***
"Вам нужно только одно — быть естественным, таким же естественным, как ваше дыхание. Любите свою жизнь. Не живите согласно каким-то заповедям. Не живите согласно чужим идеям. Не живите так, как от вас требуют люди. Прислушивайтесь к своему собственному сердцу. Станьте безмолвны, прислушайтесь к тихому, слабому голосу внутри вас и следуйте ему."(Бхагван Шри Раджниш Ошо)
Весна - прекрасное время года. Это период пробуждения всего живого после долгой зимней спячки, период, когда природа одевается в новые восхитительные наряды, представая перед нами во всём совершенстве своего естества, время цветения и расцвета, время нежных чувств и благородных мыслей, время любви. На берегу небольшой речушки сидят двое мужчин, примерно 22 лет. Сидят и думают, каждый о своём, уставившись на отражение в водной глади. Первый - высокий, широкоплечий, мускулистый, с загорелой кожей, имеющей бронзовый оттенок, чёрными, как смоль, густыми волосами, изящными бровями того же цвета, карими глазами, в которых отражались смелость, благородство и крепость духа. Черты его лица удивительно правильные: не слишком тонкие, не слишком грубые, словом, такие, какие нравятся женщинам. Внешность молодого мужчины выдавала в нём испанскую кровь. Его характер отличался скромностью и стабильностью. Он казался, как бы, олицетворением мужества, отваги, бесстрашия. В его твёрдости и непоколебимости скрывалось нечто героическое. Любой, знакомый с этим красавцем, мог бы с уверенностью заявить: "Этот человек - боец по жизни". Парень сидел почти неподвижно, положив голову на локти, покоящиеся на согнутых коленях. Неведомо, какие мысли витали в его голове в этот момент. Быть может, возвышенные и философские? Так как сам он, отчасти, был философом и любил порассуждать о вечных проблемах, формируя, таким образом, собственные выводы и заключения. Но оставим прекрасного испанца и взглянем на его приятеля, человека, полностью ему противоположного. Второй мужчина был примерно такого же роста, может быть чуть чуть ниже. С такой же красивой мускулистой фигурой, однако бледно-матовой кожей, белокурыми, слегка вьющимися волосами и большими бледно-зелёными глазами. Его лицо было так же особенно приятным, а на изящных губах, казалось, застыла улыбка умиления. Молодой человек не мог долго усидеть на одном месте, им руководил некий азарт, некое желание встрять в авантюры, жажда новых ощущений, жажда экстрима. Благодаря своему отличному чувству юмора, парень всегда был душой компании, а его врождённая харизма и умение строить глазки помогали при знакомстве с девушками. На безымянном пальце он всегда носил перстень с янтарём, подаренный на память какой-то его подругой. Они сидели рядом, очень близко друг к другу. Два совершенно разных типа мужской красоты. Со стороны они казались несовместимыми, но на самом деле прекрасно дополняли друг друга. -Чарли! - обратился испанец к приятелю. -Да. -Помнишь, как 12 лет назад мы с тобой встретились здесь впервые? -Конечно, помню. Как не помнить. Ты тогда, кажется сказал, что это твоя речка и что мне, плебею, нечего сюда ходить? -Да, верно. Так и сказал. - брюнет улыбнулся, - Мы с тобой ещё и подрались из-за этого. -Да, я тогда пришёл домой в разорванной одежде и с синяком под глазом, а отец решил, что мне ещё мало досталось...Я потом неделю сидеть не мог! -Тогда нашему неравенству придавали огромное значение и мы сами. А почему? Потому что так принято. Потому что это соответствует правилам, придуманным глупыми людьми. -Я, Алекс, вообще не признаю никаких правил. Ну, ты знаешь. Следуя из них, делаю вывод, что мы с тобой не можем общаться всего лишь потому, что я - крестьянин, а ты - дворянин. Что за вздор? -Не говори! Разве я бы нашёл такого друга, как ты, Чарли, среди зажравшихся буржуа, увязших в своем притворстве? Мой дух всегда стремился к свободе от ложных ценностей дворянского общества, будто бы я - не такой, как они. -Это ты сейчас не такой, а когда-то, как и все аристократы, относился ко мне с презрением. Во время нашей второй встречи мы, кажется, снова подрались? -Так и было, потом часы напролёт я слушал лекции своего гувернёра о том, как нехорошо водиться с простолюдинами. -А меня ожидала очередная порка. Отец махал розгами со всей силы, я визжал, как резаный, а мама всё плакала. -Отчего? -Ну жалко ей меня было. А я винил во всё тебя! -Да, да. И отнял у меня отцовский медальон, желая отомстить. Ты уже тогда умел незаметно обчищать чужие сюртуки и карманы. Правда, подлый воришка? -Ага! - засмеялся Чарли и разжал кулак перед носом Алекса. В руке его красовался вышеупомянутый медальон. -Ах, ты опять за своё? Отдай, а-ну, отдай! Алекс вскочил и начал гоняться за другом, пытаясь отнять украшение. Это было вовсе не озлобленной ссорой, как 12 лет назад, а всего лишь ребяческой игрой, рождённой детскими воспоминаниями. Испанец обхватил Чарли и начал разжимать ему кулаки. Блондин сопротивлялся, как мог. В конце концов, приятели повалились на землю и начали качаться по траве, весело смеясь. -Просто признай, что это моя речка и я отдам тебе твою безделушку. - процитировал Чарли маленького себя. -Ты у меня ещё ответишь за то, что посмел трогать медальон своими грязными крестьянскими руками! - вспомнил свою тогдашнюю реплику Алекс. Оба смеялись и продолжали бороться, пока, наконец, Алекс не оказался сверху побеждённого Чарли. Испанец заломал руки друга ему за спину и прижал его плотно к земле. -Ну вот, ты и повержен, ничтожный воришка! - улыбаясь, сказал брюнет, - Отдавай мой медальон! -Нету, - игриво ответил Чарли, разжав кулаки. -Приехали! А где он? - Алекс засмеялся, - Нет, Чарли, так нечестно! Ты мне тогда его просто отдал и всё! -Тогда мне было 10, а сейчас 22. Ощущаешь разницу? - насмешливо отвечал крестьянин, - Я повзрослел и многому научился. -Ты стал ещё более испорченным! А мне всё казалось, что дальше некуда. И кстати, на тебе теперь сидеть неудобно. -И кто из нас ещё испорченный?! Ты о чём думаешь вообще?! -О медальоне. Ты что его туда засунул? -Завидуй молча, аристократишка! Это у меня там от природы. Парни ещё больше расхохотались. -Наследственное, ты хотел сказать? -Ну...нет...не знаю. Скорее от природы. Как говорится: "Суть мужика..." -Так, не заговаривай мне зубы! Где медальон? -Да отстань! Не знаю я, где твой медальон! -Парень, не шути так со мной! Я ж тебя щас раздену! - Алекс попытался изобразить злобную гримасу. -Да пожалуйста! - равнодушно ответил Чарли. Испанец с наигранной агрессией начал расстёгивать рубашку друга. Красивая мускулистая грудь, сильные руки и выпирающими венами, стройный гибкий стан и кубики на прессе вызвали невольное восхищение брюнета. Он на долю секунды забыл об их игре, рассматривая тело приятеля и поражаясь его красотой. Затем он опомнился, отряхнул рубашку и откинул её в сторону. -Ну что, многого добился? - насмешливо спросил Чарли. Алекс бросил взгляд на ширинку штанов друга. -Расстёгивай сам и отдавай. -Разбежался. Твои приказы на меня не действуют. Я тебе не слуга. -Тебе так нравится подо мной лежать? -Не более, чем тебе нравится на мне сидеть. Испанец смутился и невольно покраснел. И как это Чарли угадал его мысли? Ему действительно нравилось сидеть на своём друге, но не потому что льстила роль победителя, нет, смысл был более глубоким, причём непонятным и для самого Алекса. Что-то внутри него щёлкнуло, когда их тела соприкоснулись. Его пронизало мнимое наслаждение, накрыла еле заметная тень физического удовольствия, как будто это было прикосновение к чему-то очень желанному, к запретному плоду, мысль о котором терзала душу многие-многие годы. Алекс поймал на себе взгляд обворожительных полупрозрачных глаз, выражавших недоумение. Чтобы не выдать себя, испанец в лёгком замешательстве соскочил с Чарли и присел рядом, подобрав под себя колени. -Алекс, ты чего? -Ничего. Вставай, пошли. Молодые люди встали. Блондин накинул на себя рубашку и последовал за другом. Алекс старался идти быстрее, чтобы избежать разговора с Чарли. Однако тот, ровняясь с ним на входе в город, всё-таки задал вопрос: -Алекс! Что-то случилось? Ты так резко поменялся. -Нет...ничего. Я вспомнил, отец велел мне явится домой к обеду. А ты сейчас куда? -Не знаю. В лавку, наверно, пойду. Точно! Я же обещал Дону Педро явиться через два часа! Как то совсем из головы вылетело! После этих слов Чарли вложил в руку друга "украденный" медальон, затем обнял испанца (так парни обычно здоровались и прощались, то есть это было обыденной процедурой, но сейчас, почему-то, прикосновение прекрасного тела заставило Алекса вздрогнуть). -До вечера, Ал! - с улыбкой произнес крестьянин. -До вечера...Чарли. - тихо и неуверенно ответил Алекс.***
"Легче подавить первое желание, чем утолить все, что следует за ним".(Р.Дарио)
Придя домой, в отцовский замок, Алекс заперся в своей комнате под предлогом неотложной работы, уселся в кресло, закурил трубку и начал размышлять: "Что случилось со мной сегодня около реки? Отчего я невольно залюбовался его телом? Конечно, что греха таить, он прекрасен! Его руки, торс, грудь, шея, губы...О нет! Нет, я не могу пасть до таких низких мыслей! Мне, право, совестно за то, что я думаю об этом, однако...в тот момент мне хотелось..." В диком смущении и негодовании испанец закрыл лицо руками. "...нет, это всё бред! Бред, иллюзии, небылица! Мало того, это преступление! Я - доблестный католик не должен пускать в свою голову подобные мысли! Да это же просто надругательство над своим отцом, над всем своим родом, над святой церковью! Нет, подобные мысли недопустимы! Должно быть, у меня слишком давно не было женщины, что и пробудило во мне подобные чувства. Сегодня, надо бы, совратить какую-нибудь хорошенькую потаскушку". Разрешив сомнения и прейдя к разумному заключению, Алекс подошёл к распахнутым дверям балкона и приметил вдали ту самую заветную речушку, откуда только что вернулся в обществе близкого товарища. Прежние мысли вернулись к нему, вопреки всем опасениям: "Интересно, а что он чувствовал в этот момент? Глупец! Понятно же дело, что ничего! Видать, только мне хотелось, чтобы наша игра продолжалась и Чарли оказался подо мной совсем без ничего...О, милостивый Боже, что я несу?!" Алекс упёрся об перилла и опустил голову. "Как мне теперь встречаться с ним? Как общаться? Я не могу видеться с ним реже, ведь он уже долгих 12 лет мой лучший друг! Но это моё чувство, это ужасно низкое чувство может испортить всё! Наверно, пока я не найду применения в нужное русло своей сексуальной энергии, нам лучше не встречаться". Этой ночью Алекса посещали грёзы, в которых молодой белокурый крестьянин ласкал его, целовал...пылко и страстно. В которых они вдвоём, обнажённые, качались на мягкой зелёной травке живописной поляны около узенькой речушки. Кругом не было ни души. Никто не мог помешать молодым парням наслаждаться друг другом. Алекс запрокинул голову назад, тая от прикосновений горячих губ и страстного дыхания. Он видел безгранное ночное небо, усыпанное звёздами, словно позолотой. Звёзды, казалось, восхищаются его умением любить вопреки всем запретам, глупым человеческим законам, предвзятым несправедливым правилам. Это был их рай, их вселенная.***
"Власть над собой - самая высшая власть, порабощенность своими страстями - самое страшное рабство".(Луций Анней Сенека)
Прошло несколько дней, прежде чем темноволосый красавец забыл о своей "патологии". Всё это время он общался с Чарли только на расстоянии, перекидываясь всего несколькими словами. Естественно, такое общение не удовлетворяло его, но ведь Алекс делал это из самых гуманных побуждений, с целью обеспечить безопасность и для себя и для Чарли. Однажды за ужином отец Алекса завёл разговор: -Сынок, я тут подумал, ты уже взрослый мужчина, что подразумевает общение с богатыми влиятельными людьми, многочисленные вечера, наконец, военные походы...Словом, ты должен выглядеть достойно в глазах высшего сословия и не только. Твоим величием должен восхищаться каждый купец, каждый крестьянин, каждый конь. А что, точнее кто, показывает принадлежность красивого молодого человека, вроде тебя, к высшему сословию? -Ммм... - рассеяно промычал Алекс, - шпага что ли? -Ну, а ещё? -Породистый конь. -А ещё? -Деньги, разумеется. -И? Парень пожал плечами. -И, конечно, слуга. - сам ответил на свой вопрос Дон Диего, - Верный слуга, мудрый советник, оруженосец - драгоценное имущество каждого господина. -Зачем мне слуга, папа? Что мне с ним делать? -Отдавать поручения, разумеется. -Какие? Если мне что-то нужно, я делаю это сам, ты знаешь. -Поздно отказываться. Я уже принял его к нам на службу. -Папа, ну к чему мне эта обуза? -Он не будет для тебя обузой! Наоборот! Рамиль, - обратился он к другому слуге, стоящему неподалёку, - Позови Чарли, да побыстрее. -Его зовут Чарли? - с любопытством поинтересовался Алекс. -Да, Чарли. Типичное английское имя. Может слышал, шутка такая есть: "Если не знаешь, как назвать сына, назови его Чарли. Не прогадаешь". Услышав имя своего друга, парень снова невольно задумался о нём. Как ему не хватало присутствия молодого крестьянина, как хотелось рассказать ему о событиях последних дней, поделиться маленькими личными победами и душевными переживаниями, заключить в дружеские объятия, положить голову ему на плечо и...О нет, опять! Что за наваждение?! Через несколько минут в дверях появился красивый молодой человек, ровесник своего господина, высокий, стройный, белокурый, ласково глядящий своими обворожительными зелёными глазами. Это был тот самый Чарли, лучший друг Алекса, ещё более прекрасный в золотом одеянии. Дон Диего, разумеется, ничего не знал о их дружбе. -Добрый вечер, сударь. - с улыбкой произнёс блондин. -Здравствуй...Чарли. - ответил брюнет, стараясь не выдать себя. -Чарли 22, как и тебе. - продолжил Дон Диего, - а значит, вы прекрасно будете понимать друг друга и вам всегда будет о чём поговорить. -Разумеется, сударь. - подхватил Чарли, - Скучать мы точно не будем.***
