Rei

— Чертовы люди! — раздраженно выпалил молодой человек, судорожно печатая на своем ноутбуке. — Их не трогаешь — им плохо, трогаешь — тоже плохо! Вашу ж мать! Рядом с ним на полу сидела молодая девушка, не подававшая признаков жизни. Ее взгляд был стеклянным и устремлен куда-то в пустоту. И время от времени она вся мерцала. Парень взглянул на нее, и расстроился еще больше. Ему и так приходится нелегко, так еще донимают всякие социальные службы, бюро и прочее. Особенно БОБ. — Чертова Сивилла! — с досадой произнес он, прекратив печатать, и закрыл руками лицо. — Сначала не одобрила наш брак, потом ее расстреляли на улице, а теперь и вовсе убивают то, над чем я трудился несколько месяцев! Негодование в нем росло, казалось, с каждой секундой, а затем, когда возмущения и злость достигли своего апогея, тот и не заметил, как начал рыдать. Почти как мальчишка, только сдавленно. Он мог сдержать вопли, всхлипы, но не слезы. Да и прятать их смысла уже не было. Вокруг ведь никого. Остался один, как перст. В чужой стране… — Сережа? — вдруг окликает его теплый и нежный голосок. Парень поднял голову и осмотрелся. Сначала он не понял, откуда шел звук, но затем, встретившись глазами с той, которая только что сидела рядом безжизненная, с трудом осознал, что это она позвала его. — Лиза? Ты… жива? — опускаясь к ней на пол, отрывисто произнес молодой человек. — Господи, что произошло? — обеспокоено спросила она, и бросилась к нему. — Почему ты плачешь? Сергей ощутил легкое, даже невесомое прикосновение к щеке, плечу и груди. Затем мысленно поразился: — Она будто реальная. Но такая… невесомая, что ли… бесплотная, словно призрак… хотя, она и при жизни была такой. — Я… это… от счастья, — заикаясь, ответил парень. — В какой-то момент мне показалось, что потерял тебя… — Глупости, — посерьезнев, сказала Лиза, и принялась вытирать его лицо. — С какого это перепугу я должна уйти или исчезнуть? Уходят, когда плохо или настал конец. Или ты опять накручиваешь себя, будто мне лучше будет с другим? — Господи, че я сделал-то? — про себя подумал тот, поражаясь ее словам. — Я вроде даже ничего не успел изменить, а она дерзит прямо как… настоящая… или это я уже совсем того? Бюро Общественной Безопасности — Как же собраться? — подумав про себя, тяжко вздохнула девушка, усаживаясь за свое рабочее место. — Все в порядке? — не успела оглянуться, как в следующее мгновение напротив нее возник Гинодза на офисном стуле. — А? — инспектор вздрогнула от неожиданности, но затем выдавила из себя сдержанную улыбку. — Нет, ничего. Все нормально. — Что ни спросишь, то «все хорошо», «ничего страшного», — ухмыльнувшись, сказал Нобучика. — Сдается мне, что женщин неоправданно нарекли «слабым полом». С такими-то нервами, и чистым психопаспортом, как у тебя, я просто нервно курю в сторонке. — Вы просто много переживаете обо всем и обо всех, — сказала Аканэ с все той же сдержанной улыбкой, чем только обезоружила того. — В общем, смотри мне, — слабо улыбнувшись, только и сказал каратель, а после вернулся на свое рабочее место. — Как бы тут самой не рехнуться, — подумала девушка, когда осталась одна. — Проработать на должности инспектора почти 9 лет… как по мне, то он продержался очень долго. Затем инспектор предприняла попытку абстрагироваться от мыслей и переключиться на работу. Но удавалось с трудом. Может быть, если бы на ее рабочем столе стояло что-то, помимо компьютера и нескольких мониторов… к примеру, бонсай и кактус, как у Гинодзы; этажерка с лаками, духами и прочими женскими штучками, пачка с косметическими салфетками, набор для чаепития и «сундук» с помадами/тушью, как у Кунидзуки; кукла дарума, табличка с иероглифом, больше похожую на фигуру в сёги, и бутылки с алкоголем на любой вкус, как у покойного Масаоки; или же четыре пепельницы, песочные часы, банки с кофе и быстрорастворимой лапши, бутылка с чистой водой и склад блоков с сигаретам, как у бывшего сотрудника Когами… может, тогда бы ей легче было настроиться на рабочий лад? — Мне бы пепельница точно не помешала, да и парочку блоков сигарет… — промелькнуло в ее голове внезапно. — А из-за чего я вообще стала курить? Нервы сдают, или это всего лишь жалкая попытка приблизиться к сэмпаю, научиться думать, как он? — Черт! — глухо выругалась девушка, но, спохватившись, как бы никто не услышал, пару раз вдохнула-выдохнула, и после облокотилась локтями о стол, при этом спрятав лицо в ладонях. — Завязывай с этим, — в голове прозвучал голос Когами. — Меня уже не спасти. Ты пыталась, уверяю тебя, и в этом нет твоей вины. Просто я такой. Я больше не вернусь, и тебе не стоит беспокоиться обо мне более. Как и сказал Гинодза… — Если бы это было так легко, — тихо произнесла она самой себе. — Уже сама с собой разговариваешь? — спросил тот, казалось, совсем рядом; только это всего лишь казалось, так как все это у нее просто вошло в привычку. — Теперь больше не с кем, — так же тихо ответила Аканэ, и в этот момент к горлу подступил ком. Единственный близкий для нее человек погиб от рук негодяя, который преследовал самую ничтожную и, пожалуй, нелепую цель — окрасить психопаспорт Цунэмори в черный. Родители, хоть и живы, но так далеко… осталась совсем одна, да еще на должности, требующей от нее так много. А еще тайна, покрытая мраком. Тайна, которая известна только ей — то, как работает всеми хваленная и идеализированная система Сивилла, и что она из себя представляет. Затем поездка в Шамбалу, жертву Сивиллы, и неожиданная встреча с Когами. Вся жизнь буквально с ног на голову. Как ей жить с этим, пытаясь не слететь с катушек? — Ты не одна, — произнес голос мужчина, да так, что ее передернуло. Инспектор оглянулась по сторонам, но никого не было рядом. А тут как раз подоспела Кунидзука. — Поступил вызов, — коротко пояснила девушка. — Преступность не дремлет, да? — пыталась пошутить Аканэ, но каратель и глазом не моргнула в ответ на это, и ей пришлось оставить эту затею. — Откуда поступил вызов? — Из бедного района Токио, Санъя, — ответила та, и в этот момент Гинодза покинул свое рабочее место и подошел к девушкам послушать. — Сканеры засекли повышенный уровень стресса у прохожего. Но, похоже, ему абсолютно все равно, что с ним будет дальше. — Смогли распознать? — наконец, девушка настроилась на работу. — Сергей Кижаев, 25 лет. В его профайле также указано, что для простоты общения и жизни в Японии часто представлялся как Сэйто Сэцугай, — Кунидзука переслала файлы на коммуникатор инспектора, та в свою очередь быстро открыла их и просматривала по ходу рассказа коллеги. — За ним ничего такого нет, кроме одного. Недавно он пережил смерть невесты, Ридзы Харугавы, или же Елизавета Яровая. Тогда мы расследовали дело Камуя, помните случай, когда люди управляли дронами через игру? — Как такое забудешь? — отозвалась Цунэмори, тяжко вздохнув. — Так вот, во время такого обстрела, пули прошлись по ним, — сказала Кунидзука. — Парень отделался ранениями в ногу и плечо, а вот девушке не повезло. Она умерла у него на руках, вследствие чего его коэффициент преступности подскочил до отметки 120. — Естественно, от терапии он отказался? — выдержав короткую паузу, спросила Аканэ. — Да, уверял, что сам справится. Заперся у себя в квартире, ни с кем не выходит на контакт, и есть такие подозрения, что он готовится покончить с собой, — продолжила каратель. — Бедняга… — сочувствующе произнесла девушка и заметно взгрустнула. Она все еще смотрела полученные файлы, но не могла оторвать глаз от фото. С него на нее смотрел парень, худощавого телосложения и европейской, нетипичной внешности для Японии. У него были короткие взъерошенные волосы темно-русого цвета, большие серо-голубые глаза, но их взгляд был тяжелым, полным боли, грусти, отчаяния и равнодушия одновременно. Казалось даже, он будто в душу смотрит и видит все абсолютно. Девушка то отводила глаза, то опять смотрела на него, но без понятия зачем. — Цунэмори-сан? — голубые глаза коллеги тут же насторожились, тонкие брови сдвинулись, но на бледном лице и мускул не дрогнул. — Хотела бы я так уметь, как она, — про себя подумала Аканэ, переведя взгляд на Кунидзуку. — Ни за что не догадаешься, что у нее там творится в голове. А у меня же все прямо на лице написано… — Надо бы съездить, проверить, — заключила инспектор после недолгой паузы. — Я еду с тобой, — тут же вызвался Гинодза. — В смысле? Вообще-то мы все поедем, — встряла Симоцуки, появившаяся, словно из ниоткуда. — Вдруг случится непредвиденное! — Думаю, пока не стоит. Даже если парень совершил самоубийство, то вряд ли он сможет чем-то угрожать, — высказала свое мнение инспектор, что лишь обескуражило девушку. — Мы всего лишь проверим, а вам лучше остаться — вдруг поступит что-то важное, чем это. Со мной поедет Гинодза-сан. Девушка от возмущения лишь открыла рот, и тут же закрыла, не найдя подходящих слов. Гинодза же молчаливо последовал за Цунэмори, но можно было заметить, как на его лице появилась слабая победоносная улыбка, а затем быстро исчезла. Когда они вошли в лифт, и двери за ними захлопнулись, он краем глаза посмотрел на девушку и ухмыльнулся. Аканэ словно ощутила на себе его взгляд и повернула голову в его сторону: — Чему Вы улыбаетесь, Гинодза-сан? — Какая жизнь все-таки странная штука, — ответил он. — Совсем недавно я был таким же, как ты сейчас — сдержанный, собранный и зарыт в себе. А теперь на мне поставили крест, и оставили на попечение тебе. — Но, несмотря на это, Вы все еще переживаете за меня, — улыбнувшись, сказала она. — Что поделаешь, — пожал плечами каратель. — Видимо, я не из тех людей, которые работу ставят превыше жизни близких. — Вы имеете в виду Когами? — спросила инспектор. — Нет, не его, — ответил Гинодза, а Цунэмори не решилась спросить. Лифт остановился, и двери перед ними раскрылись. — Я поведу машину, если ты не против, — сразу сказал парень, как только они вышли из лифта и направились к служебному транспорту. — Не против, — сказала девушка, и поспешила за ним, как только тот прибавил шаг после получения одобрения. Заняв места, их машина покинула парковку Бюро и выехала на главную улицу. За окном был привычный Токио, которого заполонили технологии. Кругом пестрили цифровые вывески, по улицам блуждали дроны и голограммы. Вроде как все понемногу налаживается. Но только Аканэ было известно, что покой никогда не будет длиться вечность. И даже идеал не является тем, чем его принято считать. Люди никогда не будут довольны тем, что имеют. Им все время мало. Бесконечно требуют, критикуют, а затем отвергают. И даже Сивилла не сможет побороть это. Цунэмори отвела взгляд от бокового окна, и посмотрела вперед. Затем решила пересмотреть файлы, полученные от Кунидзуки. В деле было указанно, что у Сэцугая была невеста. Открыв на нее данные, она обнаружила, что та эмигрантка, как и ее избранник, вот только не из РФ, как ей показалось сначала, а из Украины. — Как странно… Что у русских, что у украинцев — имена одинаковые, и внешне они ничем не отличаются. Так почему же они враждуют? Это ведь все равно, что Япония будет воевать с Китаем и Кореей… Какие странные эти европейцы, — подумала про себя она. Аканэ посмотрела на фото усопшей. У нее были каштановые волосы, прямо как у самой Цунэмори, и глаза большие и карие. Даже рост и вес одинаковый. Единственная разница была в оттенке — у Ридзы что волосы, что глаза, были темнее Цунэмори, чуть ли не черные. Также в ее глазах она встретила то же, что и у Сэцугая — тяжесть, боль и печаль. — Видно, обоим тяжко пришлось, — промелькнуло в голове, и девушка выключила свой голобраслет. — Возможно, поэтому они уехали в Японию. — Как считаете, может ли человек, переживший смерть близкого, наложить на себя руки? — вдруг спросила