~~~
А утром Тэгун выглядел так, будто и не было его вчерашнего. Он не будил Воншика, который позволил себе поспать гораздо дольше обычного, но сварил для него кофе и приготовил несложный завтрак из найденных в холодильнике ингредиентов. Он был мил и предельно вежлив, в очередной раз всем своим видом показывая хёну, как ему неловко стеснять его, и как он благодарен за предоставленный кров. А заспанный Воншик наблюдал за всем этим и не мог понять, в какой момент так ловко подменяют этого добродушного чуть дерзкого парня на кого-то другого? Он не знал, но уже хотел выяснить это любой ценой. Тэгун же явно желал заняться выяснением иных проблем. Хозяйничая на кухне, он расспрашивал Воншика об истории острова, обо всех тех мелочах, которые не успел разузнать прежде. И на что-то Ким давал пояснения, иная информация была ему неизвестна. Воншик поражался чужому желанию всё знать, потому что до многих деталей даже не подумал докопаться прежде. Поэтому теперь, после очередного загоняющего его в тупик вопроса, Ким вынужден был сдаться, признавая собственную неосведомлённость. — Я здесь просто живу, — признал он, чуть кривясь от этой чуть искаженной правды. — Пытаюсь жить, по крайней мере. Как в нормальном мире, пусть и с некоторыми уступками острову и себе. И… ведь далеко не каждый из живущих пытается докопаться до правды, смысла существования и всего-такого, вот и я тоже не особо-то старался, видимо. У Хакёна, возможно, есть какие-то записи обо всех прежде живущих здесь, ну или о многих из них. А я, боюсь, бесполезен для тебя. — Не бойся, — Воншик обнаружил, что его собеседник стоит рядом, только когда тот поднял его подбородок пальцами, заставляя взглянуть на себя. Тэгун улыбался ободряюще и с долей озорства. — Ты не бесполезный. Ты хранитель тонкой грани между двумя так или иначе противоборствующими расами и можешь поделиться той информацией, которую мне не предоставит никто из них. — А ты, что же, решил выведать всё что можно и нельзя? Надеешься найти лазейку, ведущую отсюда? — чужое прикосновение не доставляло дискомфорта, но Воншик всё-таки попытался отстраниться. Одно дело было позволять слабостям брать верх с наступлением ночи, а другое — выпускать их на волю при свете дня. Второй вариант был абсолютно недопустим. А потому Воншик поднялся с места, показывая собеседнику своё превосходство в росте. Он делал вид, что лишь потянулся за салфеткой, но так и оставался стоять, чуть нависая над младшим. — Это может быть тоже, но… куда больше мне хочется изучить все возможности этого места, узнать границы чужого могущества и понять, как много из этого могу получить я сам, — ничуть не смутившись, ответил Тэгун и привстал на цыпочки, чтобы коснуться чужих губ лёгким поцелуем. От этого не до конца зажившую ногу пронзило неприятными тянущими ощущениями, но уже не болью. Этому можно было радоваться, говорить о готовности к первым полноценным прогулкам, но вместо этого Тэгун чуть отстранялся, оглядывая вновь опешившего Воншика. — Что? Ты каждый раз так реагировать будешь? Между прочим, я сегодня иначе попытался себя вести, если ты не заметил… — Нет, дело не в этом, — надувшийся Тэгун, обиженно сложивший на груди, выглядел более чем мило. И в пору было захохотать в голос, но Воншику было не до смеха. Потому что дело было действительно не в поцелуе, и даже не во внутренней дрожи, которую он вызывал. — Твоя кожа. Она… — Что? — Тэгун повторил рассеянное движение мужчины напротив, касаясь ладонью собственных щёк и даже как-то смутился. — Ну, да. Щетина. Времени-то уже сколько прошло? Естественно у меня не было возможности побриться, да и я как раз хотел уточнить, почему у тебя в ванной ни одного лезвия нет. Или вы здесь и для этого придумали какую-то чудодейственную мазь? — Нет. — Восковые полоски?! — Нет же… — чужое ошеломление и следующее за ним облегчение были до ужаса очаровательны, и Воншик даже улыбнулся, но он всё ещё не знал, как правильно ответить на этот вопрос. Но в какой-то момент этих бесконечных гляделок он решил, что должен быть честен с Тэгуном в той же мере, что и он с ним. — Я абсолютно не знаю, что это значит, но похоже ты единственный на острове, кто обременён проблемой роста