"Мы погребены потоком информации, которую путаем с реальным знанием. Количество принимается за изобилие, а богатство — за счастье".(Том Уэйтс)
Стоило молодому испанцу остаться с другом наедине, как тот заключил его в объятия с возгласом: -Дружище! Как я рад! Теперь мы постоянно будем вместе! И хоть наше неравенство никогда полностью не исчезнет, такая возможность - это уже хорошо! Чего молчишь? Ты что не рад? -Рад...конечно рад..., - отвечал Алекс несколько рассеяно. А что если то самое постыдное чувство снова даст о себе знать? Как тогда себя вести? Что предпринять? Темноволосый красавец находился в смятении, стараясь вырваться из объятий Чарли. Наконец, блондин отпустил его и принялся изучать комнату. -А у тебя тут неплохое местечко. - заявил он, плюхнувшись в кресло. -Согласен. Местечко, что надо. Для молодых и ненасытных. - сказал Алекс и тут же заметил в своей реплике нотку пошлости, потому сразу пожалел о ней. "Боже мой, что я такое ляпнул?!" В отличие от господина, его слуга ничего "такого" в реплике не заметил или просто сделал вид, что не заметил и продолжал рассматривать комнату. -Кстати, смотри, какой сюртук мне твой папаша подарил: весь расшитый золотом, со страусиными перьями и драгоценными камнями. Вот так щедрость! -Должен признаться, ты в нём очень красив. - искренне произнес молодой испанец, - Он так подчёркивает твою спортивную фигуру: плечи, руки, талию и...(Алекс хотел сказать "попу", но, слава Богу, сдержался)...талию. "Срань Господня! Что я несу?! Он же сейчас всё поймёт, а я умру от стыда! Чёрт! Опять! Опять началось!" Однако Чарли снова не понял скрытый смысл реплики друга и простодушно ответил: -Спасибо, Ал. Мы с тобой теперь как Дон Жуан и Лепорелло. -А что у них тоже было...то есть почему? -Похожи. Правда, по характеру - не совсем, зато внешне - очень даже. -Дон Жуан - это который "коварный соблазнитель"? -Он самый. Бессовестный обольститель женщин. -И мужчин. - зачем-то глупо добавил Алекс и тут же пожалел. -Что? Мужчин? - засмеялся Чарли, - ну насчёт мужчин, право, не знаю. Впрочем, всё возможно. -А ты как к этому относишься? - после продолжительного молчания спросил брюнет. -К чему? -Ну, когда мужчина с мужчиной... -Ах, к этому! Да как к этому можно относиться? Такие отношения запрещены законом и религией. Следовательно, отрицательно. "Было понятно, что он так ответит. И на что я, дурак, надеялся?" -А ты? - спросил Чарли. -Я? - испанец пришёл в замешательство. Что делать? Сказать правду - стыдно. Солгать - подло, да и не хочется. До недавнего времени он и впрямь относился к таким вещам резко негативно, но сейчас всё изменилось. Людишки, глупые никчёмные людишки осуждают однополую любовь и называют таких "посланниками дьявола" лишь потому, что они - другие, не такие, как все. Кто сказал, что любить представителя своего пола - преступление? Почему таких людей считают изгоями общества? Почему считают, что они достойны лишь презрения и не достойны жизни? Всемогущий создатель в тысячи раз умнее всего современного общества. Это он создал таких людей. Значит, так было нужно. Природа не ошибается, в отличие от нас, когда мы отказываемся принимать человека с другими предпочтениями. Каждый волен выбирать самостоятельно, кого ему любить: Мужчину или женщину. И никто не в праве осуждать его за выбор. -Ал? -А? Да, так же. Отрицательно. Алекс солгал, так как ему не хватило смелости, чтобы сказать правду. Ведь это значило полностью изменить свою жизнь. И, быть может, в лучшую сторону. Кто знает?***
"Всего лишь одна великая любовь за всю жизнь оправдывает беспричинные приступы отчаяния, которым мы подвержены".(Альбер Камю)
В течении нескольких недель всё было стабильно. Алекс изо всех сил старался заглушить в себе постыдное чувство и у него это, можно сказать, получалось. Молодые люди общались почти так же, как и прежде. Пока однажды между ними не произошла, довольно таки серьёзная, ссора: -Я, конечно, всё понимаю, но тайком провести в отцовскую кладовую своих дружков - плебеев - это уже не в какие рамки!!! - негодующе кричал Алекс. -Ал, ну прости пожалуйста. Мне очень стыдно, но постарайся понять, они ведь голодные, как дворовые псы. - жалостливо оправдывался Чарли. -Пускай зарабатывают себе на хлеб! -Да чем? Они ведь только на физический труд годятся, а в нашем краю нынче ценятся учёные люди. Я не мог их бросить. В детстве из одной лужи пили. -А я тебе, значит, никто? И по-дружески попросить меня о них позаботиться - не судьба? -Я не подумал...мне казалось, ты...Прости. В следующий раз я буду спрашивать. -В следующий раз?! Ты совсем страх потерял?! -Ал, ... -Иди! Я не хочу тебя видеть! Ты не подумал о том, что будет, если отец узнает? Да он сегодня же повесит тебя на главной площади, как вора и предателя. И всё! И нет больше Чарли! Дурак! Иди! И знай, я очень зол на тебя! Блондин молча удалился, а Алекс плюхнулся в кресло и закурил трубку. Молодой испанец был вспыльчив, однако отходчив. Через пол часа он уже жалел о том, что накричал на Чарли. Он безумно любил своего слугу, по-дружески, конечно (по крайней мере, ему казалось, что только по-дружески). Алекс решил помириться с другом и отправился на его поиски. Блондина не оказалось в своей комнате, а другой слуга сообщил, что Чарли пошёл принимать ванну. "Подожду его здесь" - решил Алекс и уселся на край кровати, где просидел около 30-ти минут. "Ну что там можно так долго делать?!" Испанец не выдержал и отправился в ванную для слуг. Войти ему было неловко, постучаться тоже не решался, поэтому он тихонько приблизился и заглянул в дверной проём. Его взору предстал Чарли, полностью обнажённый и совершенно прекрасный. Он лежал, весь погружённый в горячую воду. Снаружи были только руки, ступни и голова, запрокинутая назад. Блондин лежал с закрытыми глазами. Алекс от восхищения открыл рот и выпучил глаза. Конечно, ему было совестно тайком наблюдать за гигиеническими процедурами друга, но он попросту не мог оторвать глаз от этого весьма привлекательного зрелища. Чарли открыл глаза и встал на ноги. Взору Алекса представились его упругие ягодицы, розовенькие от горячей воды. Его попа была безумно аппетитной и у испанца появилось дикое желание потрогать её. Блондин поднял кувшин и облил себя тёплой водой, а затем повернулся так, что Алекс мог видеть его член, красивый и большой, длиннее 20-ти сантиметров, с малиновой набухшей головкой. Возбуждение пронизало каждую клеточку испанца и вскоре он почувствовал, как его собственный член начал вставать. Алексу было безумно стыдно перед самим собой, однако напряжение росло с каждой секундой. Штаны и туника сжимали, начинавшую твердеть, плоть. Вскоре неудобство обратилось физической болью. Терпеть было невозможно, но и оторвать взгляд от безумно красивого, обнажённого тела он не мог. Теперь уже не оставалось сомнений - Алекс хотел своего друга и слугу. Он сам стал тем человеком, надо которым раньше бы лишь посмеялся. Что может быть для него ужаснее, чем испытывать желание к мужчине? Определенно, хуже ничего нет. Законы природы установлены так, что мужчина в праве вступать в физический контакт только с женщиной, так же, как и женщина - только с мужчиной. А кто он, Алекс де Тенорио, такой, чтобы оспаривать эти законы или, ещё хуже, нарушать их? Признать свою слабость, своё непреодолимое желание - значит бросить вызов обществу, природе, общепринятым нормам. Значит опозорить свой род, значит стать изгоем, прежде всего, в собственных глазах. Что ж, зачем тогда жить? Выходит, это нечто, нечто, которое Алекс так хочет получить, будет стоить ему жизни. Не слишком ли высока цена? Кроме того, если подумать, а сможет ли он вообще ЭТО получить? Как Чарли отреагирует, если тот решит признаться ему в своих постыдных чувствах? Неужто одобряюще похлопает по плечу? Ясное дело, что нет. Как вообще можно ТАКОЕ одобрить? Алекс потеряет друга, лучшего друга. Чарли отвернется от него после этих слов, несомненно. Презренно взглянет, плюнет в лицо и уйдёт...уйдёт навсегда. И будет, между прочим, прав! Испанец содрогнулся от собственных мыслей и убежал со всех ног, прочь от ненавистной ванной, заставившей его узнать столь жестокую правду о себе. Алекс заперся у себя в комнате, упал на кровать лицом вниз и невесть сколько, пролежал в таком положении. Как только он закрывал глаза, перед ним представал силуэт, дорогого сердцу, Чарли, моющегося в ванной. Его мускулистая грудь, накаченный пресс, жилистый руки, стройные ноги и...О! Испанца снова бросило в дрожь. Он возненавидел самого себя за эту слабость. Ему хотелось бежать, бежать далеко отсюда. В то место, где никто не найдёт его и не узнает о его позоре. Алекс был уверен, что теперь уже активная половая жизнь с женщинами не спасёт положения, ибо каждый раз, вставляя своё орудие во влагалище, он будет представлять, что вставляет его в ложбинку между аппетитных ягодиц друга. Сколько бы Алекс не гнал от себя мысли о сексе с Чарли, те всё равно беспорядочно лезли ему в голову, вызывая одновременно и звериную похоть и животный страх. Во сне Алексу грезился всё тот же белокурый Чарли, полностью обнажённый, стоящий среди серебристой листвы, около бездонной пропасти. -Подойди ближе и дай мне руку. - ласково попросил зеленоглазый блондин. -Зачем? - недоверчиво спросил брюнет. -Прыгнем вниз. -Но...мы разобьёмся! -Вовсе нет, мой милый Ал. Мы попадём в более прекрасный мир! Наш с тобой мир! Мир, где мы сможем быть свободными и, не страшась гнева общества, любить друг друга. Алекс колебался. -Ты веришь мне? - спросил Чарли. Брюнет молча смотрел в прекрасное лицо, любуясь прелестью небесных черт. -Ты любишь меня? - послышался ещё один вопрос. -Да! - твёрдо ответил Алекс, ибо был не в силах смолчать. Этот ответ был, словно криком его многострадальной души. -Тогда дай мне руку и следуй за мной. Алекс неуверенно протянул руку Чарли, а тот начал потихоньку отходить назад и, наконец, расстояние между ним и чёрной бездной совсем исчезло. Испанец понял, что его друг начинает падать и если он сейчас даст ему руку, то упадёт и разобьётся вместе с ним. Алекс не знал, что делать. Существует ли тот изысканный мир, который обещал ему Чарли? Или они сделают роковой шаг к собственной гибели? Стоит ли рискнуть во имя личного счастья? Что делать? Как поступить? Алекс проснулся в холодном поту. Сон оказался символическим. Руководствуясь прекрасной наружность, Чарли и впрямь тянет своего господина в "бездну".***
"Настоящая любовь всегда творит и никогда не разрушает. И в этом - единственная надежда человека".(Леонардо Бускалья)
