Ответ прост и легок — Скотт настоял, захотел показать ему свою стаю, приманить обратно.
— Айзек, — ребра, кажется трещат по швам от напора рук альфы. — Айзек, Айзек, — слышится со всех сторон. Лейхи пытается отступить, уйти от этого радостного и беспечного гула, голова трещит нестерпимо. Лидия Мартин, нет не та Лидия Мартин, которую он знал, когда уезжал. Эта — с растрепанными огненными кудрями чуть ниже плеч, без терпкого парфюма, от которого раньше нос за километр чесался, и с такой нежной-нежной улыбкой, обращенной к Стайлзу на практически ненакрашенных губах, что у Айзека сахар на зубах скрипит, ничуть не похожа на ядовитую банши. Скотт радушно улыбается, прижимая к себе счастливую Элиссон, задает вопросы в таком количестве, что Лейхи не успевает их даже услышать. Охотница блестит, сверкает, улыбается. Айзеку все равно, чувства остались в прошлом, оказавшись лишь минутной ложью.Его не было в этом городе слишком долго.
Его знакомят с Тео, которого он может описать лишь в несколько слов — лживые глаза, черное сердце и желание сгореть на месте, осыпавшись пеплом на том же месте. Далее следуют Хейден и Лиам — милая парочка, от вида которых что-то заржавелое скрипит на душе, на миг блеснув в льдистых холодных глазах. Стайлз, о, он пожалуй единственный, кто не изменился практически ни капельки, только вот взрослее стал все равно, хохочет и стягивает с сурового Айзека огромный синий шарф, говоря что-то мерзлявости некоторых оборотней, и едва ли не насильно усаживает в кресло прямо по середине гостиной. Лейхи даже возмутиться не может, найти в воспаленном мозгу ответную шпильку распоясавшемуся Стилински. Все это сводит его с ума, заставляет скрипеть зубами и желать одного — вновь сбежать отсюда подальше, вновь вернувшись в промозглое одиночество своей парижской квартиры напротив Нотр-дама-де-Пари. Айзек, словно часть какого-то веселого комикс, вырезанная прямо со страницы с яркой вечеринкой, окрашенная в черный-черный и приклеенная обратно. Он не тот, кому в этой компании может найтись хоть какое-то место. Даже тот же Тео с его затаённым ядом смотрится здесь органичнее. — Хей, Айзек, не засыпай. Сейчас придут Хейлы, — оборотень вскидывает голову, увидев перед собой Скотта. Альфа протягивает ему холодную бутылку пива. Вот так просто, по-дружески, как у них когда-то было. Айзек пытается улыбнуться — не получается. Он слишком давно разучился это делать, но уверен, Скотт понял всё по глазам. На кухне что-то со звоном падает, наверняка разбиваясь на мелкие кусочки, ругается Лидия, и торопливо начинает оправдываться Стайлз. Тео, расположившийся в самом темном углу комнаты, сверкает улыбкой настолько приторной и фальшивой, что Айзеку хочется в тот же миг сорваться с места, найти ванную и просто с мылом вымыть не только глаза, но и всё лицо.Два года назад у оборотня с льдистыми глазами началась хроническая аллергия на любую форму лжи, душной пробкой закупоривающей все поры на коже.
Хлопок входной двери, резкий волчий запах и в мгновение ока повисшая тишина заставляют обернуться всех присутствующих. Дерек не изменился ни капельки. Он все с той же дерзкой ухмылкой на губах и нестерпимо острыми глазами, под которыми невозможно продержаться дольше одной минуты. — Дерек! Малия! Наконец-то вы пришли, — Скотт приветливо машет им рукой и две фигуры отделяются от общей картины семьи Хейлов. Айзек готов поклясться, что несомненно впервые видит стройную девушку с темно-русыми завитыми волосами и нестерпимо напоминающую Питера Хейла. Но он тут же отвлекается, когда к нему подходит его бывший альфа, именно благодаря которому он сейчас сидит здесь. Лейхи встает, оказываясь едва ли не выше племянника Питера. Они не говорят ни слова, просто крепко пожимают друг другу руки. В этом жесте слов больше, чем в любой написанной книге.Айзек так и не полюбил высокопарную французскую литературу.
