Вечность

*** Прошлое. Рыцарь в сияющих серебристых доспехах преклонил колено перед своим королём, и его красивое благородное лицо озарилось торжественной улыбкой. — Я всегда буду с тобой, — сказал рыцарь, салютуя королю мечом. – Я никогда тебя не предам и никогда не оставлю, мой король! Молодой король смотрел скептически и равнодушно. — Врёшь. Все предают, это неизбежно. И ты тоже предашь, уйдёшь на службу к другому правителю или ещё что-нибудь в этом духе. Такое бывало уже не раз, так что я больше не верю в подобные громкие клятвы. Рыцарь улыбнулся ещё торжественнее, ещё увереннее. — Нет, повелитель! Я клянусь, что отныне только тебе принадлежит моя жизнь! И я призываю самого Господа Бога в свидетели моей клятве, пусть Он тоже знает, кому я отдаю отныне свою душу! Было, пожалуй, что-то в этом человеке, отличное от других, заставляющее верить в его искренность… Король внимательно посмотрел в наполненные бесконечной преданностью и любовью серые глаза своего рыцаря и вдруг тоже неожиданно улыбнулся. По крайней мере, теперь у него был хотя бы один верный соратник. *** Настоящее. Скуало преклоняет колени перед своим Боссом и не смеет поднять на него глаз. — Занзас, — говорит он подозрительно тихо. – Не прогоняй меня. Я знаю, что в Варии проигравших не держат, но… Но я всё ещё могу быть тебе полезен… Занзас смотрит на него без всякого выражения и как-то криво, без прежнего самодовольства усмехается. После Битвы Колец вся Вария находится в изрядном напряжении, в подавленности, и неофициальный домашний арест лично от Дона Тимотео отнюдь не улучшает общего настроения. Но особенно сильно поражение сказывается на Боссе и стратегическом капитане. Уж они-то и предположить даже никогда не могли, что однажды проиграют каким-то чёртовым соплякам. Скуало не смел показываться Боссу несколько недель после своего поражения, пока не зажили более-менее раны, и пришёл лишь тогда, когда смог самостоятельно ходить без костылей. — Ты бесполезный мусор, — глухо отзывается Занзас и отворачивается. – Но я тоже, как видишь, проиграл, так что мне нет особого резона от тебя избавляться. Однако… — усмешка его становится ещё более мрачной и злой. – Не сожалеешь ли ты о своей глупой клятве, мусор? Учитывая, что я проиграл Вонголе уже два раза и что, похоже, моя цель вряд ли будет достигнута… Супербиа вскидывает на него глаза и салютует ему мечом, широко ухмыляясь. — Врооои, ты от меня так просто не отделаешься, чёртов Босс! Я же сказал, я никогда тебя не оставлю, я никогда тебя не предам и всегда буду рядом! Занзас вздыхает с едва заметным облегчением и неуловимо для непривычного глаза улыбается уголками губ. Обоим в этот момент кажется, что всё это когда-то уже было с ними, только в другой жизни, но ни один не вспоминает ничего конкретнее. *** Прошлое. Рыцарь сражался с неутихающей яростью, с горящими гневом глазами, но поистине мастерски. Он уничтожил уже очень много врагов, но они всё прибывали и прибывали, и не было видно разгоревшейся бойне ни конца, ни края. Рядом сражался его король, и это придавало рыцарю сил. Но всё же их было слишком много – обезумевших от жажды крови и власти людей, решивших устроить этот внезапный бунт и свергнуть правителя. Слишком многие оставили короля и перешли на сторону мятежников, и только рыцарь в серебристых доспехах ни за что не желал покидать своего повелителя. Силы рыцаря и короля были, увы, всё же не безграничны. В конце концов, они потерпели поражение. Полубессознательного от полученных ран рыцаря под руки приволокли в центр залитой кровью дворцовой площади, где народ решил устроить эшафот, и там он с ужасом увидел своего короля, голова которого лежала на плахе, а палач рядом с ним уже безразлично примерялся к его шее топором… — НЕТ!!! – закричал рыцарь, перекрикивая гул беснующейся толпы. – Не смейте! Не смейте убивать моего повелителя!!! Он так отчаянно вырывался, что его пришлось держать сразу пятерым – и откуда только силы взялись снова? Он извивался всем телом, не прекращал кричать, всем сердцем желая спасти своего короля, и дрожал от собственного бессилия. Мгновения тянулись, как целая вечность, а грязное, жаждущее крови лезвие топора непозволительно долго