Колебание сердца

      Лэнс стал обращать внимание, стал вспоминать, придавать значение.              Он пытался рыться в своих воспоминаниях, подмечать детали, каждые образы, воспринимать всю картину целиком. Если раньше он видел суть, её ему и хватало, её он и отрицал, потому что это было просто неправильно и точка, здесь и думать больше не о чём, то теперь было другое и целенаправленное самокопание.              Что будет, если проанализировать ситуацию со стороны теории ведьмы? Её тех других, отличных привычному мировоззрению слов?              Лэнс не хотел это воспринимать, не хотел это хотеть воспринимать, но теперь тот бившийся в голове невыносимой трелью звоночек не позволял ему больше не думать об этом.              Потому он и думал.              Он не хотел, потому что это было больно. Его голове, сознанию, мыслям. Когда парень пытался вкапываться в те воспоминания, сознание будто сдавливало в тиски, оно разрывалось напополам, кричало, вопило и молило отпустить и больше его не трогать.              Его бесило даже то, что Аэна была права, когда спрашивала, не болит ли голова, и говорила, что последствия логичны и как неудивительно, что он до сих пор не пришёл в себя после трёх месяцев Эйфории.              Его это бесило.              Потому что это правда.              И выдерживать подобное в такие накатывающие моменты образов было невыносимо.              После того приступа потому Лэнс больше и не лез туда. Раньше у него не было выбора, потому что с теми выпаданиями моменты их жизни с Китом сами вливались, вкраплялись и вдалбливались в его голову, не давая спать ночами, как и чувствовать себя хоть сколько-нибудь в спокойствии и безопасности и в остальное время.              Потом у него выбор появился.              Перед тем, как он всё вывалил на Кита, у него наконец появился выбор отказаться от дальнейшего лицезрения того столь неправильного для него. Потому, увидев для себя достаточную часть картины, он этим шансом и воспользовался, больше в тех воспоминаниях не копаясь.              С какой-то стороны он теперь думал, что зря.              Как оказалось, весьма зря.              Поэтому он вскроет их все сейчас, чтобы понять, когда он понять хотел. Примет или нет он всё то прошлое — вопрос другой, однако понять он был должен. Иначе он не сможет двигаться дальше или же просто двигаться.              Это было больно.              Как он и думал.              Как только он вновь попробовал вспомнить о произошедшем на приёме, он лишь хрипнул от усилий, потому что сознание снова сдавливалось, а в висках пульсировало. Оно не позволяло отдавать, как и его сознание не позволяло принимать.              Он отбросил мимолётные мысли о том, чтобы сдаться.              Ему это нужно, потому своё глупое сознание он разорвёт и переборет.              Лэнс сжал до боли простыни и распахнул глаза, шумно вдыхая воздух и уставившись на потолок, лёжа на кровати в своей комнате.              «Давай. Двигайся. Вспоминай».              Картинки со скрипом и будто подёрнутые поволокой, мутью, марью, но вливались вновь в его подсознание, пусть только и рваными образами.              Лэнс помнил тёплую улыбку Кита, когда он вышел из криопода, когда его поймали на руки и прижали крепко, боясь отпустить, будто и не желая.              Он снова вспоминал и дальнейшее из произошедшего в тот день. Особенно Лэнсу казалось странным то гулко бьющееся сердце в груди Кита, когда к нему неожиданно прильнули в поцелуе, выбивая дух. Взгляд Когане, на мгновение из потерянного став томным, потому что, если верить теории о влюблённости, это было именно то, чего он так ждал, чему был так рад, от чего не мог держать себя в руках.              Как тот убежал, противился, не принимал, отторгал, боясь себя и тоже отрицая.              Как тот был готов ответить, когда Лэнс снова его прижал на полу, как взгляд менялся, рвался к нему, а потом как Кит убегал снова, снова не позволяя.              Как Когане теряется после того, как отбрасывает руку Макклейна в той каморке с медицинским оборудованием, как больно от сквозящей у Лэнса боли становится и ему.              «— Это разве плохо?.. То, что я тебя люблю?..»              Как он задыхается от этих слов, потому что не знает, как правильно и как ему на это ответить.              «— Любовь, заключённая в этих камнях, так это отражается, и так что… Я клянусь тебе в вечной любви, Кит».              Тогда влюблённый Лэнс не смог классифицировать, почему Кит тогда так горько усмехнулся после того, как сказал «спасибо». Настолько горько, насколько ни Кит, никто другой бы в подобной ситуации не усмехнулся бы.              Тогда Макклейн думал, что это от наплыва эмоций и успокаивался.              Глупость.              «— Я ненавижу это. Хватит, перестань. Все эти нежности, ласки, подкатывания, серьёзно, завязывай. Мне это неприятно. Противно и не нравится. Пусть ты меня и любишь, но я тебя не люблю, Лэнс».              Также без памяти влюблённый Лэнс не смог никак и классифицировать, почему же, когда Кит говорил столь жалящие слова, было похоже, что красный паладин в любой миг был готов расплакаться.              «— Пожалуйста, прости меня за те сло…»              Картинки расплывались уползали и крошились на части, выдёргивая Лэнса из того забытья. Он с силой треснул кулаком по постели, потому что он упустил и лишь кричал в душе «нет, нет, нет».              То было что-то важное, и то его сознание не позволяло это смотреть, но ему нужно.              Он настроился на те образы снова.              «— Не на… дить… живым…»              Он ударил по кровати снова в бессилии и злости, потому что понимал, как его отталкивает назад, всё дальше, всё раньше, и это было не тем.              Не получалось, у него не получалось, ничего не получалось, боль не давала, боль всё затмевала, и то странное лицо Кита ускользало от него снова.              Лэнс не понимал, почему у Кита такие глаза, он правда не понимал, почему именно те, именно такие. Он не понимал. Ему нужно увидеть, но как только он пытается копнуть глубже, его выбрасывает.              Его это не устраивает.              Он сел на кровати и грозно рыкнул.              — Давай.              «— В…ё х..шо».              — Давай!              «— Л…с».              Он хрипнул и ударил себя ладонями по щекам со шлепком, а после провыл что-то откидываясь к стене.              — Чёртов Магиус.              Лэнс протяжно выдохнул, понимая, что то что-то нужное он так просто заполучить в свою голову не сможет.              Если поддаться потоку и расслабиться, какие-то картинки и правда лезли ему в голову. Как он вновь целует Кита или же как они спят вместе, но в данный момент его интересует не это.              Это тоже, вероятно, является важным аспектом их, эм, жизни, однако Лэнса сейчас интересует лишь то, что было после его кошмаров. Кошмаров, после того, как Кит бросил его, тех кошмаров, которые терзали его в те дни, разрывая на части и преследующие своей отчаянностью, чувством ненужности и болью до сих пор.              Наверное, эти кошмары — главное, за что он ненавидит Магиус. Правда.              Потому ему и важно, почему они исчезли у того Лэнса, потому что в какой-то момент они пропали и ему важно понять, что перещёлкнуло в прошлом его всё мировоззрение.              Он протяжно выдохнул снова и прикрыл глаза.              Снова стали лезть в голову картинки лежавшего под ним Кита, Кита, седлавшего его, улыбающегося, смеющегося, целующего…              Не то.              То, как он был трупом, а потом резко стал вытворять с Китом подобное сейчас его не интересует. Это странно, это его гложет и нервирует.              Лэнс сжал кулаки.              — Ну же.              «— Лэ…с, я… те…»              — Гадствоооо, — протяжно завыл Лэнс методично стукаясь затылком о стену. — Почему же всё такое гадствооо…              Он резко развернулся и с размаха впечатался лбом в стену. Было больно, но определённо не так, как от разрывающегося на части сознания, когда оно пыталось проникнуть глубже.              На миг Лэнс подумал, что нафиг. Правда, нафиг. Это того не стоит, его достало, и если его мозг не позволяет ему заходить дальше, значит всё. Баста. Судьба. У него умное подсознание, раз он превеликий Лэнс МакКлейн, потому он его должен послушаться и не лезть куда не просят. Ну а что? У них хорошая идиллия, Кит его ненавидит, Кита ненавидит и он.              Жизнь прекрасна.              Не прекрасна.              Он снова стукнулся о стену, расшибая остатки адекватного состояния в голове, которое у него только могло остаться.              