, вашу мать, его губы были какие-то особенно красивые в этот момент, я буквально чувствовал его дыхание на себе. Я же тоже человек. И могу поддаться искушению. Все прекрасно понимают, что я ищу себе хоть какое-нибудь оправдание, хотя, как известно, отговорки никого не интересуют. Весь вечер и половину ночи думаю о том, что скажу завтра Дэниелу. Но слова либо не клеятся совсем, либо выходит неимоверный бред. Почему это так сложно? Никогда не извинялся за поцелуи. Это, правда, из-за того, что подобных случаев у меня никогда не происходило. Раньше. Может надо просто рассказать правду? Или это лишь больше опустит меня в его глазах? Ну, допустим, я солгу. А дальше что? Если он узнает правду, то будет ещё хуже. Что сказать Дэниелу? Так, кажется, я раздуваю из мухи слона. Решу все на месте. Перевожу взгляд на часы, и глаза невольно расширяются, когда я понимаю, что уже четыре часа утра. Ну твою ж мать. И тут, до кучи, я понимаю, что ничерта не подготовился к завтрашним, то есть сегодняшним, урокам. Повторяюсь в, кажется, миллиардный раз за этот вечер: твою мать. Чертов Хауэлл. Зачем я вообще поцеловал его? Та-а-ак, пора спать, ибо сейчас снова буду угнетать себя мыслями о сладеньком мальчике.***
Заранее знаю, что просрал сегодняшний день, потому что уже умудрился опоздать на работу, не погулял с Пончиком, не могу найти Дэниела и снова опаздываю на урок. Убейте меня. Хотя нет, не надо, тогда я не смогу видеть моего сладенького мальчика. Как самый ответственный и всегда подготовленный учитель, я решил не позориться и дал внеплановую контрольную с, естественно, элементарными заданиями. А сам отправился к расписанию, чтобы все-таки найди Дэниела. Надеюсь, он хотя бы в школе. Минут пять туплю, стоя перед расписанием и усиленно пытаясь вспомнить, где находится 28 кабинет. Я всё ещё не знаю, что сказать ему, поэтому мне немного — или не немного — страшно. — Здравствуйте, можно Хауэлла на пару минут? Забыл, как зовут учительницу по биологии. Нет, не забыл, просто не знал. Она молча кивает, и я начинаю бегло осматривать класс в поисках нужного мне человека. Дэниел стал каким-то слишком уж бледным, увидев меня. Что ему сказать? Что, черт возьми? Меня, кажется, начинает одолевать паника, но я всеми силами стараюсь сделать невозмутимый вид. — Нам нужно поговорить. Он снова поднимает на меня почерневшие глаза. — По поводу? Он произносит слова таким холодным и бесчувственным голосом, что это слегка пугает и сбивает с толку. — По поводу вчерашнего. — Я не хочу разговаривать. До свидания, мистер Лестер. — Дэн, подожди. Пусть тебе это не нужно, но мне важно объясниться перед тобой. Пожалуйста. Я стараюсь говорить искренне, но мой голос передаёт лишь неуверенность. — Мне какое дело? Мистер Лестер, вы забрали меня посреди урока. Мне сдавать этот предмет, а там новая тема, до свидания. Он разворачивается и собирается уже открывать дверь, как я хватаю его за рукав джемпера и притягиваю к себе. Сладенький мальчик часто хлопает глазами, явно испугавшись моего действия. — Дэн, пожалуйста, приходи после этого урока. — Зачем? Изнасилуете меня на этот раз? Он выдергивает руку и уходит обратно в класс. Это было ужасно слышать. Что он вообще обо мне думает? Хотя что он может подумать о своем учителе, который ни с того, ни с сего поцеловал его? Стараюсь не реагировать на последние слова, немного сжимая зубы. Лишь бы Хауэлл пришел, черт, я буду молиться всем богам, которых знаю, чтобы только сладенький мальчик дошел наконец-таки до моего кабинета. Только увидев его, я понимаю, как необходимо извиниться перед Дэниелом. До конца урока и половину перемены я был, как на иголках. Когда до меня наконец доходит, что он не придет, то снова отправляюсь его искать. Безуспешно. Ну, вернее, одноклассников его я нашел, а самого Дэниела нет. Шикарно. Он меня избегает. Ладно, завтра все равно у класса моего мальчика химия. А ещё мне кажется, что он больше никогда не дойдет до моей квартиры. Черт, почему я такой эгоист? Ему же надо готовиться к экзаменам. Хочу просто выйти на крышу дома и поорать. Это и вправду успокаивает, я пробовал. Я снова не пойми сколько думал об этом и поспал от силы часа