нежелательных волос. Есть ещё оборотни, конечно, но они-то по собственной воле эту растительность взращивают, да и сбрасывают её так же легко, а тут абсолютно иное. Возможно, кто-то из людей Хакёна и правда знает какое-то подходящее средство… — А как же эта островная магия? — с сомнением в голосе поинтересовался Тэгун. Его уже второй раз за утро отправляли к Хакёну, и он всё никак не мог понять оскорбление это или же дань чужой мудрости. — В смысле? — Ну, ты не можешь просто закрыть глаза, представить желаемое и — вжух! — оно уже у тебя в руках? — Эм… нет, это немного по-другому работает, — Воншик с сомнением отвёл взгляд. Лео никогда не устраивал перед ним фокусов с появлением предметов. Да, мог перенести его из комнаты в комнату, мог избавить от всей одежды по щелчку пальцев, но материализация… нет. Все нужные предметы или продукты появлялись в доме, да и за его пределами, сами, выбирая для этого самое незаметное время. — Ладно, — Тэгун поджал губы, он явно был не в восторге от новых сведений. Ему прежде как-то не пришло в голову уточнить принцип этого механизма с «имею, что хочу», потому что Воншик давал ему всё, в чём тот нуждался, а теперь оказывалось, что всё не так просто. Он запоздало отходил прочь, продолжая касаться подбородка пальцами и ощущая подушечками лёгкую шершавость. Наконец он обернулся к Воншику, который опять искал спасение в мытье посуды. — У меня есть стойкое ощущение, что ты мне чего-то недоговариваешь. — Я не уверен, что сказанное мной окажется правдой. Не хочу тебя пугать попусту, — отмахнулся тот, но… Воншик не любил врать. Максимум на что его хватало прежде, так это на убеждение пациентов в том, что, нет, все эти операции никак не скажутся на их внешности в старости. Но это было скорее профессиональное, вбитое ему в голову ещё самим Ким Минсоком. Здесь же, на острове, он сам того не контролируя становился предельно откровенен во всём. — Просто мне кажется, что ты единственный здесь не получил этого проклятия — вечной молодости. И растерянному Тэгуну, присевшему на чужое освободившееся место, оказалось достаточно бросить короткое «Почему?». И Воншика, копившего в себе недомолвки слишком долго, буквально прорвало от этого вопроса. Он рассказал всё. И о смерти Хёрин, и о фактах, оглашенных демоном. Ему было плевать, как Чон посмотрит на него в процессе фантастического рассказа про жизненные силы. Он просто говорил-говорил-говорил. И даже не заметил, как с основной темы успел перейти на иные, открытые чуть ранее. Он рассказал одну из тайн хозяина Острова, которая и тайной-то не была вовсе. Продажа души, как она есть и только — сделка, которую так или иначе заключил каждый, чтобы получить билет сюда. И в довершение, будто бы этого всего было мало, задыхающийся от непрекращающегося потока слов, Воншик признался, что да. Ему нравится Тэгун, но он до такой степени привязан к местному тёмному божеству и зависим от него, что просто не может следовать за собственными желаниями. И весь сбитый, перекрытый эмоциями рассказ занял не более десяти минут, но Воншик чувствовал себя так, будто прожил ещё одну маленькую вечность. И в звенящей тишине кухни он слышал лишь собственное дыхание, и ощущал как легко становится на душе. Копившийся груз из мыслей был сброшен. Ким судорожно выдохнул и уселся на соседний стул, прежде чем поднять глаза на всё ещё молчаливого Тэгуна. И этот парень, с лицом очаровательного ребёнка, смотрел на него донельзя внимательно. Под этим пристальным взглядом ощущать себя мелкой букашкой было проще простого, что Воншик и делал. Ёжился едва уловимо, а после отводил взгляд, не желая терпеть эти сканирующие не тактильные прикосновения и дальше. — Странно, но, несмотря на всю ненормальность твоих слов, я тебе верю, — наконец изрёк Тэгун, глядя на собеседника уже иначе. Чуть мягче и, возможно, теплей. — Мне нужно побыть одному и осмыслить это. Не против, если я наконец приму приглашение Хакёна и схожу к нему, раз уж даже ты нашел для меня причины посетить его? — Я не вправе тебя удерживать здесь, — пожал плечами Воншик, чувствуя некоторое сожаление. Отправляясь в сторону кладовой, он продолжал говорить уже оттуда. — У меня должна быть