МакКлейн отсел чуть назад, от стены, чтобы опустить голову вниз. Он смотрел на свои руки. Парень разжимал и сжимал их, смотря на это словно прикованный, потому что это было единственное, что отрезвляло.              — Абракадабра.              Ничего не происходило.              — Траляля, Магиус, проснись.              Никакие образы не наплывали.              — О, мои воспоминания, появись.              Он горько усмехнулся от того, каким же идиотом и жалким он сейчас выглядит, что со скуки и от безысходности даже так пытается добраться до тех образов. Но тупо. Но глупо. И безрезультатно.              И на этой волне странная идея пришла к нему в голову совершенно спонтанно. Какая-то глупая и идиотская идея. До боли дурацкая. Но раз он не может сейчас сделать ничего своими силами, Лэнс попробует озвучить и её. Пусть сквозь силу, не желая говорить эти слова, но надеясь, что для того его столь сложного подсознания эти слова значат хоть что-то, пусть ничего настолько они не значили для него.              — Я тебя люблю, Кит.              А потом будто в голове всё взорвалось, и он смог досмотреть, смог снова увидеть то лицо, которое он хотел понять, что говорило и что хотело донести.              «— Я тебя люблю, Лэнс».              Лэнс прикрыл с силой глаза, сметая наваждение того признания, того непонятного, будто другого, потому что нет, нет, он правда хотел увидеть что-то, но не это, не такое нежное, не такое мягкое, не такое… любящее.              Он замотал головой, выбивая, отгоняя, убирая, отрицая.              Нет, нет, нет, этого не должно было быть, неправда, Кит просто сказал это, чтобы он вернулся, чтобы Широ его не прибил, это не были искренние слова, не должны быть…              Лэнс заставлял себя перестать верить Киту.              «— Люблю, Лэнс…»              «— Я тебя люблю, эй…»              «— Лэнс, люблю… люблю…»              Он не верил словам.              Но верил взгляду.              Тёплому, ласкающему, успокаивающему.              Такому, какого не должно быть у Кита.              Влюблённому.              Лэнс сжался и схватился руками за плечи, впечатываясь ещё сильнее в стену.              Это скверно. Это ужасно. Тот поток не останавливался, а теперь струился будто бы яростным вихрем, не давая ему и передышки на то, чтобы принять, успокоиться и осознать. Теперь те воспоминания было не остановить, они вопили радостным воплем после того признания.              Макклейн столь радостно вопить не мог, однако он продолжал раскапывать свои воспоминания, проталкиваться в них, вытягивать те образы. У него всё ещё кружилась голова от тех усилий, а сознание всё сильнее сдавливало в тиски от того, как он лез в скрываемые Эйфорией места, однако он не мог заставить себя прекратить.              Лэнс вспоминал те искренние глаза Кита, в которых пылал неподдельный интерес при их разговорах, когда они делились друг другу своим, раскрывая себя, всю суть себя. Тот зачарованный голос, чистые смешки и то столь тёплое его желание поддержать.              Лэнс не знал, как относиться к этому теперь. Как относиться к тому, что они залезли в души именно друг друга.              Он вспоминал, как Кит смущался, когда к нему льнули.              Как тот неумело пытался отвечать, как заплетался язык, будто Кит был без понятия, что это такое и как им водить, управлять, куда класть в поцелуе. Он просто прогибался под действия Лэнса, который просто хотел.              Когане смущался. Он нервничал. Он паниковал от всего этого, он не понимал.              Как не понимал сейчас и Лэнс.              Когда красный паладин понял, что же значила та утренняя оплошность, Кит был в шоке, Кит почти расплакался.              И лишь сейчас МакКлейн понял почему, чем была вызвана та паника. Потому что теперь Кит не смог бы остановиться. Лэнс слишком явно осознал именно сейчас значение того взгляда.              Синий паладин до боли закусил губу.              Секс-мачо? Шлюха? Не хватает члена в заднице после Земли?              Ооо, Лэнс был очень не в духе тогда и не помнил никаких деталей совершенно, помнил просто смазанные образы и понимал лишь основное значение того творящегося.              Но Кит — неумеющий в отношения, и Кит — тот неловкий и при этом секс-мачо?              Лэнс сейчас смеялся почти истерично.              