Сашу немного раздражали записи на руках. он не мог их стереть — не его же, сам в отместку писал что-то дурацкое, а в ответ получал еще больше каких-то странных слов. формулы, определения — всего этого на обеих сторонах ладоней было полно. Белова в принципе бесило, что его родственная душа училась, видимо, на физмате в одиннадцатом классе. и каждый раз только ухмылялся, думая об этом, — потому что сам через это проходил, а в итоге поступил на филологический. а теперь снова это все, что он собирался похоронить и никогда не вспоминать, снова на руках, снова, как было раньше.
Саша тогда сдавал ЕГЭ. и, подумать только, его чуть не отправили на пересдачу за дурацкие строчки из стихотворения Бродского (
он еще больше разозлился, когда узнал, что этот стих в школе не проходят) на левом запястье. еще раньше, в десятом классе был Маяковский. хотя, наверное, это дурацкое стихотворение про солнце и дачу заставило Белова пойти в любимый университет. а еще именно тогда он узнал, что этот «
кто-то» младше его на два класса.
сам он сейчас (
а раньше тоже формулы, названия и определения, как без этого) писал на руках названия песен, рисовал что-то глупое и очень хотел написать свое имя, но потом подумал, что в этом нет особого смысла. в мире много Саш, как женского пола, так и мужского. когда-то давно он узнал, где живет его соулмейт, и после этого хотелось биться головой об стену — чертов Владивосток, в который от любимого Питера с пересадкой в Москве и семь часов на самолете. а еще Белова раздражало,что писал «
кто-то» ручкой, которая почему-то не стиралась несколько дней, а еще хуже было, когда все пальцы в синих чернилах, а на работе за такое не гладили по голове потом.
у Саши была только одна мечта — чтобы его глупый Малолетка, как он называл его в разговорах с друзьями, не сильно расстраивался, что у него родственная душа студент-второкурсник, который часто выглядел, как живой труп, а не какая-нибудь миловидная девчонка с экономического. сам Белов понял, что его соулмейт — парень, где-то в девятом классе, когда почерк у него окончательно сформировался. ужасный почерк мальчика, который постоянно записывал что-то на руках, когда под рукой не было бумаги.
и, наверное, Саша любил эту часть своей жизни — что-то неотъемлемое, приятное, совершенно детское. а еще совершенно точно Саша любил Ваню — парня с синяками под глазами и кудрявыми волосами, который каждое утро приходил в кофейню, заказывал большой капучино и мило улыбался Белову, стоящему всегда на кассе.
и Ваня никогда не показывал руки, всегда натягивая рукава толстовки до самых кончиков пальцев. он шутил, рассказывал глупые истории, пока ждал кофе (
именно так Саша узнал его имя), говорил о какой-то чепухе и никогда — о чем-то серьезном, хотя знакомы парни уже были полгода — с сентября, когда Белова поставили перед фактом — первый курс окончен, плати за свою жизнь сам. пришлось устроиться в маленькую кофейню, а потом и познакомиться с Ваней.
…который сейчас стоял перед парнем и спрашивал, почему он, собственно, завис.
— я о соулмейте своем задумался, — буркнул Саша.
— ого, — Ваня поднял брови, — я думал, вы встретились.
— ты с чего это взял? — удивился Белов.
— руки не прячешь, — тихо сказал парень, — все прячут, ты — нет.
— «все» — это кто? — он давно не замечал, чтобы кто-то прятал надписи на руках, пару лет точно.
— в школе, — нехотя ответил Ваня, — все прячут, я тоже. не хочется найти там свою родственную душу. видимо, не один я такой.
— а мы личное прятали… — не задумываясь, ответил Саша, — так, подожди. ты школьник, что ли?
— ага, одиннадцатый класс заканчиваю, — он ухмыльнулся.
Саша подумал о том, что Малолетка тоже заканчивает одиннадцатый. в своем глупом-глупом Владивостоке, куда так дорого и далеко ехать. от бессилия хотелось избивать стены — несправедливо, что родственные души, а так далеко. а Ваня близко — и это еще хуже, потому что подло влюбляться в кого-то, кроме соулмейта, но Белов это уже сделал, и он идиот, если не попробует хоть чуть-чуть поближе узнать этого одиннадцатиклассника с всегда скрытыми надписями на руках.
— слушай, а не хочешь прогуляться завтра? — улыбаясь, спросил Саша.
— ты узнал, что у меня ЕГЭ на носу и куча репетиторов, а теперь зовешь гулять, — пошутил Ваня, — ладно, завтра суббота, единственный день, когда занятий нет. весь день сплю просто.
— по пятидневной учишься? — а Саша счастливый-счастливый, что его не послали, что ему ответили.
— ага, не верю в свое счастье, — задумавшись о чем-то, он продолжил, — в старой школе вот по субботам учились. такой ужас, врагу не пожелаешь. особенно когда у родителей выходной, а ты идешь зимой в эту чертову школу и опаздываешь из-за холода.
— перешел после девятого?
— там делать нечего было, — Ваня пожал плечами, — и мне пора. пока, Саш, до завтра, я тебе напишу в телеграмме!
— до завтра, — прошептал под нос парень.
***
вечером Саша подумал о том, что у его соулмейта совершенно сбит режим — на руках все появлялись какие-то слова, в которые он почти не вникал, а во Владивостоке, между прочим, был уже третий час. и тогда он решился на один из самых отчаянных поступков: напрямую спросить родственную душу о чем-то, точнее о том, почему он сейчас не спал.
«
почему не спишь?»
«
рано еще»
«
два семнадцать, очень рано»
«
у меня двадцать минут восьмого»
«
подожди»
у Белова закружилась голова — Малолетка переехал куда-то в пределы московского часового пояса. ему было чертовски стыдно и перед Ваней, и перед ним, но еще больше Саша чувствовал только какую-то нездоровую радость. обе стороны ладони были исписаны, а на запястье появилась новая надпись.
«
слава СССР»
«
что?»
«
это чтобы ты не отвлекался, не буду я ждать»
«
а зовут-то тебя как?»
«
Ваня»
«
ты?»
«
а ты?..»
«
Саша»
«
о черт, Питер, кофе, суббота?»
«
именно»
«
твою мать»
***
Саша чувствовал себя самым счастливым в эту субботу, слушая историю Вани, который после девятого уехал с Дальнего Востока, чтобы найти себе место где-то на западе России. Белов смеялся, задавая вопросы про стихи (
«мне бабушка кучу сборников подарила, а я учить решил»), физмат (
«обожаю физику и Есенина»), спрашивая про школу (
«дома душевнее было, что ли, а тут каждый сам по себе, грустно») и постоянно улыбаясь так, что скулы сводило.
— а тебе восемнадцать-то есть? — с ухмылкой спросил Саша.
— тебе зачем? — Ваня хитро улыбнулся, — в конце марта исполнилось.
и, наверное, не стоило развивать это все так быстро, но Белову было все равно, когда Ваня сам его поцеловал. так, как ни одна девчонка не целовала в старших классах. может быть, это была просто суть соулмейтов — об этом даже думать не хотелось, Саше просто было очень-очень хорошо с этим мальчишкой, пишущим на их руках сложные формулы и стихи из двадцатого века.
а самое лучшее в этой истории было то, что она только начиналась.