подходящая обувь для тебя, потому что твои кеды… мягко говоря в не очень хорошем состоянии. Обувь Тэгуна действительно пострадала при падении больше, чем он сам. Поэтому в данном случае у младшего не нашлось и слова возражения. Немного помедлив, он проследовал за Воншиком, чтобы остановиться в полуметре за его спиной и так и не решиться обнять. Он говорил тихо, будто бы боясь спугнуть эту тишину. Будто бы боясь призвать кого-то так несвоевременно. — Я рад, что ты смог произнести это вслух. —Что? — Воншик всё ещё копался посреди различных коробок, изображая поиски, говорить так, не напрямую, было определённо проще, тем более теперь, когда из-за своей искренности он чувствовал себя более чем обнажённым. — Слова про зависимость. Мне… было важно узнать, что я всё правильно прочувствовал, — выдохнув вмиг ставший горьким воздух, Тэгун продолжил говорить лишь потому, что чувствовал недостаточность собственной отдачи взамен чужой откровенности. — Мой парень тоже был зависимым. Только в том случае всё было куда прозаичней. Наркотики. И я, правда, старался помочь ему, когда узнал о происходящем, но… наверное, было слишком поздно. Или я оказался недостаточно убедительным и упорным. И если ты утверждаешь, что все оказавшиеся здесь люди платят за выпрошенное у Дьявола, то я попал сюда совершенно нечестно. Потому что единственное, чего я хотел, так это чтобы он остался жив. — Он умер? — Воншик замер, чувствуя, как буквально сквозь пальцы у него ускользает нечто важное, так и не прочувствованное до конца. — Наверняка, — слабо отозвался Тэгун, в который раз понимая, что нет дела худшего, чем ворошение собственных воспоминаний. — У меня тогда уже была своя квартира, и в какой-то момент, пока я был занят аэростатами, он вынес из неё всё под чистую. И исчез сам, оставив записку с просьбой не искать его. Думаю, на деньги, вырученные с продажи мебели и прочей домашней утвари, он вполне мог уехать в другой район страны и продолжить успешно убивать себя уже там вне пределов досягаемости. И, наверное, я даже мог бы найти его, но... наверное, был недостаточно хорош в этом. Впрочем, как и полиция. Воншик не знал, что на это сказать. Он так и замер, сидя на коленях перед коробками с ненужным хламом. Наверное, ему стоило как-то приободрить парня, но он не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы сделать это. — Сочувствую, — только и сумел выдавить из себя он, надеясь, что эта фраза не звучит шаблонной ложью, которой обычно обмениваются люди друг с другом, не чувствуя абсолютно ничего. Ведь он… он чувствовал. Жалость к другому человеку буквально захлёстывала его в этот миг, когда он осознавал, что этот парень с лицом и голосом ангела успел испытать столько, что взрастил в себе второе обличие. Сильное, холодное, мужественное. Не было никаких подмен и сомнительных вмешательств извне. Тэгун всегда был с ним настоящим. — Лучше сочувствуй себе. Потому что когда я вижу тебя и ощущаю твою привязанность к тому, кого вы называете демоном... я вижу знакомого мне парня, который был зависим от того, что постепенно убивало его, — жестко усмехнулся Тэгун, а после рухнул на колени позади Воншика, заставляя того испытать острое чувство дежавю от всей ситуации в целом и от жаркого шепота, ласкающего затылок. — И, поверь, я не отступлюсь так просто в этот раз. Хотя бы тебя я вытащу, хочешь ты того или нет. А после Тэгун стремительно отстранился, делая расстояние между ними достаточно большим, чтобы не нарушать личного пространства другого человека. И пусть эта поспешность стоила ему новых неприятных ощущений в ноге, удивлённый взгляд обернувшегося Воншика окупал этот дискомфорт вдвойне. — Объяснишь мне дорогу? — как ни в чём не бывало поинтересовался Тэгун. Хотя сердце его стучало как бешеное, да, пусть творящаяся кругом чертовщина заставляла его верить в нереальность остального мира и отпускать вполне себе привычные мысли об оставленных родных и близких, но так просто избавляться от слишком ярких воспоминаний и ассоциаций, порождённых ими, он не собирался. А Воншик не собирался спорить с ним. Кивал, отдавал ему вполне сносные крепкие ботинки, удачно подходящие для ходьбы по скалистым тропам, а после выходил