Дерек отступает на шаг назад, оглядывается через плечо и кивает девушке, безмолвно застывшей у него за спиной. Огромные карие глаза — утонуть можно, задохнуться. Широкая улыбка — фальшь совершенная, ей не идущая от слов совсем. — Малия, — четкое ударение на последний слог, растянутая «и». — Познакомься, это Айзек — бета Скотта, — Дерек краток, как и всегда. Малия улыбается ещё шире, хотя кажется, что дальше уже некуда, и чуть настороженно, словно дикий волчонок, протягивает ему маленькую ладонь. Айзек лишь хмыкает, она похожа на дикого зверя. — Малия, — снова повторяет своё имя, когда Лейхи длинными пальцами осторожно сжимает её ладонь. — Дочь Питера Хейла, бета Скотта, — Айзек удивленно вскидывает бровь, альфа оказывается нашел ему коллегу. Кожа у девушки холодная-холодная, как у трупа, а пристальный взгляд Тео не покидает ее сведенных лопаток. Она вырывает руку быстро, практически неуловимо, и угрюмо сводя тонкие брови к переносице, уходит на кухню. Айзеку кажется, была бы у неё шерсть на загривке — поднялась бы наверняка. — Маленький дерзкий койот. И куда вы Хейлы только смотрите? Небось скоро вновь в лес убежит, — глаза Дерека вспыхивают голубым. Малия, ещё не ушедшая из гостиной, болезненно вздёргивает худыми плечами. Хейл не успевает ничего предпринять, когда его двоюродная сестра ураганом кидает вперед, обнажив белоснежные клыки. Рейкен смеется, смеется, а Малия прижимает его к спинке дивана когтистой лапой. — Ребята! — мощный окрик Скотта, прозвучавший крайне вовремя, заставляет девушку разжать железную хватку и отступить назад, оставив ухмыляющегося Тео, потирающего свою шею, сидеть в кресле. — Малия, успокойся пожалуйста, — Элиссон обеспокоенно возникает за плечом альфы, осуждающе качая головой. Лиам и Хейден жмутся в самый дальний угол дивана, лишь бы скрыться от этих очередных разборок. Не редкость видимо. — Боже, да что у вас всех со зрением?! Вы реально верите, что он изменился? — Малия срывается, поворачивается от одного члена стаи к другому. Скотт лишь тяжело вздыхает, а охотница успокаивающе гладит его по руке. Айзек, черт возьми, хочет вступиться за волчицу, предательски загнанную в угол, но банально не успевает. Она ураганом уносится прочь, с ноги вышибая дверь под возмущенный окрик Лидии.Несмотря на фальшивую улыбка, Малия кажется единственной по-настоящему реальной.
— Что из себя представляет этот Тео? — Айзек хмурит брови, повыше натягивая свой синий шарф, прячась от неожиданно холодного северного ветра. Дерек прячет руки в карманах неизменной кожаной куртки и неохотно начинает говорить: — Та ещё сволочь, поверь. Тео — бывший подопытный Ужасных докторов, химера. Не понимаю я Скотта. Он ведь успел убить его, — Лейхи хмыкает. В воздухе повисает несказанное «и головная боль для Малии». Его мысли вновь возвращаются к этой диковатой девчонке с худыми коленками в порванных потертых джинсах. Она странная. Просто чертовски странная. — Что прости? — Дерек поднимает одну бровь, на ходу поворачиваясь к нему. Айзек смеется — надо же, сказал вслух. Зато теперь можно задать интересующий его вопрос. — Почему Малия такая дикая? — ему в лицо прилетает целая горсть вишневых лепестков, брошенных сильным порывом ветра. Хейл хрипло смеется, извлекая из кармана помятую пачку сигарет, и предлагает одну Лейхи. Оборотень отрицательно мотает головой, вынимая чертов розовый лепесток из кудрявых волос. — Дикая. Ты попал в точку. Она восемь лет прожила в форме койота в лесу. У неё сложная жизнь, — Дерек выпускает сигаретный дым тонкой струйкой в воздух. В голове Айзека пульсирует лишь одно «койот». Вот почему она показалась ему такой похожей на самого настоящего зверя, скалящего зубы при любой опасности.Лейхи практически ненавидит Тео, хоть и причин у него казалось бы нет.
