Поцелуй с самим собой

      Это утро было несколько… странным. Начиная от замерзших рук и ног, заканчивая чувством, как будто на тебя натянули очень узкую одежду и заставили лечь в этом спать. За ночь она бы перекрутилась и стала стягивать кожу еще сильнее. Плотно прилегать к шее, чуть придушивая. Атсуши недовольно повернулся на другой бок, стараясь снова провалиться в сон. Будильника еще не было, на глаза не падали лучи солнца. Значит, для хорошего сна было еще несколько часов. И мальчик хотел этим воспользоваться, как никогда до этого.       Последнее время он плохо высыпался. То нужно дописать бесконечные отчеты, то проследить за каким-нибудь преступником. В такие моменты невольно задумываешься над совершенно глупыми вопросами, по типу: почему эти ребята не могут спать по ночам? (Пусть ответ очевиден). Ведь дома, с кружкой горячего зеленого чая или кофе, книгой в руках, так приятно проводить время. Почувствовав легкую усталость, помыть остатки посуды, умыться, лечь в свою кровать или футон и прикрыть глаза. Наконец-то расслабиться за весь рабочий день и просто подумать о самых простых вещах. Что приготовить себе на завтрак? Что интересного будет на работе? Что на этот раз выкинет Дадзай-сан?       Говоря о нем. Мужчина так же являлся головной болью Накаджимы. Не то, чтобы так было только последние несколько дней, вообще, все то время, что Атсуши провел в детективном агентстве. И нет, он не злился за это на шатена, только так, немного ворчал, как делал часто, и что не вызывало ничего другого кроме улыбки у других. Порой отчитывал, как учил Куникида-сан. Делал серьезное лицо и вставал прямо напротив Осаму, говорил, что ему следует работать, как полагается; что не стоит приставать к каждой девушке, которую они встречают на улице; что прыгать с моста – это уже перебор. Особенно, когда они гонятся за преступником.       Но в эти дни шатен словно совсем взбесился. Вместо привычных хохотков, которыми одаривался молодой детектив, были едкие подкалывания. Такие, после которых, ты скорее чувствуешь, как твои щеки краснеют и становится неприятно. Случайные прикосновения, после которых дергаешься, не потому что не хочется их чувствовать, а потому что стыдно. Осаму всегда был скуп на тактильный контакт. Всегда старался скорее убирать руки, если кому-то что-то могло понадобиться. Если его просили что-то подать и мужчина, на удивление, соглашался, то предмет опускался исключительно на стол, редко из рук в руки. В офисе к этому привыкли, да и сам светловолосый старался не заострять на этом внимания. «У эсперов всегда что-то не так с головой», - крепко отпечаталось на обратной стороне черепной коробки и часто эхом разносилось в сознании.       А этой ночью все зашло слишком далеко, чтобы оставить все без внимания и просто лечь спать. Когда мальчишка уже собирался отправиться в царство Морфея, в дверь внезапно постучали. Сначала простой стук, потом уже откровенная наглость. Атсуши решил, что кто бы там ни был, он точно скажет ему пару ласковых. Нет, никакой брани, только скупое, поистине взрослое недовольство. Кто бы мог подумать, что ночным гостем окажется Осаму. От него сильно пахло алкоголем, и вид был потрепанным. Мужчина устало оперся о стену и пьяно осмотрел появившегося в проеме Накаджиму. Шатен словно не понимал, что же его ученик делает в этом самом месте, в это самое время, но вскоре, видимо, до его захмелевшего разума дошло, что он сам решил наведаться к мальчику. На лице расплылась расслабленная улыбка. Ее нельзя было назвать приятной, но и сильно отталкивающей тоже. В глазах заплясали огоньки, не засмотреться на которые было невозможным.       - Привет, Атсуши-кун, - нараспев взяв имя паренька, Осаму несколько нагнулся, делая шаг вперед. – Я увидел свет и решил заглянуть.        - Уже поздно, Дадзай-сан, - постарался как можно мягче начать светловолосый. Он бы пустил его к себе, да Бог с ним, даже позволил бы уснуть на своем футоне. В таком случае, вместо того, чтобы растолкать мужчину и попросить пойти в свою квартиру, которая удачно находится за стеной, заботливо накрыть одеялом и выключить свет в комнате. В этом ведь нет ничего такого? Только ответная забота и бесконечная благодарность за то, что Осаму провел оборотня в более светлый мир. Но сейчас, внутри все тревожно сжалось от предчувствия «неладного». Казалось, что если шатен сейчас не уйдет, то будет совершена чудовищная ошибка. – Вам стоит вернуться к себе и выспаться. Завтра на работу, будет не хорошо, если вы…       - Атсуши, - вдруг серьезно проговорил Осаму, придерживая дверь, которую старательно пытались закрыть изнутри. Стало стыдно от того, как это могло выглядеть со стороны. Лицо шатена, как и тон, стало серьезным: губы больше не давили из себя улыбку, а глаза смотрели без тех самых искорок – глубоко и несколько печально. – Скажи, я противен тебе? – такой прямой вопрос заставил мальчика заметно вздрогнуть. Все заготовленные ответы на возможные причитания разлетелись осколками. И попробуй применить хоть один из них, ты только порежешь себя или собеседника, а этого сейчас не хотелось больше всего. Накаджима перестал давить на дверь, то же сделал и шатен. Как-то уж больно трезво он смотрел в фиалковые глаза. В такие красивые глаза.       - Н-нет, что вы! – паренек сделал шаг назад, в тот самый момент, когда шатен шагнул ему навстречу. Дверь одиноко скрипнула, когда ее отпустили обе руки. – Дадзай-сан?       - Тсс, - самыми кончиками пальцев провести по дрожащей тонкой шее и обхватить чужой подбородок. Опалил горячим дыханием бледные губы. – Помолчи, Атсуши.       Легкое, мягкое прикосновение, все равно, что детский поцелуй. Губы к губам, придвинуться чуть ближе, второй рукой обхватить чужую голову и закрыть глаза, чтобы полностью насладиться спектром чувств. Дадзай не чувствует какого-либо сопротивления, поэтому прижимается сильнее, кончиком языка проводит по нижней губе, скользит за нее оглаживая внутреннюю сторону. Однако стоит ему добраться до ряда ровных сомкнутых зубов, попроситься внутрь, прикусывая только что обласканные уста, как ему в грудь упираются чужие руки и с силой давят, заставляя отстраниться, вскоре и вовсе отталкивая. Шатен смотрит вопросительно, когда делает несколько шагов назад. Щеки Атсуши нещадно горят, а в его двуцветных глазах расплывается черный зрачок, практически затапливая радужку. Пьяное сознание забывает, что такое тормоза тогда, когда Осаму, немного раздражаясь, вновь начинает приближаться к вжавшемуся в стенку позади себя, подростку. Резко хватает его за руку и тянет на себя. Еще. Ближе. Сопротивление кажется таким слабым, словно это просто показательная невинность. И мужчина предпочитает принять это, как своеобразную игру.       Последовавшая за этим звонкая и жгучая пощечина быстро вернула голову на место. Шатен оглаживает свою щеку, растерянно уставившись на светловолосого. Атсуши боком прижался к стене и съехал вниз, смотря прямо перед собой и прижимая покрасневшим губам руку, которой и засадил детективу по лицу. Он мелко подрагивал, как от холода, но сейчас было достаточно тепло, чтобы даже ночью не испытывать дискомфорта без куртки или пальто. Дадзай делает к нему очередной шаг, хотел попросить прощения и успокоить, но замер, услышав, едва различимое:       - Уходите. Пожалуйста.       Хлопнувшая входная дверь заставляет в очередной раз содрогнуться и окончательно осесть на пол, прижимая к себе ноги, вслушиваясь в тишину квартиры.       Накаджима распахивает глаза, смотря строго перед собой и медленно вдыхая душный воздух и прерывисто выдыхая его обратно. Он определенно не возвращался на футон, кажется так и уснул на кухне, прижимаясь к стене. Глаза цепляются за незнакомую тумбочку в углу комнаты, отчего по коже ползут мурашки. Да почему же ему так ужасно неудобно?! Парень резко садится на кровать и пытается нащупать нечто, так стесняющее его движения, и… замирает. На нем бинты и чужая рубашка. Сбоку не свисает привычная светлая прядка, с темной полоской. Голова ужасно раскалывается, но это не мешает появиться впечатлению, как будто бы по ней ударили чем-то тяжелым, и комната медленно поплыла в сторону, постепенно темнея. Мальчишка подскакивает на ноги, несколько покачнувшись, хватается за стену и, несмотря на боль практически во всем теле, устремляется на автопилоте в ванную комнату. Вихры волос цвета темного шоколада, глубокие карие глаза, кремового цвета кожа с небольшими синяками под глазами. Это точно не Накаджима Атсуши в отражении. Но именно сознание Накаджимы Атсуши начинает кричать, пятясь назад и поскальзываясь, падая прямиком в ванную, больно прикладываясь затылком. Звук хлопающей двери и торопливые шаги. Вскоре в ванной появляется еще один участник этого спектакля. Когда тигр видит свое тело, стоящее в проходе и смотрящее на него, как на привидение, из груди вырывается нервное хихиканье.       - Д-дадзай-сан? – это было чертовски странно слышать свой собственный голос, который зовет тебя вот так по имени, и смотрит с таким выражением лица, которое Осаму, наверное, никогда бы не смог состроить.       - Атсуши-кун, ну и лицо ты скорчил, научишь? – шатен стушевался и чуть отвернулся, поджимая губы. Дадзай Осаму есть Дадзай Осаму и даже в подобной ситуации он, похоже, совсем не волновался.       - Это вы что-то сделали? – недовольно спросил Накаджима, выбираясь таки из ванны.       Так странно. Мальчишка чувствовал, как болело его тело, в частности голова. Как бинты стягивают кожу. Как пощипывало запястья. В голову первым делом пришла мысль о том, что это, скорее всего, новые порезы, которые должны были помочь шатену отправиться на тот свет, несмотря на то, что подобные увечья, вызваны скорее для того, чтобы заглушить внутреннее негодование. Благодаря регенерации тигра, боль, которую когда-либо испытывал Атсуши (если речь идет о физической боли), более не ощущалась день так на третий после получения увечья в детстве, и уже на следующий будучи в агентстве. А здесь именно болели старые раны. Иногда так ныли шрамы беловолосого на плохую погоду. Его единственные шрамы, которые зачем-то решил оставить ему тигр. Говоря о нем. В голове была непривычная тишина. Не то, чтобы способность обменивалась с Накаджимой прямо таки словами или часто высказывала свое мнение по той или иной теме, но все же, время от времени, можно было слышать тихое рычание или недовольное сопение. А сейчас.. ничего. Совсем.       - Ох, если бы я только мог, - усмехнулся Осаму, проводя рукой по животу и осматривая себя. – Давно бы так сделал, но моя способность мне этого не позволяет, - теперь уже тело мальчика пожало плечами. Его лицо стало несколько напряженным, а потом он медленно проговорил. – Вообще-то это скорее даже не способность. Ты же знаешь, они на меня не действуют.       Карие глаза посмотрели на свое, непривычно серьезное лицо. Оно было не таким, каким его обычно делал сам мальчик, со странной тенью в глазах. Верно, Осаму был совершенно прав. Однако, если это не способность, то что? Нечто совсем иное, с чем они раньше не сталкивались. И как с этим бороться, не могут же они все просто оставить вот так, как есть, и ждать чуда?       - О, и еще, - опять оживился мужчина после нескольких секунд напряженной тишины. То, как часто менялись эмоции на его лице, казалось более явственным, чем когда детектив был в своем теле. – Насчет вчерашнего, - Атсуши вздрогнул и опустил голову, принимаясь перебирать пальцами. Щеки вновь покраснели от нахлынувших воспоминаний и чувств, последовавших за ними.       - В-вы были пьяны и не хотели этого делать, я… - начал лепетать мальчишка.       - Я сделал это осознанно, - Дадзай покачал головой, растягивая губы в легкой улыбке, еще больше выбивая мальчишку из душевного равновесия. – Так что не говори того, что собирался, - мужчина разводит руки в стороны и разворачивается, направляясь к выходу. – А еще я ужасно голодный. У меня мы вряд ли что-то выловим, поэтому, надеюсь, ты меня покормишь.       - Эм, Дадзай-сан, - беловолосый обернулся. – У вас хвост.       Как оказалось, тигр, который с ходу понял, что здесь что-то не так, всячески старался досаждать детективу. Появлялись то уши, то хвост, лапы, менялись глаза и зубы. Если бы Атсуши пришлось с этим вот так вот бороться (как в старые добрые времена, когда способность устраивала бунты по поводу и без), он бы точно уже отчаянно посиживал в углу и пытался выяснить, что же опять сделал не так, да найти какой-то предлог, чтобы полосатое «чудо» наконец-то отстало. Правда, они очень редко могли договориться, но об этом в другой раз. Суицидник же, в отличие от Накаджимы, находил эту ситуацию достаточно комичной. На каждую новую часть звериного тела реагировал с неким восторгом. «Видеть это у кого-то одно дело, а испытывать совершенно другое». Двуцветные глаза загорелись, когда из мохнатой лапы появились темные когти.       - Я помню, как однажды ты пытался меня ими убить, - задорно проговорил мужчина, притрагиваясь нормальной ладонью к лопаткам своего тела, чтобы «Исповедь» сделала свое дело.       Способность Дадзая была молчаливой, но в приставучести никак не уступала тигру. Возможно, была даже навязчивее. Готова выполнить свое предназначение и просто быть рядом тенью. Со временем, к такому, скорее всего, привыкаешь и совсем забываешь, что подле тебя есть что-то еще. Однако Атсуши искренне надеялся не успеть сжиться с подобным, ибо, чем раньше все это закончится, тем лучше. Ладони, что время от времени опускались на спину, плечи, руки, не просто касались, а чуть поглаживали через одежду, вызывая мурашки по всему телу и не привычный трепет. Атсуши несколько подрагивал, когда ставил на стол две чашки с горячим чаем и завтраком в виде печенья и вафель. Слава Богу, проснулись они раньше, чем было нужно, так что сейчас еще было предостаточно времени перед выходом на работу. Можно все обсудить, привести мысли в порядок. Все же просто.       Нет, ничего подобного, это катастрофа. Накаджима хотел принять душ, потому что все еще чувствовал себя ужасно помятым, хотелось снять или сменить все эти мешающие повязки, но в этом теле… теле Дадзай-сана…       - Ты чего притих? – светловолосый положил свою ладонь на чужую, привлекая к себе внимание. Если посмотреть на него так, быстрым взглядом, то можно было бы с легкостью сказать, что с утра тело паренька так же не видело бодрящего душа. Трудно было поверить, но неужели Осаму тоже стеснялся притрагиваться к чужому телу? – Атсуши-кун? – Накаджима спрятал лицо в ладонях, чувствуя, как пожар вновь разошелся по щекам. Сказать такое вслух, оказывается намного сложнее.       - Я хочу в душ, - на одном дыхании выпалил он. Детектив внимательно наблюдал за тем, как даже его уши покраснели, а спина начала подрагивать.       - Так сходи, - секунда тишины. В двуцветные глаза всматриваются карие с непониманием. Нет, все-таки тигренок просто невероятно сильно смущался, и это отчетливо отражалось на лице мужчины. «Должно быть, - подумал Дадзай. – Я так сильно в жизни не краснел». – Что ты так на меня смотришь?       - Я в-ведь буду касаться вас, - все не унимался он. Осаму только улыбнулся, и отпил немого чая.       - По идее, ты будешь касаться себя. И я буду касаться себя.       - А?       - Я хотел принять душ, как только проснулся, но ты закричал, и поэтому данную процедуру пришлось отложить, - да он даже не скрывает! Шатен не знал, что сейчас больше всего бушует в нем: смущение, непонимание или злость. – О, такое лицо я тоже умею делать.       Такого дикого смущения Атсуши не испытывал никогда. Определенно. Теплый душ должен был расслаблять, а не заставлять вздрагивать от каждого случайного шороха, едва различимого сквозь шум воды. И не должно было становиться так… жарко. Не только лицу, но еще сердцу и мыслям. Сейчас, когда он был в чужом теле, совершенно обнаженный, можно было признаться, что мальчик давно и беспамятно влюблен в своего учителя. Когда именно это произошло сложно сказать наверняка. Просто однажды светловолосый заметил, что его сердце непривычно быстро трепещет в груди, стоит Осаму появиться в поле зрения, более того, заговорить с ним. Улыбнется или в очередной раз отшутится. Атсуши начали отравлять слова Акутагавы, когда тот как умалишенный кричал о том, что Дадзай должен признать его. Злило, это сильно злило, но мальчик изо всех сил скрывал сей факт. Вчерашний поступок взрослого поселил семечко сомнения в душе. Может, у него есть шанс на взаимность? «Вряд ли». Накаджима мог бы сейчас провести рукой по каждому шраму на чужом теле, дотянуться буквально до любого миллиметра кожи. Растрепать мокрые волосы, коснуться чужих губ самыми кончиками пальцев. Но не стал. Из уважения и все того же гребанного смущения. Пусть ему больше не представится такая возможность, пусть. Оборотень просто сохранит чужое тело в целости и сохранности, чтобы, когда хозяин вернется на свое законное место, все осталось таким, каким оно было. Разве что, немного получше, но над этим придется хорошенько постараться.       Перебинтоваться самостоятельно Атсуши не смог, поэтому попросил о помощи Осаму. Белые волосы были влажными, из-за чего щеки на лице детектива опять тронул румянец. В процессе «помощи» они обговаривали свои дальнейшие действия. Работу пропустить нельзя было, поэтому кому-то сегодня придется очень долго и уверенно играть в спектакль под названием: «Жизнь моего соседа». Возможно, это звучало достаточно забавно, но на деле таковым не являлось. Накаджима ужасно боялся строить из себя Осаму, отнекивался перед ним, говорил, что это будет выглядеть глупо и мужчина его засмеет. Но после недолгих упрашиваний и грязного шантажа, все же согласился. Должно быть, он слишком часто наблюдал за повседневным шатеном и делал это с предельной внимательностью, но, к счастью или сожалению, не отдавал себе в этом отчета. Поэтому, когда он с огромной точностью смог повторить несколько типичных фраз для Дадзая Осаму, смог наблюдать восторженное лицо и: «Ого, как правдоподобно, Атсуши-кун!». Мальчик успокоился, пока наблюдал за тем, как уже сам экс-мафия подстраивает свое поведение под Человека-тигра. Не обошлось без очередных шуток, но беловолосый, как сделал бы это Накаджима, чуть ли не клялся, не делать так при других.       - После работы, жди у меня, попробуем что-то сделать со всем этим, - в последний раз проговорил Осаму в своей манере и быстро переменился в лице, спускаясь по лестнице общежития и направляясь к главной дороге.       День обещал быть исключительно долгим, а вечер и того хуже, но Накаджима старался не задумываться об этом, просто делал все, как должно. Немного ленился, пару раз едва не получил по шее от Куникиды, предложил совершить двойное самоубийство одной из официанток в кафе (правда его голос чуть дрогнул в самый ответственный момент, но это было трудно заметить). Из полезного мальчик дописал отчет, который откровенно горел и помог опросить несколько свидетелей по делу, которое сейчас ведут Осаму и Доппо. В конце дня он поймал на себе удивленный взгляд травянисто-серых глаз, спрятанных за очками.       - Что-то не так, Куникида-кун? – решил-таки поинтересоваться шатен, убирая руки в карманы пальто песочного цвета.       - Да вот думаю, какую гадость ты задумал на этот раз, - проворчал блондин, поправляя очки на переносице и отворачиваясь.       - Не понимаю о чем ты, - Накаджима пожимает плечами и расплывается в еще более широкой улыбке, подставляя свое лицо вечернему солнцу и легкому ветру. – С чего ты вообще подумал, что я собираюсь что-то сделать? – обращаться к Куникиде-сану на «ты» было дьявольски непривычно, каждый раз чувствовался укол совести и страх огрести за такую безалаберность. «Это не ты, это Дадзай-сан, все хорошо» - но, сколько себе этого не повторял, все равно было все так же непривычно.       - Мы несколько раз сегодня прошлись по мостовой, но ты даже не подошел к перилам.       