полтора. Не хочу превращаться в Дэниела, но спать нормально тоже не могу. Одни и те же мысли постоянно крутятся в моей голове, не давая думать о чем-либо другом. Я выгляжу нереально глупо, что перед завучами или учителями, которые спрашивают о документах или интересуются моими делами, что перед учениками, которые наглым голосом чуть ли не орут «из-за чего вы поставили мне двойку?». Будто нахожусь в прострации и постоянно отвечаю невпопад, из-за чего ловлю на себе презрительные взгляды. На следующий день мне все-таки удалось выловить его. Я выгнал всех из класса, а Дэниела держал за рукав пиджака, чтобы тот не дай Бог не свалил. Как только я закрыл дверь на щеколду, он снова побледнел. — Мистер Лестер… Про изнасилование… Я же пошутил, не надо, пожалуйста. Глаза сладенького мальчика снова застилает пелена слез, которые вскоре начинают скатываться по его щекам. — Ты идиот, Дэн? Просто послушай меня. Я не знаю с чего начать. Прости меня, хорошо? Я не должен был тебя целовать, но… Я замолкаю и смотрю на вжавшегося в стену Дэниела. — Но.? Он спрашивает осторожно, будто боясь, что я что-то сделаю. — Ты мне нравишься, Дэн. Очень сильно. Это звучит как-то по детски, но это так. — Я-я… Я натурал, мистер Лестер… — Фил. Тогда почему у тебя нет девушки? — Потому что пока что я не нашел ту, которая мне действительно нравится. А парни меня совсем не привлекают. — Брось, Дэн, это все сказки. В твоем возрасте девственников меньше, чем… Чем бенгальских тигров. Ты просто никогда не думал о своей ориентации, ведь так? Ты хочешь, как все, найти красивую девушку, завести с ней отношения, переспать, в конце концов, но ты не будешь любить её. Я уверен, что ты только будешь обманывать себя, говоря, что влюблен. Возможно, я несу какой-то бред, но, пожалуйста, позволь мне повторить ту глупость. — Нет, Фил, это неправильно. Так не должно быть, ты — парень, мой учитель, ты намного старше меня, так просто нельзя. Я люблю девушек, они привлекают меня. — Ты сам себя пытаешься в этом убедить? Мой план извинений слегка вышел из-под контроля. — Нет, ты не понимаешь… — Один. Чертов. Раз. Дэн, пожалуйста, мне нужно это. Я не хочу, чтобы твои чудесные губы целовал кто-то помимо меня. Но знаю, что это неизбежно. — А как же мое желание? Я не хочу этого. — Посмотри мне в глаза и повтори. Он выполняет мою просьбу, но вместо слов из его рта вылетает какой-то бессвязный бред и мямлянье. — Пожалуйста, один раз. Он шумно сглатывает и, закрывая глаза, еле заметно кивает. Твою мать, это не сон. НЕ СОН. Я думал, что все окажется намного сложнее. И я искренне надеюсь на то, что его не тянет проблеваться от одной мысли о том, что сейчас его целует парень. Кладу ладони на влажные от пары капель слез щеки моего сладенького мальчика, накрывая его губы своими. Этот поцелуй совсем не похож на тот, первый. Его губы кажутся ещё мягче, а процесс ещё приятнее. Внутри снова разливается приятное тепло, а по телу будто пробегает легкий электрический разряд. Как бы это абсурдно не звучало. Время превращается в густую массу, которая может тянуться ужасно долго. Только вот в этот раз это играет в мою пользу. Я хорошо целуюсь, очень, и мне многие об этом говорили, так что, надеюсь, ему понравится. Проникаю в рот Дэниела своим языком, медленно проводя им по нёбу и ровному ряду белоснежных зубов. Возможно, это было лишнее, но буду думать, что пока сладенький мальчик меня не отпихнул, все идет вполне нормально. Нет, не нормально, а идеально. Все хорошее рано или поздно заканчивается, так же говорят, да? Почему «рано или поздно» значит «через пару секунд»? Ибо один из самых приятнейших моментов в моей жизни закончился именно через столько. В кабинете повисла напряженная тишина, на фоне которой был приглушенный школьный гвалт, потому что перемена все еще длилась. — Я настолько противен, что ты даже не посмотришь на меня? Он все-таки поднимает свои чудные глаза, глупо хлопая ресницами и при этом немного краснея. — Это просто… неправильно. Так не должно быть, я же… парень. И ты тоже. И ты старше. И так не… — Тебе понравилось? Перебиваю его, изгибая бровь. Как же Дэниел задолбал с этим «правильно» и «неправильно». Ну поцеловал я его, ну понравилось ему. Так вместо того, чтобы признать это, сладенький мальчик до последнего будет убеждать всех и себя в обратном. Зачем все усложнять? Он переминается с ноги на ногу и — что вы думаете? — сваливает через пару секунд, оставляя меня без ответа. Снова. Облокачиваюсь на подоконник, тут же вскрикивая. Черт, я постоянно забываю про эти кактусы, оставшиеся от прошлого учителя. Тут много хлама осталось, и я не знаю, почему не выкину половину. Интересно, Дэн снова продолжит меня избегать?***