Послышался стук в дверь и, не дожидаясь приглашения, в комнату вошёл Чарли, бодрый, весёлый и неприлично соблазнительный. Алекс молча уставился на него. "Господи! - думал он, - До чего я люблю это прекрасное непокорное существо! Я, словно чувствую, что он создан для меня одного и не хочу им ни с кем делиться. Было б моя воля, он бы больше ничего не чувствовал, кроме моих ласк и поцелуев. Он бы всю вечность пролежал в моих объятиях, испуская стоны удовольствия и будучи моим! Только моим! Полностью и беспрекословно! Мне безумно стыдно за то, что я желаю с ним физической близости, однако ничего не могу с этим поделать! Это постыдное чувство потихоньку убивает меня! Звериная страсть и дикая похоть рвутся наружу и я уже не в силах сдерживать их! Если желание плоти возьмёт верх, то холодный рассудок разобьётся вдребезги и, значит, мне уже не будем места среди знатных господ...и даже среди крестьян...и даже среди живых. О нет! Было бы ужасно поддаться зову плоти!" -Проснулся? И правильно, давно пора. А то господин почивает, а слуга слоняется без дела. У меня прям руки чешутся выполнить какое-нибудь поручение. Ну, давай, прикажи мне что-нибудь! -Выйди вон! - послышался резкий ответ. Алекс даже удивился собственной грубости, однако по-другому было нельзя. Полуприкрытая грудь и белоснежная шея блондина возбуждали его всё больше и больше. Чарли непринуждённо плюхнулся в кресло. -Ал, ну ты чего? Всё ещё обижаешься? -Я тебе приказал, слуга, выйти вон! Чарли принялся подкидывать вверх, обшитую красным бархатом, господскую подушку. -Да нет, я имел ввиду, прикажи что-нибудь реально нужное. - он призадумался, - О! Прикажи мне, помочь тебе одеться! -Я и сам могу! Выйди вон и не мешай! -Ну-ну, сударь, не упрямьтесь. - Чарли приблизился к испанцу, - Вы сами не в силах нацепить на себя столько барахла. Давайте, я вам помогу. Слуга принялся натягивать на своего господина штаны и сюртук, а тот стоял неподвижно, смущённо улыбаясь. Ему безумно нравилось ощущение того, что столь красивый молодой парень услужливо угождает ему, исполняет приказы и даже одевает его...пусть и по собственной воле. Что греха таить, Алексу дико нравилось чувствовать себя господином, имеющим власть над столь прекрасным подданным. У него прям язык зачесался приказать Чарли ещё что-нибудь. -А знаешь что, Чарли? - игриво произнёс он. -Что, сударь? - так же игриво спросил блондин. -Я тебе говорил, что ты потрясно поёшь? Так вот, милый, спой для меня! "Боже мой! "Милый"!!! Зачем я его так назвал?!!" -Ах нет, сударь. Обойдёшься. Я, нынче, не в голосе. -Неважно. Пой. -Сказал же: не в голосе. Лучше прикажи пойти приударить за Шарлоттой! -Пой, Чарли! Это приказ!!! -И что с того? Алекс вскочил и агрессивно выпалил: -Отказываешься выполнять приказы? Может, плётки тебе захотелось?!! Чарли удивлённо взглянул на друга, но потом, видно, смекнул, что это у них игра такая, и послушно взял в руки гитару. -Ладно, не ори! Что петь-то? -Что-нибудь лирическое. -Лири-и-и-и-ическое, - передразнил Чарли, - Ладно, сейчас. Только учти, что я не распевался. Наигрывая мелодию, слуга запел: В моей душе осадок зла И счастья старого зола И прежних радостей печаль Лишь разум мой способен вдаль До горизонта протянуть Надежды рвущуюся нить И попытаться изменить хоть что-нибудь Пустые споры, слов туман, Дворцы и норы, свет и тьма, И утешенье лишь в одном- Стоять до смерти на своем, Ненужный хлам с души стряхнуть, И старый страх прогнать из глаз. Из темноты на свет шагнуть, Как первый раз. И в узелок опять связать Надежды рвущуюся нить И в сотый раз себе сказать, Что можно что- то изменить. Пускай не стоит свеч игра, Поверь опять, что победишь. В конечном счете будет прав Тот, кто зажег огонь добра. В моей душе осадок зла И счастья старого зола И прежних радостей печаль Лишь разум мой способен вдаль До горизонта протянуть Надежды рвущуюся нить Еще раз может быть рискнуть Чтобы хоть что-то изменить когда-нибудь. Алекс поражался красотой нежного голоса. Каждый звук из уст прекрасного блондина волновал его до глубины души. Его вдруг охватило непреодолимое желание пододвинуться ближе к своему слуге и обнять его за изящную тонкую талию. Просто так. Без всяких последствий. Когда Чарли закончил петь, испанец исполнил задуманное. -Похоже, я прощён? - с улыбкой поинтересовался слуга. -Размечтался! Ты от меня просто так не отделаешься! Я ещё придумаю для тебя наказание! -Позволь, я сам. - шутливо сказал Чарли и принялся размышлять, - Ну, хочешь я приберусь в твоей комнате? -Не хочу. -Одежду твою постираю и выглажу? -Нет. -Почищу твои украшения? -Н-Е-Т. -Ммм...обед приготовлю? -Не выдумывай! Ты не умеешь! - насмешливо заметил испанец. -И что? Я научусь. Я, ради искупления своей вины перед тобой, знаешь ли, на всё готов. Так как? -Нет! -Ну хочешь, я...хочешь... -Я сказал тебе, я сам придумаю. -Придумает он! Знаю я, как ты придумаешь! Ты с детства был лишён воображения! -Спорим я придумаю тебе такое наказание, что ты сам будешь шокирован! Ещё и откажешься его выполнять! - серьёзно сказал Алекс и протянул руку другу. -Спорим, я выполню всё, что ты пожелаешь! - Чарли протянул руку в ответ. -Тогда готовься к самому худшему! -О, небо! Неужели ты заставишь меня читать Библию? -Это было бы слишком просто. Я докажу тебе, что не лишён воображения. На этой весёлой ноте друзья расстались.***
"Единственная разница между святым и грешником в том, что у святого есть прошлое, а у грешника - будущее".(Оскар Уайльд)
Пока Чарли гулял, неведомо где, Алекс всё пытался придумать наказание. Нужно было мыслить в рамках приличия, однако страсть и похоть рисовали в его сознании самые бесстыдные картины, на которых Чарли, чаще всего, оказывался без одежды. Алексу, разумеется, хотелось воплотить их в жизнь. Он уже не скрывал этого от себя, но всё ещё пытался скрыть от окружающего мира. Сладострастные мысли возбуждающе действовали на испанца и вскоре у него уже стоял. Да, вот таким вот постыдным способом он невольно заставил свой член подняться. А неприличные мысли атаковали его с новой силой. За окном вечер, Скоро будет смеркаться, а Алекс всё сидит в своей комнате и обдумывает наказание. Нет, нужно срочно что-то решать! Тем временем, напряжение в штанах всё увеличивалось. Терпеть было практически невозможно. А воображение, продолжающее рисовать эротические картины, окончательно завело Алекса. Он вынужден был взять свой член в руки и самостоятельно доводить себя до оргазма. Испанец закрыл глаза и представил, будто это Чарли ласкает его; водит руками по стволу, в нужном месте слегка задевая ногтем, теребит тёмно-красную головку, ловкими движениями отводя кожицу назад, гладит и мнёт два упругих мешочка... Наконец, не в силах терпеть, Алекс с протяжным стоном излил своё семя наружу. Придя в себя, он осознал всё неприличие и постыдство того, что только что сделал. Как можно?! Ведь это запрещено религией! Алекс никогда не занимался этим прежде. Очевидно потому, что никогда прежде сексуальное напряжение не достигало пика. Испанец мысленно смутился и пообещал себе не делать этого больше. Ведь от того, что он, ублажая себя, представлял мужчину, этот процесс являлся вдвойне преступлением. Алекс начал суетливо передвигаться по комнате, пытаясь собраться с мыслями. Что ж такое? За окном уже смеркается, а он всё ещё ничего не придумал! Вдруг молодого человека осенило. Господи, да почему бы не наказать его так, как обычно наказывают всех остальных слуг?! Это не слишком жестоко, не слишком гуманно, и совсем не эротично. Решено! Алекс послал за другом, который через несколько минут уже стоял на пороге его комнаты. -Ну что, придумал? - поинтересовался Чарли. -Да. - спокойно ответил брюнет. Большие зелёные глаза слуги загорелись любопытством. -Пойдём. - сказал испанец и повлёк друга за собой.***
"Неизвестность - самая мучительная из всех пыток".(Альфред де Мюссе)
Молодые парни вошли в конюшню. Там было достаточно влажно и веяло прохладой. -И это всё, на что способно твоё коварное воображение? - смеялся Чарли, - В таком случае знай, что чистить лошадей и убирать навоз мне не впервые. -Дурачок! Причём здесь лошади и, уж тем более, навоз? Моё наказание имеет совсем другой характер. Итак, ты отдаёшь себя на волю моей прихоти? -Ну да. Мы же договорились. -Тогда разденься до пояса и подойди к столбу. -Раздеться? Зачем? -Так надо. Исполняй. Чарли исполнил. Алекс привязал его руки, поднятые вверх, к деревянной колонне. -Что ты собираешься делать? - спокойно, но весьма любопытно спросил слуга. -Сейчас увидишь. - ответил брюнет и отошёл на некоторое расстояние, - Ты боишься боли, Чарли? -Смотря что за боль и кем она причинена. Тогда Алекс взял в руки плётку и, слегка замахнувшись, ударил его по гладкой бледной коже обнажённой спины. Чарли испустил еле слышный стон. -Так больно? -Ал, ну ты и паршивец! Прям, как мой отец! Чуть что, сразу плеть в руки и погнали! -Ты сам пообещал исполнить мою волю. Тебя за язык никто не тянул. -Я от своих слов не отказываюсь. Продолжай. За первым ударом последовал второй, более сильный. Чарли громко вскрикнул, а на спине появился красный след. -Ну как тебе? -Нормально. -Не больно? -Нет. Алекс замахнулся ещё сильнее и вновь ударил по ровной гладкой спине. Из груди Чарли вырвался протяжный стон. -Ну, а так? -Прямо скажем, хреновый из тебя инквизитор, Ал! - съязвил слуга. Реплика Чарли стала для испанца своеобразной мотивацией продолжать порку. Брюнету хотелось доказать, что он способен на большее. На обнажённые спину блондина, то и дело, стремительно опускалась плеть, обжигая нежную кожу грубыми прикосновени и оставляя после себя красные воспалённые полосы. Темп ускорялся, а сила ударов увеличивалась. Чарли стонал, извивался, вздрагивал, но по-прежнему не хотел признавать, что ему больно. А Алекс уже вошёл во вкус. Данный процесс позволил ему почувствовать себя повелителем, властным, суровым и безжалостным. Каждый удар и стон доставляли ему удовольствие и вскоре он начал находить данное занятие весьма эротичным. Брюнет почувствовал тепло внизу живота. Волна возбуждения пробежала по его заведённому телу. Он испугался, но был уже не в силах остановиться. Вид пылающей спины Чарли, осознание того, что это он, собственными руками, окрасил её в алый цвет, связанные запястья молодого парня, его крики стоны, мычание - всё это заставляло член Алекса твердеть и увеличиваться в размерах. Уже был виден, приличной величины, бугорок, выпирающий из штанов. Порка продолжалась. Удары наносились с особой жестокостью. Чарли прикусил губу, чтобы не кричать слишком громко, но через несколько секунд на ней образовалась кровавая ранка и струя красной жидкости потекла по его подбородку. И так было не один раз. Совсем скоро, ранее прекрасная, бледно-матовая спина блондина превратилась в истерзанное месиво сине-фиолетового цвета. Алекс решил, что хватит с бедняги, однако его собственное тело жаждило воплощения в жизнь сексуальных фантазий и получения ещё большего удовольствия. Он хотел воспользоваться покорностью Чарли, насладиться своей властью до конца. Испанцу в голову пришла идея. В трезвом уме и твёрдой памяти он бы нашел её неприличной и сразу же отказался бы от неё, но теперь он, как будто, забыл обо всех опасениях. Ему стало наплевать на всяческие нормы морали, устои, правила...Вс вокруг, как будто, потеряло смысл. Алекс жаждил лишь одного - сексуального удовлетворения. -Снимай штаны! - властно приказал господин. -Как? У меня руки связаны, если ты забыл! -Чёрт, точно! Испанец подошёл к Чарли и стянул с него брюки, обнажив упругие, подтянутые ягодицы с маленькой, манящей дырочкой между ними. Волна возбуждения накрыла Алекса с головой. Он давился слюнями, глядя на эти аппетитные половинки, до которых безумно хотелось дотронуться рукой или, ещё лучше, членом, которому стало тесно в узких брюках и он с уверенностью рвался наружу. Господин протянул руку к столь желанной попке слуги, однако резко отпрянул, не имея сил перейти за рамки приличия. Он снова отошел на некоторое расстояние и с размаху опустил плеть на бледно-матовые ягодицы. -Даже так? - задал вопрос, весьма удивлённый, Чарли. -А ты как хотел? - нагло отвечал Алекс, - За то, что ты сделал тебя надо бы ещё и не так отхлестать! -Морда ты аристократская! Разбаловал я тебя на свою голову! Гляди, совсем стыд потерял. -Так ты не хочешь? Развязывать руки? -Нет. Почему? Я же обещал тебе. -Кстати, да. -Если это удовлетворит твою прихоть, продолжай. "Удовлетворит, но не прихоть" - хитро заметил Алекс и ещё раз ударил по красивой упругой попе. Затем ещё раз. И ещё. Чарли не прекращал эротично стонать. Всё происходило точь в точь, как в сексуальных фантазиях испанца. -Ты ловишь кайф от того, что я делаю? - с ухмылкой поинтересовался господин. -Да нет. Я просто пытаюсь доставить тебе удовольствия. Ты же мой хозяин. Этот угодливый ответ переполнил чащу терпения возбуждённого Алекса и тот принялся ласкать свою плоть через штаны. А почему бы и нет? Чарли всё равно этого не видит. Испанец чередовал удары по ягодицам с ударами по ляжкам, заставляя блондина извиваться и корчиться от боли. Самого его скрутили спазмы, вызванные диким возбуждением и узостью, расшитых золотом, брюк. Терпеть было невозможно. Ещё чуть чуть, и Алекс потерял бы сознание, если бы не решился высвободить твёрдое орудие и начать стремительно ласкать его. -А-а-а...а-а-а...а-а-а! - стонал Чарли, то ли от боли, то ли от удовольствия. Скорее от боли, потому что удовольствие он сейчас врятли мог испытывать. -Да...