Сладкие апельсины

      Кушина чистит апельсины. Сладкий сок брызжет оранжевыми каплями ей на загорелое веснушчатое лицо, пачкает руки, умывая пальцы и скатываясь крупными каплями на тыльную сторону ладоней. Те срываются вниз и ударяются о белый кафель, расползаются рыжеватыми кляксами по полу. Но ни один из них не обращает на это внимание.       — На войну?       — На войну, — кивает Кушина.       Девчушка откидывает кожуру на тумбу, обхватывает апельсин и разламывает на половины, потом медленно принимается разделять дольки друг от друга на тарелку. Минато смотрит на нее печально, украдкой пытается заглянуть в лицо, а когда получается, то на ее красивом личике не видит ни капли страха. Кушину отправляют на войну, но, похоже, страшно от этого только Минато.       — Ты… не боишься? — его голос на секунду вздрагивает, он запальчиво сжимает в руках одеяло.       — А чего? — вопросом на вопрос отзывается она и вдруг улыбается. — Ты же скоро тоже придешь? И позаботишься обо мне? — она рассеянно переводит взгляд на его сломанную ногу, поджимая губы. — Ну, а для того, чтобы ты позаботился обо мне, сейчас я позабочусь о тебе!       На ее лице отражается гамма эмоций, сладкие капли чуть блещут от просочившихся солнечных лучей, пока губы изгибаются в новой счастливой улыбке.       Но через две недели, когда Минато готовится к выписке и наравне с этим — получить протектор, в его палату заходит печальный сенсей и говорит, едва ли поглядывая на своего ученика:       — Она погибла.

***

      Никто не знает, почему. Но когда умирает Кушина, Минато начинает забывать самого себя. Сначала какие-то мелочи. Потом едкая вина от того, что он ее не спас, чуть позже смывает из памяти день их встречи, тепло объятий и мимолетную улыбку губ, но пока у Минато получается, он старается помнить все. Иногда он сжимает свою ладонь, представляя ладонь Кушины, но ее ладонь была у́же, и первое время от этого лишь все сжимается внутри. Позже, когда ему кажется, что он делает это впервые, и он берет свою руку в другую, то думает, что ощущения те же.       Пока и вовсе не забывает, что за ощущения.       Иногда он чистит апельсины и встряхивает руками, заставляя капли упасть на пол в причудливый рыжеватый фейерверк на белом кафеле. По утрам берет к себе в постель небольшой блокнот из шкафчика, вглядывается в написанное и повторяет себе: «Меня зовут Минато. И я люблю Кушину». Кто такая Кушина — он уже не помнит, но дневник исписан полностью, и ее имя играет везде. Он перечитывает все написанное, стараясь хоть как-то оживить память, но все забывает, как только закрывает страницы и убирает его обратно в шкаф.       Когда приходит осень, он не узнает самого себя в зеркале, не помнит, как читать и, еще хуже, как держать рукой ручку. Он не помнит ничего и часами стоит перед зеркалом, чтобы в один момент встрепенуться и застыть в страхе — кто перед ним?       И в один из таких дней неясное чувство, описать которое уже он не может, полностью изводит его. Минато плачет, когда его укладывают в кровать, слепо тычет в написанные иероглифы на листах, не понимая ни слова.       — Что тут?       Врач с жалостью щурит глаза, обнимая его за плечи, но послушно читает:       — «Я люблю, когда Кушина чистит мне апельсины…».       На следующий день он просыпается весь в бреду и с высокой температурой. Что-то едко разливается внутри и неприятно печет сердце. Почему — непонятно, но Минато едва ли чувствовал страх, лишившись его, как и всех остальных чувств. Перед смертью он вспоминал то, что читала ему доктор вчера и как он касался пальцами продавленной от ручки бумаги и потекших от небольших капель, уже засохших на листках, чернил.       Изводящая вина, наконец, отпустила и, зарывая глаза, он отдаленно видел перед собой девчонку с веснушчатым загорелым лицом и руками, испачканными в сладком апельсиновом соке.       «…а еще я люблю саму Кушину. И в следующий раз я буду рядом».