она. — Сложно сказать, — отозвался Гинодза. — Скорее, он будет злиться на себя и на весь мир, сожалеть о том, чего не делал или сделал. Но чтобы пойти на суицид…? Это все равно дать себе обещание отомстить за смерть кого-то. Только в конце всего этого останется осознание реальности и пустота, которую не унять и ничем не заполнить. Человека все равно уже не вернуть, ничего не изменить, а жизнь продолжается… — До чего же правдиво сказано… — соглашаясь с ним, сказала Аканэ, и не заметила, как по щеке покатилась крохотная слеза. Парень машинально обернулся и сразу заметил это, но ему пришлось снова уставиться на дорогу, потому что сидел за рулем. Какое-то мгновение он терялся, хотя догадывался, что вызвало у нее такую реакцию. В прошлом, будучи сам инспектором, тот прекрасно понимал, как тяготит эта должность, особенно — шеф. Также Гинодза из-за своей работы лишился отца, как Цунэмори — бабушки. И мысленно он задал тот же вопрос, что и она в начале рабочего дня — как тут не рехнуться? — Цунэмори-сан, у Вас что-то блестит на щеке, — только и додумался сказать парень, и стал ждать реакции. — Что? — словно очнувшись, произнесла Аканэ, и, проведя по щекам, обнаружила, что одна из них стала мокрой. Затем она задумалась — с чего вдруг он с ней на «Вы», и вместо того, чтобы просто сказать «не ной», что в принципе было бы в его духе, выдал «на щеке что-то блестит». Девушка не выдержала и засмеялась. Гинодза снова взглянул на нее: — Что такое? — Чего ты со мной на «Вы»? — поинтересовалась она. — А, так мы уже на «ты»? — решил подколоть он. — Ой, — опомнилась та, затем засмеялся сам парень, и понеслась. — Ладно, — успокоился Гинодза, и его примеру последовала Цунэмори. — Сам ведь говорил не сближаться с карателями. Тебе нужно беречь себя. Но я помогу, чем смогу. Она посмотрела на него. Взгляд его был устремлен на дорогу, лицо теперь было серьезное и непроницательное, словно несколько секунд назад никто не смеялся. Почти открылся, даже показалось, что приоткрылась дверца между нею и им, но он тут же ее закрыл. От страха. Как и в те времена, когда был инспектором и контролировал ее — прятался за маской равнодушия, временами проявляя резкость и скрывая свою истинную сущность. А ведь девушка помнит, что говорил ей покойный Масаока про него.… Вспомнив о нем, Аканэ про себя отметила, что Гинодза даже раздает советы прямо как его покойный отец, помимо того, что стал одеваться так же, как он, да и внешнее сходство очень заметно. И девушка не смогла сдержаться, чтобы не сказать ему об этом: — Ты очень похож на своего отца. — Ну и упрямица, — улыбнулся Гинодза, и вдруг ощутил себя бессильным против нее. Санъя, Токио Когда они прибыли на место и поднялись к квартире Сэцугая, то не услышали тишину, которая должна бы быть, будь там человек, покончивший с собой. Наоборот же, оттуда слышался женский голос, который говорил не на японском. — Сэцугай-сан? — решила подать голос Аканэ. — Бюро Общественной Безопасности. К нам… — А, это вы? — вяло отозвался высокий и довольно резкий мужской голос. — Заходите. Дверь не заперта. Инспектор и каратель переглянулись между собой и, приготовив на всякий случай доминаторы, осторожно вошли. Квартира была обставлена просто, без излишеств, отчего казалась несколько убогой. По маленькому узкому коридору, они вышли к гостиной, откуда горел тусклый голубоватый свет. Войдя, они представились и начали объяснять причину своего визита. Не встретив никакого сопротивления или чего-то подобного, к чему работники БОБ уже привычны, они увидели следующее. В комнате было темно, но даже сквозь темноту можно было различить простенький синий диван, рядом с которым стоял письменный стол с закрытым ноутбуком и маленьким телевизором. Чуть дальше, словно прячась за нагромождением на столе, на полу сидел парень, на которого пришла ориентировка, а напротив него — его покойная невеста. Прямо один в один. Как живая. Но откуда шел слабоватый голубой свет, ни каратель, ни инспектор так и не поняли. — Это кто? — спросила Цунэмори, явно опешившая, и держа на прицеле доминатора незнакомку. — Опустите оружие, — попросил тот, видя, как его подруга начинает недоумевать, и принялся лихорадочно объяснять. — Не пугайте ее, пожалуйста. Это моя жена — Ридза Сэцугай. — Жена? — инспектор совсем перестала понимать, что происходит. — Но она же… Тут подала голос девушка. Она заговорила с парнем на своем языке с явным волнением. Он что-то быстро ответил ей, а затем поднялся и вывел инспектора и карателя в коридор. — Пожалуйста, не пугайте ее. Я очень много времени потратил, чтобы все наладить, — в полголоса заговорил парень, и они убрали доминаторы. — Вы сказали, что это Ридза, Ваша жена? — решил уточнить Гинодза. — Но ведь она… — Только не говорите ей, что она мертва! — тут же пресёк его тот. — Тогда все полетит к чертям! Она просто заглючит, и мне придется опять переписывать программу… — Погодите, она что — голограмма? — инспектора аж осенило, на что парень умолк, а после и вовсе помрачнел. — Она не совсем голограмма, — через время ответил Сэцугай. — Больше программа — симулятор живого человека, если можно так сказать. — Но если ей сказать, что ее уже нет в живых, а сама она не человек, то она выйдет из строя? — поинтересовался Гинодза. — А как бы Вы реагировали, если бы Вам сказали, что Вы подделка и вообще…? — с неким негодованием выпалил парень. — Но зачем? — оборвала его Аканэ. — Вы понимаете, что из-за этого Ваш коэффициент преступности подскочил? — Цунэмори… — осторожно обратился к ней каратель, давая понять, чтобы она смягчилась. — А Вы сами-то знаете, какого это — потерять дорогого человека? — вдруг спросил тот, от чего девушка в тот час умолкла. — Человека, который принимал тебя такого, как есть, был опорой, движущей силой и путеводной звездой… да что там — всем. А когда его вдруг не стало, будто почва ушла из-под ног, и ты остался один на один со всем этим дерьмом… словно мир переложил свой груз на твои плечи. К глазам резко подступили слезы, а затем брызнули, и Аканэ, растерявшись, отвернулась от молодого человека, а затем и вовсе отошла. Она понимала, о чем он говорил, ведь сама же потеряла бабушку, которую очень любила. Даже больше собственных родителей, как бы странно это не прозвучало. — Вижу, что Вам знакомо это, — резко ответил Сэцугай. — Тогда зачем осуждаете? Я ведь не вышел на улицу и не стал убивать всех, кто под руку подадутся. Можно сказать, добровольно изолировал общество от себя. А мог пуститься во все тяжкие, потому что меня капец как бесит этот мир без нее! — Прошу прощения, — обратился к нему Гинодза, и подошел к инспектору. — Дорогой, что произошло? — появилась в коридоре «жена» молодого человека. Карателя несколько удивило, что она вдруг заговорила по-японски, и он даже обернулся на ее голос, но затем переключился на тихо плачущую Цунэмори. — Не волнуйся, я разберусь, — голос Сэцугая почти мгновенно поменялся с ее появлением, а затем он заговорил с ней на ее родном языке заботливо и тихо. — Успокойся, — Гинодза не знал, что говорить и как себя вести в ситуации, в коей оказался, но понимал, что вовсе ничего не делать вообще не вариант. — Его в принципе можно понять. Это ведь как у ребенка отобрать игрушку… — Дорогой сердцу человек — не игрушка, — сдавленно произнесла Аканэ. — А любимый тем более… Услышав это, карателя отчего-то смяло. Он прекрасно понимал, что она имела в виду, но глядя на нее, постепенно смысл этих слов начинал искажаться. — Значит ли это, что она все еще цепляется за Когами? — подумал про себя Гинодза, и его начала брать злость на своего друга и бывшего напарника. — А я что, ревную? Что за глупости? Но Цунэмори все еще тихонько обливалась слезами. А ему так не хотелось, чтобы она плакала. Опять. И, приблизившись к ней, привлек к себе. А затем опустилась тишина. Аканэ притихла, но сопротивляться не думала. Волнение и неуверенность в нем начали расти, и тут тишину оборвал, как гром среди ясного неба, комментарий парня: — Думал, ни за что не догадается. Уже хотел подсказать. — Слышь, а сам как? — прыснув, отозвалась девушка. — Или уже забыл? — Помню, помню, — сказал тот то ли серьезно, то ли шутя. — Вон увидел, как все выглядело на самом деле. — А сейчас смешно, да? — продолжала та, чем рассмешила не только его, но и инспектора Цунэмори. Карателю же было вовсе не смешно, и это было видно по его лицу. — Она хотя бы с него не смеется, как ты смеялась с меня, — сказал парень. — Неужели у меня такая же недовольная мина была? — Эй, я сейчас в кого-то из доминатора пальну, — вроде серьезно произнес Гинодза, но когда его легонько толкнула Аканэ, дал понять, что шутит. — А ты бы как реагировал на «кароче… такое дело… тут это… ааа, мля! почему в фильмах все это так легко и красиво выходит?», — дразня любимого, сказала девушка. — Согласен, это печально, — с серьезным лицом произнес тот, а потом, когда «жена» его слегка толкнула в бок, засмеялся. Цунэмори смотрела на них, и почему-то радостью начало наполняться ее сердце. Эта их словесная перепалка выставляла обоих детьми, но взгляды говорили о другом. — Они выживали вместе. И он привык к этому. Ему легче было выносить трудности и прочее, когда с ним была она. А сейчас, когда стал латентным, а весь мир словно обернулся против него, девушка нужна ему как воздух. Вот только это все, что от нее осталось… — подумала про себя девушка и помрачнела. — И кто мы такие, чтобы осуждать его? Мы живем совсем другой жизнью, полагаясь на Сивиллу, и даже не слышали об выживании… Ей стало жалко парня. И в ней проснулось желание хоть как-то помочь ему… Гинодза, проверяя, успокоилась ли инспектор или нет, заметил этот странноватый взгляд, который сначала был радостный, а затем сменился печалью. И без лишних слов он понял, почему. Примерно тоже самое он ощутил, посмотрев на молодых, но ему как раз не понаслышке известно, что такое трудности. Внезапно задребезжал голобраслет инспектора, и, услышав это, каратель сразу отпустил ее, хотя сам ещё не совсем осознавал того, что произошло. Она была совсем рядом… так близко… некогда бывшая моя подопечная, а теперь у нее на попечении я… Господи, почему я себя так странно чувствую, подумал он, пытаясь разобраться. Да и на какой-то момент забылись все, но БОБ все же о них помнит и ждёт. Особенно Симоцуки. — Цунэмори слушает, — ответила она, когда перед ней из браслета спроецировался небольшой цифровой экран с фото молодой коллеги. — У Вас там все в порядке? — спросила девушка. — Просто я тут начала уже переживать. Говорили, что поедете, проверите, а новостей от Вас до сих пор никаких. Вот решила позвонить. — Не переживайте, Симоцуки-сан. Все хорошо, — с лёгкой улыбкой сказала та. — Проверили, Сэцугай-сан жив. Довольно безобидный парень, сейчас стоит рядом с нами. — Рада это слышать. Что ж, раз уж он жив, его необходимо доставить к нам в участок, — сказала коллега. — Каким бы безобидным не был, он уже считается латентным преступником, и его нужно изолировать от общества. — Да, конечно, понимаю, — с грустью ответила Аканэ. — Скоро будем. Поговорим с ним. Он парень разумный, понимает, что сопротивление бесполезно, так что думаю, обойдёмся без парализаторов. После отключилась, и она готова была поклясться, что после ее слов Симоцуки сейчас наверняка негодует. — Не все так просто, да? — вдруг обратился к ней Сэцугай, а затем с досадной улыбкой добавил. — Если гора не идет к Магомеду, значит Магомед идет к ней. — Мне очень жаль, но мы вынуждены забрать Вас в участок, — искренне произнесла инспектор. — Если отпустим без каких-либо доказательств, то в БОБ это расценят как предательство, и тогда мы ничем не сможем Вам помочь. А так у нас еще есть шансы. — Ты действительно хочешь