Я был прав. Прошло ровно две недели, а он ни разу не попадался мне на глаза. Не приходил ни на химию, ни на физику, ни на элективы. Он либо просто прогуливает школу, либо только мои уроки. Даже предполагал, что он заболел, но его одноклассники сказали, что «Дэн ходит через день». Я бы зашел к нему домой, позвонил бы, но не знаю номера и адреса. Надо просто подождать, может он при… Кого это принесло? Пончик начинает лаять на дверь, постоянно подпрыгивая на передних лапах, а до моих ушей доносится неприятный звон. Родители? Сестра? Если учесть, что никто из них никогда не приходил в будни, то это немного странно, ибо родители на работе, а сестра либо готовится к выпускным экзаменам, либо плачет из-за того, что ничего не сдаст. Я тоже когда-то так делал, но, как оказалось, все не так сложно и страшно. Открываю дверь и буквально застываю на месте. — Поцелуй меня еще раз. И тебе добрый вечер, Дэниел. Его голос на удивление тверд, а моя челюсть, кажется, пробила тоннель до Китая. Если то, что сладенький мальчик пришел, было неожиданностью, то его слова вообще повергли меня в полнейший шок. Мы молча смотрим друг на друга минуту, две, а Пончик прыгает Дэниелу на ногу. — То есть, ты две недели где-то шлялся, не являлся на мои уроки, причем, специально, а теперь, ни с того, ни с сего, заявляешься ко мне в квартиру и просишь… о том, что сказал пару минут назад. А как же твое любимое «это неправильно» или «ты же парень»? Откуда такая смелость, Дэн? Почему ты пришел сейчас? Все, меня понесло. Я могу возмущаться еще очень долго, даже несмотря на то, что с великим удовольствием поцелую его. Хорошо, что ему хватило ума и наглости перебить меня, при этом демонстративно закатив глаза. — Я понял твою мысль и не отвечу ни на один заданный вопрос. Поцелуешь меня или нет? Он очень странно себя ведет, но, черт возьми, да. Резко сокращаю расстояние между нами, слегка дергая его за ворот кофты. Дэниел буквально падает в мои объятья, касаясь губ. Я хочу думать, что ему все-таки понравилось. Мне абсолютно плевать, если честно, почему он пришел именно сейчас, да еще и с такой странной просьбой. Главное — что пришел, хотя я вообще на это не надеялся. — Да. Да ладно! Он ответил на вопрос двухнедельной давности. Ура. Я и без него знал, каков будет ответ, но хотелось услышать эти слова от самого сладенького мальчика. Пончик оттоптал нам все ноги, пытаясь запрыгнуть, по-видимому, на руки к Дэниелу. — Ты опять свалишь на две недели? Или в этот раз на три? Может на месяц? — Хватит, хорошо? До того дня я думал, что был натуралом. — До того дня? — Нет, ну, как бы, мне и девушки нравятся, но и ты, как бы, что ли, вроде, наверное, тоже мне нравишься. Или нет. Я не знаю. Ну, в общем… Он тараторил какую-то непонятную чушь, из которой я отчетливо услышал «ты мне нравишься». Мое сердце пропустило удар, а внутри снова что-то сжалось. Это не сон? Точно не сон. Пару раз хлопаю глазами, пытаясь убедить себя в достоверности происходящего. — Бисексуал. Первое, что пришло мне на ум. Он бисексуал, если не наврал, что ему нравятся девушки. Он и не особо долго осмысливал это. Хотя… Две недели на то, чтобы признаться самому себе, что его сексуальная ориентация слегка необычна — это дохрена. Дэниел коротко кивает, продолжая топтаться на пороге и периодически поглаживая все ещё прыгающего Пончика. — И что ты еще надумал за две недели прогуливания моих уроков? Делаю акцент на том, что он прогуливал именно мои уроки. — Фил, забудь об этом. — Ты издеваешься? Забудь? Умнее ничего не придумал, нет? Ты, прости меня, проебал четыре дополнительных занятия, столько же физики и химии. И не думай, что это