Слова были, как увесистый подзатыльник. Кажется, его глаз невольно задергался, и улыбка стала более напряженной. Накаджима готов был изображать из себя Дадзая как угодно, но вот прыгать с моста. Было бы забавно, если такая попытка суицида окажется удачной. Вот Осаму удивится… Все-таки парень не часто сигает в холодную воду, а потом выплывает из нее, как ни в чем не бывало. Сколько раз такое было? Дайте-ка подумать, ах, да, ни разу.       - Ну, знаешь, дома меня ждет чудесный яд, так что будет не очень приятно, если прыгнув с моста, я действительно умру.       - Ах ты…       Дом Осаму отозвался долгожданной тишиной и приятным полумраком. Атсуши устало выдохнул, прижимаясь спиной и затылком к двери позади себя. Пакет с покупками для ужина с шуршанием опустился на пол. Кажется, из него что-то выпало, но волновало это сейчас мало. Даже не хотелось проверять, что именно, просто чуть-чуть постоять вот так. В бездействии, вслушиваясь в мир вокруг себя, вслушиваясь в свои собственные ощущения. Когда тигр был рядом, все становилось намного четче и явственнее, будь то звуки или же просто картинка перед глазами. Сейчас Накаджима понимал, что все вокруг него он видит исключительно «сам».       - Если, конечно же, «Исповедь» не решила и тут помочь.       Он посмотрел на свою (не совсем) руку. Способность Дадзая была более покладиста, ну или же просто делала все, чтобы продлить свое собственное существование. Сегодняшний их преступник был эспером, который усыплял прикосновением. Атсуши сначала по привычке старался избежать его прикосновений, но вскоре вспомнил, что с ним ничего не случится. Все равно было страшно. Как шагнуть с большой высоты и при этом видеть мягкую надувную подушку внизу. Ноги будут подкашиваться и внутри все стыть, несмотря на осознание безопасности всей ситуации. Голубые ленты оказались приятно успокаивающими, погружали в некую мирскую сосредоточенность. Если сравнивать со «Зверем», то в этом плане они абсолютно отличаются друг от друга. Тигр приносил с собой странное ощущение, сравнимое с азартом и весельем одновременно. Заставлял сердце в груди подпрыгивать от предвкушения. И Накаджиме это было ближе. Недаром говорят, что способность – это непосредственная часть эспера.       Парень отлип от двери, снял с себя обувь и плащ, решив, что пора заняться делами. Продукты уложились в почти пустой холодильник. У детектива изначально нашлось только несколько яиц, коробочки быстрого приготовления и тофу. Решив, что кормиться у себя дома тоже не особо есть чем, шатен решил, что может и потратиться немного, прикупив продуктов да приготовив дельный ужин. Стоит отметить, что гардероб мужчины сильным разнообразием не отличался. Да и Атсуши особо не знал, что же стоит считать домашними вещами, а что пригодным для выхода, поэтому взял наобум темный джемпер и свободные, явно потрепанные временем брюки.       Вскоре в дверь постучали. Сначала Накаджима застопорился, а потом вспомнил, что это, скорее всего, пришел Дадзай. И, надо же, не прогадал. Парень оглядел свое тело, словно проверял все ли на месте. Видимо, рабочая одежда, которую обычно можно увидеть на мальчике-тигре, за весь день надоела Осаму, и тот тоже решил переодеться. Серая мешковатая кофта и черные, более спортивные бриджи, смотрелись на Накаджиме на удивление хорошо.       - Как ты так живешь? – с порога начал сетовать светловолосый, проходя внутрь и усиленно начиная втягивать в легкие приятный запах готового ужина. – Я думал, умру. Никогда в своей жизни не старался изображать трудоголика.       - Я не трудоголик, - кареглазый закрывает дверь за фактическим хозяином квартиры. И идет следом. Осаму уже успел сунуть свой нос в кастрюльки с едой и что-то довольно пролепетать. После слова «яд» его было решено игнорировать. – Дадзай-сан, вы сказали, что у вас есть идея как вернуть все обратно.       - Я сказал, что мы попробуем это сделать, - поправил младшего обладатель гетерохромных глаз, доставая с полок несколько чашек. – Ты, вроде, ненамного ниже меня, но это все равно так неудобно.       Трапеза прошла в тихом обсуждении того, как прошел их день «наоборот». Их день… от такого названия у мальчишки в груди все отчего-то затрепетало и вызвало приятное тепло. Он внимательно слушал о том, как Дадзая просили помочь с тем или иным, как он хотел погнаться за вором на тигриных ногах и у него даже получилось! Но зверь, видимо, хотел только поизмываться, поэтому вскоре, буквально через несколько метров, ноги стали обычными и светловолосый чуть не свернул себе шею. Негодяя поймал Кенджи, так что все закончилось хорошо. Накаджима тихо посмеивался, убирая посуду в раковину и время от времени посматривал на мужчину, пока тот не встал и не ушел в комнату.       - Я буду ждать тебя там.       Легкий кивок, и теперь в маленькой квартирке разносись лишь звук воды и какой-то шум, производимый Дадзаем. «Интересно, - Накаджима с легкостью дотянулся до полки и поставил чистую пиалу. – Могло бы быть также, если бы мы не поменялись телами?» Стало больно, но парень решил отогнать подобные мысли. Все хорошо, здесь и сейчас, так что всякие «если бы то…, если бы сё…» здесь крайне не уместны. В темной комнате первым, что он увидел, было его тело, которое удобно расположилось на расстеленном футоне.       - Присаживайся, - светловолосый похлопал возле себя ладошкой, и чуть покрасневший Накаджима послушно опустился рядом, посмотрев на своего наставника. – У меня есть идея.       - Какая? – карим глазам попалась черная лента, которая тут же исчезла за телом собеседника. – М-мне стоит начинать волноваться?       - Нет, - с улыбкой ответил Осаму, после чего его выражение лица стало задумчивым. – Я просто подумал, мы поменялись телами после поцелуя, так почему бы нам не попробовать еще раз? – лицо, которое еще вчера принадлежало Неполноценному, залилось краской сильнее и карие глаза поспешно опустились, видимо, считая пол намного интереснее, чем собеседника.       - Н-не уверен, что это сработает, - ну вот, это то, чего больше всего боялся и ожидал, как естественную реакцию, детектив. Кто бы сомневался, что такой светлый и солнечный мальчик, как Атсуши, начнет идти на попятную. – Да и разве вам будет приятно целовать кого-то вроде меня? – прозвучало уже намного тише.       - Не переживай по этому поводу, - отмахнулся Осаму, обхватывая свое лицо и поворачивая к себе, заставляя смотреть прямо в глаза. – Как там говорят? Попытка не пытка?       - Д-да, но…       - Вот и отлично, - наконец-то Осаму выудил ту самую черную ленту и начал подносить ее к карим глазам, на что получил удивление вперемежку со страхом.       - А это зачем? – ну так, на всякий случай решил уточнить Накаджима, который до сих пор не верил, что собирается позволить наставнику поцеловать себя.       - Не думаю, что ты будешь в восторге от первого поцелуя с самим собой, поэтому, чтобы хоть как-то потешить твою фантазию…       Дадзай решил не продолжать объяснение, к тому же его уже, скорее всего, не слушали из-за смущения. Темная лента приятно охлаждает разгоряченную кожу лица и накрывает глаза. Тугой узелок на затылке был завязан, можно сказать, мастерски, учитывая, что волосы больно не стянуло. Светловолосый проверил, все ли было сделано, как надо, и ненадолго убрал свои руки от лица. Атсуши казалось, что те несколько секунд, в которые прервался их тактильный контакт, были едва ли не вечностью. Однако вскоре он был бы рад еще какое-то время не чувствовать чужих прикосновений. Вместо того, чтобы быть рядом, по левую руку, Осаму залез на чужие ноги и удобно так на них устроился.       - Ч-что вы..?       - Ты слишком низкий, - не в самый лучший момент начал сетовать мужчина, одновременно с этим обхватывая чужое лицо ладонями. – И будь добр, помолчи, мой собственный голос меня сбивает.       Когда шатен притих, детектив прикрыл свои глаза, стараясь представить вместо своего собственного лица лицо самого Атсуши. Такое бледное, но с хорошо различимыми губами, аккуратным носиком, маленькими ямочками при улыбке. И красивыми фиалковыми глазами. Он поглаживает скулу большим пальцем, задевая тонкую ткань и медленно опускается ниже, наконец-то притрагиваясь к чужим губам своими. Легкое касание заставляет вздрагивать совсем неопытного в этом вопросе юнца, но не отстраняться. Просто сидеть и ждать чужих действий. Прикосновение становится более уверенным, теперь уже полностью смыкаясь в поцелуе. Губы Осаму были обветрены, и их все еще немного странно ощущать вместо мягких, нежных уст Атсуши-куна. Повторение вчерашнего дня или полизывание нижней губы, аккуратное проникновение глубже. Накаджима едва заметно задрожал и как-то неловко опустил руки на бедра, сжимая их в крепкой хватке. Дадзай приближается теснее и чуть покусывает нижнюю губу, оттягивает, быстрее припадая обратно и проникая глубже. В этот раз его не останавливают толчком или звонкой пощечиной, наоборот, может, неосознанно, но притягивают ближе. Главное, не спугнуть, действовать мягко и видеть границы. Забавно, но это реже всего получалось у горе-суицидника. Язык увереннее проходится по деснам с внутренней стороны, вызывая легкую щекотку. Наконец-то найти чужой язык и скользнуть под него своим, прижимая к себе чужую голову. Не дать уйти, больше нет. У Атсуши закружилась голова в тот момент, когда он постарался ответить взаимными ласками и его голос усмехнулся, на секунду прерывая прикосновение, но быстро возвращаясь обратно. В комнате стало так жарко и тесно, но хотелось еще ближе. Чтобы кожей к коже, чтобы пальцы зарывались в темные волосы, чувствовать чужие руки и губы на себе. Так до дури хотелось озвучить все свои мысли. Даже если Осаму посчитает Накаджиму развращенным ребенком, ему все равно. Сейчас важно только то, как сильно горят легкие, требуя порции кислорода. Обжечься им еще сильнее и вновь окунуться друг в друга. Губы начинали ныть от частых покусываний и полизываний, но все равно хотелось продолжать.       