ему помочь? — поинтересовался каратель, хотя зная ее, понимал, что именно это она и собирается сделать. — Просто мне кажется, что не стоит спешить с вынесением вердикта, — ответила Цунэмори. — Нам нужно все обсудить, но, к сожалению, не здесь. — Чертова Сивилла! — выругнулся парень, а затем, когда его любимая припала к нему, спросил. — Я могу ее с собой взять? — Вряд ли. Охрана все изымает при обыске, а в камерах ведется видеонаблюдение. — ответил Гинодза. — Даже это? — тот показал им свой браслет на левой руке, который чем-то напоминал смарт-часы или даже голобраслет. — Я смогу позвонить с него своей жене в случае чего…? Каратель и инспектор переглянулись, и догадались, что, возможно, голограмма проецируется с браслета, так как именно он излучал тот самый загадочный голубоватый свет. Они бы, возможно, еще задали пару вопросов касательно того, как работает его программа-симулятор, но вспомнили о просьбе Сэцугая не делать этого, да и время поджимало. — Трудно сказать. Разве что если Вы отдадите его мне или инспектору, а мы потом будем его выдавать на допросах или встречах, — сказал Гинодза. — Но не факт, что его у нас не заберут. Знаете, в свете недавних событий, под подозрением теперь все, даже часы. — Как же так, Сережа? Я элементарно связаться с тобой не смогу? — заговорила девушка. — Не расстраивайся, малыш. Это на время, но я что-нибудь придумаю, — говорил тот, обняв ее. — Ты же ничего плохого не сделал? — спросила она. — Нет, просто вышло недоразумение, и это вынужденная мера, — уверял ее он, но девушке легче от этого не становилось. — Все будет хорошо, Лиз. Слышишь? Мы обязательно снова будем вместе. Затем пара заговорила на своем родном языке, немного поспорили, а после девушка послушно развернулась в сторону дивана и легла на него. Парень приземлился на полу возле нее, погладил по голове, лицу, что-то приговаривая при этом. После, когда она закрыла глаза, тот коснулся экрана своего браслета, и девушка исчезла. Сразу начала ощущаться пустота, будто не хватает чего-то важного. И тогда Аканэ поняла, зачем Сэцугай создал голограмму своей покойной невесты. Есть люди, которые заполняют собою все, хотят ли они того или нет. Видимо, к их числу и относилась его возлюбленная. — Браслет я сниму уже в участке, — сказал парень, поднимаясь. — Разумеется, — ответил Гинодза, и сопроводил его к выходу. Всю дорогу до участка Сэцугай не проронил ни слова. Сидел, как мышь, то смотря в окно автомобиля, то себе под ноги. Цунэмори пару раз оборачивалась в его сторону, а потом смотрела на Гинодзу, будто бы искала поддержки. Но все, что он мог сказать по этому поводу, было: — Мне тоже не нравится вся эта ситуация, но нам нужно следовать инструкции и подчиняться правилам, иначе сама знаешь… — Чер… — хотела было произнести Аканэ, но ее перебил каратель. — Согласен, но не говори этого вслух, — сказал он. — Это может повлиять на твой психопаспорт. — Бедный Нобучика, — про себя подумала инспектор, и почему-то улыбнулась. — Переживает за всех, кому плевать на себя. Когда они прибыли в БОБ, то, как и говорил Гинодза, задержанный тут же подвергся обыску. Дроны ничего не нашли у Сэцугая, кроме браслета, и попросили снять. Тот снял его и отдал Гинодзе, со словами «чтобы не испортить психопаспорт Цунэмори-сан». Гинодза лишь улыбнулся и пообещал сохранить его детище. Затем они отвели парня в изолятор, и обещали наведаться к нему после того, как уладят остальные формальности в офисе. — Ну, наконец-то! — воскликнула Симоцуки, встретившись с ними у лифта. Она была в сопровождении своей команды, и кратко пояснила, что их послали на задание. Лично от шефа. Цунэмори ответила на это лишь доброй улыбкой, и пожелала им удачи. Та же в свою очередь поинтересовалась, как у них обстоят дела, на что Аканэ сказала, что парня по ориентировке привезли, осталось лишь заполнить отчет. На этом они и разошлись. — Что будем делать с парнем? — спросил Гинодза, когда двери лифта закрылись, и тот начал подниматься вверх. — По идее, он должен теперь сидеть в изоляторе и проходить терапию, — сказала Цунэмори. — Но она ему уже вряд ли поможет. — Он бы мог быть полезным, — сказал тот. — А нам как раз не хватает рабочих рук. — Предлагаешь сделать его карателем? — поняла девушка, о чем говорил напарник. — А больше никак мы ему не поможем, — сказал он. — Так у него будет хотя бы ментальная свобода, и на его программу шеф, возможно, закроет глаза. Цунэмори едва не открыла рот. Гинодза и раньше поддерживал ее во многом, пусть, даже если думал иначе. Но то, что он сказал, звучало как план, и инспектор поймала себя на мысли, что именно так бы сделала, как говорит он. — Он уже читает меня как книгу, — подумала Аканэ. — А еще говорит, что не может понять, изменилась ли я или нет. — Тогда в отчете надо будет это указать и ждать, что скажет Касэй, — затем сказала она и с улыбкой добавила. — Спасибо тебе, Нобучика, что всегда поддерживаешь меня. У того аж глаза округлились, ведь кроме покойного отца, больше никто не называл его по имени. Но почему-то ему было приятно. Вернее, ему понравилось, как звучит его имя из ее уст. От этого он заметно покраснел и даже не знал, что ответить. — Всегда, пожалуйста… — хоть и Гинодза выглядел практически невозмутимым, он понимал, что с какого-то момента их отношения уже начали выходить за рамки рабочих, а тем более — дружеских; механизм уже запущен и его вряд ли остановить. — Аканэ… Она посмотрела на него. Их глаза встретились. Девушка улыбнулась ему, а щеки ее покрылись румянцем. Это заставило парня улыбнуться в ответ, а затем от смущения он повернул голову прямо и опустил. И тут опять завизжал инспекторский голобраслет. — Шеф звонит? — удивилась Цунэмори. — Может, что-то важное? — Гинодза был удивлен не меньше нее. — Ответь, наверное. — Цунэмори слушает, — ответила Аканэ. — Зайди ко мне в кабинет, я хотела бы с тобой поговорить, — послышался голос шефа из голобраслета. — Отчет сделаешь позже. — Поняла, — сказала девушка и отключилась. — Может, это и к лучшему, — высказал свое мнение каратель. — Расскажешь про Сэцугая и про то, что он бы нам очень даже пригодился. — Не знаю даже, — засомневалась инспектор. — Всегда, когда она вызывает меня к себе, я чувствую напряжение, будто иду на встречу с самим Дьяволом. — Как я тебя понимаю, — горько улыбнулся Гинодза. После звонка Касэй Цунэмори вдруг стало не по себе. Сам кабинет ее не внушал ничего хорошего. Такое же мрачное и унылое помещение, как и их офис. Но это ее сейчас совсем не волновало. Она подозревала, что говорить с ней будут о парне, которого они доставили в БОБ. И действительно, как только она вошла, шеф сразу заговорила о Сэцугае. — Как Вам известно, он эмигрировал вместе со своей покойной девушкой з Украины, — говорила та. — И раньше оттуда люди, можно сказать, бежали, а сейчас там ситуация печальней некуда. — Насколько мне известно, они собирались пожениться. И, как разумные люди, они вероятно задумывались о том, в какой среде будут жить сами, а потом — их дети, — высказала свою мысль инспектор. — Решили, что здесь будет безопаснее как для них, так и их будущего потомства. — Разумно, — усмехнулась шеф. — Но разговор не об этом. Вы ведь в курсе, что он сделал голограмму своей усопшей возлюбленной? — Откуда Вы… — пораженно спросила Аканэ, — знаете? Я еще даже не успела сделать отчет… — Это не так важно. Дело в следующем. Слушайте внимательно, — сказала женщина. Далее она поведала о том, что девушка Сэцугая была асимптоматичной, и Сивилла хотела заполучить ее, но не было подходящего момента. — Хотите сказать, что обстрел гражданских дело рук Сивиллы, не Камуя? Вы все это подстроили? — опешивши, спросила Цунэмори. — Нет, насколько Вы помните, Сивилла предпочла не вмешиваться в городские беспорядки, и предоставила все решать БОБ, — ответила Касэй. — Но было поручено одному из наших агентов изъять труп девушки Сэцугая из морга и доставить в наш исследовательский центр. Его не нашли. Догадайтесь, куда он пропал? — Его забрал Сэцугай? — предположила девушка. — Но когда мы были в его квартире, никакого запаха или чего-то такого не было. — Ну, он парень не глупый. Труп у себя в квартире держать не станет. Мы выяснили, что он воспользовался своими связями, чтобы раздобыть лабораторию для каких-то экспериментов. Очевидцы отметили, что с ним была огромная тяжелая сумка, а когда он уходил, то она была пустая, а в руках у него был небольшой металлический контейнер, — продолжила женщина. — Получается, что для создания голограммы Ридзы, ему потребовалась сама Ридза, и когда оцифровка была завершена, он кремировал тело, а потом заперся в своей квартире и трудился над ее образом. Он-то нам и нужен. — Так это что получается тогда? — какое-то мгновение Аканэ не знала, что и говорить, а затем буря негодования и возмущения начали стремительно вырываться наружу. — Вы следили за ними? И просто ждали, когда бедная девушка умрет, зная, что парниша моментально слетит с катушек и фактически изымет саму ее сущность? А затем мы приведем его сюда, и Вы знали, что он не оставит свое детище и возьмёт с собой, а мы его конфискуем? Господи, да как так можно?! Это уже переходит все границы! — Я понимаю Ваше негодование, Цунэмори-сан, но мы делаем это для общего блага и, прежде всего, блага общества, — спокойно заговорила Касэй. — Нет, не понимаете! — воскликнула та, а затем осознала ещё кое-что. — Теперь мне стало ясно, почему Сэйто (или же Сергей) не удивился, когда мы пришли. Дверь даже не была заперта, будто он ждал нас. Он знал, что мы придем. Я вполне уверена, что Вы даже пытались повлиять на него, давили… — Украинцы, как и русские, народ очень несговорчивый, упрямый и недоверчивый. Сейчас, конечно, нация подпортилась, но все ещё имеются «экземпляры», чей дух невозможно сломать. Они будут терпеть из последних сил, но ни за что не предадут самих себя, особенно близких, — сказала шеф. — Да, мы пытались воздействовать. Сначала на саму Ридзу (или же Лизу). Ее способность понимать людей, чувствовать и буквально считывать их по одному взгляду, а также гибкость и приспособление фактически к каждому из них, значительно бы улучшила Сивиллу, а измерения психопаспорта стали бы в разы точнее. Что уже говорить о том, что мы смогли бы более точно измерить психопаспорта асимптоматиков. Но, к сожалению, она ничего не хотела слышать. У нее были свои убеждения, а все мысли были заняты любимым и планами о будущем. — И правильно сделала, что не послушала! — резко отозвалась Цунэмори. — Она имела право прожить жизнь так, как сама считала нужным! Особенно, если рядом достойный человек! — Вы так говорите, потому что сами одиноки, или же это опять Ваша жажда правосудия? — вдруг спросила женщина, и инспектор тут же заткнулась. — В общем, я посвятила Вас в наши планы. Наша цель — детище Кижаева. Вы запросто можете отказаться, но мы в любом случае получим желаемое. Естественно, что у Вас есть время на размышления, а оно Вам необходимо, Цунэмори-сан. После разговора с шефом Аканэ всю трясло от негодования и, поддавшись неистовому желанию провалиться сквозь землю, покинула штаб БОБ. Никого не предупредив, даже Гинодзу… Мимолетный порыв занес ее на кладбище на самой окраине Токио. Оно разительно отличалось от кладбища в здании БОБ, которое больше напоминало склеп. Участок земли без изгороди, на котором возвышались мраморные плиты. Найдя среди них могилу своей бабушки, девушка внезапно ощутила пустоту, которая каким-то образом переплеталась с жгучей болью утраты и одиночества. Ей никуда не хотелось более идти, даже к родителям. А дома никто не ждёт, так что без разницы, подумала Аканэ про себя. — Ну, здравствуй, Обаа-чан, — тихо произнесла она, ощущая, как горлу подкатывает