да, мой сладкий. - приговаривал Алекс, не сдерживая своих эмоций. Сейчас он был почти на пике наслаждения и не хотел думать о рамках приличия. В этот момент ему всё показалось таким ничтожным: мнение людей, общепринятые истины. Какая, в конце концов, всем им разница, как именно Дон де Тенорио будет доставлять себе сексуальное удовольствие. Он - взрослый, самодостаточный мужчина и в праве сам решать, кого любить, с кем спать и как наказывать непокорных слуг. Никто не в праве осуждать его за его действия. Нет, никто. Стремительные удары продолжали сыпаться на многострадальное, истерзанное тело, а Алекс почувствовал в своей руке пульсацию. Он был готов излить своё семя наружу. Как раз в тот момент, когда плеть, в который раз, опустилась на пылающие, покрасневшие ягодицы Чарли, из члена Алекса выстрелила первая струя густой спермы. Парни застонали одновременно. Первый от обжигающей боли, второй от жгучего удовольствия. Истерзанные половинки слуги дико болели, однако он продолжал покрно принимать удары, в то время, как его господин кончал стремительными потоками белой жидкости, падающими на пол, укрытый соломой. Алекс изливался с такой силой, что после окончания процесса чуть не упал в обморок. Плеть выпала у него из рук. Сам он чуть не повалился на пол, но успел облокотиться на деревянную колонну. Постояв немного в таком положении, он спрятал расслабившейся член и застегнул ширинку. Чарли всё казалось, что вот вот и на его, пылающей дикой болью, зад снова опуститься плётка. Шли секунды, минуты, но ничего не происходило. -Всё? - поинтересовался обессиленный слуга. Большее количество ударов он был просто не в силах вынести. -Да. Хватит с тебя. - послышался спокойный ответ. Чарли с облегчением вздохнул. Алекс направился в сторону обнажённого друга, желая развязать ему запястья, но остановился, увидев весьма неприятную картину. Господи! Во что он превратил прекрасное бледно-матовое тело Чарли? В истерзанное, кровавое месиво. Казалось, на, покрытой ссадинами, спине не осталось не единого живого места, а про посиневшую попку и говорить нечего. Дону стало стыдно. Сколько вреда он причинил своему бедному приятелю! Как обезобразил его прекрасную плоть! Похоже, увлёкшись безграничностью своей господской власти, Алекс просто не соображал, что делал. Единственной его целью было - получить сексуальное удовлетворение. Однако теперь, он просто поразился своей жестокости. -Чарли? - испуганно окликнул он друга. -Да. - послышался тихий ответ. -Ты...в порядке? -Угу. Алекс принялся развязывать ему руки, осматривая, истерзанно плёткой, тело. Жалость к несчастному другу не имела границ. -Тебе было очень больно? -Терпимо. Освободившись, Чарли натянул брюки и прошёл мимо Дона, даже не взглянув на него. Шёл он не очень уверенно, шатаясь, сгибая колени. Видимо, боль просто помутила его рассудок. Он подошёл к лавке и попытался натянуть рубашку, однако, осознав, что это будет очень больно, просто закинул её на плечо и вышел из конюшни. Алекса обрадовало, что он не обратил внимание на сперму на соломе. Однако стыд и сожаление к лучшему другу просто рвали его изнутри. Сейчас испанец трезво взглянул на сложившуюся ситуацию. Да как он вообще мог так поступить? Это подло и ужасно с его стороны! Он перешёл за рамки приличия, наплевал на все нормы морали, на все устои и правила! Да где это видано, чтобы слуг наказывали ТАКИМ ОБРАЗОМ? Да, конечно, удары плетью по спине - это традиция, но удары ниже спины - это просто извращение! Причём до такого истерзанного состояния доводят своих жертв только жестокие инквизиторы! Он, несомненно, позволил себе слишком много. Взгляд испанца случайно упал на, валявшуюся на полу, окровавленную плеть. В сердцах, он схватил ее и швырнул в противоположную сторону конюшни. Подумать только, дикое сексуальное влечение к этому прекрасному белокурому юноше, заставляет Алекса совершать такие жестокие, бесчеловечные поступки! Каждый раз, при виде этого обворожительного молодого парня, звериная страсть загорается в Доне де Тенорио, страсть, разрушающая их дружбу, их взаимопонимание, их братскую любовь. Но Алекс понимает, что подавить в себе эту страсть он не в силах. Настало время для решительных действий. Наконец, нужно сделать выбор, определиться. Но что избрать? В этом то и суть проблемы. Каждый из предложенный вариантов может, как осчастливить Алекса, так и привести его к гибели. Шансы равны. Вот она, человеческая суть: мы, как слепые котята, движемся по дороге, которую не видим, каждую минуту рискуя оступиться и кануть в пропасть, ведь идеально ровных дорог не существует. Каждый раз, делая шаг вперёд, мы надеемся крепко встать на ногу, чтобы ещё на сантиметр приблизиться к желаемой цели. Но этот шаг может стать как удачным, так и роковым. А иногда мы просто не решаемся шагнуть вперёд, боясь ошибиться, боясь выбрать неправильное направление, боясь того, что этот шаг станет для нас последним. Но всё-таки лучше пойти вперёд и ошибиться, чем остаться на месте и ждать, неизвестно чего. Сила - в движении. И только, идя вперёд, мы сможем достигнуть своей цели. Как поётся в песне: "Там для меня горит очаг, Как вечный знак забытых истин... Мне до него последний шаг, И этот шаг длиннее жизни". Прозрение - лишь для избранных, а мы все - слепые котята. Дорога - это наша жизнь, а очаг - это та цель, к который мы стремимся.***
"Добродетель состоит не в отсутствии страстей, а в управлении ими".(Джош Биллингс)
Алекс, полон нерешительности, стоял у дверей спальни своего слуги. Он твёрдо решил, что нужно извиниться, но никак не мог подобрать нужных слов, чтобы в полной мере выразить своё сожаление. Презрение к самому себе рвало и душило его. Он ненавидел себя за обилие мелких страстей в похотливом, неразумном сознании. В кого он превратился за это время? В ничтожного, низкого человека, не имеющего ничего общего с прежним Алексом де Тенорио. Это постыдное чувство горит в душе огнём, испепеляя все высокие качества и благородные убеждения. Оно никогда не умрёт. Никогда Алекс не сможет подавить или вовсе уничтожить его. Нужно принять решение: выпустить это чувство наружу, то есть признаться Чарли в любви или...или отказаться от жизни среди людей, посвятить всю оставшиеся годы служению Господу. Третьего не дано. Сомнения продолжали окутывать Дона, но он всё-таки решился приоткрыть дверь спальни. Благодаря лунному свету, освещавшему комнату Чарли, было видно всё, вплоть до мелких деталей. Почти так же, как днём. Алекс увидел приятеля, обнажённого до пояса, лежащего на шёлковых простынях. Он спал, испуская тихое сопение. Возможно, он видел хорошие сны про тихую и одинокую жизнь где-нибудь в горных вершинах, где нет насилия, наказаний, где нет таких понятий, как слуга и господин. Быть может, где-то глубоко в душе, Чарли мечтал о такой жизни. Земные страсти могли давно наскучить ему, а то, что бедняга недавно испытал, могло полностью изменить его мнение о дружбе, поддержке и любви. Алекс и Чарли постоянно доказывали друг другу, что социальное неравенство между ними никогда не заставит их предать крепкую долговременную дружбу. Однако, согласно событиям последнего дня, испанец не сдержал своего слова. Дон вошёл в комнату и присел на постель, рядом с Чарли. Его взору снова представились следы побоев на гладкой, бледно-матовой спине. Безусловно, эти раны будут гнить, воспалятся и причинять боль их обладателю. А если в рану зайдёт инфекция, то могут пойти осложнения, которые, неведомо как, отразятся на молодом организме. Как жаль, что именно он, Алекс, наградил беднягу Чарли всеми этими возможными недугами. Испанец протянул руку к обнажённой спине и нежно провёл пальцами по свежей продолговатой ране. Блондин вздрогнул, видимо от боли, но не открыл глаз. Поглаживая синяки и ссадины, Алекс будто успокаивал и жалел свою жертву, будто заглушал боль, будто раскаивался в содеянном. Затем его рука скользнула к белокурым локонам и принялась гладить по голове спящего молодого человека. Дон заглянул в лицо друга. Губы Чарли застыли в еле заметной улыбке, но он по-прежнему спал или делал вид, что спал. Алекс смотрел на ямочки на румяных, гладко выбритых щеках и поражался красоте, отчасти юного, лица. "Ты похож на Бога. - еле слышно прошептал Алекс, - Всё в тебе прекрасно. Всё совершенно. Иногда мне кажется, будто бы ты вовсе не человек, а ангел, спустившийся с небес, дабы совратить Дона де Тенорио. А что мне делать, дорогой Чарли? Поддаться искушению и кануть в бездну вместе с тобой, али мучаться и терзаться до тех пор, пока плоть вовсе не остынет и сама не откажется от всех земных наслаждений. Должен признаться, я готов отдать жизнь, ради одной ночи проведённой в твоей постели. Но ты никогда не позволишь мне этого, ибо не знаешь, что я чувствую, глядя на тебя, произнося твоё имя, касаясь тебя..." Испанец двумя пальцами коснулся щеки блондина и нежно провёл по ней сверху вниз. Затем принялся ласкать смазливое личико тыльной стороной ладони. Каждое прикосновение к любимому, желанному человеку дрожью отдавалось в сердце Алекса, но он не мог остановиться. Каждую секунду господину казалось, что большие бледно-зелёные глаза его слуги вот-вот откроются. Он хотел и боялся этого. "Милый Чарли, я бы всю вечность просидел так над тобой. Возможно, мне бы даже хотелось, чтобы ты никогда более не открыл глаз. Тогда ты не будешь видеть того, что я делаю и не сможешь презирать меня за это. Ты улыбаешься? Трёшься щекой о мою руку? Наверно, ты видишь во сне её, прекрасную Валерию, свою первую любовь. Тебе грезится, что вы с ней сидите около воды, под плакучей ивой и обмениваетесь благозвучными комплиментами. Каждое ее слово волнует тебя до глубины души. Ты любишь ее, любишь всем сердцем и чувствуешь в себе силы сделать её счастливой. Вдруг она снимает с пальца перстень и вкладывает его в твою ладонь, на память о себе. Ты обнимаешь её, она принимается гладить тебя, словно послушного кота, по щекам, волосам, шее, так же, как это сейчас делаю я. Правда, мои жилистые мужские руки не такие беленькие и нежные, как её. Но, конечно же, сейчас ты не видишь разницы, точнее, ты вообще ничего не видишь, а лишь чувствуешь её, а точнее мою, любовь. Она приближает своё лицо к твоему, прилегает алыми сочными губками к твоей щеке и..." Алекс наклонился и поцеловал Чарли в свежую, румяную щёку. Это, совсем невинное, действие вознесло испанца на седьмое небо. А его приятель очаровательно улыбнулся, но по-прежнему не открывал глаз. "Её поцелуй отличался от моего, правда? Конечно. Даже она никогда не целовала тебя так ласково и нежно, как это только что сделал я. Быть может, Валерия никогда не любила тебя. Ты был лишь её увлечением, лишь временной страстью, лишь хорошеньким смешным крестьянином, лишь игрушкой в руках прекрасной аристократки. Но, я клянусь тебе, мои чувства совсем иные. Как странно, правда? Мы клянёмся в любви, когда на самом деле испытываем лёгкую симпатию, и молчим, когда по-настоящему любим. Скольким девушками я говорил, что влюблён в них! Сейчас даже не припомнить. Огромному количеству дворянок и крестьянок я красноречиво клялся в вечной преданности, но ни ради одной из них я никогда бы ничем не пожертвовал. Потому что не любил. Но с тобой, мой дорогой Чарли, всё по-другому. Я никогда не говорил тебе о своих чувствах, однако я люблю тебя до потери пульса, до смерти. Ты - самое прекрасное, что когда-либо было в моей жизни. И, ты знаешь, я не намерен больше этого скрывать". Неожиданно Чарли открыл глаза. Спросонья он невнятно прошептал: -Ал, ты чего? -Да нет, ничего. - Алекс резко одёрнул руку, - Как ты? Сильно болит? -Что? А, нет, нормально всё. -Чарли, прости меня. Сам не знаю, что на меня нашло. Я так жестоко искалечил тебя! -Да ладно, Ал. Я ведь заслужил. -Ты заслуживаешь самого лучшего обращения, дорогой друг. Мне очень стыдно за своё рукоприкладство. -О Господи, нашёл за что извинятся! Я - мужчина и должен уметь терпеть боль. Кроме того, ты - далеко не первый, кто поднял на меня руку. -Прости меня, Чарли, ради Бога. Я... -Да ладно! - перебил друга Чарли, приподнялся и присел. -Я, как будто в детство вернулся. Мне всё казалось, что я - маленький мальчик в разорванных лохмотьях, а ты - мой строгий отец, который наказывает меня за непокорность и испорченную вещь. -Я не похож на твоего отца. -Похож. Очень даже. -И чем же? -Своей невозмутимостью. Неумением выражать чувства и эмоции. Ты знаешь, он ведь никогда не проявлял любви к матери, ко мне. Всегда только холодные, почти равнодушные взгляды, только обыденные, приевшиеся фразы. Никакой ласки, никакой нежности. Я то ладно, пацан ведь. Но мама...