Часть 1
12 февраля 2018 г. в 15:19
Примечания:
Надеюсь этот текст будет хоть немного интересен и полезен. Прошу указывать на ошибки в пб, так как вычитано всего один раз и мной. Спасибо, что заглянули.
— Как ты с ним справляешься?
Манипенни тяжело роняет свое тело на обтянутый искусственной кожей диван, попутно снимая туфли и отставляя их в дальный угол под столом. Кью поднимает голову, отрываясь от изучения меню.
— С кем?
— Ты знаешь.
Ив просит официантку добавить два стакана виски к их «как обычно». Кью откладывает меню в сторону, откидывается на спинку сидения и трёт тонкими пальцами уставшие, покрасневшие от напряжения глаза под темной оправой очков.
— Ив, сейчас бог знает какой час бог знает какого дня недели. Я не спал двое суток. Не мучай меня.
— Джеймс. Как ты с ним справляешься? — Ив отпивает минералки из прозрачного стакана,
пытаясь утешить ею изголодавшийся желудок — Ты устал и не спал уже больше, чем двое суток, это я понимаю. Не понимаю только, как ты терпишь тот факт, что после всего, чем ты жертвуешь ради работы, он продолжает добивать тебя… этим.
— Родная, мы говорили на эту тему. Ну чем? Этим? Чем — этим?
— Он ведет себя как мудак.
Кью фыркает, балуясь с зубочистками. Пальцы слушаются с трудом. Ему действительно стоит поспать. Но для начала поесть. Последняя миссия и выходки Бонда действительно его измотали.
— Только заметила? — Ив морщится на этот ответ и благодарит официантку за обслуживание. Большая горячая пицца. Кью и Ив одновременно несколько секунду смотрят на еду голодными глазами, а затем громко и облегчённо вздыхают и тянутся руками к горячему тесту. У Кью по коже бегут мурашки. Только после третьего куска Ив чувствует в себе вернувшееся желание говорить.
— Он абсолютно не чувствует ответственности за свои действия, Кью. Играет и манипулирует, а потом сбегает и делает всё, что ему, чёрту, угодно.
— Это его работа, Ив, — Кью почуствовал нужду перебить женщину, но дослушал.
— Но ответственность, Кью! — Манипенни кажется рассерженной. Мало того, она принимает это близко к сердцу, и Кью ругается про себя.
— Он не обязан её на себя брать, — голос квартирмейстра строгий и уверенный.
— Но он делает тебе больно.
— Говори за себя, пожалуйста. — Кью фыркает, комкая салфетку обеими руками. Тепло пиццерии и ощущение еды в желудке расслабляют и всё, чего хочется сейчас Кью — это принять душ и плюхнуться в кровать и дождаться, когда Бонд вернётся после взбучки от М, и чувствовать мозолистые пальцы на своём животе, когда тот обнимет его сзади, неудачно пытаясь не разбудить. — Я не жалуюсь. И, вообще, я предельно доволен.
— Он тебя игнорирует, — шипит Ив.
— Если он не вешается на меня и не нагибает на рабочем месте, это ещё не значит, что он меня игнорирует, дорогая. И я бы совершенно не позволил фамильярничать со мной в Q Branch. Он недостаточно часто привозит оборудование в целости, чтобы получать такие привилегии.
— Он шею сворачивает, когда мимо проходят хорошенькие девочки.
Кью вздыхает.
— Ив. Он не только сворачивает шею каждый раз, когда видит хорошенькую девочку. Он ещё и трахает хорошеньких девочек, чтобы добыть информацию. По крайней мере, так мы думаем.
— Надеюсь, — Ив вздыхает и выпивает одним глотком свой виски. Кью думает о том, что Ив первая его знакомая, которая может запивать пиццу виски, — надеюсь ты предохраняешься, Кью.
Кью давится слюной и гримасса отвращения к этому разговору отражается на его лице:
— Боже, Ив.
— Хватит упоминать его, ты же грёбаный атеист. Нет, правда.