ком, а затем опустилась на колени. — Прости, что не приходила… Я… боялась что ли… Я раньше не рассказывала о своих проблемах, потому что не хотела, чтобы ты переживала… Вероятно, если я о них молчала, значит были силы терпеть. Но теперь… Мне так тебя не хватает, дорогая моя… — и по щекам потекли слезы. — Ты меня очень баловала, и любила… и я только сейчас осознала, как сильно я тебя люблю… все бы отдала, чтобы снова увидеть тебя, услышать твой голос, обнять… и все бы было хорошо, зная, что ты поможешь, направишь, успокоишь… Я совсем запуталась, уже и не знаю, как быть… И девушка принялась рассказывать обо всем. Казалось бы, уже поздно откровенничать, потому что Обаа-чан больше нет в живых. Но именно это ей и надо было. Так легче… Неудержимый словесный поток вырывался из нее, и все, о чем она молчала, теперь было произнесено вслух. Конечно же, больше всего она говорила об эмигранте из Украины, которого они сегодня задержали. Аканэ хотела помочь ему, потому что понимала, ему сейчас приходится нелегко. Но после того, что поведала ей ее шеф, просто терялась. Получалось, что хочет она того или нет, но так или иначе парня ждет предательство, даже если он станет карателем в БОБ. — Бедный парень, совсем один в чужой стране… так мало того, что пока его девушка была жива, ее хотели отобрать у него, так и сейчас Сивилла жаждет заполучить ее, уже голографичную… — говорила Цунэмори. — Как странно получается-то… С теми, к кому душа тянется, быть не получается, потому что всегда находится масса причин и людей, у которых свои планы на ваш счет. Даже я из-за своей работы не могу быть с тем, с кем хочу… Когами хоть и не осуждал меня, но до чего же он непредсказуемый и ненадежный. Мы понимали друг друга практически без слов, но я всегда переживала за него, боялась, что он переступит черту. Теперь же за меня беспокоится Нобучика. Впрочем, он и раньше переживал… Пусть он и кажется равнодушным, твердым и даже резким, на самом деле это добрый и сострадательный человек. Все время пытается защитить меня… даже от самого себя… А какая разница-то, потемнеет мой психопаспорт или нет? Я уже стала как Когами. — Нет, — вдруг отозвалось сзади. — Ты не Когами. Девушка почувствовала волнение. Она узнала голос, который обратился к ней, но никак не ожидала, что он окажется здесь, а тем более — услышит все, о чем тут говорила. Инспектор обернулась и увидела в нескольких метрах от себя высокого молодого мужчину в коричневом тренче, одетого поверх темного костюма с белой рубашкой и темным галстуком. — Все слышал? — усмехнувшись, спросила Аканэ, на что Гинодза виновато улыбнулся. — Не пойми неправильно. Я посчитал, что нехорошо вмешиваться и перебивать, когда человек изливает душу, потому стоял в сторонке молча и ждал, — сказал он, подходя к ней. — Как ты понял, что я здесь? — снова спросила девушка. — Интуиция, — ответил парень и посмеялся со своих слов. — Раньше, когда еще был инспектором, я был склонен полагаться лишь на факты и аргументы, никогда не прислушивался к ней. А сейчас понимаю, что зря — помогает… да и, будучи на твоём месте, наверняка бы тоже сюда рванул… — Жизнь… она такая нелёгкая… — с трудом произнесла та, пытаясь не разреветься окончательно. — Согласен. С этим не по… — начал было говорить каратель, а затем прервался, увидев, как Цунэмори прикрыла ладонями лицо и заплакала, пытаясь сдерживаться, — споришь… Верно, парни не любят, когда девушки плачут, потому что те теряются и, не зная что делать, начинают впадать в панику. Но прошлый раз его чему-то да научил — когда их обнимаешь, то они довольно быстро успокаиваются. — Девушки такими беспомощными становятся (прямо как дети), когда плачут, и ищут защиты и успокоения в объятиях парня. Видимо, так они чувствуют себя в безопасности, и набираются храбрости, — подумал тот про себя. — Когда же парню, чтобы успокоиться и прийти в себя, нужно, чтоб все его оставили в покое… По крайней мере, я знаю, что она мне доверяет, тем более не «Гинодза-сан» уже называет, а по имени… Каратель только приблизился к ней, как девушка сама бросилась к нему. — Я так устала… от всего этого, — начала причитать она, срываясь на плач, а парень медленно, но уверенно сгреб ее в объятья. — Стараешься изо всех сил… из кожи вон лезешь, чтобы сделать все правильно… по совести… а в итоге… — Мне это знакомо, — тихо произнес Гинодза, и подбородком коснулся ее головы. — Правда, когда я еще был инспектором, у меня и в мыслях не было перечить Касэй, даже если я был не согласен. Но все же… в этой работе мало чего приятного, его даже нет. А пришел сюда так же, как и ты — наивно полагая, что буду вершить правосудие. Куда там… но то, что ты только что рассказала, оказывается куда интереснее… сколько ж я не знал… — И хорошо, что не знал, — вдруг сказала Цунэмори и, начав понемногу успокаиваться, обняла его тихонько двумя руками, — На тебя и так слишком много всего давило, да еще я со своим мнением, взглядами… — Нет, ты умница, — коротко посмеявшись, сказал затем он, и голос его заметно смягчился. — Ты сильная, раз такое вынесла, да еще продолжаешь бороться… но ничего, я буду помогать тебе и защищать. На это я теперь только и гожусь. — Неправда, сэмпай. У тебя еще есть огромный опыт, — возразила девушка. — Но не в обращении с девушками, — смутившись, сказал парень. — Ничего страшного в этом нет, — сказала та. — Научишься, даже очень быстро. Этой фразой Аканэ рассмешила его окончательно. Она подняла на него свои заплаканные очи и, увидев улыбку на его лице, невольно улыбнулась сама. — И почему только ему не нравилось его лицо, в особенности глаза? — подумала про себя девушка. — Они красивые, даже очень… как-нибудь я скажу ему это. Он внезапно поднял правую руку, и принялся вытирать слезы с ее лица, а левая протезная рука все еще оставалась на спине Цунэмори. Она не противилась, даже замерла, и, казалось, задержала дыхание. Гинодзу, конечно, радовало, что пока он не встречает сопротивления или отказа, но в то же время его пугала такая кротость и покорность. Его это даже начало наталкивать на мысль, что, возможно, девушка просто боится обидеть его. — Что с тобой, Аканэ? — решить спросить он, потому что чувствовал, что не понимает ничего. — О, а вот и самое время, — подумала про себя та, и затем произнесла вслух. — У тебя красивые глаза. И лицо, особенно, когда ты улыбаешься. Он покраснел и опустил глаза. Она высвободила свою руку и нежно положила на его лицо. Парень посмотрел на нее, сначала удивлённо, но спустя какое-то мгновение начал кое-что осознавать. В самом начале он смотрел на нее, как на ребенка, но время шло, она начала меняться и очень быстро повзрослела. Гинодза все пытался понять ее — сначала через отца, потом сам. Но только сейчас он увидел, что перед ним не просто приставленный к нему инспектор, но прежде всего женщина. Искренняя, добрая, отзывчивая, самоотверженная… а ее некому защитить, даже некому выплакаться. Совсем одна — в точности, как задержанными ими Сэцугай. В точности, как ты… сам себе сказал каратель. Ты можешь её защитить, направить… иначе тебя бы здесь не было. Девушка наблюдала, как его зеленые глаза начали наполняться решимостью, и как расстояние между ними становилось все меньше и меньше. Нобучика слегка коснулся ее губ своими, а затем чуть отдалился, посмотрев в глаза Аканэ. Ее руки обвили его шею. Его правая рука легла ей на талию, и, прижав ее к себе еще сильнее, он припал к ее губам. Посреди нарастающего желания, забытья и душевного подъема начал прокрадываться страх, что что-то здесь не так. Это неправильно. И это ощущение вмиг наполнило парня. Он прервал поцелуй, зачинщиком котором был сам, и на который Аканэ даже не успела ответить. Произошедшее же вызвало в душе девушки такой переворот, что она перестала вообще что-либо понимать. — Не могу, — с досадой сказал он и отдалился немного. — Я не должен этого делать… я ведь каратель… — Но ведь я люблю тебя, — неожиданно возникло в голове девушки, и она даже чуть не произнесла это вслух, отчего парень, выжидая, посмотрел на нее… однако, не стала. Аканэ осознавала, что ей, как и ему, нужно время. Если его останавливает статус «латентного преступника» и то, что он может негативно повлиять на девушку, то самой ей мешает разве что работа и совсем немного возраст. Она понимала, что еще очень молода, и могла наверняка спутать любовь с влюбленностью, а потому хотела сделать выбор осознанно. В чем Цунэмори была твердо уверена, так это в том, что Гинодза неравнодушен ей, и она бы не хотела забыть о том, что произошло здесь, на кладбище. — Все хорошо, — тихим нежным голоском произнесла она. — Позже это обсудим. Парень слегка свел брови, затем прищурился, а потом, вспомнив, какой упрямой она может быть, улыбнулся и сдался. — Надо вернуться в БОБ, сделать отчет и поговорить с Сэцугаем, — вспомнив, сказала Аканэ. — Мне это нужно, чтобы сделать окончательное решение, и придумать, как помочь парню. — Как скажешь, — ответил Гинодза и собирался отпустить Цунэмори, но, все еще ощущая ее руки у себя на шее, решил спросить. — Что-то ещ… Не дав ему договорить, она поцеловала его в губы, а затем отдалилась, убрав руки с шеи и положив ладони на его грудь. Глаза его округлились от глубокого удивления, и он еще пару секунд пребывал в таком состоянии. — Теперь все, — улыбнувшись, произнесла девушка. — Идем. Она двинулась с места и направилась к выходу с кладбища, парень же все еще не мог выйти из ступора. А когда понял, что его ждут, собрался с мыслями и догнал девушку. Бюро Общественной Безопасности — О! Раз уж Вы пришли, дайте мне «Литий», пожалуйста, — сказал Сэцугай, нервно расхаживая по изолятору, как только Гинодза и Цунэмори вошли. — А то меня уже трясет. — Чего? — не поняла инспектор. — Какой «Литий»? И чего Вы нервничаете? Вам разве не прописали препараты? — Простите меня за то, что скажу сейчас, но эти ваши препараты мне до жопы, — ответил тот, что Гинодза аж прыснул. — Вижу, напарник Ваш меня очень хорошо понимает. — Естественно, ведь просто так бы меня не перевели бы в каратели, — сказал тот, отчего брови молодого человека округлились. — А лития, к сожалению, у нас нет. — А, я ведь не сказал. «Литий», это браслет, который я Вам отдал, — пояснил парень. — Браслет с программой? — удивился каратель. — Он называется «Литий»? Разве он не должен носить имя Вашей возлюбленной? Сэцугай тут же изменился на лице. Нервозность и беспокойство сменились меланхолией, граничащей с апатией. И это в свою очередь вызвало тревогу у Цунэмори. Она жестом дала понять Гинодзе, чтобы тот достал браслет и вручил ему, а сама приземлилась на стул возле стола. Он, немного поразмыслив, все же вытащил его из внутреннего кармана пиджака и положил на стол. — Знакома ли вам песня Evanescence «Lithium»? — неспешно присаживаясь на стул напротив Аканэ, спросил молодой человек. — Разве это не песня Nirvana? — тут же задал встречный вопрос Гинодза. — Нет, — ответила инспектор. — Песни разве что схожи в названии, но по содержанию отличаются. В песне Nirvana рассказывается о парне, которого бросила девушка, затем друзья, и он решает найти Бога, прежде чем покончить с собой. В песне Evanescence лирическим героем выступает сама певица, она переживает разрыв с парнем, так и говоря «не хочу замыкаться в себе, и не хочу забывать, как это — жить без тебя», «я хочу продолжать любить свою печаль, но также я хочу ее отпустить». — Да, именно так, — слегка пораженный, сказал Сэцугай, и аккуратно взял в руку браслет. — Не ожидал, — тихо произнес каратель, не меньше пораженный. — Так почему «Литий»? — поинтересовалась девушка. — Она, — начал он, указывая на свое детище, — мое лекарство, моя Богиня. При жизни я не относился к ней так, как должен