Он никогда не обнимал, не целовал её, не говорил ей комплиментов. Хотя он любил её всем сердцем, я уверен в этом. Но он никогда этого не показывал. Боялся, что ли? -Почему сразу боялся? Может быть он считал "телячьи нежности" проявлением слабости? -Да в чём слабость? В умении любить? Я считаю, слабость как раз в обратном, в неумении говорить человеку в глаза о своих чувствах. Молчать, согласись, может каждый. Однако, открыть свою душевную тайну предмету обожания могут лишь смелые. -Ты так считаешь? -Да, это моё мнение. Субъективное, конечно. И, быть может, неправильное, но... -И ты считаешь, что я - такой же? -Ну да. Не обижайся, но в тебе нет твёрдости, нет решительности, что касается любовных дел. На поле боя ты, конечно, - красавец. Но за его пределами ты... -Ну, говори! -Всё, проехали. -Нет, не проехали. Говори, что хотел сказать! -Да неважно, что я хотел сказать. -Нет уж, продолжай, раз начал! -Трус. -Ах вот как?! Ты считаешь меня трусом?! -Ну я же сказал, не обижайся. Ты действительно боишься проявлять свои чувства. Согласись, что это так. "А ведь он прав. - задумался Алекс, - Я и вправду трус. Нет! Какой вздор! Я, Дон де Тенорио, назван трусом?! Нужно доказать ему, что он ошибается! Итак, решено! Или сейчас или никогда!" -Чарли! -Да. -Я люблю тебя. Сердце испанца забилось в бешеном ритме. Он не успевал глотать воздух. Всё тело дрожало, покрывшись мурашками. Казалось, он находится на грани жизни и смерти. И его дальнейший путь зависит от ответа Чарли, который обнял его за плечи и произнёс: -Я тоже, мой лучший друг, мой брат. Было ясно, Чарли не понял Алекса. Дон в облегчении вздохнул, однако тут же понял, что надо пояснить значение своих слов, иначе он и впрямь навсегда останется трусом в собственных глазах. Испанец, глядя в большие бледно-зелёные глаза, с уверенностью начал: -Нет, Чарли. Я люблю тебя вовсе ни как друга или брата, хотя как друга и брата тоже. Но не только. Я люблю тебя, как мужчину. -Как человека, ты хотел сказать? Я тоже... -Не перебивай, пожалуйста. Я люблю тебя так же, как ты когда-то любил Валерию. Ты помнишь Валерию? -Да. Дочь Дона де Марко. Это было, кажется, года 3-4 назад. Высокая, стройная, голубоглазая аристократка покорила моё сердце! Правда, Ал, она была редкой красавицей? -Да, она действительно красивая девушка. Ты испытывал к ней примерно те же чувства, которые я сейчас испытываю к тебе: желание заключить в объятия и никогда больше не отпускать, желание быть рядом, физически и морально, желание назвать тебя своим... Алекс поймал на себе крайне удивлённый взгляд приятеля и замер, не решаясь продолжить. Сердце его колотилось так, словно сейчас выпрыгнет из груди. Волнение и страх заставляли содрогаться каждую клеточку его существа. Безусловно, это конец. После продолжительного молчания Чарли залился громких смехом: -Ей Богу, Ал! Что за ерунду ты несёшь? -Это вовсе не ерунда, Чарли! Я и вправду хочу, чтобы ты был моим. -Я и так ваш, сударь. - продолжал хохотать блондин. -Да нет же! Моим в другом смысле этого слова! Моим...моим...возлюбленным! Чарли рассмеялся ещё больше: -Сударь, вы пьяны? Или вы рехнулись? Ей Богу, сударь, да у вас крыша едет! Испанец, не обращая внимания на смех приятеля, продолжал с серьезным видом рассказывать ему о своих чувствах: -Ты будешь презирать меня за это, откажешься от дружбы со мной и, возможно, даже перестанешь здороваться. Я знал, но был не в силах смолчать. По-моему, ты имеешь полное право знать всё, что творится в моей грешной душе, хотя бы потому что причиной всех изменений во мне являешься ты. Да, именно ты. Помнишь, тогда, около реки, когда мы вспоминали про наше детство, ты в шутку украл у меня медальон? Так вот, когда я насильно стянул с тебя рубашку я...невольно залюбовался тобой! Твоё тело, что греха таить, прекрасно! После сказанного Чарли перестал смеяться и испуганно уставился на друга. Алекс продолжал: -У тебя безумно смазливое личико, прекрасные глазки, обворожительная улыбка, а твой голос! О, он совершенен! Я готов часами слушать, как ты поёшь и пусть весь мир подождёт! Глядя на то, как своими сильными жилистыми руками ты перебираешь струны гитары, я мечтаю о том, чтобы так же нежно ты перебирал пряди моих волос, когда мы с тобой лежим в обнимку на шёлковых простынях нашей общей постели. Чарли не верил своим ушам. Он молча слушал и только изредка моргал, желая убедиться в правдивости происходящего. Быть может, всё это ему только снится. -Однако, не думай, что мои чувства ограничиваются страстью и жаждой полового акта. - продолжал испанец, - Это вовсе не так. Я люблю тебя самой чистой и светлой любовью, какой только способен любить человек. Я просто хочу, чтобы ты был рядом. Всегда. Чарли понял, что его друг говорит вполне серьёзно, ибо ему вообще было не свойственно шутить на подобные темы. К тому же он говорил так...божественно! Здесь два варианта: либо Алекс -гениальный актёр, либо он и вправду влюблён в своего лучшего друга. -Ал...ты говоришь страшные вещи! Быть может, тебе это просто кажется. Просто симпатия, такое бывает. А ты по неопытности принял эту симпатию за любовь. -Чарли! Если бы ты знал, что творилось со мной всё это время, ты бы не стал так говорить. Я сходил с ума! Я в буквальном смысле сходил с ума по тебе! Мне казалось, будто моя душа изрезана на части, но сейчас, когда я выговорился, мне стало гораздо легче. Я не настаиваю, чтобы ты принял моё предложение, я лишь... -Ал, да ты в своём уме? Как вообще его можно принять? Ал, ведь это страшный грех! Как ты вообще мог подумать, что... -Что мои чувства взаимны? Ты прав, я был глупцом. И так понятно, что ты никогда не сможешь ответить мне тем же. -Ал, это всё какой-то бред! Ты просто запутался в себе! Нет, я не верю! Этого быть не может! -Чарли! - Алекс схватил друга за руки, - Я Богом клянусь, я люблю тебя!***
"Не мнения людей, а доводы разума - вот универсальная формула поиска истины".(Пьер Абеляр)
Друзья сидели друг напротив друга и, освещённые лунным светом, ждали. Один - если не пробуждения, то объяснений; другой - если не ответа, то понимания. Наконец, Алекс не выдержал. Прямота и откровенность, как будто придали ему смелости и он возобновил вопрос: -Чарли, почему ты молчишь? Блондин в недоумении пожал плечами. -Почему я молчу? Я, право, даже не знаю, что тебе сказать. Прежде я не сталкивался ни с чем подобным, потому понятия не имею, как реагировать на твои слова. -Скажи мне что-нибудь, прошу тебя. -Да что я должен говорить? -То, что подсказывает сердце. Прислушайся к нему. -Какое к чёрту сердце, Ал?! Ты вообще понимаешь, что у тебя реальные проблемы?! -Да? И в чём по-твоему они заключаются? -В том, что ты только что сказал! -Мне тоже жаль, но это правда. -Ей Богу, дружище, у тебя нервное расстройство! Завтра обязательно покажись врачу! Вот увидишь, пройдёт время и мы вместе посмеёмся над событиями этой ночи. Ты сам себя не слышишь и просто не понимаешь, что говоришь. Ты просто бредишь. Может у тебя жар? Чарли приложил ладонь ко лбу Алекса, который свидетельствовал о нормальной температуре и превосходном самочувствии. -Меня мучают лишь моральные страдания, Чарли. Я скучаю по тебе. -Как ты можешь скучать? Ведь я рядом. -Худший способ скучать по человеку - это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим. Наш случай. -Твой случай, Ал! Не втягивай меня в это! Завтра ты проснёшься и забудешь об этих откровениях, как о страшном сне! Поверь мне, так и будет! -Не будет, Чарли. Скорее наоборот, вся моя жизнь до нынешнего момента была подобна сну, ибо мой разум и моё сердце дремали долгие 22 года и пробудились лишь сейчас, благодаря такому сильному возвышающему и разрушающему чувству. Задумайся, ведь мы живём, согласно истинам. Однако может быть, это вовсе не истины, а лишь гипотезы, лишь субъективные мнения слепцов. А что если настоящие истины - это доводы нашего собственного разума? Это то, что мы сами считаем правильным, лично для себя. Я пришёл к выводу, что жить мы начинаем лишь тогда, когда приходим к собственным заключениям, убеждениям, знаниям, исходя из личного опыта, а не из того, что нам навязали другие. Быть может, и ты дремлешь...до сих пор. -И какому же новому заключения ты пришёл? -Что быть собой - не есть грех, Чарли. Как гласит всем известная истина: "Однополая любовь - один из самых тяжких грехов человечества". Я не считаю такую особенность грехом, потому что каждый человек волен сам выбирать, кого ему любить. -Это так, но...ведь существуют нормы морали, общественные правила, которые запрещают... -Помнится, ты говорил мне, что не признаёшь никаких правил. -Да, но...я не знаю. Ты, вроде как прав. Однако, не подлежит сомнению, что ты не прав. -Я не прав в том, что родился таким? Не прав в том, что Бог создал меня гомосексуалистом? -Не произноси этого ужасного слова! Не какой ты не гомо...нормальный ты! Тебе ведь нравятся женщины! -Нравятся. В таком случае бисексуалистом. Что ж, это ничего не меняет. Знаешь, Чарли, я больше не буду притворятся и скрывать себя настоящего лишь потому, что кто-то сказал, будто быть таким - это плохо. -Ал, ты сошёл с ума! Ты представляешь, что сделает с тобой Святая Инквизиция?! -Какая теперь разница? Если ты скажешь, что тоже любишь меня, я, не задумываясь, положу свою жизнь на карту и просто стану счастливым, пускай и на короткое время. -Ты знаешь, что я не могу этого сказать. -Но ты это чувствуешь, просто боишься признаться даже самому себе. -Нет, Ал! Ты ошибаешься! -Не ври мне, Чарли! Ты чувствуешь то же, что и я! Раньше я сомневался, но отнюдь прозрение было даровано мне и я всё прочитал по твоему взгляду, по твоей речи, по твоим размышлениям. -Клевета! Я и думать о подобном не смею! -Теперь я не верю тебе, так же само как и ты совсем недавно не поверил мне. Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы не заметить очевидного? -Как бы тебе не хотелось, я никогда не соглашусь быть "твоей девочкой". Это унизительно! -Я и не прошу тебя быть "моей девочкой". Я прошу признаться в своих истинных чувствах мне и себе. Я слишком долго колебался, но, сделав это, совсем не жалею. Такова моя судьба, моё предназначение. -Я хочу спать. И ты иди. -Я ещё не закончил. -Зато я закончил. -Чего ты боишься, скажи? Ты назвал меня трусом, но теперь оказывается, что трус - это ты. -Я не боюсь проявлять свои чувства, Ал. Но лишь тогда, когда эти чувства являются законными и не противоречат нормам морали. В ином случае, я предпочитаю молчать. И тебе советую. -Однажды ты придёшь ко мне и скажешь, что любишь. Я честью ручаюсь, это произойдёт! Нужно лишь подождать. -Тебе придётся ждать слишком долго. Жизни не хватит. -Душа живёт вечно, Чарли. Это я также понял из собственных умозаключений. Она может прожить тысячи жизней, накопляя опыт, который ей необходим, чтобы перейти на следующий уровень. -На какой уровень? -На уровень мудрецов, затем пророков, затем ангелов, затем Богов. Мы все созданы для того, чтобы пройти путь от чёрных врат ада до златых врат рая - обитель Богов. И эта наша жизнь - лишь маленький шажок на пути к совершенству. А эта наша любовь - опыт, необходимый нам. И от неё никуда не деться. Все мы имеем право быть счастливыми, чего бы это счастье нам не стоило. -Мне не нужно такого счастья. Слишком дорого придётся за него заплатить. -И в этом тоже правда жизни, ибо самое прекрасное достаётся нам ценой великих страданий. Или же наоборот - сначала получаем, а потом отдаём. Наш случай. -Ал,... -Я хочу сказать просто: задумайся. Мы сами в праве устанавливать истины и следовать им. Зачем стараться быть тем, кем в действительности не являешься? Задав другу риторический вопрос, Алекс удалился. Была глубокая ночь. Он возвращался в свою комнату по, освещённым лунным светом, коридорам и чувствовал себя Всемогущим. Никаких терзаний, никакой душевной боли больше не было. Вся она излилась в мудрые слова и эхом отдалась в сознании Чарли, заставив спящий разум пробудиться. Всё стало проще и Алекс уже, в некоторой мере, был счастлив от того, что наконец-то нашёл и признал себя. Он поступил правильно, в этом нет сомнений. Исчез страх, чудовищные муки растворились в пустоте. Нет больше пределов, нет рамок, границ, полей. Есть лишь огромное пространство, находящееся в его власти. И он воспользуется им, как надлежит.***
"Единственное сокровище человека - это его память. Лишь в ней - его богатство или бедность".(Адам Смит)