Он встречает её в лесу по чистой случайности. Айзек вообще начинает часто гулять в лесу и думать о возвращении в Париж. Родной Бейкон Хилз за прошедшие три года стал чужим для высокого оборотня с льдисто-серыми глазами полными вязкого одиночества. Улыбки Скотта, Элиссон, Лидии и Стайлза он уже практически ненавидит. Так и хочется спросить у их альфы: Зачем ты вообще позвал меня сюда? Порадоваться за вас и сполна насладиться ядом одной нестерпимой химеры? Малия сидит под деревом на ещё толком не прогревшейся земле, но, кажется её это совсем не беспокоит. Короткие растрепанные волосы с запутавшимися в них веточками и прочей лесной чепухой подпрыгивают вверх, когда Хейл резко вздёргивает голову вверх и негостеприимно щурит вмиг вспыхнувшие синевой глаза. За все то время, что она не замечала его присутствия, Айзек мог десять раз разодрать ей горло. Медленный оборотень — мёртвый оборотень. Это правило Лейхи уяснил для себя уже давно. — Сгинь, — грубо, резко, очень «по-хейловски», как сильный удар под дых. Ему следует знать — Малия Тейт терпеть не может чужаков. Айзек тоже не особо расположен поболтать с полудиким койотом, но что-то тянет его усесться на поваленное трухлявое бревно. Хейл глядит на него из-под насупленных бровей, кажется ещё чуть-чуть и просто кинется, перегрызет глотку и расцарапает лицо. Лейхи не верит, что в этом худом теле, которое, кажется можно просто переломить об колено особо не заморачиваясь, есть столько силы. Обманчивое впечатление. Истинный койот, дикий зверь — от неё несет этим буквально за километр. По крайней мере так кажется Айзеку, привыкшему к запаху мокрых парижских мостовых и автомобильных выхлопов. Свобода пахнет еловыми ветками, терпким шафраном и Малией Тейт-Хейл. — Даже не подумаю, — Лейхи прислоняется спиной к какой-то коряге, прикрывая вмиг потяжелевшие веки. Он не спал, кажется, уже три дня. Молчание вязкой смолой растекается между ними. Малия не любит молчать, особенно если кто-то нагло нарушает ее редкий долгожданный мир спокойствия. Хейл чертовски хочется уснуть и просто не проснуться на следующий день, а не упорно нитками пришивать никому не интересную улыбку — единственное, что ещё позволяет держаться на плаву. Она тонет, уже не в силах сопротивляться мощным рукам Тео Райкена, задавшегося героической целью окончательно растоптать её. Слабость Малии «по легендарной фамилии, черт подери,» Хейл — для химеры, словно наивкуснейшее лакомство на золотом блюде. В прошлый раз выстрелы и ночные кошмары пополам с задавленной на корню привязанностью не помогли, но знатно выбили из колеи, нехотя признает Малия. Только вот тогда она была не одна. А сейчас что? За помощью к этому кудрявому французу, заявившемуся непонятно откуда, Хейл не обратится никогда — лучше уж сама себе волчий аконит вколет. Выкуси мол, Тео. Жаль только, что это будет самое унизительное, что Малия когда-либо делала. Разорвать, перекусить, вырвать, убить. — Веселый список, — глубокий, с хрипотцой голос с явными нотками то ли удивления, то ли сарказма, то ли вообще и того, заставляет Хейл невольно вонзить когти в несчастную кору дерева. Якоря у нее нет вот уже год. Роскошный койот с пушистой шерстью рычит, мечется, царапает острыми когтями изнутри, не дает спокойно жить и спать. Малия не спит сутками, про внешний вид тактичней промолчать — ноги худые настолько, что пугают, следы от цепей могут не сходить неделями, прячась под длинными рукавами курток и джинсовок. Хейл хочет винить во всем этом хоть кого-нибудь, а получается только Райкена. — Зачем ты вообще сюда припёрся, Айзек или кто ты там? — Малия чуть ли не ядом плюётся, лютует, подпускать близко не хочет ни на один миллиметр, хватит с неё ошибок, которые её сейчас чуть ли не в ходячий труп превратили. А Лейхи смешно отчего-то, просто до одури смешно и жалко одновременно. Выпирающие сквозь тонкую кофту ключицы явно не являются фирменным знаком отменного здоровья. А ещё Малию ощутимо потряхивает — мерзнет, но никогда не скажет об этом, упрямая до чертиков. Броня