и показывал единственный верный путь, ведущий к людям Хакёна. И, возможно, для большей надёжности Воншик должен был отправиться вместе с младшим, но тот всё ещё желал побыть один. Да и Киму требовалось хоть немного времени провести наедине со своими мыслями, поэтому он не стал настаивать на чужой самостоятельности. Недолго посмотрел вслед уходящему парню и так и не решил, что чувствует при этом. Впервые отходя от этого дома так далеко, Тэгун чувствовал себя несколько… двояко. С одной стороны ему всегда нравилось быть самостоятельным, но с другой, это было не то место, где он мог чувствовать себя как дома. Незнакомые тропы, уводящие в неведомые уголки острова, странные деревья, увешанные различными украшениями, звуки и запахи — этот мир, окружавший его, действительно не походил на всё то, к чему он привык за годы жизни в городе. И от этого Тэгуну даже не верилось, что Воншика так преобразила лишь какая-то пара месяцев. Он не думал, что сам сможет свыкнуться с нынешним положением так же быстро, но тут же прикусывал себе язык за такие мысли. Он уже привыкал. И это отсутствие тоски по родным людям было тому лучшим подтверждением. Нет, конечно, периодически он задумывался о том, как себя чувствуют сейчас его родители и сёстры. Переживают ли? Грустят? Или уже тоже близки к смирению? В интернете появились новости о пропавшем участнике гонок на аэростатах, но статья всё ещё носила исключительно приподнятый характер: ищут, найдут, объявят о находке. После этого Тэгуну просматривать подобные новости стало исключительно тошно, потому что он всё ещё не мог оставить и единого комментария под ними, а карты указывали его положение самым насмешливым образом. Все они, как одна, утверждали, что он находится в непосредственной близости от дома. Пытаться осмыслить подобное и как-то логически объяснить было бесполезно, да Тэгун и не пытался — чертовщина остаётся собой всюду, вне зависимости от географического положения. Поэтому он старался не зацикливаться на этом и с куда большим рвением погружался в изучение неизведанного. Вот и теперь. Он держал путь к дому Хакёна, чтобы забить себе голову местными легендами и реальными фактами, лишь бы только не думать о вещах, ввергающих его в ступор. Путь намечался не самый близкий, поэтому у Тэгуна было время, чтобы осмыслить информацию, услышанную от Воншика этим утром, и разложить её по полочкам. Во-первых, эта новость о небессмертии. Но тут всё было достаточно просто. С этим фактом Чон смирился ещё лет в двенадцать, когда лихачества на велосипеде закончились неудачным падением и серьёзной травмой руки, повреждённой об осколок стекла. И дело было не в испытанной тогда боли или объёме потерянной крови, а в том страхе, который плескался в глазах его матери и сестёр. Он как-то сразу поставил всё на свои места, так что и сейчас у Тэгуна этот непреложный факт не вызвал особого приступа грусти. Но было ещё и «во-вторых». Эта речь о переливании жизни вызывала ярое желание пообщаться с самим хозяином острова, чтобы полностью понять данный пункт, но демон пока, видимо, не испытывал взаимного желания встречи и терялся неведомо где, предоставляя думать Чону самостоятельно, что тот, разумеется, и делал. В первую очередь эта фраза о переливании возвращала к мыслям о донорской крови. Это было даже как-то логично, хоть и слишком замысловато для простых людей. И, наверное, Тэгун должен был себя чувствовать как-то неловко. Но разве же ощущает хоть что-то человек, которого врачи вернули с того света засчёт чужих кровяных телец? Вряд ли. Вот и он не чувствовал ничего, кроме умопомрачительного чистого воздуха, припекающих солнечных касаний и… желания жить. И, наверное, самым сложным был именно третий пункт, к которому Тэгун не стремился приходить так скоро. Он оттягивал эту мысль до последнего, и даже уже увидел впереди упомянутые Воншиком массивные ворота, но дошагать до них за пару минут всё-таки не было реальным. Воншик. Он сказал ему это заветное и неизменно поспешное «нравишься» и вроде как получил фразу взаимности в ответ, но всё это строилось на шатком, совершенно неправильном фундаменте. В Тэгуне действительно взыграли воспоминания из не успевшего зажить