Кит был зажат, он трясся, когда Лэнс тогда его брал, когда толкался. Он не мог выговорить даже ни слова, он боялся всего и сразу, но тянулся, пытался всё равно, но и терялся.              Из губы Макклейна потекла кровь.              Те влюблённые глаза. Та счастливая улыбка.              Те нежные прикосновения. То отзывающееся тело.              Тот мягкий голос, шепчущий.              То: «Я тебя люблю, Лэнс».              И то лицо, светящееся после: «Я тебя люблю, Кит».              «— Я не-не… н-не… что здесь происхо… где я, где…»              Тот паникующий Кит, когда паниковал Лэнс.              «— Отравился, то есть. Последние несколько дней ты себя вёл очень странно, и как понимаю… ты этого не помнишь, верно?»              И тот ломающий себя Кит на этих словах.              «— Это последнее, что ты помнишь?»              Тот странный мельк надежды, который Макклейн не смог классифицировать за всем остальным своим испугом и гулом в голове.              «— С того приёма прошло несколько дней. Ты был таким странным, на всех вешался».              Синий паладин чертыхнулся.              Тот в какой-то момент дрогнувший голос не послышался Лэнсу, с Когане действительно было что-то не так. И то, как потом Кит ломанулся из комнаты, сломя голову.              Лэнс надеялся, что те поблёскивающие глаза ему просто почудились.              Но нет.              Теперь он был уверен. Не могли почудиться.              Потому что, скорее всего, это всё была правда.              Лэнс не хотел думать, что после того слома делал Кит. Ведь если тот и правда был в него влюблён и в тот миг он понял, что это всё закончилось, то…              Лэнс слизнул капли крови с губы. Во рту почувствовался металлический вкус, но парень даже не дёрнулся.              «— О, привет, Кит, твой маллет как обычно ужасен».              «— Ага…»              Как Кит не отвечал на его игривую улыбку, а лишь уходил с пустыми безысходными и усталыми глазами, даже почти не смотрящими ни на что.              Будучи разбитым и разломанным на части. Разодранным.              «— Не лезешь? Но, значит, ты знаешь, что с Китом не так? Да ради бога, я не понимаю даже, что натворить мог, да потому что не помню! Вам кажется это честным типа, да?»              «— Ну… знай, Лэнс, мы тут бессильны».              «— Хааа?»              «— Так что, Лэнс, завались, Кит скоро придёт в себя, просто твои выкрутасы сильнее всего по нему ударили».              Они понимали. Они знали.              Всё.              И именно потому их взгляды становились слишком тёплыми, когда Лэнс и Кит были рядом, были вместе.              «— Это была ложь?»              «— Кит, скажи что-нибудь».              «— Значит, вы мне все врали, да?»              Тот взгляд Кита, когда его ломали снова.              Когда ломал Лэнс.              «— И мы просто спали в одной кровати? Брехня».              «— Если ты меня используешь?»              «— Брехня, Кит. Тебе не говорили со мной трахаться».              То «брехня», режущее по сердцу и так едко выплёвывающееся.              «— А каково сейчас, как думаешь? Я тебе доверял. Я тебе верил. А ты просто использовал меня как удобный член. И без моего согласия, даже без моего знания и просто как последняя шлюха последнюю шлюху, знаешь?»              Как надрывался и голос Кита, и его глаза, и душа, когда Кит понял, что Лэнс теперь его ненавидит.              Макклейн протяжно выдыхает и прикрывает глаза.              Потому что и Лэнс теперь понял всё.              Когда эта мысль проскользнула у него в голове, лишь в тот момент он позволил себе вернуться в реальность и медленно раскрыть глаза.              На душе впервые за слишком долгое время стало немного легче хотя бы от того, что звон, бьющий в голове, наконец начал стихать. Однако нет. Не было на душе легко. В то же время внутри стало несравненно тяжелее.              Секундой позже Лэнс заметил, что всё это время в комнате он был не один. На его кровати сидели четыре мышки, неизвестно как сюда попавшие, и всё то время с интересом его оглядывающие. Парень грустно усмехнулся и попробовал протянуть к ним руку, уже настраиваясь на их пошикивания и сбегания, как оно и было ранее.              Однако в этот раз они не увернулись, а лишь поддались в ответ поглаживающей руке.              Лэнс грустно усмехнулся снова.