тебе больно?

Она была маленькой влюблённой Светой. Он был просто Даней, героем её грёз. Вместе они были ураганом, несущим только разрушения и уничтожающим всё на своём пути. Понятия "мы" для них давно не существовало. Осталась только слепая любовь Светы, осталось только жестокое желание Данила иметь над Светой власть. Он хотел, чтобы она была слабой и беспомощной рядом с ним, чтобы она боялась его и не могла уйти. – Два пропущенных, Света, – Данил хищно ухмылялся, глядя в испуганные Светины глаза, – Два. – он грубо прижимал её к стене, сдавливая тонкую девичью шею своей ладонью. Держал, пока Света не начала беспомощно пытаться вдохнуть, хватаясь обеими руками за его запястье. А после хлёстко ударил её по щеке, когда она захотела сказать что-то в ответ. Кашин не терпел возражений. Щека Светы горела, будто в огне. Из глаз брызнули слёзы и на мгновение закружилась голова. Турбина привыкла к боли, привыкла к страху, привыкла подчиняться. Даня превратил её в свою безвольную куклу, считал её своей собственностью. А она ненавидела его и умирала от своей любви к нему. Света понимала, что идёт ко дну. Тонет в жестокости и в голубых глазах своего мучителя. И от осознания этого становилось ещё страшнее. Она собственноручно уничтожала свою жизнь. Данил не всегда был таким. Он был заботливым и нежным, героем из мечтаний Светы. Целовал её в макушку, крепко прижимая к себе, перебирал пряди голубых волос, когда её голова лежала на его коленях, относил её в кровать, когда она засыпала в его объятьях при просмотре фильма вечером. Был принцем для своей маленькой принцессы. А потом она ушла. Они поругались. Поругались, громко хлопая дверьми, крича друг на друга до хрипоты. Она колотила его в грудь своими маленькими кулачками и плакала, а он называл её истеричкой, отталкивая от себя. В конце концов, не рассчитал силы, и Света спиной больно ударилась о стену, шумно выдохнув. Она дала ему звонкую пощёчину и ушла. В тот самый момент Кашина словно переклинило. Он решил, что никогда её больше не отпустит, хочет она того или нет. Будет держать рядом с собой, даже если придётся применить силу, ведь она только его, никто больше не смеет к ней прикасаться. – Маленькая и глупая, – шептал Данил, накручивая голубые волосы на кулак и больно оттягивая назад. Наклонился к самому уху, обжигая кожу горячим дыханием, – Ты любишь меня. – Ненавижу. – процедила Света сквозь зубы, дёрнувшись вперёд. По щекам, смывая тушь, грязными дорожками стекали слёзы. – Любишь. – Кашин, отпустив волосы, завёл руки Светы ей за голову, прижав к стене. Грубо наклонил её голову чуть в бок, открывая доступ к нежной коже на шее. На ней уже красовалось несколько почти заживших засосов, а теперь к ним добавится ещё парочка свежих. Грязные метки, штампы, которыми он помечал свою собственность. – Ненавижу. – зажмурившись, Света отчаянно пыталась скрыть сбившееся дыхание. Она млела под поцелуями Кашина, которыми он покрывал её шею, подбородок, скулы, иногда прикусывая тонкую кожу. – Ненавижу тебя. Ненавижу. И, высвободив руки, она не пытается оттолкнуть Данила. Отчаянно хватается за его футболку, с шумом вдыхая. Когда он приподнимает её, больно впечатывая спиной в стену, она обхватывает его ногами, запускает руку в рыжие волосы, ногтями впивается в его плечо. До боли закусывает губу, сдерживая вскрик, когда он грубо сжимает её грудь. – Не ври мне. Данил швыряет Свету на кровать, а сам стягивает футболку, оставляя её валяться на полу. Нависает на девушкой, глядя в затуманенные глаза. Пока Света возится с ремнём на его джинсах, грубо сдёргивает с неё бесформенную худи, оголяя покрытое синяками и ссадинами худое тело. Оттенки сине-фиолетового, жёлто-зелёного