Прощания.

Сначала было тихо. Считанные мгновения не было слышно ничего. Но вот хрустальная тишина разбилась. Трава, подпаленная разгорячившимся майским солнцем, тихонько, робко касалась оголенной кожи щиколоток. Ветерок, только-только родившийся, пролетел мимо, вздохнув едва слышно. Зашумела ива, шевеля лозой. Женщина, стоявшая под многолетним деревом, слушала, как где-то вдалеке шумели двигатели боевых самолетов, слушала, как бегают агенты, как раздаются отрывистые команды вышестоящих. Они готовились к войне. Но она была к ней не готова. Пеппер Поттс, та самая, что каким-то немыслимым образом вытерпела Старка все двенадцать лет, та самая, гревшая в сердце светлое чувство, но ни разу не проронившая о нем ни слова, не готова была расстаться с ним. С тем взбалмошным, эксцентричным, порой совершенно невыносимым, но все таким же любимым ею Старком. Родным, близким, самым лучшим. Пеппер Поттс нечасто давала волю чувствам. Работа не та. Но сейчас все было не так. Все было наоборот, все вверх дном, все по-другому, будто в отражении кривого зеркала… Тихий всхлип не был слышен, он потерялся в реве запущенного двигателя боевого беспилотника. Но Пеппер показалось, будто внутри все сорвалось от беззвучного крика. Под ребрами что-то больно-больно защемило. Что-то так сильно заболело, так неправильно сломалось, будто тысячи осколков разом впились в хрупкое тело. Но ни ран, ни крови не было. Только тягучий, тишайший ужас, покрывший коркой льда все внутренности. Чувство безысходности и обреченности давило на нее изо всех чудовищных сил, ломая каждую косточку по отдельности. И боль от каждой следующей была сильнее предыдущей. Слезы обжигали щеки. Горячие, горькие. Потому что на этот раз спасения ждать не от кого. Отрицание. Гнев. Битва за битвой. Слезы. Боль. Победа. Поражение. Отчаяние. Принятие, политое слезами. Соленое, как Мертвое море. И война. И больше ничего. Но ничего ли? – Пеппер? Он так тихо подошел. Нет, не стоит. Ему лучше уйти. Долгие прощания – долгие слезы. Его голос, вдобавок, резал слух, как лезвие. – Посмотри на меня, пожалуйста. Если бы у нее были силы обратить взгляд к нему. Уходи, уходи, уходи. Шаги его были по-кошачьи тихими, а дыхание, опалившее затылок, горячим, как пустынный ветер. Запах тела, пряный, дурманил голову. – Не плачь, я прошу тебя. Не прикасайся. – Все уже решено. Мне больше незачем плакать, – врет. Она продолжала смотреть на звездное небо. Мириады светящихся чудес были за тысячи световых лет от этого ада, и лишь насмешливо поблескивали. О, как бы ей хотелось оказаться там, далеко, увезти его с собой, спасти всю землю без единой капли багрово-красной крови… Как бы ей хотелось. – Я бы мог многое тебе сказать, Пеппер, но… Мне не хватит слов, – тихо прошептал Тони, заключая ее в кольцо рук. Ее израненное сердце пропустило несколько ударов. Его шершавые ладони обжигали кожу в местах соприкосновения. – Я не могу дать обещания, которое не сдержу. Я бы все отдал, лишь бы это предотвр… – Я знаю, – мягко прерывает его. – Я знаю, Тони. Но я никогда не перестану надеяться, как бы близко беда не подобралась к нам. Это правда. Конечно, правда. Но как же дорого она стоит. Он вздохнул. Тяжело, будто воздух был наполнен свинцом. – Единственное, о чем мне не придется сожалеть, так это о том, что я однажды встретил тебя. Пеппер дергает уголками губ. Он этого не видит, но Пеппер чувствует, что он понимает выражение ее заплаканного лица. Старк, даже сейчас ты не меняешься. Тони молчит. Но ей не нужны слова. Пеппер понимает, что события последних дней вышибли у Старка почву из-под ног, и он сейчас все падает и падает в бездну. И если ему хоть немного не помочь, он разобьется прежде, чем нога пришельца ступит на сухую землю. Вирджиния поворачивается лицом к нему, избегая смотреть в глаза. В полумраке его светлая рубашка казалась