железная от холода не спасает. Зато спасет шарф. — Какого хрена? — Хейл дернуться, отскочить тупо не успевает. Она слишком устала, слишком вымоталась постоянной борьбой и одиночеством. Айзек не спешит даже, подходит медленно, наблюдает за голубыми глазами, распахнутыми на половину исхудавшего лица. Испуг, шок, недоверие, даже какую-то эфемерную надежду, пожалуй, такой спектр эмоций могут вместить только глаза Малии. — Держи уж, Лия, — она задыхается, хочет сказать хоть что-то, но не может. Никто ещё не называл её так. Синий шарф теплый бесконечно, необъятно большой настолько, что кажется закутаться можно полностью. Айзек, оказывается, пахнет не дорогим французским парфюмом, как Малия почему-то учуяла в первый раз, а лавандой, мятным чаем и льдом. Хейл даже не удивлена. Айзек усмехается уголком губ, волчица растеряна. Ей определенно идёт. Он и сам не может понять, почему назвал её этим странным, не идущим ей совершенно именем Лия. Лия — это что-то нежное, хрупкое, что разбить страшно, а вот о Малию, кажется, можно костяшки пальцев разбить. Таких, как она «Лия» не называют, таких, как она ненавидят за силу, таких, как она растоптать пытаются, а не любить. До Лейхи доходит, почему он Тео ненавидит, хоть толком и не знакомы. Просто имя его ожогом выбито на коже Малии, пульсирует, гноится, убивает. Айзек разворачивается и уходит, не собирается он спасать сшитую по кусочкам девчонку, сам ведь по швам уже трещит. — Спасибо, — робкое, тихое, а внутри всё переворачивается отчего-то. Разворачивается быстро, пара шагов вперед и Лейхи уже скалой возвышается над ощетиневшейся Малией. Последняя секунда для размышлений, и он уже протягивает ей широкую ладонь, требовательно всматриваясь в недоверчивые шоколадные глаза. — Пойдем. Недалеко открылась кофейня, — Айзек, если честно, практически уверен, что Хейл не согласится. Кинется, расцарапает лицо, вопьётся острыми клыками в шею, одним словом сделает всё, что угодно, но никак не крепко обопрётся о его недрогнувшие пальцы и вскочит на ноги одним прыжком.Реальность — макушка Малии возле плеча. Фантазия — теплая шершавая маленькая ладонь.
— Соскучилась? — Хейл проклинает свою слабость, физическое и моральное истощение, захлестывающие с головой при каждом выходе из дома. Выпускает когти, сверкает голубизной глаз — только медленно, всё чертовски медленно. Тео гораздо быстрее и легко перехватывает её занесенную руку, выкручивает до боли, практически до хруста. — Иди нахер, — протяжно взвывает Малия, едва ли падая перед ним на колени от искр перед глазами. В литых мышцах оборотня-койота уж нет былой волнующей силы, позволяющей переживать выстрелы, а после зализывать шкуру, бежать дальше и мстить обидчику со всей яростью, на которую способна. — Что тебе от меня вообще нужно? — нормальное дыхание возвращается лишь на пару секунд, но Малия умеет пользоваться подходящими мгновениями. Она кидается вперед, вырывает руку из стальной хватки Тео, доламывая сустав окончательно, и пытается оббежать химеру справа. — У тебя есть твоя Трейси, — ядовито выплевывает Малия, прежде чем сильная рука перехватывает её поперек пояса, спиной впечатывая в дверь дома. Стаи здесь нет, не поможет никто. — Глупый волчонок, — смеется Тео, удерживая Хейл за шею. — Твое сумасшедшее упрямство даже в таком состоянии достойно похвалы. Мне бы хотелось вновь сломить тебя, — койот на этих словах яростно взбрыкивает, стремясь отбросить обидчика. Малия проклинает себя за то, что купила дом на самом отшибе города, чтобы меньше контактировать с остальными членами стаи, а также за то, что так и не нашла новый якорь, навечно похоронив себя под обломками особняка по имени «Стайлз Сталински». Волчица внутри неё скребет когтями внутренности, голову разрывает, хочет выбраться. А Тео всё смешно. Он ещё никогда койота оборотня обращенной полностью не видел. Малия кричит на грани безумия уже, кричит, не соображая даже почему — то ли от боли, то ли от страха стать зверем вновь.Беспомощно и яростно воет загнанный в угол койот.
