Героиновый шик.

Воняло плесенью, мочой, спермой, блевотиной, сыростью. Везде слышались жалобные стоны. Шприцы, иглы, пакеты, бинты. Тысячи живых - пока что - трупов. Жертвы Афганистана, рекламы и давления. Эти мерзкие ублюдки думали, что будет, когда начинали ширяться? Гребаные отбросы. О, я знаю ту девушку, которая верещит от боли. Естественно, ведь из-за дезоморфина её рука сплошной кусок мяса. А ведь раньше она была гордостью покойных родителей. У каждого есть переломные моменты, но это был прыжок в бездну. Продать дом, машину, телефон и драгоценности ради героина. А что в конце? Гадюшник, где все насквозь пропитано гепатитом, СПИДом и сепсисом. Конечно, не у каждого хватит воли ввести в вену бензин с кодеиносодержащим веществом. Больные суки. А вот тот парень, который работал на заправке. Неплохое местечко, чтоб начать пыхать, да? Правда теперь приходится сливать бензин и отсасывать дальнобойщиком за каждый вдох. Неужели им хочется такой жизни? Рыдающая мать над мертвым, почти сгнившим сыном. Глупым было с детства поить его водкой для успокоения, а после качать опиатами для большего результата? Но ведь ни одна проблядь не видела, как его избивают за школьным туалетом, потому, что его считали добровольным наркоманом, пытаясь изменить... Выбили, нахер, но не дурь, а жизнь. Самое мерзкое, что делала она это, чтоб потрахаться в этот момент с его папашкой, который выкупил её в Швеции из притона. Совсем новенький черный парень. Читал рэп и курил травку. Пена изо рта и пустые зрачки дают знать, что означает расти в гетто, под натиском белых скинхедов. Возвращаешь домой к больному отцу, они его застали. Сломанный член и оторванное ухо. Эпоха нацистов. Оживших тварей. Отблеск устрашающей луны отражался в поломанных осколках стекол. Хрупкие, но быстрые движение. Взмах руки. Плие. Прыжок. Амбуате. Плие. Так виртуозно двигаясь, Маргарита создавала иллюзию Большого Театра. Но на самом деле, танцевала она босиком на изрезанных ногах, в маленьком черном бархатном платье. Никаких пуант, балетной пачки и оркестра. Лишь старый винный завод с ужасной вонью. Я стоял словно тень. Её тонкие как нить руки то взимались, то опускались. Бледные ноги в кропотоеках идеально ровные, аккуратные, не слишком длинные или короткие. Паутинка вен растекалась по всему телу словно расписной узор. Лопатки создавали ощущение, что вот-вот порвут тонкие бретельки. Ярко очерченный позвоночник. При прыжке тонкие черные трусики оголяли изрезанный лобок и живот. Груди не было, совсем. Сломанные и торчащие ребра. Ключицы в засосах. Кадык медленно двигается, когда она поет себе под нос. - Здравствуй. Мой голос пронесся громким эхом по всему зданию. Моментально все стихло. Но не она. Медленно остановившись, поклонилась своим выдуманным зрителям. Словно порхая, Маргарита все ближе подходила ко мне. Запахло до боли родной ванилью, цветами, дешевым вином. Мелкая дрожь бьет все тело. Я боялся её. Искренне. Она была опаснее всего на свете. Лишь однажды посмотрев в её ядовито-оранжевые глаза, влюбляешься раз и навсегда. Будешь дрочить на её бледное тело ночами, и слюнявить подушку за место её сочных, потресканных губ. - Здравствуй, мой милый Гэббис. Шорох газет, гул ветра. Такой тихий и нежный, но в то же время сильный голос. Ближе. Шаг за шагом. Ноги ватные. Я не должен, не должен вновь её упустить. - Я все та же, любимый. Ах да, я же теперь никому не нужна. Так что, дать тебе в задницу за пять долларов и разойдемся? – смех. Я сглотнул. Острый подбородок с маленькой родинкой. Нижняя пухлая губа. Совсем немного неровные зубы снизу. Двойные клыки. Острые, белоснежные. Сладенькая верхняя губа, растянувшаяся в улыбке. Полустертый контур красной помады. Маленькая ямочка. Вздернутый носик, из которого недавно текла кровь. Россыпь мелких веснушек. Огромные длинные ресницы, и вот они, яркие, янтарные, безумные глаза. В них не отражается ничего, кроме боли. Одно неловкое движение и яд в виде её язычка в твоем рту будет введен. Аккуратные темные брови, открытый лоб с шрамом. Черные волосы рассыпались по плечам, красный бант покрылся грязью. - Ты же скучал по мне, сладенький? – её холодная рука произвела легкое движение вдоль паха. Ебаная извращенка. - Разве что в мечтах, да и то, чтоб оторвать тебе твою шлюханскую голову. – намотав волосы на кулак, я дернул, её глаза шептали всякую извращенную херню. Медленно проводя язычком по венке на шее я ощущал эту слабость перед ней. Идеальная, бесстыжая и сексуальная. Как взять себя в руки, когда ты не хочешь ничего, кроме как любви от этой суки? - А может ты все же скучал по мне? По нашему убойному сексу и ласках, мой мальчик? Разум окончательно попрощался с моими действиями. Взяв её за ягодицы и подняв до уровня моего лица, я прошептал: - Нам нужно уединиться. - Бутылку виски, три пачки мальборо и смазка. Обстановка не лучше: огромная пустая кровать, моргающие лампы, тараканы. Привязанная дева лежит в ласках трех мужиков, не успевая принимать каждого из них. До удушья в горле, жжение и разрывов. Кровь, боль, слезы. Но им похер. Как же сладка месть. Вырезаешь слева на грудной клетке ножом сердце. Сдираешь его зубами. Привкус соли, металла. Наверное это больно, быть расчлененным заживо, когда тебя трахают всем тем, чем можно? Как насчет вечной улыбки? Рвешь её уголки рта. О, миловидное личико стало более правдивым. Поцелуй. Нарывы на руке медленно протыкаем. Берем зажигалку и делаем все более чистым между ножек. Запах жженой кожи и волос. - Ну как тебе такой расклад, моя балерина? – ухмылочка и срез кончика носа. – ты всегда была такая красавица. Я всегда хотел провести язычком по твоему клитору, но знаешь, что было вместо этого? Ты играла со мной. Зато теперь я играю с тобой. Поиграем?