Солнцем разбужен

Тяжёлые капли падали потоком, разбиваясь о крыши машин, после стекали по стёклам, вырисовывая замысловатые узоры. В свете фонарей брызги игрались бликами, кружась в невесомом танце и привлекая к себе внимание. Смотря на сие представление, возникало желание отгородиться от всего и просто раствориться. Стать этим дождём и в конце концов превратиться в пар, чтобы в один прекрасный момент переродиться в новой, уже другой, грозовой туче. И так по кругу: очищение и перерождение. Прислонившись лбом к рулю, Хосок прокручивал мысли в голове. От нахождения в пробке около получаса есть своя польза — вынужденно, но всё же происходит погружение в свой собственный внутренний мир. Там он блуждает в этой гавани, рассматривая собственный островок: сколь много заброшенных хижин, пляжей, бывших некогда поистине прекрасными. Смотрит на всю разруху и не понимает, как до такого дошёл. Как это странно бывает в жизни, когда самый, с виду весёлый и жизнерадостный человек скрывает под маской шрамы, не затягивающиеся с течением времени: они периодически ноют, напоминая о своём присутствии, спускают с небес на землю, мешая беззаботному существованию. И подобная личность, зная значение страданий, всеми силами старается помочь другим, понимая, как каждый в этом нуждается в тяжёлые моменты. Делает это не прося ничего взамен, но всё же расстраивается, не видя поддержки в ответ. Таким людям тяжко и всё же они продолжают скрывать плохое за маской веселья и жизнерадостности. Эти личности поддерживают себя сами, стараясь видеть во всём только хорошее. Однако и у них бывают срывы и острая нужда в поддержке: иногда так хочется, чтобы тебя просто поняли. Когда веки практически отяжелели, открывая Хосоку дверь в мир Морфея, машины позади него громко с разными интервалами начали издавать сигналы. Он сам не заметил, как движение перед ним медленно, но верно, возобновилось. Моргнув пару раз, прогоняя сладкую дымку, последовал за остальными автомобилями. Подъезжая к мосту, парень уже не боялся держать нормальную скорость. Пробки не было и теперь он рассекал на своей машине холодный ветер, гонимый от воды. Сквозь приоткрытое окно задувал влажный воздух, окутывая водителя прохладой. Дрожа от весеннего бриза, Чон мечтал поскорее оказаться в своей тёплой постели. И если бы не манящий свет, исходящий откуда-то сбоку, так бы и ехал дальше, не сводя взгляда с дороги. Вдоль мостовой, чуть пританцовывая под всё ещё льющимся дождём, шла девушка. Короткие локоны, прилипшие к лицу от влаги, закрывали её взгляд от парня, теперь неотрывно смотрящего на незнакомку. Казалось, она в бреду и может даже пьяном угаре, шагает босая по тротуару в тонком белом платье. Не замечая, как сбавил скорость до минимума, Хосок ещё сильнее пожирал взглядом остановившуюся и размытую фигуру. Вдруг понимание того, что сейчас может произойти, сорвало крышу и он готов был остановиться прямо посреди дороги, рискуя создать аварийную ситуацию. Но совладав с собой, Чон прибавил газу и промчался мимо девушки, теперь повёрнутой к перилам, за которыми была лишь пропасть. Миновав мост, Хосок оставил машину в неположенном месте. Почему-то внезапно стало плевать на все штрафы и нарушения, хотелось лишь бежать вперёд по мостовой, кажущейся бесконечно длинной, бескрайней. И он спешил сквозь проливной дождь к той, которую даже не знал. Завидев наконец расплывчатый силуэт, парень прибавил скорости. Девушка уже стояла на перекладине, держась ладонями за холодное железо. А после, оторвав руки от перил, развела их в разные стороны, словно они были её крыльями. Хосок видел, как незнакомка подставила лицо под поток дождя, устремив взор к небу, будто прощаясь с этим миром, и, не думая ни секунды, подбежал к ненормальной впритык, обхватывая чужую талию. Не удержавшись на мокром асфальте, парень с ношей повалился на землю, сам ударяясь о твёрдое, а девушку всё так же прижимая близко к себе. Не сразу же придя в себя, оба лежали на дороге, закрыв глаза и дрожа от холодного дождя. Первым отозвался Чон: застонав от боли, он попытался встать, не выпуская при этом незнакомку из объятий. Она же, словно в прострации, во все глаза смотрела на внезапно появившегося парня. Взгляд был полон удивления и непонимания, граничащим с неподдельным интересом. Абсурдность этой ситуации, казалось, веселила её, выражаясь в появившейся ямочке на левой щеке. Встретившись с такими пронзительными глазами, Хосок буквально застыл, но увидев чуть ниже весёлую улыбку, вдруг почувствовал непонятную злость. Вскочив на ноги, он грубо поднял девушку за собой.       — Эй, ненормальная, для тебя всё это шутки, что ли? — он тряс её за плечи, будто стараясь привести в чувства, хотя нуждался в этом сам. — Суицид — дело последнее.       — Но я не собиралась умирать, — вдруг звонкий смех ударил по чужому слуху, даря наконец ту трезвость, о которой парень мечтал, — я просто гуляла под дождём, наполняясь его энергией. Это не запрещено законом.       — Но, ты же стояла на краю... — теперь настало его время удивлённо хлопать широко распахнутыми глазами, — и руки расставила в разные стороны, будто готовясь к прыжку...       — Какой вздор, о боже! — тёмные короткие волосы, промокшие насквозь, теперь уже обрамляли милое личико незнакомки, показывая Хосоку обворожительную улыбку, всё с той же ямочкой на левой щеке. Но губы девушки дрожали, а лицо было бледнее мела: казалось, у неё жар и она вот-вот потеряет сознание.       — Ладно, не хотела умирать, — обеспокоено разглядывая чудачку, парень по-прежнему держал её за талию, — но всё же глупо и опрометчиво разгуливать в такую погоду совсем легко одетой и без зонта. И твоя обувь... Почему босиком? Не успела незнакомка ответить, как тело обмякло в чужих руках. Многозначительный взгляд перед этим и парень вновь сбился с толку. Успев подхватить дрожащее и совсем ослабленное тельце, он поднял её на руки и понёс до машины, под нескончаемым проливным дождём. С его стороны тоже было глупо не взять с собой зонта. Но так хотелось успеть к девушке, которую даже не знал. Отчего-то боялся, переживал за чужого человека. И совершенно позабыв о доводах рассудка, бросился в неизвестность. Чон не нашёл лучшего решения, чем отвезти эту девушку к себе. При ней не было ничего, даже телефона, с помощью которого он мог позвонить родственникам. Легко одетая, да ещё и босая, она лежала на задних сидениях его автомобиля. Через зеркало заднего вида Хосок наблюдал за незнакомкой, дрожащей от жара и лихорадки. Хотелось согреть.