прошлого, а Ким… он сам по себе выглядел достаточно потерянным, а потому наверняка бы так или иначе открылся любому, кто самовольно решил скрасить его прекрасное, тщательно сплетаемое одиночество. Но любого не случилось, а появился он — Тэгун — человек, уже видевший глаза людей, которые принадлежат не себе. И всё что теперь по сути оставалось Воншику, так это мириться с этим соседством, или же прогонять Тэгуна прочь. Последний готов был принять оба варианта. Хотя бы потому, что пока не решил, чего именно хочет сам. А вот незнакомец, внезапно выпрыгнувший из кустов, явно хотел обниматься. — Ва-а-а! Наконец-то ты сбежал из этого плена! Я уже думал, что этого никогда не случится, — запричитал мужчина в ярко желтой рубахе. Он был чуть выше Тэгуна, а потому когда сжимал его в объятиях, то невольно утыкал носом в собственное мягкое плечо. И вот теперь Чон разглядывал яркую однотонную ткань, пытаясь прийти в себя. — А мы знакомы? — неуверенно поинтересовался он, когда хватка ослабла, и это нападение перестало носить обескураживающий и несколько насильственный характер. Стоящий напротив паренёк усердно закивал. И Тэгуну оставалось лишь тупо пялиться на явно незнакомого мужчину. Он был уверен, что запомнил бы эти огромные восторженные глазищи, крупный нос и пухлые губы. — В последнем рейде я играл за жреца и лечил тебя, — напомнил тот с долей удивления, будто бы их игры уходили куда-то за грань стандартной MMORPG анимешного типа. Немного неуверенно помявшись на месте, он уточнил: — Ты ведь Тэгун, верно? Я просто каждого из наших в лицо знаю, а ты мне не знаком. Я если что Кен-Кен. Ну это в игре, конечно, а вообще Ли Джехван. На этих словах мужчина протянул вперёд руку, желая закрепить знакомство рукопожатием. И его лицо вновь засияло счастливой улыбкой, когда Тэгун представился в ответ и сжал его пальцы в своей ладони. Джехван начал сыпать своими ужасными предположениями об участи Тэгуна, о том, как он негодовал, когда Хакён не забрал его из этого «порочного дома» сразу, и у Чона даже не было возможности вставить хоть слово, чтобы защитить Воншика, имевшего здесь явно не лучшую репутацию. И от возмущения Тэгуна удерживало только одно. Мужчина, приобняв его за плечи, продолжал шагать в сторону деревни, будто бы боялся, что Тэгун передумает и сбежит. Но у того не возникло подобной мысли даже из-за говорливого спутника, который выдавал информации и эмоций даже больше, чем Хакён. Единственное, что напугало Тэгуна, так это подозрение, что все люди в этой деревне такие. И что они заболтают его до смерти уже спустя час. Но нет. Когда они шагнули внутрь поселения, обнесённого высокими стенами со стороны леса, то их не встретили буйные овации или что-то подобное. Люди были заняты своими делами, как, наверное, и в любой другой день. Кто-то ухаживал за растениями, высаженными возле аккуратных домиков, иные подметали дорожки. Со стороны рыночной площади, которую Тэгун признал сразу, звучали зазывные голоса продавцов. Откуда-то доносились умопомрачительные ароматы жареного мяса и овощей. И это место совсем не напоминало поселение людей, так или иначе переживших крушение. Скорее эта деревня походила на оживлённый пригород, какие так любят посещать туристы. И яркие насыщенные краски в одежде местных жителей встречались так часто, что Тэгун понял, почему Воншик нередко упоминал людей, обитающих здесь, как цветочных. Они действительно напоминали Чону яркие и симпатичные цветы, которые гармонично смотрелись на фоне аккуратных домов. И поначалу можно было подумать, что жизнь этих людей лишена всех благ цивилизации, но на самом деле это было не так. То тут, то там виднелись фонари, оснащённые, очевидно, светодиодными лампами, из открытых окон долетали отголоски музыкальных каналов и иных передач, да и прохожие, встречающиеся на пути Тэгуна, явно не походили на дикарей. А ещё, ему показался необычным тот факт, что все они приветствовали его так или иначе: кивком, лёгким взмахом руки, тёплым взглядом. Это могло бы казаться подозрительно или наиграно, но у них получалось абсолютно непринуждённо и легко. И всё-таки Тэгун начинал уставать от этого внимания, да и порядком разошедшийся Джехван, щебечущий о