Свет бьёт в глаза настолько резко, что выступают слезы. Малия раскрывает рот, как выброшенная на берег рыба, отчаянно когтями хватается за кого-то, кто не пахнет Тео Райкеном. Темное пальто, знакомый синий шарф (у него их целый шкаф что ли?) и отдающие золотом глаза оборотня — эти детали, наконец, обрисовывает ей постепенно возвращающаяся способность видеть. — Айзек? — Малия пытается приподняться, хотя бы сесть, но руки и ноги ещё слишком плохо слушаются свою настоящую хозяйку, упорно отказываясь возвращаться под её контроль. Хейл слишком слаба и вымотана борьбой с внутренний койотом, а потому даже разозлиться не может на то, что её как дорогостоящую и хрупкую куклу поднимают на руки и несут в дом. У Малии на приоткрытых, покусанных до мяса губах миллион вопросов без ответа. У Айзека лишь тихое «молчи», мимолетом сорвавшееся. Он закрывает дверь ногой в армейском тяжелом ботинке и осторожно бережно опускает Малию на удачно оказавшийся в гостиной широкий диван заваленный учебниками и другими бумажками, укладывает поудобнее. Она стонет тихо-тихо, скулит, как побитый волчонок, но Айзек четко разбирает всего лишь один вопрос, на который у Хейл хватило сил. — Где Тео? — Лейхи усмехается, встает, оглядывается, свыкаясь с тем творческим хаосом, что царит у Малии дома. В памяти воскресает тот момент, когда он, примчавшись на вой раньше, чем Скотт, увидел Рейкена, прижимающего Тейт за шею к белоснежной двери дома. Пелена ярости спадает с него только тогда, когда он буквально оттаскивает химеру в сторону и с удовольствием, чуть ли не смакуя каждую секунду бьет Тео по морде. Костяшки пальцев — в грязной крови ухмыляющегося даже сейчас Рейкена его мерзкое «сейчас, я не самая большая твоя проблема». Айзек сначала не понимает честно о чем идет речь, только когда мощные когти впиваются ему в плечо, заставив сжать челюсть настолько сильно, что рот заполняется металлическим привкусом в одну секунду. Куда уходит Тео, Лейхи уже не видит, полностью поглощенный всего лишь одной целью — не дать обезумевшей Малии покалечить ни себя, ни его. Что он кричал, как уворачивался от мощных ударов когтей, он уже не помнит. Потом лишь четкий образ — пойманная все-таки в кольцо его рук Хейл, рычащая, брызжущая слюной и раздирающая мышцы на его руке на кровавые ошмётки. Малия обращается просто чертовски медленно, пока Айзек, дрожа от напряжения, удерживает её когти в опасной близости от собственных вздувшихся вен. Она рычит яростно и дико, как самый настоящий койот, потом лишь тихо поскуливает, а затем и полностью затихает, откинув голову на грудь Лейхи. Кажется, именно в тот миг он смог наконец-то выдохнуть. — Отправился регенерировать, — отвечает Айзек, стоя за барной стойкой на кухне. Малия зубы сжимает крепко-накрепко, всё ещё ощущая во рту металлический привкус, пытается приподняться на до невозможного ослабленных дрожащих мышцах, хотя бы сесть. Не получается. она лишь вновь опадает на клетчатый плед, уткнувшись в него носом и уронив руки вниз, кончиками пальцев касаясь пола. Именно тонкими пальцами с коротко стриженными ногтями, а не крепкими когтями. Малия просто не может, не умеет в это поверить. — Как ты сделал это? — она пытается закричать, но уже спустя секунду заходится кашлем из-за поврежденной трахеи. Лейхи стаскивает с тела изодранную вклочья футболку, отшвыривая её на стул, где уже лежат остатки некогда дорогого черного пальто, и поворачивается к Малии, безжизненно раскинувшейся на узком диване. Некогда загорелая кожа побледнела, обрисовав заострившиеся скулы. У Хейл уже сил не осталось бороться, вновь надевать стальной доспех под названием «Я не Лидия Мартин». Она — Малия Хейл, окончательно разошедшаяся по швам девочка с койотом в сердце и окровавленными руками. — Ты о чем, Лия? — собрать остатки сил, что ещё остались в этом гребанном худом теле, рвануться вперед так, чтобы уцепиться за обнаженные плечи нависшего над ней Айзека в подсохших кровавых разводах. Малия подтягивается вверх, навстречу, как можно ближе, с щеначьей преданностью и слишком наивной надеждой заглядывая в глаза. — Ты мой