Однажды...

Максимова неизменно тянет спать. Противно болтает телевизор, по нему опять крутят какую-то ересь, на которую лает Пёс. Каждая резкая смена цвета на экране отдается в голове неприятной болью, будто на веки давят, едва не выдавливая глаза. Шея затекает от неудобного и действительно скрипучего дивана. Макса что-то неуловимо бесит. Но сон всё же побеждает. Ему снится таинственное "однажды", будто кто-то осторожно преподнял завесу темноты перед краснеющими Максовскими глазами и мужчина едва не слепнет от света. Там, в однажды, Лена стоит рядом с ним, красивая-красивая, от её белого платья так и прыгают солнечные зайчики, мерцают на песке и водной глади, Лена всегда любила море... от её улыбки, подобно зайчикам, разлетаются лучики счастья, Макс их кожей ощущает. И от этой свадебной, красивой до сумашествия суеты и официальности до того, чтобы погрузиться в беззаботность и почти подростковое раздолбайство - всего один шаг. Они стоят босиком и песок под ногами до щекотки горячий. Лена смеётся, бежит к волне, и Макс не знает, что сияет ярче, что слепит его - брызги, жемчужины на Ленином платье, или её улыбка. А Лена всё смеётся, из причёски её выпадывает прядь, тёмным ложится на белую фату. Так гармонично... Там, в однажды, нет Лёши. Вернее, рядом с Леной Лёши нет. Или, даже, просто нет этой Лёшиной конфликтности, ревнивости, он покорно отпускает Лену, разводит руками неловко: мол, не моя, что я могу? И она, печально и слегка виновато улыбнувшись, уходит, поправив ему напоследок воротник и коснувшись губами щеки. Максим перед этим тактично выходит - он не ревнует, лишь не хочет смотреться надзирателем, не хочет рассыпать до конца то, на чём держится их с Лёшей дружба. Но там, в однажды, тяжелого чувства нет и Леонидов - свидетель на свадьбе Максимовых. Там, в однажды, снова холодные женские руки вечерами в ладонях Максимова, плед у них один на двоих, хотя он и дырявый в нескольких местах. Лена худая, тонкая и именно от этого, убеждён Макс, вечно холодная - потому что из хрусталя. И её надо греть, чтобы в ней оставалась жизнь, чтобы оставалась эта ласковая усталость в её глазах. И он греет: кутает её, обнимает, стараясь не сломать; и даже заваривает ей вечерами какой-то её чай с километровой инструкцией по приготовлению, это для него труд полунепосильный, но для того, чтобы грелась Лена он, наверное, даже сердце своё бы достал - оно должно быть горячим. В однажды Макс счастлив, он тянется к этому свету, да завесу резко опускают, а рука Макса хватается за звонящий телефон. Лена на Максимова ругается. Он понятия не имеет, за что, да и слушает в полуха, как вдруг она бросает: -Однажды я тебя точно прибью! Макс в лице меняется. Резко становится серьёзным, отчего женщина замолкает даже. -Не будет однажды. Уймись. - Бросает он и уходит, оставив Лену в непонимании.