был. А теперь, когда ее не стало… мне очень плохо и больно… Я не только осознал, что значит жизнь без нее, но и то, как виноват перед ней. — Виноват? — спросила та. И парень начал свой рассказ о том, как познакомился с Ридзой. Вспоминая, он даже вслух высказал свое мнение, что до сих пор для него остается загадкой то, как вообще сошлись, ведь они, если так посудить, совсем разные. Работали вместе, но их обязанности несколько разнились. Даже образование — он IT-программист, она — филолог германских языков. Отношения у них были натянутые и чисто рабочие, но ему нравилось находиться рядом с ней. Потом ее перевели в другой отдел, а спустя пару месяцев ушел сам Сэйто. Какое-то время он не вылазил из дому, сидел без работы, затем занялся фрилансом, а чуть позже они встретились вновь. Позвонил ему друг с прежней работы, звал попить пиво вместе, говоря, что с ним полно «наших». Сэйто лень было куда-то идти, но вдруг что-то внутри отозвалось, твердило, чтобы шел. И он последовал зову. Какого ж было его удивление, когда он там увидел Ридзу… На работе у них толком не было возможности пообщаться, и, увидев ее снова, он подумывал о том, как бы сделать так, чтоб они остались наедине, и чтоб это не выглядело подозрительным. Судьба словно услышала его, и все само собой устроилось. Девушка посреди всеобщего веселья решила удалиться на улицу, сославшись на жар и легкое недомогание из-за подхваченного на работе гриппа. Через минуту поднялся он сам под предлогом покурить. Ну, а потом все пошло как по маслу. Ему удалось ее разговорить и узнать многое о ней. После этого он словил себя на мысли, что хотел бы видеться с ней чаще и предложил встречаться — она ему нравилась, да и сам уже устал от одиночества. Девушка согласилась, и как позже она рассказывала ему: — Я долго никого не подпускала к себе. Просто не вызывали доверия у меня те парни, которые подкатывали ко мне. И если им удавалось приблизиться, то они тут же переставали меня интересовать. А вот ты другой. Не только покорил, но и подарил желание жить. Их отношения хоть и были спокойными, размеренными, но все же развивались очень быстро. И также быстро он начал к ней привыкать, постепенно приходя к мысли, что такая девушка, как Ридза, его полностью устраивает. Они начинают вместе жить, затем переезжают в Японию, после — парень делает ей предложение. Девушка соглашается, даже несмотря на то, что Сивилла не одобрила их союз. — Так, а в чем, собственно, заключается Ваша вина? — решил спросить Гинодза, когда парень умолк. — Я ведь ей так ни разу и не сказал, что люблю ее. А она умерла, так и не узнав об этом, понимаете? — ответил тот. — Это у вас такое в порядке вещей, у нас же подобное расценивается как «значит, не любит». Я не знаю, я… сколько себя помню, сказать просто «люблю» для меня было всегда невыносимо тяжело. Как только мне говорили подобное, у меня будто язык проглатывался, мозг опустошался моментально, а внутри только и возникало чувство, что нужно сказать тоже самое в ответ. Но ведь это выглядело бы, как ложь, сранная вежливость, и наверняка оскорбило бы чувства говорящего… поэтому мне легче было в таких случаях просто промолчать или выдавить из себя «угу» в ответ. — Я думаю, что поступки человека, его поведение говорят сами за себя, и куда больше, нежели слова, — сказала Аканэ, тем самым думая поддержать парня. — А то, что вы встречались, и даже жили вместе, строили планы на будущее, уже говорит о чем-то. — Ридза тоже так считала, — подметил он, а затем продолжил, но уже запинаясь и с неким усердием. — И сама редко говорила о любви… Но все же, даже тогда, когда она умирала у меня на руках, сказала… «ai shite iru wa Serugei»… а я тупо не смог. Расплакался, как маленький ребенок, а когда очухался, она уже не дышала… Только тогда до меня дошло… когда ее не стало… Смерть ее меня сломала. С каждым прожитым днем я все сильнее ощущал ее отсутствие… боль усиливалась же с каждым воспоминанием, а затем осознанием, как сильно я люблю ее… Она говорила, чтобы я продолжал жить, но я не понимал как… Я не мог поверить, что все наши планы рухнули… и что я так и не расскажу ей о том, как сильно… люблю ее. Постепенно я докатился до точки не возврата — начал думать о самоубийстве, а затем даже готовиться к нему. — Вот почему его коэффициент преступности подскочил, — вдруг отозвался каратель. — Свидетель смерти, плюс суицидальные мысли, затем подготовка… ещё сегодня был отмечен повышенный уровень стресса. Что сегодня произошло? Решили покончить с собой? — Нет, я отказался от этой идеи, когда меня внезапно посетила мысль создать симулятор живого человека… вернее, копию Ридзы, — сказал Сэйто, даже казалось, он все же взял себя в руки. — Я подумал, что так мне будет легче пережить ее смерть, а также наверстаю упущенное… да, она всего лишь программа, не живой человек. Но я всё же кое-что умею… Мне в этом помогли бывшие коллеги по работе, предоставили лабораторию, оборудование, даже немного поучаствовали в оцифровке данных ее ДНК и мозга, кодировке и прочем… Так что Ридза наполовину живая, только бестелесная, словно призрак, дух… Ах, Вы спрашивали, что произошло сегодня! Все это время, пока был траур (да и после него), меня донимали всякие бюро, социальные службы, и так сказать «добрые люди». Их визиты я ещё как-то переносил, но вот сегодня, когда они увидели мою Ридзу и сказали, что она мертва, та зависла, а потом и вовсе перестала работать. Меня это так взбесило, что я готов был их убить. Просто пустили коту под хвост все старания и труды нескольких месяцев, не недель даже… Когда они ушли, я взялся чинить ее. Все перепробовал, чтобы вернуть её к жизни, но она все так же висла. И в момент, когда я совсем отчаялся, она вдруг пришла в себя… то есть, заработала. И начала такое выдавать, что я перестал понимать, кто передо мной… Только представьте, сначала отчитала меня по полной, а потом послала в супермаркет за продуктами. — И тут-то сканеры Вас засекли… Даже не знаю, так можно потихоньку сойти с ума… перестать понимать, что реально, а что — нет… — задумался Гинодза, — да и… как же, прошу прощения, мужская физиология? — Нобучика! — окликнула его Аканэ, при этом покраснев и смутившись, отчего Сэцугай по-доброму улыбнулся, а тот лишь ухмыльнулся. — Ваши вопросы очень даже понятны и справедливы, но я знал, на что иду, — ответил парень, подумав. — Мне уже все равно, что со мной будет. Я не вижу смысла дальше жить. Но с новой Ридзой, перерожденной, возможно, протяну очень долго. Если от этого мой психопаспорт не потемнеет, и Сивилла не приговорит меня к казни… — Зачем же Вы так, Сэцугай-сан? — инспектор даже всплакнула, услышав это. — Вы ещё молоды, чтоб так говорить… я понимаю Ваши чувства, ведь как Вы верно заметили ранее, мне знакома боль утраты родного человека… но раз уж Вы все ещё ходите по этой земле, значит живите. Все, что не убивает нас — делает сильнее. — Ну и кому теперь я нужен с зашкаливающим коэффициентом преступности? — ухмыльнувшись, подметил тот. — Меня ж теперь никуда не возьмут, мне прямая дорога на тот свет или же на помойку. — БОБ как раз такие люди нужны, — вставил Гинодза, отчего молодой человек на мгновение потерял дар речи. Затем заговорила Цунэмори. Она сказала, что он может присоединиться к БОБ в качестве карателя, так как он уже латентный, к тому же владеет навыками программирования и созданием голограмм. Парень сначала скептически отнёсся к данному предложению, а затем, подумав немного, попросил дать время на обдумывание. — Конечно, сколько Вам будет угодно, — сказала Аканэ напоследок и встала, чтобы покинуть изолятор. — Можно ещё попросить…? — вслед ей сказал Сэйто. — Не могли бы Вы мне оставить «Литий» хотя бы на день? — Ах да, точно… — вспомнив о браслете, проговорила инспектор, но затем, окинув его взглядом, она вспомнила слова Касэй о том, что так или иначе они получат Ридзу, и ее снова накрыла грусть. — Он Ваш, и Вы можете его забрать. — Серьезно? — переспросил тот, не веря тому, что услышал. — Но ведь… — Я возьму Вас под свой надзор и позабочусь о том, чтобы никто не посмел его отнять у Вас, — Аканэ прозвучала твердо и даже немного устрашающе. — Берегите его, и себя тоже. — Спасибо… — пораженно ответил тот, и Цунэмори вместе с Гинодзой покинули изолятор. Девушка, как и обещала, уведомила офис БОБ, что берет парня под свое попечение, и категорически запретила кому-либо без ее ведома приближаться к нему. В своем отчете она также указала это, и еще просила рассмотреть его кандидатуру на место карателя в ее команду, аргументировав это тем, что Гинодзе в любом случае нужен напарник. Отправив его вместе с ответом Гинодзы шефу, Аканэ с диким страхом начала готовиться к тому, что та может незамедлительно вызвать ее к себе. Но, прождав около часа, а затем посмотрев на часы и поняв, что рабочий день вот-вот закончится, с неким облегчением вздохнула и принялась собираться домой. Офис, темный и состоящий в основном из компьютеров, множества мониторов да пары пустующих рабочих столов, начал потихоньку освобождаться. Но почему-то она даже не торопилась покинуть его. Девушка метнула взгляд на рабочее место Гинодзы, и мысленно обрадовалась, что тот ещё оставался на месте. Он собирался не спеша, словно оттягивал время. И в момент, когда Цунэмори подошла к нему, он сразу повернулся к ней всем телом. Она поняла, что скорее всего тот ждал ее и хотел о чем-то поговорить, но не найдясь, что сказать, парень смущённо хмыкнул, а девушка устало улыбнулась. — Устала? — заметил он, забыв про свою смущенность и неловкость момента. — Ну, есть такое дело, — тихо ответила та. — Тогда поехали домо… — сорвалось с его уст, но опомнившись, тут же поправил себя. — В смысле, я тебя проведу… домой. — Тогда идем? — улыбаясь, сказала Аканэ и не спеша пошагала вперёд. Полпути они практически прошли молча, но затем заговорил Гинодза. — Нам нужно поговорить, — начал он, взвешивая каждое слово. — Обо всем. Да, это можно было сделать и раньше, но я бы не хотел, чтобы нас кто-то услышал. — Понимаю. Тогда зайдём ко мне? — предложила Цунэмори, на что тот молча кивнул. Когда они прибыли к месту и вошли в маленькую квартирку девушки, она предложила ему чаю. — Не откажусь, спасибо, — сказал каратель и изучающе осмотрел помещение. — Здесь ничего не изменилось. — Можно, конечно, прибегнуть к голографическому интерьеру, но так мне даже спокойней, — сказала Аканэ. Квартира действительно не изменилась. Она выглядела все так же, как и на время работы над делом Камуя Кирито. Про себя Гинодза окрестил его «WC?», от What Color. Тем не менее, это было жилье настоящего детектива. Ничего лишнего, только все самое необходимое, за исключением пары блоков сигарет в комнате Аканэ. Осмотрев ее квартиру, Гинодза пришел к ней на кухню, где его ждал уже готовый чай. Он заговорил о Сэцугае, догадываясь, что его судьба не давала ей покоя весь рабочий день. Девушка же рассказала, что обещанное ею почти выполнено, но вот как выкручиваться дальше она ещё в душе не представляла. — Мне придется согласиться на сотрудничество с Сивиллой. Опять, — продолжала она, пока тот пил чай. — Но оно будет проходить только на моих условиях. А кроме того, что я указала в отчете, больше ничего не придумала. Словно это все, на что я способна. В голове промелькнула мысль о том, что было бы неплохо закурить, но вспомнив, что сигареты в комнате, лишь тяжко вздохнула. — Как он любит свою… хотя, мне ли судить, — вдруг сказала инспектор. — Я даже не знаю, что это такое… но, глядя на него, я поняла, что он нуждается в ней и ему тяжело без нее жить. Вот только любовь ли это? Может, это зависимость? — Ну, люди обычно не разграничивают дела сердечные, — ухмыльнувшись, сказал Гинодза. — Его