якорь, — шепчет уверенно, прижимаясь ещё крепче, боясь, что и Лейхи уйдёт, обернув вокруг сильной шеи синий шарф и сказав, что она не Элиссон. — Это сделала я? — Хейл ощупывает только-только затянувшиеся царапины от волчьих ногтей и смазывает несмывшуюся кровь. Айзек смотрит на неё пристально сверху вниз, прищуривая почему-то помутневшие глаза. Волчица ластится к его рукам, нашедшая свою цепь, человека, который всё-таки может ей помочь, одинокий и разбитый — такой же, как она. А Лейхи больно, больно смотреть, как расходятся швы на последнем, что связывает оборотня-койота Хейл и Малией Хейл, чье сердце усеяно россыпью уколов от швейной иглы. — Это неважно. Мы станем прежними. Обещаю, — Айзек не умеет давать и держать обещания, но почему-то он уверен, что возьмет с собой девочку-койота в солнечный Париж. Волосы Малии пахнут лесом и кисловатым апельсином, щекоча ноздри и заставляя сжимать руки вокруг её талии сильнее, легко поднимая в воздух. Хейл смеется, хохочет буквально, опираясь на его крепкие плечи и пытаясь поцелуем мазнуть по его бледной щеке. Айзек улыбается, пожалуй, впервые пытается улыбаться искренне. Лицевые мышцы едва не трещат — он настолько отвык от этой простой эмоции, что Лия старается помочь ему, аккуратно пальцами приподнимая уголки губ. Айзек в долгу не остается. Губы у Малии искусанные, с мелкими трещинками, прямо как и она сама, но влажные и притягательные настолько, что оторваться невозможно, но Лейхи и не планирует останавливаться перед своими желаниями сегодня. Кожаная куртка летит на пол, а вслед за ней и узорчатая цветастая майка с рваными краями летят на пол, а оборотень прижимается губами к подставленной шее Хейл, которую он держит под бёдра. — Уедешь со мной в Париж? — Айзек на мгновение отрывается от сладкой кожи, вмиг вернувшей свой изначальный цвет, покрывшейся мелкими каплями пота. Малия прекрасна — растрепанная, с дикими горящими страстью глазами, неимоверно живая, содравшая с себя все нитки, которыми сшивала себя в попытках сохранить остатки разума. Наверное, именно такой она была с самого начала после превращения в человека. — Куда угодно, но подальше отсюда, — волчица перебрасывает волосы через плечо, с жадностью набрасываясь на пошатнувшегося Айзека, оступившегося и резко завалившегося на диван. Сияющая Малия устраивается на его бёдрах, наклоняясь и целуя — резко, страстно, дико и глубоко, как умеет только оборотень-койот. Лейхи всё устраивает — томная нежность восхитительна, но животная страсть, пробудившаяся в вернувшей былой контроль Малии, больше ему по душе. Одиночество можно заливать только чем-то раскаленным, обжигающим внутренности и заставляющим тепло пробегать по заледеневшим за годы венам. Они уезжают ранним туманным утром, даже толком не попрощавшись с ещё наверняка спящими членами стаи. Айзек, заводя машину, думает, что Скотт наверняка его поймёт. Он всегда всех понимал. Малия, растрепанная и полусонная, только-только закинувшая сумку с вещами на заднее сиденье чёрной хёнды, залезает на пассажирское сидение, кутаясь в черную широкую рубашку Лейхи и зябко поводя острыми плечами. — Холодно? — Айзек приглаживает кудри на макушке и поднимает стекло, прекращая поток свежего воздуха. Хейл широко улыбается, счастливо растягивая уголки припухших губ до самого предела. — Уже нет. Давай уедем поскорее, — она накрывает долговязую ладонь Лейхи своей, сжимает сильно и тянется за очередным коротким поцелуем, словно забыв о том, что они творили ночью. Айзек согласно кивает, мимолетно бросая взгляд на загорелую шею, покрытую неровными и пересекающимися следами его ровных зубов и губ, и выкручивает руль в сторону шоссе. Он хочет показать Малии Париж, подарить свободу ночных авеню и выть на Эйфелевой башни вместе с диким койотом. Айзеку в голову ударила свобода и ураган вновь обретенных эмоций по кодовому имени — Малия Хейл.Малия задвигает нитки с иголкой для пошивки нового сердца в дальний ящик, выдирая остатки швов из только-только заживающего сердца, вновь начиная свою историю с самого начала, чёрной ручкой выводя имя «Айзей Лейхи» над самыми рёбрами.