Тебе это нужно

      Пьяный Вася не контролирует своих движений, не следит за своими словами, не умеет держать себя в руках, не может врать. Пьяный Вася честен и ведёт себя как маленький ребёнок, хоть взрослым его и в нормальном состоянии не назвать. Выпив, Вася абсолютно неконтролируем и творит непонятную ерунду.       Самое любимое занятие у пьяного Шакулина бегать по поребрикам, стараясь держать равновесие, залезать на парапеты, скакать по лужам и старательно убегать, спотыкаясь.       Пьяный Дима словно бы молодеет лет на пятнадцать. Пьяный Дима забывает об окружающих, забывает, что нужно думать, когда говоришь, и просто озвучивает то, что приходит в голову. Пьяный Дима почти не замолкает; он сразу повсюду, его так много.       У пьяного Васи всегда топорщатся волосы, потому что он ерошит их своими бледными длинными пальцами. У Васи шалый взгляд и чертовски соблазнительная улыбка. Такая обезоруживающе-притягательная.       У пьяного Димы руки не лежат в спокойствии. Такое чувство, что если они улягутся на одном месте, то произойдёт что-то непоправимое. Они хватают, цепляются, дёргают, притягивают и будто живут сами собой, плюя на хозяина.       А ещё пьяный Вася постоянно кусает губы, чем бессовестно притягивает взгляд.       — Вась, хватит! — сосредоточенно произносит Дима, легонько шлёпая его по губам и самым серьёзным взглядом смотрит в бесстыжие глаза. — Это такая тупая привычка.       — Что хочу то и делай-ю! — громко отвечает Шакулин и, вынырнув из объятий, пытается забраться на очередной парапет. Оставшийся без поддержки друг покачнулся, но удержался.       — Иди сюда, долбоёб херов, — Димка дёргает приятеля за, едва только пойманную руку чуть не роняя на себя и эти слова такие громкие в пустынном питерском ночном парке.       — Неа, лови, — не понятно, с какого это чёрта Васе так нравится бегать пьяным, но он буквально чудом не гепается с парапета и чтобы всё-таки поймать этого долбоящера забирается на возвышение которое, кажется, шатается. Но это не точно.       — Стой, еблан, — повышает голос Павлов. В погоне он поскальзывается, и последние буквы соскальзывают чуть ли не в ультразвук.       А потом боль, падение, блик, рывок, под ноги падает что-то тёплое, а спина впечатывается в твёрдое и всё это секундное дело; Дима зажмуривается от боли в спине.       — Сука! — парень открывает глаза и голова кружится.       Под ногами валяется это чудовище, которое навернулось с парапета, когда Павлов поскользнулся на луже. В результате Дима оказался прижат к дереву, а этот придурок наебнулся поконкретнее.       — Шакулин, мать твою, да какого же хуя ты опять устроил, ебанатина несчастная? — кажется, Павлов просто моментально протрезвел, хотя это только кажется.       А эта моська поднимает глаза свои и ржёт. Смеётся так громко и долго, гогочет на всю улицу так, что Дима начинает заливаться в ответ. А потом опирается на руку и ойкая откидывается на спину. А Павлов смеётся дальше, пока не замечает, что Вася замер тихо матерясь и как-то несмело притрагиваясь к запястью. В то же мгновение Дима присаживается на корточки, ощупывая пальцами все места, где Вася мог ушибиться.       — Как ты так? — на выдохе спрашивает Павлов и смотрит с осуждающей тревогой как матушка.       — Я тебя пойма-ать хотел, — отвечает ему эта мордашка шестилетнего ребёнка и хочется дать ему подзатыльника, а потом обнять крепко.       — От придурок, — Дима усаживает его ровно и осматривает руку пытаясь спьяну определить, серьёзна ли травма и не видя взгляд какой-то потаённой нежности от товарища.       Вася в глаза смотрит, улыбнуться пытается и губу нижнюю закусывает. И хотелось бы сказать, что Павлова первый раз в жизни посещает мысль поцеловать друга, но нифига не в первый. И вообще эти мысли посещают с завидным постоянством, что начинает пиздецки пугать.       — Не дёргайся, — просит Дима и ему едва-только хватает сил заставить себя отвести глаза от губ Шакулина, — И хватит губы кусать, откуда у тебя вообще взялась эта привычка долбоёбская?       — Я три года не целовался вот и привычка тебе, блядь. — под нос себе пробурчал рассерженный Вася и Павлов замер, обхватывая пальцами запястье друга, которое как раз ощупывал на повреждения.       И, кажется, время застывает и кровь в жилах, и дыхание морозное какое-то. Всё как в ненавистном Калинкиным холодце замёрзло и превратилось в жижу. Шакулин не врёт когда пьяный — медленно всплывает в заплывшем сознании Димы и сердце сбивается с такта.       — Больно, — чуть ли не скулит эта детская моська и пытается вырвать руку, а Павлов не реагирует даже, вглядываясь в едва различимые в темноте глаза такие болезненные и большущие.       — Три? — удивляется Дима, выпуская руку друга из холодных пальцев, и смотрит на прикушенную губу, сглатывая.       — Три, — Вася глаза прячет, а пострадавшую руку осторожно прижимает к себе, тихо лелея её. Димин взгляд соскальзывает на губы, хотя он тщетно старается удержать его на глазах. Павлов вспоминает как давно у «малыша» были последние отношения.       — А…? — Дима пытается вспомнить имя какой-то девчонки, с которой он видел Шакулина в клубе несколько месяцев назад.       — Просто секс, никаких поцелуев, — выдыхает понимающий Вася и, чудится, что он трезвеет.       