Атсуши отрывается от губ, в нетерпении привстает на ватных ногах и сильнее потирается о чужое тело, вызывая только тихий звук, похожий на сдавленный стон. Привстает? Парень резко открывает глаза и видит перед собой чужое, немного покрасневшее лицо с темной лентой на глазах. По спине прокатываются теплые мурашки, легко перетекая в поясницу и скапливаясь внизу живота. Дрожащими пальцами он стягивает с лица шатена ткань и смотрит в чужие затуманенные глаза.       - Дадзай-сан…       - Ох, Атсуши.       То, как мир быстро поменялся местами, выбило парнишку из равновесия и вынуждая вновь пытаться понять, где он и кто. Однако новый поцелуй заставил забыть о таких пустяках и думать лишь о том, что теперь его в полной мере целует не кто иной, как его спаситель, его надежда, его любовь – Дадзай Осаму. Мужчина смело сминал чужие губы, посасывал их и покусывал, пока одна из рук задирала выбранную им же кофту и оглаживала чужой плоский, с чуть прорисовывающимся прессом, подрагивающий живот. Казалось таким неправильным, что на Накаджиме что-то вообще еще есть, поэтому шатен начал понемногу отстраняться от манящих губ, заставляя тянуться за собой следом и, отстранившись совсем, стянул со светловолосого всю ту же кофту. От резкого контакта с воздухом волоски на теле встали дыбом, но кого бы это сейчас волновало? Точно не Осаму, который припадает губами к уголочку чужих уст, спускается ниже, оставляя за собой мокрую дорожку и вызывая чужие тяжелые вздохи. Атсуши казалось, что он буквально плавится и сгорает в тех местах, где его касался Дадзай. Губами ли, руками ли - неважно. Хотелось только ближе и больше. Пусть его сожгут в этом пламени, если рядом будет шатен, то все остальное пустяки. Резкая боль, перетекающая в до дрожи приятное наслаждение, заставляет парня прогнуться в спине, выбросить все лишние мысли и откинуть голову, подставляя тонкую шею под новые поцелуи и укусы, что на утро расцветут багровыми и синими пятнами. Ключицы у Накаджимы были поистине прекрасными, в этом шатен убедился еще в душе, когда позволил себе немного больше, стараясь как можно тщательнее изучить чужое тело, найти его невидимые слабости и самые приятные точки. Осаму прикусывает одну из выпирающих косточек, а после мокро целует, руками оглаживая бока и надавливая на шрамы чуть сильнее.       - Ах…       Беловолосого разве что не подбрасывает на футоне. Его тело дрожало так сильно, что можно было бы обеспокоиться на этот счет, если не знать причину его содроганий. Тонкие пальчики с силой сжимали чужие плечи и короткими коготками ощутимо впивались сквозь бинты и джемпер. Который еще почему-то был на кареглазом. Теплую ткань тянут вверх и мужчина снова отстраняется, позволяя снять ее с себя. Возвращаясь словно на свое законное место, Осаму проводит ладонями от бедер, по талии, останавливаясь на ребрах и с силой сжимая их, одновременно прикусывая торчащую бусинку розового соска. Атсуши, его солнечный мальчик, стонет так развратно и громко, что Дадзай готов был кончить только от этого. Может, стоит позже сказать спасибо за то, что парень нацепил на него свободные брюки и член не так сильно упирается в ширинку, но это потом. Сейчас нужно прикусить темную полоску шрама на животе, широко ее облизать, вызывая очередную порцию дрожи. Ручки Накаджимы опускаются на плечи сформировавшегося мужчины и опять с силой их сжимают. Его мальчик тяжело дышит, его мальчик тихо скулит и стонет, вскрикивает от особо приятных прикосновений. Его мальчик-тигр так сексуально выгибается в спине, что хочется проверить насколько гибким он может быть в постели.       Поцелуи спускаются до пупка. Шатен чувствует на себе чужой пытливый взгляд и поднимает глаза, на мгновение замирая. Фиалки чужих очей поддело греховное сладострастие. Они потемнели и почти утонули в черном омуте зрачка. Едва ли Атсуши сейчас вообще мог что-то увидеть из-за поволоки на глазах, но само осознание того, что парнишка пытается уследить за действиями Осаму. Ох, как же сильно ему это льстило. Язык описывает пупок и, не разрывая зрительного контакта, мужчина опускается в него, делая такое движение, словно хотел протолкнуться глубже. Белоголовый снова стонет и прикрывает глаза, тихо выдавливая из себя чужое имя. Страшно представить, что будет, когда шатен дойдет до самого пикантного. На губах играет легкая усмешка, когда руки нетерпеливо хватаются за чужую пуговицу на бриджах и стараются расстегнуть ее как положено. Замочек в этом случае гораздо удобнее и более опасен, но обходится без серьезных последствий. Мальчишка облегченно выдыхает, когда на член больше ничего не давит и теряется в ощущениях, чувствуя, как Дадзай носом трется о его блядскую полоску. Коленки непроизвольно пытаются сжаться вместе, но только сильнее стискивают чужое тело, так удобно устроившееся между раздвинутых ног. Осаму чуть отстраняется, чтобы устроиться поудобнее, поглаживает внутреннюю сторону бедра, пальцами пробираясь под жесткую ткань, а второй рукой аккуратно приподнимает резиночку чужих трусов. От осознания того, что их сегодня выбрал сам мужчина все стянуло еще сильнее. Хотелось просто сунуть руку в свои собственные