— Мне не нужна мама, Манипенни.
— Я знаю, просто ты… Ты достоин лучшего, знаешь.
— Он для меня — лучшее.
— Нет, Кью, я знаю, о чём говорю…
Кью закатывает глаза. Ему начинает надоедать всеобщая опека о его моральном благополучии.
— А ты? Ты, как думаешь, заслуживешь его? — спрашивает Кью и моментально видит ответ в её глазах. Они в одинаковом положении. Оба влюблены по уши, но Кью любит Бонда безоговорочно, просто за то, что тот есть, а Ив — потому что считает всех остальных слишком хорошими для нее. Кью думает, кто же так сильно проебался с Ив, что она вбила это себе в голову так основательно. — Не унижай меня тем, что так сильно пытаешься ничего к нему не чувствовать. Если он тебе нужен, я поделюсь.
Ив пытается поглотить свою боль и страх перед тем, насколько Кью отдает себя.
— Это… безответственно.
— Да что ты заладила об ответственности, Ив? — Кью говорит спокойно, почти без возмущения. — Возьмите вы все, мои заботливые агенты, свой мозг под контроль. Ответственность — херня, когда дело касается Бонда. Ты не обязана принимать в дом щенка, на которого у тебя аллергия, просто потому, что тебя его жалко и ты пару раз его покормила. Бонд не обязан обсыпать меня цветами. Он ведёт себя как мудак, потому что по-другому не умеет. Ты любишь Бонда потому, что по-другому не умеешь. Он не обязан отвечать тебе или мне взаимностью. Он не обязан хранить мне верность, когда единственное, что я прошу его сделать для меня — это вернуться с другой стороны хотя бы живым и позволить мне находиться с ним в относительной близости.
— Это не счастье, Кью.
— Перестань думать, что ты знаешь, что я чувствую, — Кью выпивает свой виски и встает, чтоы прекратить эту вычитку моралей. — Заботься о себе, Ив. Мне это не нужно. Если бы я этого хотел, дал бы Таннеру за собой ухаживать. Ты видишь здесь этого прохвоста? Я — нет.
— Ты заслуживаешь того, кто умеет любить.
Кью пытается не думать о том, как сильно хочется упрекнуть эту женщину за безнадёжно испорченную нотациями рабочую неделю.
— 007 любил Веспер Линд. И он никогда не сможет любить кого-то так же сильно. Мне не тягаться с ней, учитывая всё, что произошло. Я и не собираюсь. И мне не нужны от него те же чувства. Мне хватает того, что я не вижу смысла без него. Понимаешь? Мне так чертовски повезло, что в его сердце осталось хоть немного места для меня, ясно тебе? Он любит меня. Настолько сильно, насколько вообще можно в его ситуации. Прекрати нянчиться со мной. Прекрати называть его мудаком. Ты его не знаешь. Ты ожидаешь от людей слишком многого, Ив, а потом возмущаешься, что они чем-то недовольны, — Кью договаривает, оставляя замолкнувшую Манипенни обрабатывать его речь. — Прости, — Кью знает, как правда может колоть, поэтому в его голосе звучит искреннее сожаление. Он натягивает пальто, замечая, как сильно дрожат его руки.
Ив несколько секунд смотрит в пустоту, покусывая нижнюю губу, потом отмирает, надевая каблуки и расплачивается за ужин. Она забирает дополнительную коробку пиццы на вынос и догоняет Кью за дверью, случайно громко ею хлопая.
— Меня прости, — шепчет она и тыкает в плечо квартирмейстру коробкой с теплой пиццей.
— Что? — немного раздраженно переспрашивает Кью.
— Возьми пиццу. Он не ел в самолёте, а у тебя наверняка все продукты в холодильнике испортились, — с заботой и волнением говорит Ив, — и меня прости. Я не имею права лезть и указывать тебе, как жить. Я просто хочу тебе помочь.
