Черта

Тихий вечер в Павловске. Даже ветер не дует, всё спокойно. Князь задумчиво сидел за столом, легко блуждая в лабиринте своих мыслей. Гавриил Ардалионович стоял в другом углу. Обычно он уходил со всеми, не самым первым и не из последних. Так, чтобы привлечь как можно меньше внимания. Но сейчас он лишь стоял, уронив голову на грудь и сосредоточенно думая, и когда он поднял взгляд, оглянув разом веранду, понял, что остался здесь один лишний. После этого первая же мысль его была: «Уйти. Срочно уйти.» Но Ганя не ушёл, взгляд его остановился на фигуре князя: в полурасслабленном состоянии он сидел, оперевшись одной рукой на стол и поставив на неё голову, и вторую — уронив на колени; он был будто не здесь, хотя лицо его не омрачилось думой, напротив, было даже очень спокойно. Ганя смотрел на него, не отрываясь, невольно сделал к нему шаг, приоткрыл рот, будто собираясь что-то сказать, — и отшатнулся в сторону, опустив взгляд куда-то в темноту улицы. Глубоко выдохнув, он быстро вобрал в грудь воздуха и повернулся к выходу, когда князь наконец окликнул его. Ганя повернулся к нему - князь туманной улыбкой встретил его взгляд, но она тут же исчезла, как только он заговорил: -Гавриил Ардалионович, в последнее время вы так молчаливы. Последний раз мы нормально общались с вами только по делу с Бурдовским. Ганя сделал к нему шаг и нервозно остановился, дрожащими холодными пальцами тихонько сжав ладони в подобие кулаков. Он молча смотрел на князя, всматриваясь в него. Князь ждал. Наступила пауза, нетерпеливо добавлявшая напряжение. Ганя устало смотрел, плотно сжав губы и немного нахмурившись. После он сглотнул, выдохнул и сказал: -Поймите, князь, некоторые черты нельзя преодолеть даже порывом. -Я думаю, что для этого нужна определённая смелость и, возможно, отчаянность, — добавил в задумчивости князь через какое-то время — чтобы преодолеть, казалось, непреодолимое… Но если смелости не хватает… -Стоит держаться от черты подальше, — резко перебил его Ганя, — так искушение дурости не навязывает идею… -Но разве идея не сможет помочь преодолеть эту черту? Ведь этот переход будет целью. Ганя скрипнул зубами, не желая продолжать разговор и чувствуя, что ходит по опасной грани. Князь заметил эту раздражительность и хотел уже закончить, но Ганя зачем-то, будто в некой отчаянной решимости, заставил себя говорить: -Иногда лучше, чтобы мы не добились желаемого. Одно дело перешагнуть эту черту, но смириться с этим — совсем другое. -Что же мешает? — не поняв такого ответа, с интересом спросил князь. -…Страх и совесть, я полагаю, — посмотрев в ноги, ответил Ганя, сжав кулаки сильнее, до боли, будто наказывая самого себя. Ночная тишина вновь наполнила комнату. Не было ни ветра, ни отголосков природы. Ганя укусил свою нижнюю губу, ошарашенно глядя как-то неопределённо, видимо, желая смотреть так на себя и забрать слова обратно. Но они уже вылетели, растворившись в ночи и отчётливо звуча в головах юношей. -Вы поэтому так неразговорчивы со мной? — после некоторого молчания спросил князь, вставая навстречу и не отводя взгляд, — Я — по ту сторону вашей черты? Ганя не ответил: вздрогнув, он, будто от страха, неловко сделал не оборачиваясь пару шагов назад и, развернувшись, поспешно вышел от князя. Князь застыл, провожая его взглядом; собственное ускоренное сердцебиение заполнило для него тишину.