сойдет тебе с рук, молодой человек. Буде… На этот раз он дергает меня за край футболки, затыкая поцелуем. Все замечания и тирады по поводу пропусков в моей голове рассеиваются подобно туману. Я больше не могу на него злиться. — Ты чего тут надумал? Мы даже не встречаемся, так что не увлекайся. И не надо так больше делать. — Тебе не нравится? — Да пошел ты. — У тебя красивые губы. — А у тебя задница. Подмигиваю и ухожу на кухню, пытаясь сдержать смех от вида его удивленного лица, которое становилось похоже на помидор. Это просто нечто. И я, между прочим, не соврал. — Только вот не говори, что ты на меня пялишься. Он заходит на кухню, видя мою коварную улыбку. Так как он очень предусмотрительный и, естественно, не взял учебник, то мы просто разговаривали о чем-то там — не особо слушал. Ну и я снова капал на мозги тирадами о его безответственности и прогулянных уроках. Дэниел снова не отлипал от Пончика. Или Пончик от Дэниела. Я просто молча радуюсь тому, что мой сладенький мальчик действительно мой. Ну, почти. Работаю над этим. И я все-таки до черта влюбился в него.***
— Черт, Фи-и-ил, я сда-а-ал! Сдал! Понимаешь, сдал! И он ещё миллиард повторяет это, вися на моей шее и лучезарно улыбаясь. Я не перебиваю моего — теперь правда моего, мы встречаемся, поздравьте меня — сладенького мальчика, давая насладиться этим прекрасным моментом. Пусть это только девятый класс, но сдать биологию на 4 — это, как по мне, самое прекрасное событие. Особенно если учесть, что последние полтора месяца он ходил сам не свой и постоянно плакал, что ничего не сможет и напишет на «2». — А кто там говорил, что ничерта не сдаст? Кто игнорировал мои слова по этому поводу? Кто постоянно называл себя тупым, м? Не подскажите, молодой человек? — Не подскажу. Он не прекращает улыбаться, тихо повторяя эти заветные три слова. «Я сдал экзамены». Я вообще удивлен, что он пришел ко мне, а не пошел пить. Ибо на выпускной он нажрался так, что мне пришлось тащить — именно тащить, потому что ходить он не особо мог — Дэниела до дома, под чуть ли не сотней то ли удивленных, то ли презрительных взглядов подростков. А тащить мне его пришлось к себе домой, не мог же я предоставить миссис Хауэлл это подобие живого организма, которое больше походило на растение. Хорошо, что сладенький мальчик сказал мне свой пароль и я смог написать его матери, что он останется у друга. Если такую вечеринку закатили в честь окончания средней школы, то мне страшно представить, что будет после сдачи экзаменов. — Фил… Будет очень неловко, если я прослушал что-то важное. Видимо, нет, потому что он приподнимается на носочки и целует меня, сжимая ворот кофты. Не знаю почему, но этот поцелуй какой-то особенный. Еще более нежный, что ли. Или же мне просто кажется. Он начинает медленно двигаться в сторону… Так, стоп… Почему мы движемся в сторону спальни? Это немного странно. Кого я обманываю? Это чертовски странно. Сладенький мальчик садится на кровать и, не разрывая поцелуя, дергает за кофту, заставляя меня упасть на него. — Что ты делаешь? Он поджимает губы, немного краснея и вновь целуя меня. Да что с ним такое? Нет, я не тупой и понимаю, что он пытается… Как бы это сказать… Переспать со мной. Как только я подумал об этом, его холодные пальцы проскользнули под мою кофту, чуть приподнимая её. — Дэн, ты понимаешь, что тебе 16? Сажусь на его бёдра, хмуря брови. Он молча кивает, теребя край своего худи. — А мне 23. Он снова кивает. — Меня могут посадить. Нет, не то чтобы я не хотел или боялся за свою задницу, но… Ты не думаешь, что тебе ещё рано заниматься этим? Делаю акцент на последнем слове, скрещивая руки на груди. — Я хочу этого. Он шепчет, снова дергая за кофту и заставляя упасть на него. Чертов маленький… Извращенец. Разворачиваю нас, вжимая его в кровать и принимаясь оставлять засосы на нежной коже. С его губ срывается сладкий стон, и я понимаю, что этот день будет самым лучшим в моей жизни. Мой разум упорно твердит не делать этого, но мне, честно говоря, плевать. — Ты уверен? Оставляю очередной засос и улыбаюсь, когда слышу хриплое «да». Грубо целую его, попутно стягивая футболку. Прощайся с девственностью, Дэниел.