Can't Hide

У Тэхена трясутся руки. Не то чтобы часто и не то чтобы это доставляло неудобств, потому что случается всего-то пару раз за неделю, когда взгляд янтарных глаз, скрытых под голубыми линзами, встречается с горьким и обманчиво ярким, будто обычный темный, шоколадом. Тэхен не может назвать себя фанючкой, он просто уличный художник с фотоаппаратом, который по воле судьбы нашел свое вдохновение в бойцовской собаке. Не в прямом смысле, конечно, просто Ким не может найти для этого парня чего-нибудь другого более нормального. Говоря начистоту, его собака в принципе личность не особо ординарная. Или же Тэхену так просто кажется и он придумывает. У бойца короткая стрижка, черные вязкие волосы и, конечно, натренированное тело спортсмена. Кто бы в этом еще сомневался. Вот только понять, что под слоем толстовок и футболок прячутся бицепсы-трицепсы достаточно… проблематично. И дело тут вовсе не в желании парня скрыть свое охрененно шикарное тело, а в том, что это самое тело украшают ссадины, имеющие место быть не только на личике с грубо мягкими чертами лица. Его зовут Намджун. Ким Намджун. И Тэхен считает своим долгом именно его фотографиями заполнять память верной лейки.

***

У Хосока остановка сердца. Метафорично, потому что ему всего двадцать и никакого порога, к счастью, не имеет, хотя порой кажется, что краш — это и есть его болезнь. Возможно, к слову, он прав и инфаркт нисколько не является обычной метафорой, как и то, что любовь убивает. Его краш — мята. И это уже в прямом смысле слова, потому что Хосок считает, что этот на вид миниатюрный, однако жилистый и сильный парнишка никто и ничто иное, как хуманизация медовки. У него невообразимо нежный цвет волос, мешающий лазурь и зелень, и который жутко красиво сочетается с красным деревом глаз, когда лучи солнца отталкиваются от хрусталика. Да, Чон заметил даже это, хотя зрение у него, честно говоря, так себе. Изобилующие маленькими продолговатыми ранками губы извечно стянуты в тонкую полоску, а короткие ресницы хлопают медленно и лениво, прежде чем вспорхнуть вверх, когда до проколотых в семи местах ушей доходит вибрация чужого голоса. Жаль, что говорит не Хосок и реагируют с таким удовольствием тоже не на него. Мяту зовут Юнги, и у Хо жуткий краш по нему. — Откуда только такие разносторонние личности берутся, — задумчиво выдыхая, Чон понуривает головой и выжженная в темное бордо челка спадает на глаза. Хосок о Юнги толком ничего не знает, кроме каких-то базовых вещей и того, что из «Монстров» слышатся оглушающие биты песен Мэнсона. Хосоку хочется знать, что Мин пытается заглушить такой громкостью. Или почему у него появилась такая привычка. — Из утробы, очевидно, — Тэхен жмет плечами, отвечая меланхолично, потому что пытается настроить камеру и делает это пусть аккуратно, но очень спешно. Ким не хочет упускать свою собачонку, которая, по слухам, уже оклемалась от очередного боя и выглядит весьма презентабельно. Тэхен очень на это надеется. — Резонно, — Хосок на ответ только хмыкает, вздыхает в очередной раз и резко откидывает голову, чтобы вначале взглянуть на синее небо, которое поминутно заполняется тучами. Выглядит завораживающе, однако надолго парень не задерживается и уже через минуту обращает внимание на подозрительно притихшего Тэ. Длинные дрожащие пальцы обхватывают корпус фотоаппарата и едва касаются объектива, больше сосредотачиваясь на ползунке, что фиксирует зум. Чон усмехается. — ТэТэ… — тянет он заботливо, но вместе с тем насмешливо, и щурится в лисьей — юнговской — манере. — Ты серьезно? Выглядишь, как настоящий сталкер! — делает замечание и раскрывает очевидный факт Чон, после чего тихо смеется. — Ох, заткнись, я ценитель прекрасного, Хо! — с цоком пытается парировать, впрочем, мысленно тоже смеясь от такой нелепости, но сердце и действия не обманешь. Кадык нервно вздергивается и опускается обратно, а Тэ закусывает нижнюю губу, крепче ухватываясь пальцами за корпус. — Я должен сделать фотографии с ним, пока его снова не изобьют, — спускаясь на шепот, потому что нужно сосредоточиться. Намджун улыбается ярко и очень-очень-очень больно, как будто эта улыбка рассыпает перед тобой очень качественное и острое стекло, являя этому грешному миру абсолютно безгрешные ямочки. Тэхен практически убежден, что эти губы, щеки и выемки — однозначные проделки ангелов. Иначе это просто не объяснишь. — Жестоко. Ангелы бывают настолько жестоки? — вопрос риторический и Чону нет никакой нужды на него отвечать, Тэхен все равно не станет слушать, сейчас больше сосредоточенный на поимке кадра. Затворки линзы щелкают раз, второй, а уголки ползут по инерции в желании растянуть губы в улыбке. Абсолютно неконтролируемо. И Намджун тоже абсолютно неконтролируем и абсолютно точно красив даже с ссадинами, а сейчас — тем более. Его волосы в самом привычном ухоженном беспорядке; их треплет легкий октябрьский ветер, щекоча выбритые виски. Голова наклоняется немного вбок, взгляд направлен куда-то вниз, вряд ли на что-то интересное, потому что через секунду он уходит в сторону, улыбка медленно меркнет и ямки постепенно исчезают, а когда Намджун смотрит прямо в камеру, у Тэхена ухает сердце и дергаются пальцы, но он все также намерен запечатлеть чужой образ. Ким смотрит серьезно с минуту, прежде чем подмигнуть и подарить свои «ангельские поцелуи» вновь, опять цифровому снимку — или же Тэхену? –, который накрепко закрепляется на экране и в памяти, а вот линза, видимо, не выдерживает. Руки Тэхена тоже. — Блядь! — лейка сдвигается вперед и падает, бьется объективом о стену здания и слышится характерный треск разбивающегося стекла совместно с задребезжавшим корпусом, когда Тэхен ухватывается за ремешок, морщась и жмурясь. Блядство. — Не знаю, бывают ли жестоки ангелы, но вот демоны точно, — Хосок откровенно смеется, но в кулак, и ему откровенно жалко Тэ, который безмерно любит свой фотоаппарат, так нещадно и больно сейчас умирающий. — По крайней мере, они точно могут разбивать стекла. — Пиздец, — шепчет Тэ, и неясно, что он конкретно имеет в виду — разбитую линзу и — оказывается — экран или Намджуна, смотрящего прямо на него, пусть и всего лишь со снимка.