***
— Алло, мисс Тереза Дюкре? — послышался мужской голос на том конце провода. — Да, алло, это я. — Бонжур, мисс Дюкре. Вас беспокоит мистер Лафар. Я бы хотел уточнить у вас информацию по индивидуальным занятиям английского языка. — Оу, конечно же. Подождите секунду. Девушка, положив трубку на стол, подняла глаза на небольшой стенд с расписанием на всю неделю. Под каждым днем были красные и синие кружки, обозначающие то или иное занятие, проводимое ею. Заметив два свободных места под средой и пятницей, девушка схватила трубку, проговорив: — У меня есть время в среду, в шесть часов вечера, так же в пятницу в то же время. — Можно, пожалуйста, оставить за мной час в среду. — Конечно же, мистер Лафар. Я потом пришлю вам список учебников, что понадобятся для занятий вашего сына. — Благодарю, мисс Дюкре. Попрощавшись с очередным клиентом, мисс Дюкре одновременно и радостно, и уныло вздохнула. Теперь в неделю ей придется обучать пять детей и семерых взрослых. Однако надо было на что-то жить, и здесь жаловаться было неправильно. Приободрив себя мыслью о увеличении бюджета, мисс набрала в грудь побольше воздуха и подошла к кухонной столешнице, которая разделяла открытую кухню и гостиную, единственную комнату на первом этаже скромного домика на краю Парижа. Тереза с легким волнением сидела за столешницей и постукивала тонкими пальцами по ее поверхности, словно боялась, что сейчас должно было произойди что-то, что приводило в ужас, чего она давно ждала. От возрастающей паники девушка запустила пальцы в густые шоколадные волосы, молясь, чтобы этот день поскорей закончился. Она всегда ненавидела этот месяц. Это число. «Только не сегодня, только не сегодня, пожалуйста, только не сегодня…» — повторяла про себя Тереза по нескольку раз. — «Все должно обойтись, как и в прошлые разы!» Но не успела девушка повторить последнюю фразу второй раз, раздались три коротких стука в входную дверь. Дикая дрожь охватила худое тело Терезы, та встала на отекшие ноги, стараясь сохранять спокойствие. — Входите! — крикнула Тереза, боясь встретить неизвестного гостя. Послышались мужские шаги в крохотном коридоре, из него в гостиной появился высокий в строгом черном маггловском костюме и в белой рубашке мужчина. Увидев гостя, Тереза болезненно вскрикнула и, развернувшись, побежала к двери на задний дворик. Воздух разрезал треск заклинания, попавшего в девушку. Тереза упала на пол у дивана, мужчина полный серьезности и холодности остался стоять на месте. — Нет, нет, нет, — быстро заговорила девушка и прижалась всем телом к софе. По ее лицу потекли слезы. — Вставай, — приказал мужчина. — Пожалуйста, не надо… — Встань, Гермиона! — грубо крикнул мужчина, делая к ней один из трех возможных шагов. Девушка тряслась и несколько раз падала на ослабевших ногах прежде, чем удержаться на них, держась за подлокотник дивана. Ее взгляд бегал по комнате, не желая встречаться со взглядом Антонина. Она искала волшебную палочку, но как назло ее нигде не было. Или судьба решила сыграть с ней злую шутку? — Пожалуйста, Антонин… — Как же долго я тебя искал, — сказал мужчина. — Пришлось навестить твой дом, думал ты туда отправилась. А там ни тебя, ни твоих родителей. Вскоре я выяснил, что твоя семья раньше любила путешествовать во Францию. Где искать понятно, осталось выяснить твое новое имя и где именно ты живешь. — Но и тут ждал подвох, да? — на выдохе произнесла Гермиона, наблюдая за Антонином. Тот сделал к ней последние два шага. — Да, — будто оценивал продуманные до каждой мелочи действия девушки. — Проходило полгода, и ты меняла имя, меняла место жительства, оставив пару следов, чтобы не было так подозрительно. — А ты хотел, чтобы я сидела на одном месте и ждала, пока ты найдешь… меня? — по лицу девушки потекли слезы. — Я бежала, зная, ты найдешь меня рано или поздно… Знала. Но это не значит, что я послушно вернусь к тебе. Не заставишь! В этот момент из коридора послышался легонький скрип ступеней лестницы, ведущей на второй этаж. Антонин, не отходя от Гермионы, ожидающе смотрел на дверной проем, а Гермиона тихо молилась, чтобы этот звук ей и ему просто послышался, что сейчас никто не зашел в гостиную. Вот только эта была не иллюзия слуха. В гостиную робко вошла маленькая девочка лет шести. Она была одета в розовый джинсовый комбинезон, под которым была белая майка. Каштановые непослушные кучерявые волосы заплетены в два колоска. В серо-голубых огромных глазах читались неловкость и детский страх. Девочка с непониманием смотрела то на мужчину, то на Гермиону. — Рetite mère? * — произнесла волнительно та на французском. — Тout va bien, Mina. Tu vas quelque part? — спросила Гермиона. — Je veux aller voir Louise jouer des poupées. Vous pouvez? — Вien sûr, vous pouvez. Soyez prudent. — Merci. Au revoir, — последние слова девочка адресовала мужчине, что не понимал языка, и не сводил с малышки изумленного, но все же холодного и свинцового взгляда. Воспользовавшись непониманием Антонина, Гермиона отскочила от него и забежала за столешницу на кухню. Мужчина не спешил за ней, лишь уперся руками о край столешницы и теперь прожигал взглядом девушку. Он поражен, он обозлен. Смотрел на стоявшую перед ним с той стороны столешницы