и багрового-красного выглядят слишком опьяняюще на бледной коже. Света сводит ноги позади парня и, наконец справившись с ремнём, дёргает пуговицу, которая никак не хочет расстёгиваться. Данил отталкивает её руки, делая всё сам. Позволяет Свете самостоятельно избавиться от собственных джинсов и белого кружевного топа-бюстгальтера, пока роется в тумбочке, ища презерватив. Он хочет душить синеволосую, вдавливать её в кровать, слышать её хриплое дыхание и видеть страх в глазах, хочет, ослабив хватку, услышать громкие стоны, увидеть, как она изгибается под ним, царапая спину острыми ноготками. Света чувствует страх всё время, когда находится рядом с Кашиным. Она его боится. Боится и до бесконечности любит, каким бы жестоким он ни был, как больно бы ей не делал. Он имеет над ней полную власть: над её телом, её жизнью, её свободой. Свете нравится быть жертвой и в глубине души она это понимает. Своего рода стокгольмский синдром? Данил чувствует острую необходимость в этой девчонке с голубыми волосами. Он любит наблюдать за тем, как она страдает, как плачет, закусывая губу, как испуганно блестят её глаза, когда он в очередной раз замахивается, заносит ладонь, чтобы ударить. Кашин пристёгивал её к батарее, душил, швырял на пол. А Света верила, что на самом деле он хороший, просто имеет некоторые проблемы с контролем агрессии. И терпела. И бесконечно любила. Данил резким движением притягивает Свету за бёдра ближе к краю кровати, грубо входит в неё без прелюдий и лишней нежности. Она вскрикивает, зажмуриваясь, упирается ладошками в его живот. – П-подожди, пожалуйста. – шепчет тихо-тихо, сводя брови и не открывая глаз. – Руки. – рычит Данил, и Света покорно складывает руки над головой, чтобы он мог прижать их к кровати. Он грубо вколачивается в неё, мало заботясь о её чувствах и ощущениях. Ему похуй. Она запрокидывает голову, открывая к доступу тонкую шею в алых метках. Её рот приоткрыт, дыхание сбито, а грудь часто-часто вздымается. Данил наклоняется, чтобы поцеловать. Пошло, развязно, прикусив нижнюю губу девушки так, что на ней выступила алая кровь, которую он тут же слизал. Одна рука скользит вдоль рёбер, останавливаясь на талии, пальцы второй смыкаются вокруг девичьей шеи, сдавливая. Он душит её, и этот вид заводит его лишь больше. Душит, пока Света не начинает хрипеть, задыхаясь, пока её глаза не начинают закатываться, пока она не впивается ногтями в его запястье. Смотрит как она извивается под ним и наконец отпускает, слыша тяжёлое дыхание. Одним движением переворачивает её, заставляя встать на колени и упереться руками в кровать. С силой надавливает на спину, чтобы Света прогнулась в пояснице и опустилась на локти, отчего она едва не падает, качнувшись. С её губ слетают громкие стоны, когда он двигается в ней, крепко держа за талию. – Можно? – Света смотрит на Кашина снизу, кивая в сторону подушки, и получив его разрешение, подтягивает её ближе, устроившись чуть удобнее. Данил наклоняется к ней, покрывая поцелуями плечи, языком проводя дорожку вдоль позвоночника, а ноги Светы дрожат. И вся она дрожит под ним, громко и слишком пошло застонав, бессильно падает телом на подушку, оставаясь стоять на коленях лишь благодаря тому, то Данил держит её. Вся сжимается внутри, заставляя Кашина кончить, уткнувшись ей в спину и что-то прорычав. Света чувствует, как из глаз катятся солёные слёзы, застилая взгляд. Чувствует, что её телом снова бессовестно воспользовались. Но разве ей было плохо? Света боится собственных желаний, поэтому и плачет тихо, уткнувшись в подушку. Данил ложится рядом, укрывая её обнажённое тело белоснежным одеялом, целует в макушку. – В следующий раз бери трубку сразу.