поступок — безумие и даже некое проявление эгоизма, — рассуждая, сказала девушка. — Но он чувствует свою вину перед ней, и это одна из причин, по которой, можно так сказать, ее воскресил, — сказал парень. — Он мог бы запросто сделать ее клона, но не стал. Все это имеет для него значение… ему неважно, как она будет выглядеть — клон или голограмма, — лишь бы это была та, которую он знает… Говоря это, Нобучика вдруг посмотрел на Аканэ, а она смотрела на него. Затем он опустил глаза, а девушка, подумав над его словами, кое-что поняла. — Хотя нет, знаю, — выдала она, и Гинодза вопросительно посмотрел на нее. — Если бы у меня были возможность и необходимые знания, чтобы вернуть мою бабушку, я бы тоже прибегла к созданию чего-то подобного… Затем Цунэмори вдруг умолкла, и из-за стола поднялся Гинодза. Она стояла в нескольких шагах от него, опершись поясницей о подоконник. Он подошёл к ней, и та аж выровнялась. Парень взял ее руки в свои и, улыбнувшись, поразился тому, насколько они меньше его рук. — Это дело меня тоже начало менять, — признался он. — Я начал задумываться о том, о чем раньше и не приходилось думать. И стал по-другому смотреть на людей, которые меня окружают… Аканэ хотела что-то ему сказать, но Нобучика замотал головой, и она решила подождать. — Мне стоило тогда прислушаться к отцу, когда он был ещё жив, а я был инспектором, — продолжил тот. — А сейчас ради твоего благополучия мне надо держаться подальше от тебя… Она высвободила свои руки из его и сложила их у него на груди. — Не мы неправильные, это система, в которой мы живем, неправильна, — сказала девушка, глядя ему в глаза. — И я не хочу, чтобы из-за Сивиллы ты считал себя ничтожеством. Да если бы не ты, я бы не стала той, какая сейчас…! И я не хочу, чтобы ты отдалялся от меня… Слова ее придали ему немного решительности, но он не был настолько молод и дерзок, как она, чтобы так откровенно забить болт на навязанный Сивиллой уклад жизни. Хотя, ему все это порядком надоело. Из-за Сивиллы разрушилась его семья, а он терпел нападки одноклассников и вырос с уймой комплексов и вечной паранойей. Тогда какого черта? Гинодза обвил хрупкое тело Цунэмори своими руками, а затем прижал к себе. Ощутив его тепло, она почувствовала, что тает, и именно этого ей не хватало, кажется, всю жизнь. — Будь по-твоему, — он сдался, но ему это даже очень нравилось. — Но я буду следить за твоим психопаспортом и стараться не запятнать его. — Просто будь со мной, — она спряталась в его объятиях. — Этого мне будет достаточно… Через пару часов… Перед глазами была кромешная тьма и ничего больше. Но она не пугала, вообще не вызывала каких-либо чувств. Хотя нет, все же было — покой, смешанный с неким недоумением. Невесомость. Онемение. Что-то, чего нет, но все же оно есть. Без конца и края. Всеобъемлюще, но само по себе полое и бездонное. Что это? Казалось, так будет длиться вечно. Вокруг ничего, так спокойно, а ко всему этому ещё добавилось ощущение тепла. Так хорошо… но так ли прекрасна эта вечность... спокойствие... пустота? И вдруг Аканэ открывает глаза. Первые несколько секунд она пытается осознать, что то был лишь сон, который по сути таковым и не был. В ее комнате тоже темно и тихо, и только слабый лунный свет едва освещал помещение. — Почему же я проснулась? — подумала про себя она. В ухо било тихое сердцебиение человека, его сильная рука лежала у нее на спине, а сама она упирается в его сильное стройное тело. Девушка начала вспоминать, с кем приходила сюда, о чем разговаривали, и что было потом… Он все же поцеловал ее, а затем нахлынувшая страсть вскружила ему голову. Она таяла от его прикосновений, поцелуев, но ей даже не было страшно, потому что рядом был Он. Надёжный, сильный, оберегающий, и совсем не холодный, каким хотел казаться. Девушка приподняла голову и посмотрела на мужчину, который спал рядом. Лицо его было спокойное, черные волосы слегка растрепались, а грудь размеренно вздымалась и опускалась. — Нобучика, — тихо произнесла Аканэ и нежно провела рукой по его щеке. — Если и быть с кем-то, то только с достойным человеком, так ведь? — про себя подумала она. — Тогда, пожалуй, других мне и не надо… Кажется, теперь я понимаю Сергея… Действительно, достаточно, чтобы любимый человек просто был рядом. Если не целую вечность, то хоть иногда, можно даже совсем недолго… важно быть твердо уверенной, что именно в этом человеке нельзя сомневаться. Девушка убрала руку с его лица, но не могла оторвать от него глаз. Нежность, неизвестная ей ранее, накрывала ее волнами, ей хотелось расцеловать его всего, лежать так, как сейчас, бесконечно долго, обнявшись. Она поцеловала мужчину в грудь, а он сквозь сон повернулся на бок лицом к ней и сгреб ее. — Да, ты прав, надо спать. Но интересно, что тот делает сейчас? — она снова мысленно вернулась к парню, которого взялась защищать, и какое-то чувство радости за то, что они вернули ему его детище, начало переполнять ее. — Спит или воркует со своей любимой? В это время в изоляторе… Парень лежал на койке и, задумавшись, сверлил взглядом потолок. Рядом с ним расположилась его голографичная девушка. Ее голова покоилась у него на груди, и хотя она была цифровая, но явственно ощущалась, словно настоящая. Он даже чувствовал ткань ее лёгкого беленького платья у себя под рукой. Парень был несказанно рад тому, что ему разрешили оставить его детище у себя. Но ему претила мысль, что придется присоединиться к БОБ в качестве карателя. Он все еще помнил прессинг, моральное давление со стороны Сивиллы, будто это было совсем недавно, а не несколько месяцев назад. Самого парня мариновали не так сильно, как его возлюбленную. Но на какие только уловки, ухищрения не шла система, чтобы получить заветное «да». А после смерти Лизы — взялась за него. — Вот на кой-черт ей сдался я? — подумал Сергей и, сам того не замечая, нахмурился. — Какого все лезут в мою жизнь? Что всем вообще от меня надо? — Серёж? — позвала его девушка, словно почувствовала, что в душе он негодует. Парень приподнял голову и посмотрел на нее. — О чем задумался? — поинтересовалась она. Тот, ухмыльнувшись, тяжко вздохнул, и опустил голову на подушку. — Думу думаю… гадаю… — загадочно ответил он. — Ты шо, дедушка? — решила поддеть его Лиза, чем только рассмешила. — Да, ветеран… воевал, прошел Афган, Вьетнам, — продолжал тот, пока девушка не стукнула его кулачком по ребрам. — Алло, шо ты делаешь? Я ведь старый человек! — Петросян, — улыбнувшись, сказала она, а после заговорила уже серьезно. — Всегда уходишь от ответа. Будто я совсем маленькая, ничего не пойму… — Просто не хочу, чтобы ты этим забивала себе голову, — сам Сергей решил отбросить шутки в сторону, напомнив себе, для чего он ее «воскресил». — Я все время вспоминаю тот день, когда мы встретились после моего увольнения. Ты была такая измученная, да к тому же болела. Но с улыбкой говорила, что все хорошо, хотя я видел, что это неправда — все говорило за тебя. И тогда я решил, что избавлю тебя от этого, чтоб тебе стало легче и спокойнее. — Но когда от меня что-то утаивают или недоговаривают, от этого мне легче не становится. Наоборот, — сказала Лиза. — Просто я… — Привыкла за все отвечать, нести ответственность, знаю, — договорил за нее парень. — Но какой нормальный муж будет зря расстраивать свою жену? — Для меня важно знать все, — мягко произнесла она. — Я не буду вмешиваться, если ты уверен, что в этом нет надобности, но и взвалить все на тебя тоже не могу. Сергей вздохнул. Девушка была по-своему права. Но он не мог быть уверенным, что что-то из сказанного ним не спровоцирует у нее сбой, ведь без ноутбука он не сможет её «привести в чувства». И все же парень решил попробовать. Взвешивая буквально каждое слово, он поведал ей о том, что предложила ему инспектор БОБ, и поделился своими соображениями. Реакция Ридзы была неоднозначна. С одной стороны, она спокойно все выслушала и восприняла, с другой — девушка притихла, а затем погрустнела. — Лиз? — решил позвать ее парень, побаиваясь, что все произошло так, как он и думал. — Lithium, don’t want to lock me up inside Lithium, don’t want to forget how it feels without Lithium, I want to stay in love with my sorrow, Oh but God, I want to let it go… — в ответ тихонько запела она, а потом замолчала. Сергей не совсем понимал ее поведение. Девушка вроде как запрограммирована, но многое из того, что она делала или говорила, напоминало ему ту Лизу, которую он знал. — Глюк ли это? — подумал про себя парень. — Или она продолжает жить…? Сколько он помнил, та пела почти все время. Только дома, но он не запрещал ей. Ему даже нравилось слушать, как она поет и то, как звучал ее голос. А ей нравилось ощущение свободы, которое тот дарил, потому рядом с ним она не стеснялась себя, как это было раньше. — Удивительно то, как она повторяет прежнюю Лизу, — воспоминания и мысли переплелись друг с другом, но куда больше его пугало детище, которое он создал — оно начинало вводить его в заблуждение. — А могут ли данные ДНК и мозг человека зажить своей жизнью… обрести форму, душу? — Мне нравится Цунэмори-сан, — вдруг заговорила Лиза, и несмотря на то, что они говорили на родном языке, влияние проживания в Японии давало о себе знать. — Она действительно хочет помочь. Но даже она не сможет противостоять Сивилле. — Этой системе рано или поздно придет конец, — пробормотал парень. — Но если ее изменить… — То есть, взломать? — спросила девушка. — Только изнутри, — ответил тот. — Ты что, хочешь править Японией? — засмеялась она. — Нет, ты ею будешь править, — с улыбкой сказал он. — Нет, — Лиза вмиг посерьезнела. — Власть сводит людей с ума. Как и деньги. А я не хочу… — Но ведь мы могли бы построить лучший мир, — продолжал Сергей. — А потом бы его возненавидели так же, как сейчас Сивиллу, — сказала Лиза. — Но и если люди будут предоставлены сами себе, начнется хаос, анархия, беспорядки… Упаси Боже в это ввязываться, люди по своей сути — неблагодарные и (не побоюсь этого слова) твари. Им никогда не угодишь, им всегда мало, и каждый мнит себя таким умным… — Нет, я никогда не смогу найти кого-то, похожую на нее, — подумал про себя парень, выслушав девушку. — Только моя программа может абсолютно походить на нее… она даже мыслит, как прежняя Лиза… и Сивилла не получит ее. Только через мой труп! Он улыбнулся, а затем легонько потрепал ее по голове. — Так что мне сказать Цунэмори-сан? — после спросил Сергей. — Я даже не знаю, — ответила девушка. — Каратели больше всего подставляются и рискуют собственной жизнью, чем инспекторы. И я боюсь, как бы с тобой не случилось чего… — Да у меня по сути-то и выбора нет, — ухмыльнулся парень. — Она ведь буквально взяла меня под свою охрану! И тебя сюда привела… — Выбор всегда есть, — сказала девушка. — Только почему-то я вижу только один выход… — подумал про себя тот. — Как в том видео, где телефоны разговаривали друг с другом - «выбор есть всегда», «в окно»... Спустя несколько месяцев Погоня. Тучи над столицей густели, издавая оглушающий грохот, тем самым предупреждая, что вот-вот небо разразится сильным дождем. — Сэйто! — разнеслось по кварталу. — Куда ты бежишь? Он уже скрылся, наверное… — Ни фига! — выкрикнул парень. — От Франкенштейна еще никто просто так не уходил! Каратели свернули в переулок, но наткнувшись на решетку высотою в два метра, остановились, чтобы хоть немного перевести дыхание. Сразу за ней стоял огромный мусорный бак, а дальше простиралась маленькая улочка с многоэтажками по обе стороны. — Черт, я потерял Аканэ, — тяжело дыша, произнес Гинодза. — Стоило ее охранять, а не за мной бежать, — пробасил Сэйто. — Чтобы ты в очередной раз подверг себя погибели?! — воскликнул тот. — Да что со мной случится, — скривившись, сказал