***

Проснувшись утром в чужой постели, чудачка обнаружила парня, сидящего на полу подле кровати и держащего её хрупкую ладонь. Дождавшись пробуждения Хосока, она широко улыбнулась ему и заявила:       — Я стану твоим солнцем и буду освещать твой путь. Непонятно откуда взявшаяся, свалилась на чужую голову, предвещая одни беды. Сумасшедшая, ненормальная, сумасбродная: прилипла к парню после того дня словно жвачка. Ей некуда было идти, и он оставил беднягу в доме, лишая себя всякого покоя. Подобно ребёнку, незнакомка творила в квартире беспорядок, сводила Хосока с ума, но уходить не собиралась. Можно было подумать, словно он хозяин, а она — его домашнее животное. Но на деле всё было иначе: сам Хосок попал в западню, став рабом в чужих руках. Хотелось избавиться от неё и в тоже время не отпускать, продолжая получать тепло и свет, исходившие от девушки. Она ворвалась так внезапно, сразу попадая в самое сердце: проникла под кожу, дымкой встала в чужих глазах. Везде была эта ненормальная, в каждой вещи, в каждом его вздохе. И он не сопротивлялся. Продолжал вдыхать её аромат, запоминая каждый аккорд и ноту. Позволил девушке пустить свои цепкие корни в его душе. А в конце потонул в чужом омуте, где впервые зацвели бутоны любви.