белоснежной. Поттс провела рукой по его плечу. – Ты не виноват в том, что сделал Питер. Это было его решение, Тони. Взрослое решение, – добавляет она чуть тише. Старк вздыхает глубже прежнего. На ум Пеппер приходят события, произошедшие всего несколько часов назад. Она прикрывает веки, закусывая губу. Питер Паркер, мальчик, так рано повзрослевший. Бесконечно наивный, он храбрее многих своих сверстников и гораздо благороднее сотен людей. Мальчик, который не знал, во что ввязался, но точно знал, как ему поступить. И, так как правильные решения стоят очень дорого, он вынужден был заплатить огромную цену. Кудрявая девчонка, лет пятнадцати от роду, вошла в здание базы Мстителей (если так еще можно выражаться) робко, нерешительно, хоть и производила обратное впечатление. Может быть, это повязка на ее глазах скрадывала всю ее уверенность, а может, она чего-то боялась. Пеппер еще тогда заметила, что девчонка что-то говорила, а Питер, их Паучок, слушал и отвечал. Вот только когда девушка смеялась, Питер отворачивался и поджимал губы. Не смеялся. Но не потому, что не хотел. Не мог. Потому что мысленно готовился к сильнейшему удару. Но Вирджиния об этом еще не подозревала. Пеппер встретила его радостной улыбкой, но парень виновато покачал головой, показывая, что он не может ответить Вирджинии тем же. Питер лишь спросил, где Ванда. Пеппер молча указала ему на кабинет Брюса, и Паркер, коротко кивнув, проследовал туда. Пеппер понадобилось семнадцать секунд, чтобы сопоставить факты. И тихо охнуть, прикрыв рот рукой. Пеппер поняла тогда, что эта девушка – та самая Мишель, имя которой Питер часто упоминал в разговорах с Тони. А привел он ее сюда не просто так. Через стеклянные перекрытия Поттс видела и слышала все. – Мишель, ты хотела познакомиться кое с кем, да? – тихо интересовался Питер, развязывая девушке глаза. – Помнишь, я рассказывал тебе о Ванде, а ты мне не верила? Так вот, знакомься, – он снял с глаз Мишель ставший ненужным шелк, и Пеппер увидела, как заблестели ее прекрасные темные глаза. – Ванда, это Мишель. Мишель, это Ванда. Девушки что-то сказали друг другу, но Поттс не расслышала ни слова. Она видела глаза Питера. Они блестели, но совсем не от света ламп. – А Вы… Можете читать мысли, верно? – спросила Мишель через некоторое время, глядя на ведьму. Та кивнула. – Да. Но не волнуйся, без разрешения в чужие головы не заглядываю, - улыбнулась Ванда. Пеппер видела, что улыбка у Максимофф другая. Фальшивая. Ведьма не чувствует радости, она готовится к чему-то другому. Не нужно быть телепатом, чтобы это понять. Мишель, отвлекшись от беседы с Вандой, обернулась к Питеру, чтобы о чем-то его спросить, но осеклась. Поттс обратила взгляд на мальчишку и сжала зубы. «Пожалуйста, нет». По его щеке скатывалась блестящая капля. – Питер, ты… Ты что? – девушка приблизилась к нему, коснувшись пальцами скулы. Улыбка мгновенно покинула её лицо. – Эй, Паучок, почему ты?.. – Прости меня, Мишель, пожалуйста, – прошептал Питер, и Поттс поняла его фразу только лишь по губам. – Я люблю тебя, правда. Извини.. – Тебе не за что извиняться, глупый, – отвечала Мишель, заглядывая ему в глаза и нервно улыбаясь. – Нет, есть за что, – Питер сжал зубы так, что на скулах проступили вены. Будет не больно, – тихо добавил он, обнимая девушку. Мишель попыталась высвободиться из объятий, но у нее не вышло. – Давай, – он посмотрел девушке за спину, коротко кивая Ванде и все ёще держа Мишель в кольце своих рук. – Прости меня, – словно мантру, повторял он, – прошу, пожалуйста… – Что… Последнее, что видела и чувствовала Мишель – красную вспышку перед глазами и легкое головокружение. А затем она уснула, тихо посапывая. Лишь тогда Питер позволил себе выпустить ее из рук и уложить на мягкий диванчик. А потом он развернулся и молниеносно оказался у выхода. Питер стремительно распахнул