salt skin

Оттенки голубого — кусочком неба, застывающей рекой, вымершим темнеющим морем — сменяют друг друга на свету; её волосы не тускнеют и после полугода в пристанище обиженных судьбой. Волосы не выцветают, а Иви бледнеет, истончается, изредка переламывается, непривычно сгибаясь под углом, словно ей этого не вынести. Брошенной больно и обидно, до нервного разбивания хрупких костей обо все поверхности; в Гарри она врезается в конце второго месяца, зря, наверное, но у неё не бывает иначе. Крюк холодный, озлобленный и пересоленный — ей жжёт глаза, а следовало бы губы или, на крайний случай, плечи — фиолетовые засосы как признак упадочности, было бы наоборот, если от принца. У неё константой — поиск выхода, надежда на лучшее, на Мэл; во снах корабль золоченый, отражающийся в воде — мираж, неспособный вытащить её, спасти, только разбивать остатки терпения и былой королевской гордости, и она остается, разговаривает, проводит каждый день с Крюком. Гарри не принц, обшарпанный разбойник с прозрачной линией морали (у Умы и той не осталось) и ледяными солёными ладонями, что оторвать бы от плеч, но не получается — над рёбрами глухая пустота, надежда испаряется, всё верно, она не принцесса, дочь злодея — кармическая справедливость не в том порядке (дети не виноваты, у них есть выбор, говорили они, скрывая тихую ненависть под нарочито сказочными улыбками). — Они никогда не найдут меня, не вернутся? — признание тихое вскользь, соприкасаясь локтями; ей словно сердце вырвали (по материнскому рецепту), вернули и повторили по восемнадцатому разу. — Сказки не работают на тебя, Иви, не здесь, — корабль старый, с высохшим деревом, пропахший грязью — Гарри вписывается идеально, и ей практически смешно, потому что корабль подходит ей, наследнице Злой Королевы, несоотносимой по злостности ни с ней, ни с Умой, готовой драться с каждым ради самой драки. Это не худшее; отсутствие злобы расстроило бы мать, вспомни она об Иви (от королевы в ней ни черта не остаётся, зато приходит безумие, хаотично меняющее обличья). Ей бы обвинить каждого, Мэл, сменившую былую дерзость на приторно-сладкого принца и дворец в пастельных тонах, на героев, на счастливые концы, которые ей никогда не достаются. Иви не ненавидит, винит себя: непродуманный план, стоило стараться больше; вина переламывает, скребёт внутри, вырывается беззвучными криками в углу каюты. Гарри жаль, непривычно и странно, в ней усталость мешается с надеждой, и его тянет. Крюк не спасает невиновных, не подбадривает речами, обнимает, перехватывает запястья, дёргает на себя тонкую уставшую (не)героиню. Он жалеет искренне, она свой счастливый конец выслужила, а достался ей пират, без особой морали, обедов с королём и коллекции дворцов. Ей достаточно веры, наивной и неограниченной временными рамками; У Иви есть Крюк, и это привычно, иррационально верно. (А Мэл вернётся, Иви верит; они до смерти вместе).