Алекс встал и вышел на балкон. Взглянул на голубое небо, вдохнул свежий воздух. Он стал другим человеком. Более смелым, более решительным, более мудрым. До вчерашнего для он не жил по-настоящему, а лишь существовал. Однако теперь всё будет по другому. Хватит кормить себя иллюзиями, пора научиться доставлять и испытывать реальные удовольствия. "Я ни секунды не жалею о том, что сделал. Я должен был так поступить. Я должен был сделать этот роковой, но, вместе с тем, необходимый мне шаг. Возможно, я был слишком резок...Он испугался, это видно. Что ж, нужно дать ему время поразмыслить и разобраться в своих чувствах. Я сделал всё, что мог. Теперь его черёд. Пускай решает". Дон облокотился на позолоченные перилла и закурил трубку. ""Быть или не быть - вот, в чём вопрос", - писал Шекспир. Наверняка, мой покорный слуга сейчас задаётся тем же вопросом. Быть - довериться порывам сердца и отдаться на волю чистой светлой любви, не думая о последствиях. Просто стать счастливым. Или не быть - подавить в себе все противозаконные желания, продолжать жить по общепринятым истинным. Ложным истинам. Да, ложным. И не стать счастливым. Никогда". Алекс вышел из замка и устроился на террасе, любуясь пейзажем и слушая пение птиц. Он просидел так около четверти часа, почти задремав. Но вдруг посторонний шум заставил его разомкнуть глаза. Дон увидел своего слугу, который был одет, как обычный крестьянин и держал за спиной небольшой узелок со своими вещами. Чарли бросил на своего господина равнодушный взгляд, затем кивнул головой в знак прощания направился в сторону калитки, выходящей из сада. Алекс в недоумении вскочил. -Что это такое? Ты куда собрался? -Домой. Я ухожу, сударь. -А вернёшься когда? -Я не вернусь. Чарли зашагал по аллеи сада. -Остановись! - прикрикнул Алекс. -А вы мною не помыкайте! Я вам не слуга! -Да что ты? Если ты забыл, я - всё ещё твой хозяин! -Ваш отец освободил меня от службы. -Как...освободил? -Совершенно верно, сударь. -Что это за поганое обращение "сударь"? Что это за высокомерное "вы"? Чарли, чёрт подери, да что с тобой? -Со мной ничего. Это с вами беда. Вы вчера бредили, как полный псих. Извините, но я не хочу служить душевнобольному господину. -Я говорил правду, это во-первых. А во-вторых, Чарли, ты - мой лучший друг. -Был. До вчерашнего вечера. -А что же случилось вчера вечером? -Будто бы сами не помните. -Ну-ка напомни. -Ей Богу, не заставляйте меня вспоминать! Уж лучше лишиться домашнего очага и стать беспризорником, чем ещё раз пережить подобное. -Как ты изменился! Неужели это мои признания в любви так губительно подействовали на тебя? -Перестаньте! Ничего не было! Никаких признаний! -Как бы тебе не хотелось...Но я отвечаю за свои слова, и ни секунды не жалею о них. -Это ваше дело. Позвольте мне идти. -Что ж...иди. Если тебе угодно. -Прощайте, сударь. Чарли развернулся спиной к Алексу и продолжил путь. Однако неожиданная реплика Дона заставила его остановиться: -Ты даже не пожмёшь мне руку и не обнимешь на прощание, как делал это обычно. Чарли призадумался, но, спустя пол минуты, ответил: -Я не могу, Ал. Ты знаешь, что я не могу. Алекс приблизился к нему сзади и, почти шёпотом, сказал: -Тебе страшно, я понимаю. Мне тоже было страшно. Но я переборол свой страх. Теперь твоя очередь. Блондин застыл в нерешительности. Очевидно, в его голове мешалось куча мыслей. -Я принял решение, Ал. - наконец ответил он, - И не собираюсь его менять. -Твой страх будет стоить тебе счастья, дорогой Чарли. Не слишком ли высока цена? -Твоя страсть будет стоить тебе жизни, милый Ал. Ты уверен, что готов заплатить так дорого? -Уверен. -Что ж, это твой выбор. Чарли продолжил путь по садовой аллеи. Алекс молча глядел ему вслед, затем окликнул: -Эй, Чарли! А как насчёт memoria? Блондин ничего не ответил, а лишь снял с безымянного пальца перстень с янтарем и молча положил его на поверхность мраморного ограждения. Затем обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на дорогого друга и вышел из сада. Алекс приблизился к калитке, взял в руку, оставленный на память, перстень и принялся пристально смотреть в камень, огненного цвета, словно желая увидеть в нём некое предсказание, некую надежду, а, возможно, и разглядеть обожаемое лицо. -Однажды этот замечательный перстень подарила тебе знатная дама Валерия, как символ своей любви к тебе. А сейчас ты оставляешь его для меня, как...как символ того, что не всё потеряно. Ты вернёшься, я знаю. Ты вернёшься и скажешь мне три заветных слова. Стоит только немного подождать.***
"Странный этот мир, где двое смотрят на одно и то же, а видят полностью противоположное".(Агата Кристи)
Конь молодого аристократа мчался на максимальной скорости вместе в попутным ветром. Холодные порывы воздуха раздували в разные стороны чёрные, как смоль, шёлковые кудри. Руки Алекса, плотно сжимавшие поводья, покраснели и потрескались на морозе. Но он не останавливал лошадь и продолжал стремительную скачку, значительно обогнав своих товарищей. Он был один. Один в огромном незнакомом пространстве. Кругом лишь голые деревья и безграничные поля, покрытые первым ноябрьским снегом. Впереди - дорога. Дорога, ведущая неизвестно куда. Со множеством луж, покрытых тонкой ледяной корочкой. Он не вполне понимал, зачем согласился ехать с несколькими знатными господами в порт, чтобы сесть на пароход, идущий во Францию. Целью этого путешествия были, разумеется, какие-то политические переговоры. Однако цель Алекса мало интересовала. Ему хотелось просто убежать от обыденности своих серых, однообразных будней, просто отвлечься от философских размышлений, которые, стоит признать, в конец доконали его. Хотелось непринуждённой дружеской беседы, хотелось спонтанностей, неожиданностей, курьёзных случаев. Сопровождая холодный северный ветер, начал идти снег. Маленькие изящные снежинки, похожие на микроскопические кристаллы путались в волосах и ресницах Алекса. Щёки порозовели от мороза. И по той же причине стали слезиться глаза. Наконец, Дон Карлос, Дон Альфонс и Дон Луис догнали своего спутника. Где-то около часа они, продрогшие, ехали по большой дороге. После чего показался въезд в город. Мужчины решили подкрепиться и отдохнуть. Они выведали у случайного прохожего крестьянина, как проехать к более менее приличному трактиру, и направились по назначенному адресу. Войдя в трактир, четыре знатных господина присели за стол, в глубине зала и сразу же заказали дорогое красное вино и деликатесные блюда, вроде паэльи, касуэлы, гаспачо. Получив по немалой порции пищи, испанцы подняли бокалы. -Ну что, господа, выпьем за то, чтобы переговоры прошли успешно! - предложил Дон Альфонс, закалённый воин лет 35-ти. -За славного короля Испании! - поддержал его Дон Луис. -За доблестный испанский народ! - добавил Дон Карлос, демонстрируя патриотические чувства. -И за нашу дружбу! - добродушно отозвался Алекс. Мужчины сделали несколько глотков напитка и принялись за еду. Опустошив свои тарелки, испанцы закурили трубки. Прошло около часа, после окончания трапезы. Однако начинало смеркаться и мужчины решили продолжить свой путь завтра с утра. Они подозвали хозяина трактира и принялись расспрашивать, где в этом городе можно сыскать приличную гостиницу, в которой можно было бы провести ночь. Трактирщик сказал, что одна, довольно таки приличная, гостиница находится не далеко отсюда. -Я знаю одно место, где таким знатным господам, как вы, не стыдно было бы защититься от вьюги и холода. Она была построена мэром нашего города специально для проезжих-аристократов. -Очень хорошо, сударь. Не могли бы вы поведать нам, как туда добраться? -В общем-то дорога проста. Однако, уже почти стемнело. И я боюсь, господа, что вы заблудитесь. Позвольте, я позову человека, который знает дорогу и проводит вас. -Конечно, зовите! -Франциско! - окликнул трактирщик. На зов явился человек, который в знак приветствия, учтиво поклонился, но не подошёл близко к столу, а остановился на некотором расстоянии от него. На мужчине был плотный овечий тулупчик и широкополая шляпа. Лица его не было видно. -Окажи милость, проводи этих сеньоров к гостинице "Cataluña". Мужчина в шляпе снова поклонился и сказал: -Прошу вас, господа, следуйте за мной. Сердце Алекса забилось в бешеном ритме. Он узнал бы этот голос даже спустя 100 лет со времён последней встречи с его обладателем. Красивый, мелодичный, изысканный, как звучание флейты. Слушать речи, произнесённые этим голосом, - высочайшее удовольствие. Испанцы встали из-за стола, вышли на улицу и уселись в фиакр, доверив вести лошадей трактирным слугам. Алекс сказал товарищам, что сядет рядом с кучером, чтобы лучше рассмотреть город, насколько это возможно в темноте. Кучером был тот самый человек в широкополой шляпе. -Сударь, вы бы сели в повозку. Холодно. Простудитесь. - учтиво предложил он. -Ничего, Франциско, я мороза не боюсь. Хочу поглядеть на ваш город. И, может быть, вы расскажете мне что-нибудь интересное из его истории. Фиакр тронулся. В течении поездки, Алекс всё пытался заговорить с кучером, но тот, явно не желал разговаривать. Он лишь коротко отвечал на вопросы, кивал, в знак согласия и вовсе не поддерживал беседы. Испанец решил отложить разговор до более удобного случая.***
"Число людей, которые себя погубили, куда значительнее, нежели число погубленных другими".(Джон Леббок)
После прибытия в гостиницу Дон Альфонс, Дон Карлос и Дон Луис, уставшие, разбрелись по комнатам и, стало быть, сразу же уснули. Алекс же сушил свою, осыпанную снегом, верхнюю одежду у камина в гостевой и украдкой поглядывал на фиакр через небольшое оконце. Спустя четверть часа в гостевую вошёл Франциско, отдал Алексу карту города, переданную хозяином трактира, отчитался по поводу лошадей, поклонился и поспешил удалиться. -Чарли! - окликнул кучера Дон де Тенорио. Франциско в нерешительности остановился, понимая, что позвали его. -Вы запамятовали, сударь. Меня зовут Франциско. -Правда? Странно. 12 лет я знал тебя, как Чарли Ричардсона. Ну да ладно. Имя - не главное. Главное - человек, который его носит. Как ты оказался здесь? Франциско повернулся спрятанным лицом к Дону и равнодушно ответил: -Вы меня с кем-то путаете. Я никогда вас прежде не видел. -Ты меня никогда не видел?! А я узнал тебя, Чарли. Почему ты решил уехать из Мадрида? -Я никогда не жил в Мадриде. И никогда меня не звали английским именем Чарли. Я - испанец по происхождению. -Брось! Какой из тебя испанец? Бледная кожа, светло-зелёные глаза, белокурые волосы - это явно не испанские черты. -Вы знаете какого цвета у меня глаза и волосы, сударь? Но, позвольте, под шляпой этого не видно. -Я достаточно изучил тебя за 12 лет дружбы, Чарли. И я всё ещё помню, как ты выглядишь. -Понятия не имею, о чём вы. Какая могла быть дружба? Мы с вами незнакомы. -Возможно, ты бы хотел забыть обо всём, что было между нами. Но такие вещи, Чарли, не забываются. Мы с тобою всегда стеной стояли друг за друга и готовы были идти вместе под пули. -Вы ошиблись. Я не знаю вас. -Помнишь, как, будучи детьми, мы часто плавали в озере, рыбачили, обворовывали купеческие лавки и дворянские сады, взбирались на горы и любовались закатом. -Не помню. -Как строили свой собственный дворец из дров и веточек, найденных у речки. -Не помню. -Как сидели у костра и играли в карты. -Нет, не помню. -Как ты играл на гитаре и пел песни. А я подпевал тебе... Алекс на секунду замолчал, после чего принялся напевать, знакомую до боли, песенку своего друга Чарли, представляющую когда-то огромную ценность для обоих приятелей: -Все отболит и мудрый говорит: Каждый костер когда-то догорит. Ветер золу развеет без следа. Но до тех пор пока огонь горит, Каждый его по своему хранит, Если беда и если холода. Поскольку лица Франциско не было видно, угадать его эмоции было невозможно. Однако, судя по всему, слова родной песни тронули его сердце, потому как он начал подпевать: -Раз ночь длинна, жгут едва едва, И берегут и силы и дрова. Зря не шумят и не портят лес. -Но иногда найдется вдруг чудак. Этот чудак все сделает не так. И его костер взовьется до небес. -Еще не все дорешено... -Еще не все разрешено... -Еще не все погасли краски дня... -Еще не жаль огня... -И бог хранит меня. - произнёс последние слова припева Франциско и глубоко вздохнул. -Ты помнишь. - с надеждой заметил Алекс. -То, что мне известна эта песня, ещё не значит, что между мной и вами есть или была какая-то связь. Тогда Алекс подошёл к Франциско почти вплотную, стянул перчатку и показал руку, на безымянном пальце которой красовался перстень с янтарём. -А memoria ты помнишь? В комнате было тихо. И Алекс ясно слышал, как бешено бьётся сердце кучера. Он нервничает. Он вспоминает. -5 лет он у тебя. - почти шёпотом произнёс Франциско. -Дольше. Мы с тобой не виделись дольше. - тоже шёпотом ответил испанец, - Я безумно скучал по тебе. Открой лицо. Я хочу взглянуть в твои прекрасные глаза. -Поверь мне, этого лучше не делать. -Почему же? -Прошло 5...нет, 6 лет. Время оставило заметный отпечаток на моём лице. -Перестань. Ты лишь ещё более возмужал. 