штаны и подрочить, глядя на распластавшегося Атсуши, но шатен сдерживается изо всех сил, выпрямляясь и, наконец-то стягивает с парня нижнее белье вместе с бриджами. Стройные ноги послушно поднимаются вверх, выскальзывая из одежды, и не менее покорно раздвигаются обратно. Дадзай носом утыкается в чужой лобок и втягивает в себя чужой терпкий запах предэякулята, после целуя самостоятельно высвободившуюся малиновую головку. Атсуши пробивает дрожь и он с громким стоном, сильно выгибаясь, кончает прямо себе на живот. Осаму думает, что от такого зрелища можно было бы и самому запросто спустить себе в штаны, но он слишком долго ждал этого момента, чтобы просто так все закончить. Его притягивают к себе для нового поцелуя. Несмотря на стертые губы, они все еще продолжают жадно кусаться и лизаться. Дадзай больше не может терпеть и спешно старается стянуть с себя последние элементы одежды. Они летят в неизвестном направлении в тот момент, когда мальчишка слишком сильно прикусывает чужую губу, а после виновато зализывает проступившую кровь.       - У меня нет презервативов, поэтому… - Сбивчиво шепчет шатен, хватая чужую ладошку и опуская ее на футон, сжимает. Шепчет в самые губы. – Обойдемся руками, надеюсь, ты не против.       Отрицательное покачивание головой и вновь протяжный стон. Удивительно, всего с ничего, буквально нескольких поглаживаний Накаджима опять успел возбудиться до твердого стояка. Его цепкие руки успели ощутимо исцарапать всю спину и ослабить большую часть бинтов на теле Дадзая. Он даже сожалел о том, что они их не сняли, ведь Осаму был так прекрасен. Несмотря на все свои шрамы и раны, несмотря на свое изящное, не совсем свойственное мужчинам, строение тела. Все нарастающие сожаления из головы выбивает до одури приятное ощущение и уносит протяжный стон, вырвавшийся из неокрепшей груди. Шатен опустил свою голову мальчику на плечо и прикрыл глаза, тихо постанывая от удовольствия. Он сжал оба органа в своей руке и сейчас жестко надрачивал им обоим. До темных пятен и ярких звезд в глазах, до сбившегося в край дыхания и громких стонов. Обвести пальцем обе головки, смешать предэякуляты, надавить пальцем на уретру и сделать так, чтобы казалось, что он собирается и вовсе туда его протолкнуть. Накаджима стонал и чуть ли не захлебывался в своей же слюне, свободной рукой оттягивая темные прядки, второй сжимая чужую руку так же крепко, как сжимают его собственную. Поддаваться бедрами навстречу чужой горячей ладони. Стонать и просить большего, тихо шептать или выкрикивать при особо резких движениях одно единственное имя. Так хорошо, приятно, жарко. Осаму начинает подмахивать бедрами, представлять, как было бы хорошо в беловолосом мальчишке.       - Я больше не могу, - прошептал на ухо Накаджима, вызывая приятную дрожь.       Дадзай делает над собой усилие и вновь припадает к его губам, целуя глубоко, нещадно водя рукой вверх вниз. Мышцы резко скручивает, и он изливается в собственную руку, а после него следом кончает и Атсуши. Шатен устало падает рядом с тяжело дышащим парнем, который, скорее всего, все еще ловит глазами уплывающие круги. Заранее подготовленные влажные салфетки оказались как нельзя кстати. Детектив вытирает свою руку и забрызганный спермой живот паренька. Странно, но они стараются не смотреть друг другу в глаза ровно до тех пор, пока не оказываются под одним одеялом. Светловолосый стыдливо опустил глаза. Краска с его лица никак не сходила и одеяло, которое кто-то старался натянуть по самые уши, в этой ситуации совсем не спасало. Осаму усмехнулся и провел рукой по чужим волосам, убирая их назад.       - Как думаете, что это было? – хотелось отшутиться про недавний секс и начать объяснять мальцу, что же это такое и для чего он изначально нужен, но шатен старательно себя сдерживал. Разумеется, беловолосый говорил про их «обмен телами». Но сейчас ведь все хорошо, так что, какая разница?       - Это действительно то, о чем ты хочешь сейчас поговорить? – Накаджима молчит, прикусывая нижнюю губу и вздрагивая от легкой боли. Неудивительно, если во время поцелуев они их стерли. – Почему ты оттолкнул меня в тот раз, в коридоре? – Осаму приподнимает чужую голову за подбородок и заставляет посмотреть на себя. Его как током бьет, когда он замечает в фиалковых глазах застывшие бусинки непрошеных слез.       - Я боялся, что вы знали о моих чувствах и решили ими воспользоваться, - честно признался ученик. – М-можно я останусь у вас до утра? – хриплый полушепот отзывается теплым чувством в груди мужчины. – Я никому и ничего не скажу, только не прогоняйте.       - Ты можешь остаться здесь навсегда, - усмехнувшись, отвечает Дадзай, притягивая дрожащее тело к себе и аккуратно целуя в голову.       Накаджима задрожал сильнее не веря тому, что слышит, позволяя себе прижаться к Осаму как можно ближе, обнять его, слушать учащенное сердцебиение и мерное дыхание. Засыпать рядом в приглушенном свете маленькой комнаты и про себя благодарить Нечто, поменявшее их телами.