опускалось… А потом всё как-то быстро кончилось, и голова бывшего монарха с жутким потусторонним стуком покатилась по окровавленной площади… Рыцарь вскрикнул в последний раз и тут же затих, осознав, что его мир окончательно рухнул. Длинные серебристые волосы накрыли его лицо, он больше не сопротивлялся и ни на кого не смотрел, словно происходившее далее его никак не волновало; он походил на сломанную куклу, которой обрезали невидимые нити. — Дождись меня, мой король, — тихо сказал он, когда его заставили прижаться щекой к окровавленной плахе. – Пожалуйста, дождись… Топор над его головой зловеще засвистел. *** Настоящее. Скуало просыпается в холодном поту. Ему снился кошмар, в котором он видел бесчисленное множество раз, как умирал на его глазах Занзас. В этом сне одно за другим сменялись времена и эпохи, сменялись способы и причины убийства, но одно оставалось неизменным – смерть Занзаса и собственное бессилие мечника, который отчаянно пытался, но никак не мог его спасти… Удостоверившись, что, наконец, действительно проснулся, Скуало судорожно вцепляется в лежащего рядом Босса. Его трясёт, как в лихорадке, странные воспоминания о несуществующих событиях кажутся до ужаса реальными. Перед глазами проносятся смертоносные костры, картины далёких сражений и чужие незнакомые звёзды. — Ты чего, мусор? – недовольно и сонно спрашивает Занзас, приоткрывая глаза. — Я больше не хочу тебя терять, мой король… — лихорадочно шепчет мечник, хрипло и часто дыша. Отрезвляющий лёгкий удар по голове заставляет его придти в себя и посмотреть на нахмурившегося Босса уже гораздо более осмысленно. — Ты чего? – повторяет тот с лёгким беспокойством. Скуало мотает головой и прижимается к нему крепче, словно боясь отпустить. — Больной на всю голову, бля, — констатирует Занзас озадаченно и вновь благополучно проваливается в сон. Скуало не спит почти до самого утра, но лежит неподвижно и тихо, стараясь не разбудить любовника. Странный иррациональный страх, однако, постепенно проходит, и мечник, засыпая в объятиях своего Босса, живого и тёплого, мысленно посылает к чёрту все ненужные мысли. *** Прошлое. Рыцарь не успевал за своим королём. Король, казалось, вовсе не собирался его ждать. Он вечно уходил слишком быстро, и рыцарю приходилось наугад искать его в бесконечном множестве новых миров и жизней. И, что самое страшное – он никогда не успевал его спасти. Когда ему казалось, что он уже нашёл своего короля, того снова убивали, и поиски снова возобновлялись в следующей жизни. С каждым новым миром память его изувечивалась всё больше, становилась всё тоньше и незначительнее. Множество новых миров постепенно размывали его прежнюю жизнь, бесконечные поиски почти растворили его беспокойную душу. Со временем он перестал встречать своего короля. Нет, полностью он его так и не забыл, искалеченное многими смертями сердце периодически подсказывало ему, за кем следовать в очередной новой жизни. Однако случалось это всё реже, и судьбы их совсем было разошлись. В последний раз он встретил своего короля во время Первой Мировой. Они тогда оказались по разные стороны баррикад, и рыцарь, не узнав своего повелителя во враге, убил его в пылу сражения собственными руками. Лишь на короткое мгновение он узрел в гаснущих глазах врага какое-то странное потрясение, смешанное с диким разочарованием. Невыносимое чувство вины преследовало его ещё очень-очень много жизней, но он уже совершенно не помнил, чем оно было вызвано. *** Настоящее. Занзас с размаху бьёт его в челюсть, потом ещё в живот и по голове. Потом бьёт лицом об стену, сильно, ломая нос и разбивая губы. — Занзас… — Скуало поднимает на него затуманенный болью взгляд, закрывая ладонями окровавленное лицо. – За что? В вопросе слышится недоумение и обида. Он не понимает, почему Занзас всегда срывает злость за всё подряд именно на нём, ведь он так старается ему угодить, старается провоцировать его как можно реже… — За то, что попался мне на глаза, — Занзас жутко и презрительно ухмыляется в ответ. Скуало устало покрывает Босса нецензурными ругательствами, но покорно сносит все следующие удары. Он очень хочет посоветовать Занзасу пойти полечить нервы, а ещё ужасно хочет врезать ему