парень. — Если меня в своей стране не смогли убить, то что уже говорить о вашей Японии! Каратель ему хотел что-то сказать, но где-то рядом послышался шорох, и парни насторожились. — Я пошел, — тихо сказал Сэйто и, подойдя к решетке, начал ловко и быстро перебираться по ней. — Ты точно программист? — следуя за ним, спросил Гинодза. — Я думал, что это тихие, спокойные люди, которые сидят себе, да, как ты говоришь, пилят программки, пишут код… — Я психопат. Как и ты, в общем-то, — ответил парень, на что каратель хмыкнул, и в то время оба уже перебрались через решетку. — Не обижайся, но это правда. Чем больше ты со мной нянчишься, общаешься, тем темнее твой психопаспорт. — Все шутки шутишь? — ухмыльнулся тот, достав свой доминатор и принявшись прочесывать территорию. — Знаешь, как тебя величают в отделе? — молодой человек оперся о мусорный бак и, достав сигарету из кармана, сунул себе в рот. — «Игорь»… а, кстати, огоньку не найдется? — Господи, за что? — выдохнув, произнес Гинодза. — Понял, тогда посмотрю, нет ли здесь, — и склонился над мусорным баком. — Так, хватит дурака валя… — хотел того остановить каратель, но услышав звук от удара кулаком, а после заметив, как его напарник кого-то схватил и пытался удержать, поспешил на помощь. Человек, которого тот обнаружил, и был тем, которого они преследовали. Парни вытащили его из мусорного бака и направили на него свои доминаторы. Убегавший выглядел как типичный японец, да еще был мелковат по сравнению с Сэйто, что уже говорить о Гинодзе. — Ну что, Игорь, теперь ты доволен своим хозяином? — дразня, произнес парниша. — Я тебе сейчас врежу, — сквозь зубы сказал Гинодза. — Франкенштейн! — воскликнул преступник, как только среди карателей он завидел Сэцугая. — Мелкий воришка! — скопировал его парень. — Хорош паясничать уже, — холодно сказал Гинодза. — Звони Аканэ, спроси, где она, и скажи, что мы поймали Ноду Такайоши. — Ооо, когда ты так говоришь, меня аж в дрожь бросает, — снова пытался шутить Сэйто, но встретив предупреждающий взгляд карателя, решил оставить это дело. — Все, набираю Госпожу. Парень прикрыл лицо рукой и тяжело вздохнул. Но когда он услышал голос Цунэмори из голобраслета Сэйто, смягчился, даже немного расслабился. — Эй, Гино-сан, ты как, в порядке? — вдруг окликнул его Сэцугай. — Нервов на вас не напасешься, — пробурчал тот. — Что не день, так цирк на дроте. После задания Гинодза стоял у окна, наблюдая за тучами, из которых угрожающе гремело, и сверкали молнии. На нем была его рабочая одежда, за исключением темного пиджака, а галстук свободно свисал на шее. Особого дискомфорта он ему не доставлял, но минуту погодя парень все же снял его и положил сверху на пиджак, который покоился на спинке стула совсем рядом. Выглядел он уставшим и обеспокоенным. Кажется, Нобучика не переживал так, будучи ранее инспектором. Возможно, потому что он тогда не нес реальной ответственности сразу за двух человек. К нему подошли. Но он это понял лишь тогда, когда маленькие женские ручки обхватили его живот, небольшая женская грудь уперлась в его спину, а затем последовал нежный поцелуй между лопатками. Это была Аканэ. Он повернул голову в ее сторону и слабо улыбнулся. — Устал? — спросила девушка. — Есть немного, — ответил тот, и взял ее ладони в свои, — но это ничего. Я привык. — Нобучика… — вздохнула она, прижимаясь к нему. — Все взваливаешь на себя… — Могу себе позволить, как говорит Сэйто, — ухмыльнувшись, сказал парень, чем только рассмешил девушку. Нобучика повернулся к ней лицом, и привлек к себе. Она рукой потянулась к его волосам, которые были завязаны в хвостик, и сняла с них резинку. — Аканэ, — тот забрал у нее резинку, но девушка не дала ему снова собрать волосы, и надела ее ему на руку. — Господи, зачем? — Мне может так нравится, — озорно произнесла та. — Ладно, — он сдался и поцеловал ее. Каждый раз, когда Гинодза целовал ее, Цунэмори окатывала необъяснимая волна тепла и легкости. Будто за спиной вырастали такие огромные, роскошные крылья, и расправлялись, готовые поднять ее в воздух. Когда парень просто был рядом, она чувствовала себя в безопасности. Но стоило им разлучиться хоть на минуту, все ее тело тут же напрягалось, будто активируя режим боеготовности. Девушка понимала, что это жизнь и тут ничего не попишешь, но привыкнув к тому, что теперь у нее кто-то есть, немного паниковала, стоило ей остаться одной. С губ Нобучика переключился на ее лицо, а затем остановился и, прижав девушку к себе, коснулся подбородком ее головы. Казалось, ничего от жизни ему больше и не надо было. Просто вот так обнимать ее и никуда не отпускать. Оберегать от всего и всегда приходить на помощь, чтобы она больше не плакала и не чувствовала себя одинокой. — Бедный мой Нобучика, — тихо произнесла Аканэ, что вызвало на его лице улыбку. — Совсем себя не жалеешь… — Никогда не нравилось собственное имя, но мне нравится, когда его произносишь ты, — решил отвлечь ее тот. — Сэйто же нравится постоянно давать мне клички. — Каждый по-своему выражает свою любовь, — хихикнула девушка. — Ладно «Гино-сан», но «Игорь»! — вспоминая, парня даже пробирало на смех. — Еще утверждает, что весь отдел теперь меня так величает. — А кто же тогда я? — прозвучал вполне логичный вопрос. — «Госпожа»! — покраснев, ответил Гинодза, и Аканэ залилась смехом. — Мне одной кажется, что это звучит подозрительно? — краснея, сказала девушка. — Наш Франкенштейн разошелся не на шутку. — Да уж… у меня складывается впечатление, будто он наш с тобой ребенок, — задумавшись, вдруг сказал парень, на что Цунэмори улыбнулась, а затем тот моментально помрачнел, что в свою очередь опечалило ее. — И я переживаю за него… В комнате повисла тишина. Девушка смотрела на него, думая, расспросить или ободрить. Она знала, что почти на каждом задании Сэйто бросает вызов смерти. Несколько раз лицезрела это собственными глазами, но сколько бы Аканэ с ним не разговаривала об этом или пыталась выяснить, в чем же дело, все будто горохом об стенку. Раньше такие ситуации возникали из-за его неопытности и стремлению к независимости, сейчас же это начинает входить у него в привычку, и не одного Нобучику беспокоило это. — С каждой выходкой темнеет его психопаспорт, — продолжил тот. — У него даже появились замашки Камуя, начал интересоваться, какого он цвета. Поначалу я игнорировал его, но как-то он вывел меня из себя, и я направил на него доминатор. И вместо 120 счетчик показал 162. Когда я ему об этом сказал, что-то странное мелькнуло в его взгляде. Он осознал сказанное и был поражен, но в то же время, как мне показалось, равнодушен, в отчаянии… Теперь я все время задаюсь вопросом, правильно ли мы сделали, что взяли его в БОБ. — Неужели даже созданная им голограмма не помогает его? — тревожно произнесла Аканэ. — Он ведь говорил, что отказался от самоубийства… — Мне кажется, что не в ней дело, — сказал Нобучика. — А в нем самом… Он ведь добился своей цели — создал по образу и подобию голограмму своей теперь уже жены, и теперь живет с ней. Но что если он начал осознавать, что никакая программа не заменит ему живого человека, и мысли о суициде снова поселились в его голове? — О Боже… — подумав над его словами, девушка ужаснулась от того, к каким последствиям привело ее искреннее желание помочь. А также она поняла, что Сивилла предусмотрела подобный ход развития событий, а потому согласилась на выдвинутые ею условия. — Что же я наделала? — произнесла та, осознав свое очередное поражение. — Ты не виновата в этом. Мы все просто пешки этой чертовой системы. Все было просчитано, и мы вряд ли смогли бы выйти победителями, — утешающе сказал парень. — Сейчас главное не потерять паренька. — Ты прав, — сказала девушка, но на душе все равно было гадко, а затем она кое-что вспомнила. — А хотя… на днях мне звонила она — Ридза. — Что? — Гинодза поверить не мог тому, что услышал. — Но как? — Без понятия, — продолжила Цунэмори, — я тогда еще сама удивилась. Номер с антиопределителем, и я немного колебалась, стоит ли отвечать. Но все же ответила, и услышала знакомый женский голос. Она сначала убедилась, я ли с ней разговариваю, а потом уже представилась. — А зачем звонила? — спросил он. — Что хотела? — Она спрашивала за Сэйто, все ли в порядке на работе, я сказала, что все хорошо, и он справляется со своими обязанностями, естественно умолчав о многом, — ответила та. — А затем девушка мне сказала, что переживает за него — он делает вид, что все хорошо, и ведет себя как обычно, но она чувствует что-то неладное. Рассказала, что помнит, как он однажды вернулся со своего первого задания, и его трясло мелкой дрожью. Парень говорил, что впервые приблизился к смерти настолько близко, что на секунду ему показалось, будто время остановилось, а его словно не существовало: ни во времени, ни в пространстве, вообще нигде. Это был последний раз, когда он поделился своими переживаниями, а после этого стал замыкаться в себе. И теперь каждый раз, когда он идет на очередное задание, начинает трясти ее… но она не подает виду. — Интересно… — задумался парень и, отпустив девушку из объятий, заходил по комнате. — Может, она сканирует его состояние и определяет уровень угрозы? — Тогда почему она выражается как человек? — спросила Аканэ. — Потому что она симулятор человека, — изрек Нобучика. — Наверняка все это вшито в ней: ее повадки, привычки, манера речи и т.д. — А что если нет? — возразила девушка. — Что если она действительно ожила, обрела форму собственной души и продолжает жить, а мы все списываем на «программу»? Ведь даже Сэйто заметил, как она быстро пришла в себя, когда тот даже не успел переписать код. — «Призрак»? — Гинодзу словно осенило. — Но ведь это всего лишь легенда, типа страшилки, которая гуляет по столице! Такое вообще возможно? Раскат грома сотряс вечерний Токио, а затем обрушил на него массивный поток дождя. — Да чтоб тебя! — возмутился Сэйто, хотя произнесено это было с некой ленью. В то время, пока небо угрожающе гремело, он сидел на крыше БОБ и курил, прекрасно понимая, что в любой момент спустится дождь. Ему пришлось потушить сигарету, но уходить не спешил. Недокуренная сигарета в руках, капли дождя неистово били по голове, лицу, да и всему телу. Одежда моментально намокла, но парню было все равно. Он вдруг задумался, как докатился до такого, и с какого момента все пошло не так. И поймал себя на мысли, что если бы он не притащил Лизу в Японию, которой та так грезила, но в тоже время боялась, то ничего бы этого не было. Она была бы жива, и ему не пришлось бы делать с ней то, что сделал, и чем совсем не гордится. Они бы нормально поженились, а не так, как сейчас — сами себя провозгласили мужем и женой. И Лиза бы родила ему деток… все как у нормальных людей… — Лучше бы я послушал ее, — мысли одна за другой кололи, словно игла, а сердце сжималось, ныло. — Остались бы у себя на родине… нет. Мне не стоило вообще приближаться к ней. Все это из-за меня… если бы не я, ничего бы этого не было… да, мы не были бы вместе, но она хотя бы была жива, и мне бы не пришлось сделать с ней такое… Парень и не заметил, как с каждым таким обвинением на глаза наворачивались слезы, а затем брызнули, смешавшись с каплями дождя. — Лучше бы я сдох, а не она, — пробормотал Сергей. — Какого пули тогда попали в нее, а не в меня? Меня не должно быть здесь, но я даже на задании не могу просто сдохнуть! Какого хера я такой живучий?! Внезапно в его сознании промелькнул ее образ и тот самый день, который он до сих пор не может забыть. Она стояла в длинном коричневом пальто, бордовых леггинсах и черных замшевых сапогах, а поверх пальто вокруг шеи был повязан розовенький шарф в тонкую белую клеточку. Он, как обычно, встречал