Гермиону. Та же тоже смотрела ему в глаза, а про себя вновь просчитывала каждое свое действие. — Только попробуй ее тронуть, — прошипела Гермиона. — Это сейчас в тебе говорит зверь или материнский инстинкт? — не известно для чего спросил Антонин. — В данном случае это одно и тоже, — отчеканила она в ответ. — Это… — Да, — не дала договорить Антонину Гермиона, прекрасно догадываясь чего он хотел узнать. — Но ты не получишь ее, только через мой труп, слышишь? Не отдам! Не получишь! — Ты назвала ее Мина, — сказал Антонин. — И это значит, что она дала уйти мне от прошлого, дала мне шанс на новую жизнь, на свободу. Лично с тобой это имя никак не связано. Антонин усмехнулся, покачивая из стороны в сторону головой. — Теперь ты точно вернешься в имение, — произнес Антонин как окончательный вердикт. — Нет, иди к черту, — прорычала девушка, следя за мужчиной, заходящего на кухню. Она же осталась на месте, упираясь спиной в столешницу. — Ни меня, ни ее ты не заберешь к себе! Было видно, он был готов ее ударить за сговор с Лу, за побег, за то, что она родила от него ребенка. Вся сила, грубость, злость и раздражение собрались в тяжелые кулаки. Ему не подчинялись. Она. Именно она не подчинялась ему, она не боялась противостоять ему. Однако у него был козырь. Он был уверен в том, что у девушки все еще остались к нему чувства. И эти чувства вызывали у него толику издевательского смеха над, по его мнению, глупой влюбленной девчонкой и изредка, когда он приходил к ней, он ощущал непонятные ощущения. И его это раздражало до такой степени, что он был готов убить кого-нибудь, кто мог бы попасться ему на пути. Антонин жестко схватил Гермиону за талию и так же грубо придавил ее своим телом к столешнице. И она не ожидала, что он поцелует ее. А поцелуй был не такой, как раньше. Слишком мягкий и тягучий. Вдруг все тело у Гермионы обмякло, голова словно превратилась в желе. От кончиков пальцев до макушки ею начала овладевать сумасшедшая эйфория. Казалось, что все хорошо и будет хорошо. С ним… Сладкая ловушка. Необходимые слова ударили в уши звонким ударом, и Гермиона воспользовалась своим козырем. Не предугадав такого от нее, Антонин ошеломленно отпрянул от губ девушки, он не мог произнести ни слова. Чтобы не потерять времени, Гермиона тут же достала из кармана брюк волшебную палочку Долохова и сломала ее пополам и сунула эти половинки к себе в джинсы. Волшебник упал на колени, дрожащими пальцами он дотронулся до торчащего краешка лезвия кухонного ножа, воткнутого в его грудь чуть ли не по самую рукоятку. Огромное алое пятно крови молниеносно растекалось по туловищу мужчины и впитывалось в белую рубашку. Гермиона тихо рыдала, наблюдая как с каждым мгновением Антонин все слабел, бледнел и в конечном итоге замертво упал на холодный кафель. Она не могла поверить, что сделала это, что смогла пойти на этот единственный и рискованный шаг. Ослабевшими руками вытащила нож и с омерзением отбросила его, продолжая рыдать…***
POV Гермионы. Прошло три дня, мне все еще было не по себе от мысли, что я убила его. Но у меня не было выбора, я должна была думать только о безопасности Мины, а не о своих чувствах к этому человеку. Да и тем более, я плохо понимала эти чувства. Это не была любовь, это просто были привязанность, влечение и страсть. И больше ничего. Мне пришлось с помощью магии избавиться от всего до прихода дочки, а потом, когда она вернулась, я предложила маленькое путешествие, о котором она мечтала. Даже несмотря на то, что каждые полгода мы меняли место жительства, моя малышка была безумно рада разъезжать по стране хоть через каждый день. Поэтому с этим не было проблем, просто взять и уехать. Я тогда быстро собрала наши вещи в дорожный рюкзак. Я не знала, куда мы поедем, было важно, что это «куда» было очень далеко. И вот, мы уже полсуток ехали в комфортном автобусе на южные берега, где мы не были очень давно, что Мина была еще совсем маленькой и не запомнила этих моментов. В голове крутилась мысль «неужели, все кончилось? Неужели, мы получили эту свободу и за нами никто не придет?». Я молила Мерлина, чтобы так оно и было. — Мам, — сказала Мина на английском. — А куда мы едем? — О, мы едем на юг, где солнце и теплое море, — я старалась говорить как можно веселее и радостнее, ведь мертвый Антонин был перед моими глазами днем и ночью и не желал покидать. — Правда? — детская радость охватила Мину. — А мы будем купаться? Пожалуйста, мамочка! — Конечно же, мы будем купаться, детка, а как же еще, — чмокнула ее в макушку и прижала к себе. — Теперь мы можем даже там остаться навсегда. Радости Мины не было края. Так как за окном была поздняя ночь, малышка, засунув в свой рюкзачок раскраску с карандашами, забралась на сидение с ногами, удобно устроив небольшую подушку у меня на коленях, сразу же заснула. Я осторожно, чтобы не разбудить, гладила ее по волосам и смотрела в окно. А там темно, лишь в самой дали, на горизонте виднелись очертания холмов. А в голове все повторялись картинки из того ужасного дня. Я не могла ничего другого сделать. Видимо, чувство того, что ты кого-то убил, останется со мной навсегда. Зато ночь закончилась в моей жизни и ее не будь у моей дочери. Я тяжело вздохнула. Чистый лист. Новая жизнь.