И в голову Павлова въедается мысль о том, что от недостатка поцелуев этот ебанат кусает губы и делает болезненные ранки уже три года. Как он только не замечал? А потом наваливается осознание того, как, видимо, сильно Вася любит целоваться. И судя по всему Шакулин понимает всё то, что сейчас осознаёт Дима, пристально вглядывается в глаза друга своими глазищами и молчит. А Павлов, кажется, снова начинает пьянеть, сам по себе.       — Хочешь я… — начинает парень, не успевая заткнуть свой чёртов рот и Васины глаза, будто бы расширяются ещё больше, а потом на одно мгновение только соскальзывают на губы и снова поднимаются.       — Дурак? — почти не пьяным, серьёзным тоном произносит Шакулин.       — Нет. Тебе надо, — так тупо оправдывает своё желание Дима и видит, как Вася сглатывает, снова пробегая взглядом по его губам. Тормоз в голове уже почти отказал и держится только на одной ниточке тонкой-претонкой.       Павлов осторожно обхватывает больную руку, отводя её так, чтобы не мешала и останавливает взгляд на пухлых прикушенных губах. Краем глаза замечает, что Вася прикрыл глаза на пару секунд, Диме срывает остававшийся на одной только ниточке тормоз, и он бережно прикасается к губам лучшего друга, ловя удивлённый выдох. Длинные ресницы Шакулина взмывают вверх, а Дима по пьяной привычке обхватывает его плечи, цепляясь за футболку как кот перепуганный.       А потом поцелуй углубляется и Вася, кажется, стонет, хотя это не точно. Может у Павлова уже чёртовы галюцинации, но сейчас безразлично. Он просто впивается в нежность не оставляя возможности отстраниться и отдаёт всё, что есть, всё, что только может отдать Васе. А тот в ответ целуется с таким блаженным отчаяньем, что даже может показаться, что щёки у него солёные, хоть это и не так. Пока что.       И Диме срывает все предохранители, выбивает пробки к херовой матери. Он проскальзывает губами по подбородку и настойчиво целует шею. В этот раз не показалось — Шакулин стонет, чтоб его черти побрали, такого потрясающего. У Димы в голове одни только звёздочки и фейерверки — ничего полезного или хотя бы здравого. Ни хуя, ни капельки.       Вася отстраниться не может и меж поцелуями задыхается от ощущений. А Павлов просто отпустить его не в состоянии, жмётся и целует, целует, целует, казалось бы, до бесконечности. Остановиться не получается, кажется кто-то магниты в эти губы вставил и Диму тянет к ним словно обломок металический. Тянет с силой такой, что страшно. И только этот страх бешеный заставляет оторваться от Шакулина и прислониться лбом к земле холодной.       Так прошла пара минут, они просто дышали друг другу в шею и приходили в себя. А после Вася немного поёрзал и достал что-то железное, небольшое и холодное. Откуда-то пахнуло алкоголем, после чего Диме в губы ткнулось горлышко фляги. Он отпил, а потом заглянул в шальные, изучающие шакулинские глаза и хотел было потянуться к его губам ещё больше припухшим чем обычно , но что-то его остановило. Павлов поднялся с земли и бережно помог встать приятелю, хотя приятели из них после всего этого как из баклажана сервиз.       — Пойдём, руку перевяжу, — медленно протянул Дима и, дождавшись вялого, сонного кивка последовал к Васиному дому, не далеко от которого они находились. Хорошо, что им приспичило остановиться именно в этом парке. Осенний ветер пронизывает промокшие от валяния в лужах и грязи места от чего периодически зуб на зуб не попадает.       У Шакулина в квартире тепло и, не смотря на беспорядок донельзя уютно, не глядя на то, что он живёт тут от силы месяц. Пока Вася принимает душ, Павлов греет завалявшуюся в холодильнике гречу и ставит чайник. Потом они меняются и, уже Дима отогревается под горячими струями. А после он кутается в шакулинский свитшот и постоянно подтягивает его же сползающие бриджи.       — Покажи руку, — тихо говорит Павлов, хотя даже эти тихие слова раздаются прямо-таки громом в квартирной тишине. Вася поднимает на него глаза и протягивает руку. Чуть припухла и виднеется назревающий синяк, ничего не сломано и вывиха нет. Дима берёт её осторожно и облегчённо выдыхает, понимая, что ничего серьёзного. Он заглядывает в Васины недоуменные, недоверчивые глаза и так бережно поглаживает кожу большими пальцами.       Они молча едят гречу с наскоро сооружённым салатом и запивают всё это горячим чаем. Тишина и боязнь взглянуть в глаза «вроде-бы-ещё-друга-но-уже-не-факт» нагнетают атмосферу до невозможного. И что-то будто рассыпается, когда Дима ловит взгляд Шакулина в отражении кухонного шкафчика.       — Пошли спать, — тихо выдыхает Павлов не отрывая глаз от Васиных там, в отражении.       Шакулин что-то мычит в ответ и глаза свои прячет по-детски, забирает со стола посуду, ставя в раковину. Он медленно поворачивается, бросая взгляд на спину друга, хотя дружба тут как склеенная ваза — вот-вот треснет к херам собачьим.       — Сильно? — Дима поворачивается и ловит больную кисть Шакулина, бережно так пальцами обхватывая, что у Васи дыхание на секунду перехватывает и кислородная маска нужна сейчас прямо, сиюсекундно. Или поцелуй.       — Может быть, хватит, — грустно проговаривает Шакулин в ответ и пытается забрать руку, пряча взгляд.       — Тебе это нужно, — убедительно шепчет Дима, припадая к губам «друга» поцелуем и ловит несмелые выдохи на язык, словно мыльные пузыри.       — Да, — на выдохе выпадает из зацелованных губ Васи, подтверждая ответ на незаданный вопрос.       — И мне это нужно, — с придыханием растекается между поцелуями.