дверь, налетев на взявшегося из ниоткуда Тони. Старк чисто инстинктивно придержал Паучка за локоть, но Паркер силой вырвал руку из захвата. Тони не осмелился повторить маневр. – Ничего не нужно мне говорить, – тихо проговорил Питер надломившимся голосом. Старк замолчал тут же. – Просто… Пусть она проснется уже дома. И Питер покинул здание так же молниеносно. Больше Пеппер его не видела. Поттс тогда шокированно уставилась на Тони, все ёще не веря в произошедшее. – Это то, что я думаю? – прошептала она, прикрывая рот рукой. Тони медленно кивнул, не глядя на нее. Она едва ли могла предположить, что он сейчас ощущает. – Он стер из ее памяти себя. На случай, если… Но продолжать свою мысль ему не было смысла. Поттс все поняла. Питер сделал это на случай, если не вернется с войны. Поттс открыла глаза. В голове до сих пор живым образом являлся Питер, выбегающий из кабинета. Сломленный, потерянный, он всего лишь ребенок на поле битвы. Такой юный, но уже такой взрослый. Мгновения этих воспоминаний показались вечностью. Время – хороший учитель. Молчаливый наставник. Оно не бросается словами, доказывая ценность своих уроков лишь делом. Ты используешь его богатства впустую, проводя минуты за ничем не значащими делами, а когда наступает действительно важный момент… ты уже ничего не можешь, потому что у тебя не осталось и секунды. – Я люблю тебя, Пеппер. – Я тоже люблю тебя. Они одновременно обратили взоры к небу. Звезды сияли так сильно… Где-то в глубине здания базы что-то сверкнуло ярко-алым светом. Ванда. Ей тоже больно, но вдобавок ко всему она чувствует боль всех, кто находится в радиусе сотен метров. Она чувствовала каждого и видела каждого. Это было невыносимо. Она все ощущала. Ощущала, как на нижнем уровне базы Наташа Романофф оттолкнула от себя мужчину, осторожно удерживавшего ее бионической рукой. Ванда чувствовала горечь души шпионки и трескучую боль Солдата. Наташа не хотела давать начало тому, что, возможно, не может иметь шанса на существование. Их чувства были как табу, которое она готова была нарушить, если бы не осознание, что завтра их может и не стать. И Наташа распрощалась с возможностью признаться ему во всем, что чувствует все последние семьдесят лет. И неважно, что многие ее воспоминания стерты. Наташа все чувствует. Все вокруг Ванды отпускали тех, кого должны были держать крепче чего-либо другого. За них нужно было держаться. Но все вокруг прощались, потому что не знали, смогут ли вовремя сказать все, о чем молчали. Это хуже, чем стрела в сердце. Алая Ведьма плакала, потому что лишила воспоминаний девушку, которая так чисто любила. Она плакала, потому что была бессильна. Плакала, потому что не могла помочь никому. Алая вспышка снова озарила тихую комнатку, выбивая стекла из оконных рам. Ванде было все равно на сквозняк, что обдавал босые ноги ледяным дыханием. В голове у Ванды ураган, а в глазах – пустота. Ей не с кем прощаться. Она уже отпустила всех, кого могла. Она прощает Судьбе все, что эта злодейка с ней сотворила. Но Ванда никогда не простит ей двух вещей: смерти близких и то, что однажды эта шутница сделала ее сильнейшим эмпатом. – When you were young, you used to dream about fires and scream into the night to find me, standing barefoot at your side I used to whisper «it will be alright» and lay down at your side, and take your tiny hands into mine, and how was I to know, I'm not strong, – она запнулась. Преодолев очередной всхлип, она допела последнюю строчку. – I'm not strong… Она поджала ноги под себя, уткнувшись лицом в коленки и тихо всхлипывая. «До свидания, моя любовь. Увидимся. Но только я не знаю, где и когда». Лишь такие мысли звучали в головах разбитых, брошенных и сломленных супергероев. Супергерои, ха. Как самонадеянно-то, боже. Если они не могут спасти себя, что ждет этот мир?... «До свидания».