— Держи это желание при себе, пожалуйста, — вежливо и с такой же заботой в голосе говорит Кью. Он ёжится от морозного воздуха. — Однако ты можешь меня подвезти, если хочешь помочь. — Кью смотрит в ночное небо, позволяя начавшемуся снегу засыпать стекла своих очков. — Я превращусь в ледышку, и Бонду будет не обо что греть свои старые кости.
— Так и подмывает заморозить тебя ко всем чертям, чтобы этому негодяю не досталось и доли тепла, — отвечает Ив, и Кью хочется разозлиться на нее, но он видит в ее глазах: она на самом деле не верит в то, что говорит. Ответь ей Бонд чем-то большим чем холодностью, она бы с удовольствием грела его старые кости, пока тот бы ею не наигрался.
***
Когда они подъезжают к дому, Кью не удивлен увидеть Бонда сидящего на ступеньках. Ив, напротив, ничего не говорит, но смотрит так, что Кью понимает её замешательство.
— Наверное снова посеял ключи, — отвечает Кью. Что бы ни произошло, это не меняет сути происходящего. Бонд ждёт его. Бонду зачем-то нужен его квартирмейстр, чтобы пробраться в дом, пароль от охраны которого — известное только Бонду имя Кью. И знание этой нужности именно то, что нужно Кью. Бонд, может быть, не нежничает с ним, не даёт ему романтичных кличек, часто грубит и срывается после миссий (просто потому что только Кью можно видеть эти проколы; только Кью можно разрешить понять, что он не справляется с собой), но он нужен Джеймсу.
Кью прощается с Ив и подходит к двери, медленно минуя увлечённого разглядыванием своих туфель мужчины. Тот сидит, небрежно обогнув руками колени, легко шатнувшись в сторону квртирмейстра. Кью собирается достать ключи, но дверь открыта и пропускает мягкий свет из коридора. Он открывает её шире, осматривая оставленное на комоде пальто; аккуратно заходит внутрь, чтобы не оставить влажный снег на паркете и ставит коробку с пиццей рядом с брошенной одеждой и ключами Бонда.
— Эй? — Кью аккуратно возвращается к Джеймсу, кончиками пальцев трепит его плечо и вздыхает, когда тот тянется своими холодными пальцами в ответ. — Ты совсем с ума сошёл, холодный. — Квартирмейстр вздрагивает. — Быстро заходи в дом. Манипеннии купила нам пиццу, и её ещё можно спасти, подогрев беднягу в микроволновке.
Бонд не спешит вставать. Кью берёт в свою согретую в машине ладонь ледяные пальцы мужчины и, мягко разминая, тянет вверх, не принимая никаких попыток приложить силу и затащить агента. Он просто направляет. Напоминает, что здесь. И Бонд встаёт, даже улыбается, фокусируясь на усталом лице Кью.
— Что такое? — спрашивает Кью и Бонд качает головой, морщась. — Джеймс.
— Кое-какие воспоминания нахлынули, — говорит тот спокойно, пытаясь не показывать слишком много эмоций. Но Кью слабо улыбается и легонько подталкивает Бонда внутрь.
Манипенни думает о том, что ей сказал сегодня Кью, наблюдая за тем, как он выводит бессердечную машину для убийств из прострации, заманивая в теплый дом как котенка запахом мяса. Только вот Бонд пошел не на запах мяса, а на простое «Джеймс». Не «Бонд» и «Ноль-ноль-семь», а «Джеймс», сказанное с домашней настойчивостью. Маннипенни вздыхает, когда Кью греет руки Бонда в своих. Она наблюдает смену настроения и состояния Бонда, словно кто-то — Кью — постоянно ворочает калейдоскоп. Она не понимает, как отношения между ними могут быть нормальными или, по крайней мере, здоровыми. Но в этот момент она решает прекратить думать об этом. Потому что Бонд выглядит таким жалким и таким уязвимым, отдавая штурвал тощему квартирмейстру и разрешая себя согреть.
Возможно, высшей степенью проявления любви Бонда — её возможный предел — можно назвать доверие и принятие помощи.