различных местных красотах, ничуть не прояснял ситуацию. Конечно, Тэгуну было безумно интересно узнать о местном единении с природой и расположении всех увеселительных заведений, но всё-таки он пришел сюда не развлекаться. По крайней мере не так сразу. Да и нога, не беспокоившая его столько времени, вновь начала ныть, требуя отдыха — наверное, Ким всё-таки ошибся, говоря о несерьёзности случившейся травмы, иначе бы она прошла в разы быстрее. И следовало бы рассказать о цели визита, да только, кажется, проще было развести Воншика на секс, чем вставить хоть слово между репликами этого исчадия позитива. Тэгун отвел взгляд в сторону, будто бы заинтересовано разглядывая показанные ему статуи — работу одного из мастеров, но использовал эти мгновения как передышку и возможность закатить глаза, выдавая собственное тихое негодование. Хотя посмотреть на чужие творения действительно было интересно. Светлые мраморные драконы обвивали свои хвосты вокруг изящных стволов деревьев, а после устремлялись куда-то к кроне, раскрывая широкие крылья и образуя подобия беседки. И можно было подумать, что это именно древесные лапы поддерживают всю композицию, но на самом деле сама статуя удобно располагала на себе массивные ветки. Сколько бы не было лет этим вишням, а каменное изваяние, очевидно, было гораздо старее и появилось тут куда раньше. — Всё это, конечно, красиво, но… — Но ты больше любишь современное искусство? Понимаю и полностью одобряю твои предпочтения. Поэтому я просто обязан показать тебе то, что имеется на другой стороне площади, потому что… Тэгун прослушал окончание фразы, потому что за массивным крылом дракона он увидел светлое летящее пятно, которое, приблизившись, показалось ему поразительно знакомым. Чон присмотрелся, отмечая, как статно держится этот мужчина в серебристом кимоно, какой танцующей походкой перемещается по улице. И все сомнения рассеялись в один миг. — Хакён! — окликнул он, понимая, что добежать до старосты просто не рискнёт, даже если между ними был лишь какой-то десяток метров. И ему уже было плевать, что раздосадованный чужим невниманием Джехван обиженно поджал губы, потому что Хакён услышал. Он обернулся и мгновенно нашел гостя, обводя его внимательным взглядом. И Тэгуну даже польстило, что в этот миг мужчина, являющийся вроде как главой этого поселения, на пару мгновений потерял свою величественную маску, заменяя её чем-то иным. Тёплым и уютным. И пусть подойдя, он роптал немногим меньше Джехвана, но слова его были исключительно по делу. Он благодарил мужчину, сопроводившего их гостя, а после давал понять, что дальше и сам прекрасно справится с ролью экскурсовода. Вот только никаких экскурсий после краткого приветствия не следовало. Хакён просто приглашал Тэгуна к себе в дом, очень вовремя предлагая отдохнуть с дороги. — От нас до Воншика, конечно, расстояние смешное, но я помню, как выматывают поначалу эти спуски и подъёмы по извилистым тропам, — с понимающей улыбкой признался он, открывая дверь перед Тэгуном и пропуская его вперёд. — Добро пожаловать в мой дом. Тэгун присвистнул от открывшегося ему великолепия. За эти дни у Воншика, да и во время в жизни в Сеуле, он как-то привык к традиционному стилю оформления жилых помещений. Конечно, где-то интерьер был подешевле, в иных домах побогаче, но всё равно главные составляющие были одинаковыми. Здесь же был дом, за деревенской уютностью которого крылись комнаты в стиле бионики. Округлые массивные арки, оплетаемые роскошным плющом, по своему виду напоминали соты гигантских ос. Часть из них вела в другие комнаты, а иные служили лишь углублением для полок, заставленных книгами и причудливыми фигурками животных. Лампы, удачно спрятанные где-то под потолком и в нишах, создавали ощущение утреннего чуть рассеянного света и наполняли помещение теплом. Это был только коридор, но уже он поразил Тэгуна своим фантастическим великолепием. Поэтому, засмотревшись, он даже не сразу заметил недовольный взгляд старосты. Он не сдержал удивлённого возгласа, когда тот припечатал его к жемчужно-серой глади стены. — Ты мне соврал, — морщась от неприятия этого факта сообщил Хакён, и выглядел он при этом весьма недружелюбно.~~~