в ответ, но почему-то продолжает молча терпеть. В глубине души он уверен, что Занзас будто бы постоянно наказывает его за какой-то очень страшный проступок, вот только не может никак понять, за какой именно. В прошлой жизни он, что ли, перед ним провинился?.. *** Прошлое. По серой нескончаемой пустыне брёл одинокий рыцарь в серебристых доспехах. Он уже долго бродил в одиночестве. Он давно потерял себя, потерял своего короля, потерял свою память и свою цель. Он блуждал среди множества таких же потерянных душ в холодном и неприветливом мире смерти, уже не желая возрождаться в новых жизнях. Но всё же он не мог уйти наверх или вниз, в Ад или Рай. Он знал, что не будет его душе покоя нигде, до тех пор, пока… А вот до каких именно пор – он уже и забыл. Знал лишь, что ему необходимо что-то сделать, кого-то найти… А вот кого, зачем – всё это выела из его памяти бесконечная не-жизнь-не-смерть. Он всё брёл по пустыне между Светом и Тьмой, уже не заходя в заманчиво открывающиеся перед ним двери новых миров. Души, которые поначалу шли рядом с ним, давно или нашли то, что искали, или сдались и, махнув рукой на свои поиски, ушли вверх или вниз. А рыцарь всё шёл, даже оставшись в полном одиночестве. Он почти растворился в этом мёртвом междумирье, почти стал частью этой проклятой пустыни… И вот тогда он увидел в открывшейся перед ним очередной двери до боли знакомые красные глаза своего короля. Он по-прежнему ничего не помнил, но сердце его едва не разорвалось от облегчения, когда он переступал границу этого странного нового мира, пахнущего огнём и кровью. Больше он не колебался. *** Настоящее. Занзас закрывает глаза, сидя в своём кресле, и Скуало внимательно следит за его неровно вздымающейся грудью, чтобы не пропустить момент, когда его дыхание остановится. Он не боится. Он знает, что ничего уже не может сделать, уже не в его силах спасти Босса. Не от кого спасать. Он знает также, что его дыхание остановится следующим, и это его тоже совершенно не пугает. Мечник стоит на коленях, тяжело опираясь на свой верный меч, стоит очень близко к креслу Занзаса, чтобы при желании тот мог дотянуться до него рукой. С такого расстояния хорошо заметны морщины, покрывающее смуглое лицо, и абсолютно седые жёсткие волосы, бывшие когда-то угольно-чёрными. Занзас всё-таки умудрился дожить до глубокой старости, он живёт уже дольше даже, чем жил его приёмный отец. Но ничто не вечно, и оба варийца точно знают, что их жизненный срок подошёл к концу и Смерть с минуты на минуту придёт за обоими. Занзас как-то с абсолютным спокойствием сказал, что умрёт первым, и поэтому Скуало покорно дожидается, борется с собственной смертью из последних сил. Воля Босса – закон. Секунды тянутся непозволительно долго, и Занзас открывает глаза. Тянется рукой к своему мечнику, скользит кончиками пальцев по его серебряным волосам, по морщинистой бледной коже лба и щёк. Задерживает пальцы на обветренных губах, словно в порыве ностальгии, потом спускается ниже, к белеющему на шее Супербиа круглому шраму. Этот шрам мечник заработал сравнительно недавно, в очередной раз схватив предназначавшуюся для Босса вражескую пулю. В этот раз его еле спасли, Занзас лично пригрозил врачам, что сожжёт всю больницу дотла, если они не смогут вернуть ему его капитана живым. — В этот раз, — говорит Босс тихо. – Ты всё таки сдержал свою клятву, мусор. Надо сказать, я удивлён. Я, признаться, думал, что ты меня окончательно забыл и предал. Когда ты в прошлую нашу встречу дал мне умереть от твоей руки, я уже было решил, что ты действительно забыл свою глупую клятву. Но вот он ты, рядом со мной, когда мы оба вот-вот сыграем в ящик, и ты так верно служил мне едва ли не всю жизнь… Так что я теперь убеждён, что ты меня не предавал. Я прощаю тебя и за то, что ты не узнал меня тогда, и за то, что так долго меня искал. Только… только не смей меня больше забывать, понял? Скуало перехватывает его руку и подносит к губам, бережно целуя. В глазах у него почему-то стоят слёзы, и он низко наклоняет голову, чтобы Занзас этого не видел. — Да, мой король, — отзывается он так же тихо. – Я больше не покину тебя и никогда не забуду. Но мне кажется, я заслуживаю награды за свою