***
Проснувшись утром от дикого ора будильника, я рывком сел на кровати, тут же застонав от боли сквозь стиснутые зубы. — Женя, вставай и иди завтракать, — крикнула мама откуда-то. — Иду, — крикнул в ответ, вставая с кровати и оглядываясь, в поисках джинсов. Когда искомое было найдено, быстро оделся, натянув еще сверху на себя черную футболку, и потопал на кухню. Оттуда уже доносились слюнопускательные запахи яичницы с беконом. — Садись, я на работу уже опаздываю. Тебя подвезти? — выгнула бровь красивая брюнетка, по совместительству являющаяся моей мамой. Она лукаво улыбалась, а темно-бордовое платье свидетельствовало о том, что после работы мама вовсе не домой собралась. — И куда это мы так нарядились? — ехидно улыбаясь, спросил я, засовывая добротный кусок яичницы в рот. Мама зарделась, но лишь махнула рукой. Понятно, опять чтоб не сглазил. — А насчет подвезти, то я не против, — сказал я, макая хлеб в желток. — Тогда давай скорее, — Иллия Игоревна, а именно так звали мою маму, подмигнула мне и вышла из кухни. Наскоро поев, а после умывшись, я даже не заглянул в дневник, чтобы посмотреть какие сегодня уроки, скинул первые попавшиеся учебники в сумку и пошел на выход. Когда мы уже подъехали к школе, мама вдруг внимательно посмотрела на меня. — Жень, ты хорошо себя чувствуешь? — я всегда удивлялся ее интуиции. Я положительно помотал головой и выскочил из машины, махнув ей на прощание рукой. Опаздывала уже не только мама, потому что в класс я влетел вместе со звонком, споткнувшись об порог, чертыхнувшись и сев за свою третью парту в третьем ряду. — Ты в своем репертуаре, Берченко! — всплеснула руками Анна Павловна, наша биологичка и классрук по совместительству. Женщина, конечно, мировая, понимающая и добрая, но порой дотошная. Русые волосы, вечно собранные в гульку, делали молодое лицо выразительней, но старше. — Извините, Анна Павловна, — буркнул я, пытаясь найти в сумке нужный учебник. Лично я считал, что пробуждение в школу в полседьмого утра — Кощунство. Но маман, а иногда с тряпкой мокрой в руках, по утрам была непреклонна. Кто-то постучал меня по плечу, и я, вздрогнув, повернулся. Позади сидел мой одноклассник — Никита, он сунул мне в руку свернутый пополам листок и сделал вид, что увлечен рассказом Аннушки (именно так мы называли ее за глаза). Я развернул листок и замер, перечитал, сглотнул, протер глаза. На клетчатом листке бумаги был аккуратно выведен вопрос: «А ты тоже не знал, что Макс уезжает в Америку учиться?» Я чуть было не закричал от радости, но сдержался. «Нет. Когда?» — написал я в ответ и передал листок за спину, не прошло и пары минут, как меня снова похлопали по спине. В руке оказался тот же листок. С замиранием сердца разворачиваем. «Сегодня утром забрал документы, видимо, уже уехал.» Не выдержав, я тихо вскрикнул, подскакивая на месте. — В чем дело, Евгений? — поправила Аннушка очки. — Можно выйти? — я переминался с ноги на ногу для правдоподобности. Женщина кивнула и вновь заговорила о важности ДНК или чем-то подобном. Я же ничего уже не слышал, выскочив из кабинета. Когда я забежал в туалет и вцепился руками в подоконник, то уже не смог сдержать душераздирающий крик радости. — Добби свободен! — со смехом смахнул я слезы с щек.Добби свободен!
10 февраля 2018 г. в 13:16
Первый удар пришелся прямо в живот. Я согнулся, пытаясь вдохнуть, но каждая попытка отзывалась болью в животе. Следующий удар был с колена прямо в лицо, что странно, ведь мой лучший-худший друг всегда старался не бить по лицу, чтобы не оставалось следов. Я рухнул на пол, заляпав кафельный и без того грязный пол кровью.
— Я тебя предупреждал, чтобы ты не бесил меня, — хрипло рассмеялся Макс, с размаху ударив меня носком ботинка по почкам. Слезы боли брызнули из глаз, я не смог сдержать тихий стон, выводя своего «друга» окончательно из себя.
— Что ты стонешь, как баба, — презрительно зарычал он, сплюнув на пол. Еще раз с размаху ударил меня ногой в живот, — На сегодня все, свободен, — сказал он и быстрым шагом покинул школьный туалет, громко хлопнув дверью на прощание.
Как только за парнем закрылась дверь, я не сдерживаясь, застонал в голос от боли, слезы застилали глаза, а попытки встать только вызывали новую волну боли, заставляя корчиться. Из разбитого носа и губы текла кровь, живот стянуло в тугой узел, мешая вздохнуть. И вот такие «приятельские» отношения связывали нас с Максом уже почти год.
Мы с ним дружили с детского сада, нашу дружбу все называли «не разлей вода». Друг за другом и в огонь, и в воду. Хотя Макс и сейчас делает вид, что мы друзья. А началось все в начале девятого класса, когда я при всех признался, что гей.
Театр одного актера разыгрался в день признания, после уроков. Я-то думал, что друг поймет и примет меня, как это сделали большинство одноклассников, но точно поставленный удар под дых в какой-то подворотне опровергнул мою теорию. И каждый гребаный день в школе он играл из себя всего такого из себя понимающего друга, защищал перед старшеклассниками, которые лезли побить меня за ориентацию, перед презрительно кривящимися учителями. Но после школы: в подворотнях, подъездах или школьном туалете - избиение и брезгливо поджатые губы. И опять по новой.
— Попробуй рассказать кому, и я превращу твою жизнь в ад, — зло выплюнул он мне в лицо в первый день такого вот «спектакля». И превратил бы, я был уверен. Макс не из тех, кто бросал слова на ветер. Он был не то чтобы безоблачно богат, но в его семье водились деньги, и большие. Не зря ведь его отец подался в политику после пятнадцати лет работы прокурором.
Макса я заметил как предмет своей любви где-то в классе пятом. Точнее тогда еще не было понимания происходящего, лишь сильная тяга к красивому мальчишке. Кому может не понравиться голубоглазый шатен, с правильными чертами лица и спортивным телосложением? Он был недостижимой мечтой многих девчонок и меня в том числе. Всегда веселый и жизнерадостный парень, еще не испорченный деньгами, но уже имеющий возможности гораздо большие, чем одноклассники.
Я с трудом поднялся и, пошатываясь, подошел к раковинам, включая кран. Подставив дрожащие руки под горячую воду, я простоял так несколько минут и умылся. Из зеркала на меня смотрело вымученное молодое лицо с большими серыми глазами, мокрые черные волосы короткими дорожками прилипли ко лбу. Я поднял футболку, осматривая свое худощавое тело. На ребрах и животе не было и живого места, одна сплошная гематома.
— Ну что, Женька, — я подмигнул своему отражению, — Пережит еще один день. Осталось до хрена. - подняв с пола сумку, я перекинул ее через плечо и нетвердым шагом отправился домой.