28 лет - пик мужской красоты. -Только не в моём случае. Врятли я теперь красив. -Ты совершенен. И всегда будешь таковым. Для меня уж точно. Сними шляпу, прошу тебя. Франциско повиновался. Алекс поразился увиденным. Лицо его друга было теперь гораздо более загорелым, вьющиеся волосы ещё более светлыми, как будто выгоревшими на солнце, а глаза и вовсе утратили былой зелёный оттенок. Их цвет был близок к тёмно-белому. Теперь они казались полностью прозрачными, как будто выцвевшими, то ли от постоянных слёз, то ли от постоянного нахождения в кромешной темноте. А может быть, и от того, и от другого. На левой брови парня была сине-фиолетовая, довольно глубокая, ссадина. Очевидно, бровь была разрублена. А на щеках виднелись явные следы какой-то кожной болезни. Быть может, оспы. Как ни странно, но все эти изменения ничуть не испортили прекрасного белокурого крестьянина, а даже наоборот, как казалось Алексу, усовершенствовали его. По нему было видно: он многое вытерпел. Однако все эти мучения закалили его характер, наделили его жизненным опытом и, как бы странно это не звучало, украсили его внешне. Если раньше, 6 лет назад, он был совсем зелёным юношей, весёлым, азартным, нетронутым жестокой несправедливой жизнью, то теперь черты его лица приобрели некое мужество, некое благородство, достоинство, нравственность, рыцарство, величие души. Откровенно говоря, только теперь он стал мужчиною, испытав на собственной шкуре физические и моральные страдания, нужды, терзания, сомнения, риск. По одному внешнему виду Франциско теперь можно было с уверенность сказать, что этот человек знает жизнь такой, какая она есть. Этот вовсе не хрупкий неженка, вовсе не бездельник-белоручка, это истинный воин, настоящий самец. А именно такие, как известно, и нравятся женщинам. Да и обществу в целом. -На меня теперь не очень приятно смотреть? - поинтересовался Франциско. -Дурак! Ты восхитителен! - искренне восхищался Алекс, - Ты всегда был моим идеалом, Чарли. Мне всегда казалось, что мужчин, красивее тебя не существует. Но теперь понимаю, что ошибался. Ты - настоящий, ещё более совершенен, чем ты -прежний. Однако, мне жаль тебя. Что наложило такие отпечатки на твоё лицо? Много ли тебе пришлось вытерпеть? Что вообще происходило с тобой все эти годы. Расскажи мне. Алекс и Франциско присели на софу возле камина и кучер начал свой рассказ: -Когда я покинул службу, я остался практически ни с чем. Хотел вернуться в лавку к Дону Педро, а тот уже мне замену подыскал. Сказал, мол: "Незаменимых сотрудников не бывает". Мне пришлось идти домой. Отец, ясное дело, стал расспрашивать, что, мол, как, почему я ушёл со службы. Я сказал, мол: "Прислуживать - это не моё. Начинаешь чувствовать себя шестёркой. Не люблю, знаешь ли, унижаться". А он сказал что-то вроде: "Нам бедным, всю жизнь унижаться. И никуда не денешься от этого". Я жил с родителями, пытался любыми путями денег заработать, только видел какую-нибудь возможность, сразу же цеплялся за неё руками и ногами. Приносил домой кое-что. Конечно не густо, но нам хватало. Потом мама заболела. Доктор сказал, что это воспаление половых органов. Необходимы были дорогие лекарства, специализированные опытные доктора, которые за операцию тоже потребуют не мало. В общем, нужны были деньги. Много денег. А где ж их взять? Я вкалывал день и ночь, на многих работах, да что там, на всех работах, которые были мне доступны. Труд был адским, но жалованье ничтожным. Тогда я и подумал было обратиться к тебе. Но мне сообщили, что ты покинул Испанию с целью путешествия. Я был в отчаяние, от того, что не мог помочь своей матери. -А как же твой отец? -У папы больное сердце. Тяжёлый физический труд ему противопоказан. Он, конечно, делал всё, что в его силах, ухаживал за мамой, приглашал по знакомству докторов. Но они все разводили руками и говорили, что ничем помочь не могут. Что необходимо вести её в госпиталь и срочно делать операцию, пока ещё не поздно. В то время я ненавидел себя, за своё бессилие. Я стал ходить в трактир и напиваться до белки. Разумеется, денег я не платил. Ведь каждый эскудо был на счету. Всё только благодаря хитрости. В том трактире я познакомился с одним дворянином. Дело было вот как, между ним и другим сеньором произошла ссора. Мне судилось стать её свидетелем. Что же они...ах да, бабу не поделили. Не буду пересказывать тебе все подробности этой драки, скажу только то, что я заступился за первого сеньора, так как удар ему был нанесён нечестно. К тому же при нём был один щупленький лакей, а при том, втором, пол дюжины высоких крепких слуг. Меня, конечно, здорово потрепали, но и я многим из них морды поразбивал. И в общем... -Но ты был пьян! -Нет. К счастью, не успел. -И что же дальше? -Я лежал на полу, истекая кровью. Тот самый господин подошёл ко мне и искренне поблагодарил меня за мою отвагу. Я не помню, что было дальше. Позже мне сказали, что я потерял сознание от потери крови и болевого шока. В общем очнулся я в шикарной просторной комнате, с огромной кроватью, камином, и балконом. Ко мне зашёл тот самый господин. Он назвался Доном Бенито Дель Рио и сказал, что привёз меня к себе, В Севилью, чтобы полностью исцелить раны. В тот же день он предложил мне службу у себя. Сказал, что ему очень нужен такой отважный и способный к борьбе, слуга. -А ты что? -Я сразу спросил про жалованье. Он сказал, что не обидит меня и будет платить приличную сумму. Ради матери я согласился. -И что же? -Служил я у него где-то месяц. Однако мама всё слабела. Силы покидали её. Я понимал, что времени категорически не хватает. Нужно было заставить Дона Бенито платить мне больше. Но как? -И что? Придумал что-нибудь? -Я попросил его заплатить мне денег наперёд. Он стал интересоваться, мол: "Неужели тебе не хватает того, что я тебе плачу?". Мне пришлось рассказать ему свою историю. На моё удивление, он внял моим просьбам и молитвам, произнесённым в величайшем унижении, на коленях перед подолом его платья. Но как именно они, этим молитвы, были произнесены для меня тогда не имело значения. Важно было лишь одно - их результат. -Так он согласился? -Да. -Это же отлично! -Мне тоже так казалось. Я отправил деньги домой. Отец написал, что повёз мать в госпиталь, что теперь мы в состоянии оплатить операцию. Я был на седьмом небе от счастья. -И она выздоровела? -Увы нет, где-то через неделю, отец написал, что врачи ошиблись с диагнозом. У мамы был рак. Доктора грели ей органы, а ведь раковые клетки нельзя греть - они размножаются. -И? -Мама умерла. -Чарли, мне очень жаль, честное слово. Но что же стало с тобой? -Я чувствовал себя ужасно. Казалось, внутри меня что-то сломалось. Я снова начал пить, разумеется, насколько мой хозяин мне это позволял. Проходили недели, месяцы. Всё потихоньку налаживалось. Знаешь, Ал, я бы бросил эту грёбаную службу к чёртям, но у меня ведь оставался отец, которого тоже надо было чем-то кормить. И, кроме того, я задолжал Дону Бенито огромную сумму, которую надо было отработать. -И ты всё отработал? -Нет...Ибо случилось вот что: жена моего господина оставалась во Франции, когда он сам вернулся на родину, в Испанию. -И? -Потом она приехала. И я приглянулся ей. -Ты хочешь сказать... -Да. Её звали Донна Джуанита, лет ей было около 35-ти. Женщина красивая, эффектная. Она была симпатична мне, но... -Но не для постели. -Совершенно верно, не для постели. Это было бы слишком - спать с женой своего хозяина. Кроме того, я не хотел её. Меня смущало, что она намного старше меня, да и вообще было много препятствий. Но её это мало волновало. Однажды мне сказали, что госпожа Дель Рио хочет видеть меня. Зачем именно - любопытствовал весь двор, поскольку она всегда мало интересовалась прислугой. Когда я пришёл, она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, в шикарном платье, с обнажённые плечами и грудью. Она смотрела на меня таким соблазнительным взглядом...Если честно, я ещё тогда смекнул, чего она хочет. Но как-то не хотел признавать очевидного. В общем, она сделала мне пару пошлых комплиментов и предоставила массу доволнительных возможностей. -Каких возможностей? -Например, мне можно было гулять по господскому саду, я переместился в более удобную и просторную комнату, мне повысили жалованье. И при всём при этом, я почти ничего не делал. Разумеется, Дон Бенито давал мне разные мелкие поручения, но я быстро управлялся и почти целыми днями был свободен. Сначала мне это безумно нравилось, но потом, признаться, я даже заскучал. У меня вроде как была неограниченная свобода, но в то же время, я чувствовал себя птицей в клетке. Нет, не так...Скорее, подопытной крысой в лаборатории. -Почему, крысой? -Как я позже узнал, окна комнаты Донны Джуаниты выходили как раз на этот сад. Она мне призналась, что часами могла глядеть на то, как я хожу из стороны в сторону, читаю книги или кидаю камешки в воду. Короче говоря, она постоянно наблюдала за мной. -Восхищалась. И это неудивительно, ведь ты красив. Что было дальше? -Однажды в воскресенье, когда все слуги шли исповедоваться утром, мне почему-то сказали прийти вечером. Я пришёл. Кюре в церкви не было, а кругом кромешная тьма. Я присел на колени и начал молиться, как вдруг дверь исповедальни приоткрылась и оттуда вышла моя хозяйка, госпожа Дель Рио. -Господи! И что она сказала? -Уж лучше бы она что-то сказала...но она, видимо, решила, что слов предостаточно и пора переходить к действиям. -Срань Господня! И это при живом то муже! А ты что? -Я пытался сопротивляться, но потом она поцеловала меня в губы и я... -Растаял. -Не то, чтобы...хотя да, так тоже можно выразиться. Она хорошо целуется. -А дальше что? -Она стянула с меня рубашку, начала покрывать поцелуями моё тело, залезла рукой мне в штаны... -И вы...прямо там? -В исповедальне. Она, конечно, безбожница. Так осквернить святое место! -Sí, por supuesto. А потом? -А потом это стало продолжаться каждый день. А иногда даже несколько раз в день. -В исповедальне? -Да в разных местах. А когда Дон Бенито уехал по каким-то важным поручениям, мы делали это в их спальне. Я целый месяц не вылезал из постели. Это было похоже на...да нет, это и было сексуальным рабством! Она, к тому же, садомазохистка. Я просто поражался её богатому воображению. В постели она всегда была моей повелительницей, а я - её покорным слугой. Так же, как и в жизни. Каждую ночь у неё были новые оборудования: кнуты, цепи. Когда мы занимались этим, она часто привязывала меня к кровати, надевала наручники, ударяла плёткой... -Тебе нравилось? -Ну...знаешь, раньше я воспринимал плеть, как наказание. А с Донной Джуанитой я понял, что такие вещи могут доставлять ещё и удовольствие. -Как ЭТО может доставлять удовльствие? Она ведь вредила тебе! -Причинять вред и причинять боль - это разные вещи. К тому же боль может быть ещё и дико возбуждающей. -То есть тебе нравилось то, что она делала с тобой? -Первое время да. Но потом она заигралась. Она стала посвящать мне стихи с весьма подробным описанием интимных частей моего тела и процесса нашего соития. Вот тогда я серьёзно испугался. Вдруг прочитает кто? А если это дойдёт до рук инквизиции, то...и думать страшно! -Да она, видно, конкретно помешалась на тебе! -В постели, во время оргазмов, она часто говорила, что любит меня. Но это всё чушь. Никогда она меня не любила. Ей просто нравилось со мной спать. -Так, и к чему это всё привело? -Её муж узнал. -Ничего себе! Как он узнал? -О нашей связи давно стали догадываться. Я полагаю, кто-то из слуг ему рассказал. -И как он отреагировал? -Как? Вышвырнул меня из своего имения и заявил, что, если бы я не спас ему жизнь пол года назад, то он вообще бы меня повесил. Ах да, я ведь был должен ему денег. -И? -Я снова принялся цепляться за любые возможности хоть чуть чуть подзаработать. Зарабатывал гроши. А что зарабатывал - сразу пропивал. Мотивации откладывать не было, понимаешь? Разве я так сильно хотел расплатиться с Доном Бенито? Или боялся что он меня убьёт? Да мне, признаться, уже было всё равно. Тем более, отец написал мне, что мой дядя взял его к себе на попечение. Мне не о ком было больше заботиться, а сам я в заботе не нуждался. Так и проводил каждый вечер в трактире с пьяной компанией. Потом я познакомился с одним весьма интересным человеком. Его звали Антонио. Обычный крестьянин, сирота. Он понравился мне своей прямотой, своей откровенностью. В наше время редко встретишь таких людей. Так вот, вместе с ним мы открыли в Севильи бордель, который стал приносить прибыль и очень немалую. И как то раз в наше заведение наведался один очень богатый господин. Жажда денег заговорила в нас с полной силой. Под воздействием алкоголя мы ограбили и убили его. -Ничего себе! -Полученные деньги мы очень быстро проматали. Хотя сумма была огромной. -Да как же вы их проматали?! На что?! -Один знакомый плут поведал мне о чудо-травке, от которой помутняется рассудок и жизнь кажется обалденной штукой. На неё. А однажды под действием этой травки мы убили двух английских лордов. Не помню, как их звали. Она приехали в Испанию по каким-то политическим делам. Но, будучи нравственно испорченными, не могли пропустить возможность зайти в наш дом разврата. Там мы их и... -Убили. -Именно. Только, судя по всему, они то были крайне ценными господами, поскольку весь город был поднят на уши после их исчезновения. Мы с Антонио решили бежать из Севильи. Но не успели. Нас арестовали и бросили в тюрьму. -Вы бежали? -Нет. После суда нас приговорили к смертной казни. Антонио был публично казнён. А я...