преданность? Я не прошу тебя ни о чём невыполнимом, не злись. Я прошу лишь, чтобы на этот раз ты… ты дождался меня. Пожалуйста, мой король, я не хочу снова быть один… там! Занзас не отвечает, рука, которую держит мечник, постепенно холодеет. Подняв глаза, он обнаруживает, что Босс уже давно не дышит. Неизвестно, слышал ли тот его слова. Вздохнув, Скуало осторожно возвращает руку Занзаса на подлокотник старого кресла, в последний раз салютует ему мечом и без сил падает на пол возле его ног. Вдох-выдох. — Дождись меня, прошу… Вдох-выдох. — …не оставляй меня больше одного… Вдох-выдох. — …или я достану тебя с того света и лично прикончу, чёртов Босс! Вдох… Тишина… Холод… *** Безвременье. Таких звёзд, пожалуй, на Земле не видит никто. Звёзды здесь безумно яркие, маняще близкие, они здесь в тысячу раз прекраснее, чем где-либо ещё, но всё такие же недосягаемые и холодные. Звёзды манят, притягивают, уговаривают присоединиться к ним. Кажется – надо лишь вздохнуть поглубже и… полетишь… Занзас на звёзды не смотрит, они ему глубоко безразличны. Он сидит на сером песке, изредка с интересом поглядывая то на пригласительно открывающиеся вдалеке двери в другие миры, то на языки неистового пламени, вылетающие из невообразимо глубокой расщелины в центре пустыни. Здесь холодно, чертовски холодно, и он по привычке пытается зажечь Пламя Гнева или хотя бы согреть руки дыханием. И лишь потом вспоминает, что нет здесь ни Пламени, ни дыхания. Здесь только холод, звёзды в вышине, страшная расщелина посередине, серый песок и бесконечные двери в новые жизни, теперь для него недосягаемые точно так же, как и проклятые звёзды. И больше ничего. Он слышит чьи-то шаги и чувствует, как на песок за его спиной опускается ещё одно тело. Шеи его касаются тёплые губы, чьи-то руки обхватывают его со спины и обнимают так крепко, что непременно сломали бы ему рёбра, если бы здесь такое было возможно. Но Занзас не чувствует ожидаемой боли, зато чувствует долгожданное тепло и непривычное спокойствие. — Разнежился, твою мать, — говорит он, слегка улыбаясь. Скуало, не размыкая объятий, вновь целует его шею и щёки, непроизвольные слёзы радости застилают его глаза, и он тоже улыбается. — Да уж, мой король, в этой последней жизни у тебя окончательно испортился характер! — У тебя тоже. В этой жизни ты научился мне хамить. Они оба смеются, нарушая мёртвую пустынную тишину. Потом они встают с песка, держась за руки, и Скуало серьёзно смотрит Боссу в глаза. Они снова молоды, рыцарь снова в своих неизменных серебристых доспехах, а король снова в своей красной мантии. Как в тот день, когда самая первая смерть так жестоко их разлучила. — Спасибо, что дождался меня на этот раз, — улыбается мечник и крепче сжимает его руку. – Теперь… теперь мы ведь будем, наконец, вместе? Навечно? Занзас хочет возразить, напомнить, что в вечность он никогда не верил, но затем оглядывается вокруг и понимает, что не верить в вечность, когда ты стал её частью – по меньшей мере глупо. Поэтому он просто кивает: — Да, мой рыцарь. Скуало улыбается ещё счастливее, ещё торжественнее. Король, усмехаясь, притягивает своего рыцаря ближе и крепко, жадно целует. Поцелуй выходит на удивление горячим и живым, поцелуй выходит благодарным и даже каким-то чистым. Поцелуй помогает мечнику забыть все эти столетия бесплодных поисков и одиночества, помогает Занзасу забыть годы бесконечного ожидания и боль от того, что он так долго не мог быть рядом с единственным близким ему созданием… Потусторонний ветер, налетевший из ниоткуда, накрывает обоих длинными волосами Скуало. Очень скоро ветер стихает, а два человека в вихре серебристых волос быстро исчезают, оставляя после себя лишь две переплетённые ниточки звёзд – серебряную и красную. Мерцая и переливаясь, эти звёздные нити устремляются ввысь, в тёмное небо. Пустынный ветер то бросает их к звёздам, то, напротив, уносит ближе к пылающей огнём расщелине. Но красная и серебряная полосы звёзд переплетены по-прежнему крепко-крепко, и никакая судьба им уже не страшна. Вечность смотрит на них из глубины мёртвой серой пустыни и снисходительно, с лёгким одобрением улыбается. Она любит таких смельчаков, которые не боятся в неё поверить.