Они не признались...

Захарра раз за разом закашливалась все сильнее. Лепестки цветов буквально разрывали девушку изнутри. Горло нещадно саднило от цветов, которые проросли в легких и выходили из них целыми бутонами. И вот последнее сокращение мышц живота, который болел от непрерывного кашля, и последние лепестки, смоченные слюной, падают на пол, к своим собратьям. Захарра с отвращением смотрит на горку, образовавшуюся перед ней, и резко взмахивает рукой, отматывая время, чтобы убрать следы ее слабости, как она считала. Она не признается… *** Марк заходится в новом приступе кашля, выплевывая ненавистные лепестки. И снова задумывается, когда же это наконец закончится. Хотя прекрасно знает, что, либо признается и освободится от цветов в легких, либо будет похоронен в так называемом мавзолее. Само слово, до ужаса противное, не правильное, не нормальное. Последний рывок, последний спазм, разрядом прошедший от пресса до легких. И невероятная волна слабости и облегчения, прокатывается уже от кончиков пальцев ног и, до самой пепельной, почти седой макушки. Только что выплюнутые лепестки падают, придавая горке, образовавшейся, на полу еще большие размеры. И по телу пробегает еще одна волна, но уже отвращения к своей же слабости, как думает парень. Он не признается… *** Умерших от ханахаки часовщики хранили по особому обряду в специальном, так сказать мавзолее, хотя это слово никому не нравилось. Даже Повелителям Времени. Умершего от ханахаки клали в стеклянный гроб, а дальше все делало время. Ну разве что еще занести гроб в сам мавзолей, и все. Почему-то, именно к умершим от ханахаки время проявляло благосклонность, если можно так выразиться. Умерший ровно неделю, в точности до секунд лежал в гробу, так словно спит, а не умер. К истечению недели около него собирались лишь близкие люди, и могли наблюдать за процессом перевоплощения трупа. Начиная с грудной клетки, умершего начинали пропадать мягкие ткани, но не так как будто разлагаясь, а распускаясь цветами. И постепенно оставался лишь белоснежный скелет, который никогда не почернеет и не осыпается, а за ребрами оставались цветы, которые никогда не почернеют и не завянут. *** Марк с гадкой ухмылкой смотрит на задыхающеюся Захарру, которая буквально через десять секунд, с точно такой же ухмылкой смотрит на Марка, который захлебывается цветами в собственных легких. -Что сказал лекарь, — приторно-участливо интересуется Марк, — через сколько подохнешь? — Уж точно не раньше тебя. — совершенно обыденным тоном отвечает Захарра, не поддаваясь на провокацию, и точно зная на что давить. Уже два месяца они спорят кто умрет первым, не обращая внимания, на друзей, которые уговаривали принять, смирится с неизбежным, и стать парой, или в крайнем случае согласится на операцию. Но нет, они слишком гордые… Они не признаются… *** Спустя восемь дней оба умирают… В один день… В один час… В одну секунду… Они не признались… *** На следующий день состоялась церемония захоронения двух хрустальных гробов. *** Ровно через неделю рядом с двумя гробами стояли их друзья: Василиса мужественно держащаяся (она единственная знала тайну этих двоих), Фэш пустым взглядом, смотрящий на хладый труп любимой сестры и злейшего врага. Диана, которая тихо всхлипывала на плече, обнимающего ее Ника. Маар, смотрящий ничего не видящим взглядом на могилу любимой, которая предпочла короткую жизнь рядом с ним, а не долгую, но со злейшим врагом. И даже Маришка с Нортом и Дейлой, которые пусть и недолюбливали Захарру, но никак не желавшие ей такой смерти. Гулко пробили три раза. До перевоплощения молодых, но мертвых людей осталась минута. Каждый шаг секундной стрелки звучит слишком громко в полной тишине. Последние десять ударов секундной стрелки… Десять… Девять… Восемь… Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три… Два… Один… В середине грудной клетки девушки, да и парня тоже, распустилось по невероятно красивому цветку, от которого витками и бутонами прошлась волна по телам молодых людей. Весь процесс занимает тринадцать секунд, как это не парадоксально. На последних двух секундах цветы исчезают со всего скелета, и остаются лишь под белоснежными ребрами, на последней, появляется витиеватая надпись на золотой, маленькой табличке, которая есть на каждом хрустальном гробу. Имя умершего. «Захарра Драгоций». «Маркус Ляхтич» *** В мавзолее Расколотого замка на два хрустальных гроба больше… Просто они были слишком гордые… Просто они не привыкли уступать… Просто они не признались…