ее после работы, а затем они ходили в парк, а после — бродили по городу. Никто даже не подозревал, что именно в этот день дроны, патрулировавшие улицы столицы, внезапно начнут стрелять по мирным жителям. И когда множество дробей полетели, казалось, отовсюду, девушка, не растерявшись, собой заслонила парня, и приняла пули на себя. Он ничего не успел сделать, все произошло настолько быстро, что тот опомнился лишь, когда она повалила его на землю, и упала на него, истекая кровью. Сергей оттащил ее в ближайший переулок, и пытался остановить кровь. Но так как пули попали в спину и даже чуть ниже, было очевидно, что долго она не протянет. Перестрелка продолжалась, а злость и страх в парне росли в геометрической прогрессии. — Сука, мне б базуку в руки, и нахуй бы снес этих дронов! — он уже перестал выбирать выражения, так как не мог сидеть и ждать, когда все прекратится, а его девушка нуждается в немедленной помощи врачей. — Если узнаю, кто за этим стоит — убью суку! — Сереж… — слабо выговорила Лиза, а сама рукой потянулась к его плечу. Когда она коснулась его, он вдруг ощутил, что на левой стороне начало гореть, а через некоторое мгновение неприятно заныла от боли правая лодыжка. Видимо, попали по нему, когда он пытался укрыться вместе с девушкой. А, может, во время падения. — Забей. Тебе сейчас не надо говорить. Береги силы. Скоро все закончится и приедет «скорая»… — начал тараторить тот. — Ты только… обними меня… покрепче… — тихо попросила она, перебив его. Когда Лиза сказала это, Сергей тогда понял, что все… Внезапно его покинули силы возмущаться, злиться, даже бояться. Он знал, что беспомощен и рассчитывать не на что. И это осознание наполнило его болью, а затем парализовало. Но, несмотря на это, по просьбе девушки, парень прижал ее к себе, левой рукой прикрывая кровоточащую спину, а правой придерживал ее голову. — Saiai… — проговорила она. (*от автора - с яп. «любимый, дорогой») — Aisai… — прошептал он, целуя ее лицо, а затем припал к ее губам; в этот момент из его глаз брызнули слезы, некоторые из них даже попали на лицо девушки. (*от автора - с яп. «любимая») Она ответила на его поцелуй, и тут же остановилась, но не отдалялась. А потому Сергей немного отдалился сам. — Твои губы… такие… соленые… — сказала девушка. — Зачем? Зачем ты только… полезла под пули? — ему тяжело стало говорить от того, что подступил ком к горлу. — А как бы… ты поступил… на моем… месте? — риторически спросила та. — Господи… Малышка… — он уже чувствовал, как по лицу текут слезы. — Вас, мужчин… мало и… живете вы меньше… чем мы… женщины… — с трудом, но все же продолжала говорить девушка. — Если меня не… станет, то ничего… страшного. А ты живи, Сереженька… живи… — Тихо, тихо. Молчи. Тебе нельзя говорить… — парень пытался заставить ее молчать, но тщетно. — Если бы умер ты… я б не пережила… этого… а другие мне не… нужны. Поэтому… — она словно не слышала его. — «Другие не нужны»… Да что во мне такое, за что стоит себя погубить?! — из него вырвался плач. — Ты… сам… просто такой… какой есть… — говорила она, но сознание ее уже понемногу угасало, как и силы постепенно покидали ее. — Просто я… люблю тебя… Сережа… Так люблю что… дух захва… тывает… — Лиза… — парень чувствовал, что теряет ее, но не мог поверить, что так скоро. — Ai shite… iru wa … Serugei… — это были ее последние слова. (*от автора - яп. «я люблю тебя»; женщина обычно говорит мужчине «ai shite iru wa», когда мужчина говорит "ai shite iru yo"; Serugei (セルゲイ) - Сергей по-японски, записывается катаканой, как все иностранные имена) Вспомнив это, тот даже не понял, когда начал плакать. Подобное он не позволял себе, но когда боль овладевала им, а эмоции брали верх, тогда уже просто ничего не мог поделать с собой. Да, в тот день он ревел, как маленький ребенок, и когда все закончилось, приехала скорая, а затем и БОБ. Его едва оттянули от мертвой Лизы, а после вкололи ему лошадиную дозу снотворного. И потом, спустя время у него были приступы истерики, казалось, даже сильнее, чем тогда. А сейчас все иначе. Мало того, что он не смог со всем этим справиться, так еще сделал из умершей программу, которая, по сути, оттягивает его дни до самоубийства. С самого начала все это было самообманом, и нужно быть полным идиотом, чтобы поверить, что программа сможет заменить живого человека, осознал Сергей. Не программе я врал, боясь сломать ее или вывести из строя, а самому себе… Эйфория закончилась и наступила реальность. — Don’t you know we could be high or low You never fell beneath me And I gave up on you But I never forgot you… — тихонько и кое-как пропел он, отчего на душе стало тошно. — Don’t you dare surrender, I’m still right beside you Аnd I could never replace your perfect imperfection, — послышался совсем рядом глубокий меланхоличный голос, который запел в ответ. Обернувшись на голос, до чего парень был поражен, когда увидел свою голографичную девушку. Он не помнил, чтобы включал «Литий», но и ее появление не мог отрицать. Браслет его, как оказалось, был включен, и из него струился тоненький синий свет, который и проецировал силуэт Лизы. Сергей посмотрел сначала на него, затем перевел взгляд на девушку, и уже начинал придумывать, как бы выкрутиться, чтобы программа в случае чего не слетела. — Дорогая, не стой под дождем, — заговорил он, надеясь, что та не заметила неловкости ситуации. — Промокнешь ведь, и простудишься. Она тихо прыснула в ответ на его слова, опустив при этом голову. Затем подняла на него глаза, полные доброты и любви, совсем как у простого живого человека, и сказала: — Пожалуй, это я должна сказать тебе, поскольку ты сидишь здесь долговато. А я, к счастью, не промокаю. Капли дождя хоть и попадают на меня, но я их почти не ощущаю, и мне ничего от этого не будет… Когда девушка сказала это, у парня волосы стали дыбом. Так она знает, что не человек, а голограмма, это осознание ошеломило его настолько, что ему начало казаться, будто лишается рассудка. — В смысле…? — только и смог выдавить из себя он. — Пошли в комнату, иначе ты реально заболеешь, — тревожно сказала та, беря его за локоть, чтобы поднять. Парень пару секунд колебался, а затем сам поднялся, и вместе с ней направился к выходу с крыши. Когда они оказались в его маленькой квартирке, которая была встроенная в здание БОБ, девушка повела его на кухню и, сняв с крючка в дверном проеме белое махровое полотенце, накинула ему его на плечи. Затем принялась его обтирать, да с такой лаской, что ему становилось даже неловко. — Так ты это… — запнувшись, сказал Сергей, не зная, что и сказать, и как правильно это сделать, — живая? — Я ведь тебе еще тогда сказала, что да, но ты мне не поверил, — хихикнула Лиза. — А после я подумала, что не буду настаивать, ведь ты был так измучен страданиями из-за моей смерти… — Так ты помнишь, что умерла? — вдруг спросил парень, позабыв об осторожности; ему уже просто было интересно, сошел ли он с ума, или с ним реально говорит та Лиза, которую он знает. — Да, помню, — помолчав какое-то время, ответила девушка; она закончила обтирать его и подошла к кухонной плите, чтобы включить электрочайник. — Помню все, вплоть до своей смерти, и с момента, так сказать, «возрождения». А что происходило между этими отрезками — нет. Об этом у меня данных нет. — То есть, ты знаешь, что теперь не… человек? — продолжал спрашивать он, стянув с себя полотенце и повесив его обратно на крючок. — Знаю… и тем не менее, я чувствую и воспринимаю все, как человек, но синхронизируюсь с компьютерными устройствами, анализирую данные и обрабатываю запросы, системные ошибки и прочее, как программное обеспечение, — сказала она. — Возможно, ты заметил, что я стала более разумной и менее эмоциональной… — Ты всегда была такой, — возразил тот. — Ну, ладно, со стороны виднее, — согласилась с ним та. — Но любить тебя от этого я меньше не стала… Сергей ничего не ответил на это. Он просто растерялся, и не зная, что сказать, поднес руку к переносице и двумя пальцами коснулся ее, прикрыв при этом глаза. Это она, наконец, парень убедился в этом. Она подстроилась под компьютерный «мозг», и живет с ним в мире и согласии… Как такое вообще возможно? Неужели Призраки существуют? Это ведь всего лишь легенда! Чокнутся, душа человека взяла верх над сложной компьютерной системой, при этом черпает из нее только лучшее… я не просто ее возродил, но и усовершенствовал! Пока он копался в себе, чай, который для него готовила Лиза, уже был готов, и она, взяв горячую чашку, подошла к нему. — Значит, ты видела, что я, по сути, обманывал тебя, боясь, что слетит программа… и молчала об этом, пожалев меня? — заговорил он, когда она положила руку на его плечо. — Ну, да, я решила тебе подыграть, — сказала она, слабо улыбнувшись, а затем продолжила, несколько помрачнев. — Но зная тебя, я понимала, что в итоге ты придешь к тому, что больше не сможешь притворяться, и тебя это начнет угнетать… но даже предположить не могла, что от этого ты захочешь оборвать свою жизнь. В комнате повисла тишина. Парень чувствовал, что его раскусили, и, не отрицая или оправдываясь, он взял чашку у девушки, а затем, поспешив сделать глоток, скривился, и отнес чашку от губ. — Пей потихоньку, — сказала девушка, но тот передумал пить, так как во рту после горячей воды сделалось неприятно, а язык стал совсем шершавым. Он подошел к обеденному столу и поставил чашку на стол, а потом застыл, стоя рядом с ним. Лиза снова подошла к нему, но в этот раз она обняла его сбоку, и носом уткнулась в его плечо. Ему вдруг захотелось так много рассказать ей, будто давно не виделся с ней. Но Сергей, как обычно, не знал, с чего начать. Отвлекшись от мыслей, он переключил свое внимание на кухню. Такая же простая и маленькая, ничем не отличавшаяся от его бывшей квартиры, которая теперь опечатана. Вот только эта намного светлее, ему даже показалось, что в ней есть что-то святое. Чем-то напоминала церковь, хотя… стена у плиты и кухонной утвари была выложена белой плиткой, а остальные — покрыты светло-зеленой краской, а пол из металла. И так в каждой комнате сделано с учётом того, что можно наложить голографический интерьер. — Раньше я действительно думал покончить с собой. Но затем мне пришло в голову сделать то, что я в итоге сделал, и мысль о самоубийстве ушла сама по себе, — расслабившись, наконец, заговорил парень. — Я подумал, что раз так, значит, мне действительно хочется еще пожить, как бы больно и трудно не приходилось. Шло время, и вдруг, работая карателем, я сталкиваюсь со смертью лицом к лицу. Если бы не Гино-сан, я бы уже был мертв. И после этого все чаще начал задумываться о том, что я сделал, зачем, что мне это дало, и что вообще здесь делаю. Затем стал ощущать, что мне здесь не место, и как следствие — закрылся в себе от всего… даже от тебя. Я ведь думал, что ты не знаешь, что умерла, и считаешь, что просто начала жизнь с нуля… — Ну, а теперь, когда мы наконец сказали правду друг другу, что ты теперь чувствуешь? — она ждала, что он продолжит свою мысль, но не стал, и девушка решила спросить. — Не знаю… с одной стороны, мне стало легче, осознав, что ты все знаешь и помнишь, и мне не надо теперь переживать, что одно неосторожное слово разрушит все, над чем я трудился. Ты очень сильная и устойчивая, как и раньше, — подумав, сказал он с легкой улыбкой, и она же вызвала улыбку на лице девушки, но затем тот вдруг посерьезнел, и она насторожилась. — С другой стороны… я все еще растерян. Кажется, даже больше, чем до этого. — Понимаю… — сказала Лиза. — Тебе нужно время, чтобы посмотреть на все по-другому. — Пожалуй, да. Ты права, — согласился Сергей. — Но… у меня твердая убежденность в том, что смерть как разлучила нас, так и соединит вновь…