между двумя мирами.

На губах его улыбка почти натуральная, когда рядом с друзьями и родными, ужас по венам и холод, когда остается один. Хочется вырваться из этого бесконечно-тягучего «ныне», хочется перестать прятаться за широтою гардин. Лапы Изнанки все ещё не отпускают, слышится рёв Демогоргона за спиной, хочется жить, а не биться в истерике между двумя мирами, хочется, но не выходит — ответ простой. У Байерса пальцы теперь всегда ледяные, сколько бы ни пытался — согреться не удаётся никак. Дастин бросает шутку, чтоб не обидеть, Уиллу не важно. Он это знает и так. Майка глаза наполнены скорбью ясной, Уилл даже знает, кто в голове сидит, и эти мысли останутся в сердце раной ярко-красной, ведь она в мыслях Того, что Байерс любил, Того что так дорог... все же Она, а не Уилл. Он смотрит на Майка и думает, что задыхается, он тонет в Изнанке, словно бы это ил, в томительных муках он каждый день просыпается, а родной кров ему уж давно не мил. Уилла опять бьет дрожь и не прекращается, рядом лишь Майк и вцепиться в него до боли, но всё-таки не решается, ведь Уилер полностью в девочку с номером вместо имени, так, что в груди до коли. Байерс опять фальшивой улыбкой, стараясь не думать о чувствах, что, безответно-замёрзшие, скручивают внутри, Майк замечает дыры этого неумелого недо-искусства, но не хватает сил, чтобы подойти. Хочется просто крикнуть: «Вам меня не спасти!» Хочется до надорванных, сорванных связок, до изнеможения в юной усталой груди... Хочется. Только это не сборник сказок, и нет, к сожалению, в жизни иного пути. Время бежит, не думая о последствиях, ты все талдычишь, мол с тобой все хорошо, в Изнанке погряз с головой и не вырваться из этого бедствия, но ты это понимаешь. Ты ведь ею прогнил давно.