меня приговорили к пожизненному заключению. -Почему так? -Джуанита похлопотала обо мне. Её муж был крайне влиятельным человеком и имел много денег. Она воспользовалась этим. -Позже она вытащила тебя? -Она говорила, что попытается, но...ничего не вышло. -Но как же ты освободился? -Я просидел в тюрьме 3 года. Иногда нас выпускали на улицу и заставляли выполнять грязную работу, но большинство времени мы просто сидели в холодных стенах крепости. Там же я заразился чахоткой и стал потихоньку увядать. У меня была открытая форма этой болезни, поэтому меня переместили в одиночну камеру. С каждым днём болезнь обострялась, так как нас не кормили и поили очень редко. Я хорошо помню место, где мне приходилось лежать, скованным цепями, дышать холодным, режущим лёгкие воздухом, смотреть на каменный потолок, находящийся в 10 сантиметрах от моей головы. Повсюду сырость, всевозможные болячки и одиночество. Я думал, что сойду с ума, прежде чем чахотка сможет меня убить. Надежды не было. Я чувствовал приближение конца. Но однажды ночью...то есть, я не знаю, в какое время суток это было, ведь я около года не видел солнечного света и понятия не имел, какой сейчас день, месяц. Давно уже сбился со счёту. Так вот, меня повели к начальнику тюрьмы и тот сказал, что "под его покровом" и так гибнет тысячи оборванцев и что ему не нужна ещё и моя смерть. С меня сняли кандалы и отпустили умирать. Я вышел из крепости в полной растерянности. Я понятия не имел, куда мне идти, тем более, что идти не было сил. Толком ничего не соображая, я побрёл, куда глаза глядели. Помню, какой-то фиакр остановился подле меня и господин, сидящий в нём спросил что-то вроде: "Парень, с тобой всё в порядке?". Но я не мог ничего сказать и только кашлял ему в ответ. Всё происходило, как во сне. Я находился на грани жизни и смерти. Смерть не принимала меня, а жизнь уже давно отпустила. Все эти 3 года я стремился к свободе и постоянно рассказывал товарищам, чем буду заниматься, когда выйду из тюрьмы. Хотя меня и заключили пожизненно и они все понимали, что это бесплодные мечты, однако всегда с интересом слушали и даже дали мне прозвище Франциско, что значит "свободный". Но теперь я был не рад, что меня отпустили, потому что в этом не было никакого проку. Зачем мне свобода, если я больше не в состоянии жить? Потом я упал где-то у большой дороги, под деревом, так как сил не оставалось даже для того, чтобы ползти. Не знаю, потерял я сознание или нет, но я совсем не помню, что происходило дальше. Хотя нет...я помню кое-что: на минуту мне показалось, что я умер и в забытье мне привиделся сон. Знаешь, какой? -Какой? -Мне снилось, что мы с тобой идём, нет, скорее летим по ночному небу и держимся за руки. Впереди нас звёздные врата. Ты смотришь на меня и ласково улыбаешься. В твоих глазах отражается Вселенная. Ты молчишь, но я понимаю, что значит это молчание. Ты ведёшь меня в неизвестный мир, но меня страшит неизвестность. Я пытаюсь вырвать руку, хотя и понимаю, что упаду. Ты крепко держишь меня и тащишь вперёд, а я со всех сил упираюсь. Я осознаю, что у меня два пути: либо с тобой, в загадочные врата, в неведомый мир, где неизвестно что меня ждёт, либо вниз - упасть и разбиться. Я не знаю, что мне делать. Ты, тем временем, продолжаешь идти вперёд, не глядя на меня. Я хочу тебя окликнуть, но у меня пропал голос, я утратил способность говорить. Я понимаю, что ты просто так меня не оставишь. Но в то же время понимаю, что и я по своей воле не пойду за тобой. Я с трудом освобождаю руку и кану в пространство. Я лечу спиной вниз и вижу исчезающие и снова загорающиеся звёзды. Пока я падаю, они проживают целые жизни. Тут вдруг я осознаю, что буду лететь бесконечно, что вечно перед моими глазами будут зажигаться и снова гаснуть сверкающие огоньки, что непрерывно я вынужден буду безмолвно наблюдать за их разноцветными вспышками и никогда вновь не почувствую под собой земли. Таков мой удел, мой роковой путь. -Интересный сон. И он заставил тебя вспомнить обо мне. -Я всегда помнил о тебе, Ал. И когда дрался с бугаями в трактире, и когда, лёжа на земле, истекал кровью, и когда узнал о смерти матери, и когда спал с госпожой Джуанитой, и когда пьянствовал, и когда курил траву, и когда гнил в тюрьме, и даже, когда умирал. Я всегда помнил о тебе, мой дорогой друг. -Ты снова назвал меня другом. Но я скажу больше, ты мне не просто друг, ты - мой брат. В этом мире не существует человека, которого я люблю больше, чем тебя. Алекс пододвинулся ближе к Франциско и дружески обнял его за плечи. Блондин улыбнулся. В его стальных глазах засверкал знакомый огонёк. Это был огонёк надежды, надежды на лучшее. -Но позволь, что же было дальше? - с любопытством поинтересовался испанец. -Я очнулся в каком-то помещении на горных вершинах. Осмотревшись, я смекнул, что это святое место. Потом ко мне в комнату зашёл старик и представился шаманом. Естественно, я с негодованием признался, что на нашей земле не терпят шаманов. Он сказал, что это мнение навязано нам глупцами и что не стоит принимать его за истину. -Вот это да! Так он вылечил тебя? -Не до конца. Но боль ушла, кровавый кашель прекратился. Не знаю точно, как долго я жил у него, могу сказать только то, что это мне очень понравилось. Он рассказывал мне столько всего интересного. -Конкретно чего? -Правды жизни. Хотя сначала всё, что он говорил казалось мне абсурдом. Но позже я пришёл к выводу, что он действительно очень мудрый старец. Он научил меня медитации. -Что это такое? -Я сам никогда не описал бы этого состояния, ибо оно - нечто очень странное и неведомое людям. Но он объяснил его так: "Это состояние, когда душа покидает тело и витает в иных мирах". -А такое возможно? -Да. Я сам убедился. -И ты видел другие миры? -Более того, я видел себя в других мирах. -Как это? -Оказывается, в другой жизни я был египетским фараоном. Я помню эти громадные пирамиды в виде сфинксов, эти прекрасные золотые украшения, этот дворец...В ещё одной моей жизни я был греческим воином. Вместе со своим народом я отправлялся воевать с Троей. Жена и маленький сын ждали моего возвращения. В общем, я много чего видел. Долго рассказывать. Потом я сказал Вито (так звали страца), что наверно мне пора вернуться к обычной жизни. Он согласился проводить меня к месту, где подобрал. Также я узнал, что прожил у него целый год. Я был шокирован! Мне казалалось, что прошло максимум пара месяцев. На прощанье он сказал мне следующие слова: "Помните, сеньор Франциско: следует делать только то, что вы сами считаете нужным, ибо это ВАША жизнь. Не следует принимать чьи-то убеждения, как должное и чьи-то упрёки, как истинное, ибо это ВАША жизнь. Никогда не бойтесь быть самим собой, свободно выражать свои мысли, суждения, желания, ибо это ВАША жизнь. Если не знаете, как поступить, прислушайтесь к тому, что говорит вам сердце и следуйте его совету, ибо это ВАША жизнь и за вас её никто не проживёт". -Мудрые слова. -Да. И я полностью понял, какую именно страницу в моей жизни он имел ввиду, говоря это. -И я понял. - смущённо прошептал Алекс. Испанец взглянул в прекрасное лицо. Эти глаза, губы, щёки были так соблазнительно и манили его ещё больше прежнего. Ему безумно захотелось проявить нежность и подарить своему, много страдавшему, другу пылкий поцелуй, выражавший искреннее сожаление и безграничную любовь, всё ещё живущую в сердце Алекса. Но мужчина всё же сдержался и, полный смущения, спросил: -А что было дальше? -Ничего интересного. - ответил Чарли. Ему явно не хотелось ворошить прошлое, но он продолжил, - Я поселился в Барселоне и старался чесными путями заработать себе на хлеб, но опять попал в тюрьму. -За что?!!! -За драку с дворянином. Дело в том, что один знатный господин чуть было не лишил девушку её этой девичьей чести. Ну я заступился за неё. Мало того, что меня зверски избили, так ещё и обвинили во всех смертных грехах и снова бросили в тюрьму! Там я заразился оспой, следы которой до сих пор видны на моём лице. - Чарли провёл рукой по щекам, - я находился там два года, потом бежал. И вот теперь я здесь. Ну вот, ты всё знаешь. Окончив рассказ, Чарли глубоко вздохнул, будто выражая сожаление, что всё это произошло именно с ним. Алекс задумчиво произнёс: -Как странно. За эти 6 лет у меня ничего выдющегося не случилось, а ты, как будто прожил целую жизнь. -И то верно. Душой я постарел лет на 20. Мужчины молча смотрели на огонь в камине, не решаясь что-либо спросить друг у друга. Собственно, говорить то уж было нечего. И какую роль сейчас могли играть слова, когда, после столько долгого расставания, два неразлучных сердца снова слились воедино. Чисто психологически, конечно. Окинув взглядом, комнату, Алекс заметил в углу музыкальный инструмент. -Чарли! -Да, Ал. -Послушай, не споёшь ли ты для меня? - попросил испанец, указывая товарищу на гитару. -Спеть? -Ну да. Я безумно скучал по твоим песням. -Конечно, дружище, я спою для тебя! - угодливо ответил блондин, взяв в руки музыкальный инструмент. -Надеюсь, милейший, вы сегодня в голосе! - шутливо произнёс испанец. -Только учтите, что я не распевался! - с весёлой улыбкой ответил Чарли. Между сном и тем, что снится, Между мной и чем я жив По реке идет граница В нескончаемый разлив. И рекой неодолимой Я спешу издалека, Вечно вдаль и вечно мимо, Так же вечно, как река. И лишь в чужой мне яви дня Забывши обо мне давно Есть все места, где нет меня, Есть всё, чего мне не дано. Мне нет ни сути, ни пути, Ни знания, ни бытия, Мне только снится жизнь моя, Под чужим недолгим кровом Я лишь место, где живу: Лишь засну - сменилось новым, Просыпаюсь на плаву. И того, в ком я страдаю, С кем порвать я не могу, Снова спящим покидаю На пустынном берегу. Мир велик, река большая, Путь свободен день и ночь. Но что-то мне понять мешает, Что могло бы мне помочь. Звёзды над рекою гаснут, Тает сон моей судьбы. Я не знаю, был ли счастлив, Да и я ли это был. И лишь в чужой мне яви дня Забывши обо мне давно Есть все места, где нет меня, Есть всё, чего мне не дано. Мне нет ни сути, ни пути, Ни знания, ни бытия, Мне только снится жизнь моя, Мне только снится жизнь моя. -Твой поэтический и вокальный талант...совершенны! - искренне восхитился Дон, понимая, что глубоко несчастный Чарли пел о самом мебе.***
Возможно, нас будут ненавидеть, потому что мы настоящие. Мы не пытаемся кому-то понравится, мы просто делаем то, что считаем нужным.(Slash)
Алекс лежал в холодной постели и смотрел в окно. Дождь всё ещё шёл. Мужчине безумно хотелось спать, но он никак не мог заснуть от обилия мыслей, витающих у него в голове. Он вновь и вновь вспоминал рассказ Чарли о своей опасной, криминальной, романтической жизни. В нём преобладало два чувства: зависть по отношению к таким существенным, коренным изменениям, к такому количеству авантюр и страстей и жалось к такому избытку отчаяния, боли, страха и унижения. Сколько всего несчастный парень вытерпел за эти годы! "Интересно, помнит ли он о моей любви? - так звучал вопрос, волновавший испанца больше всего. Наверное, нет. Ведь прошло столько времени! Мне кажется, кроме покоя и умиротворения ему сейчас ничего не нужно. Никаких чувств. Никаких признаний". Алекс перевернулся на другой бок. "Нет, я не стану напоминать ему. Достаточно одного раза. Пусть сам решает, как поступать". Мужчина закрыл лицо руками. "Ох, какой же я глупец! Ведь он уже решил. Неужели ты, Алекс, думаешь, что эти 6 лет скитаний что-то изменили в его убеждениях и принципах?! Да, он снова назвал меня другом. Но это значит лишь то, что он простил меня за мою выходку и не более того. Да...утеряна последняя надежда. Такое количество страданий должны были полностью заглушить в нём сентиментальность и способность к каким-либо чувствам. Тем не менее, я люблю. И не переставал любить ни на минуту. Что ж, я готов умереть с этим чувством, раз так предначертано. Быть может, в течении жизни я напишу произведение, которое посвящу предмету своего обожания. Быть может, дрогнет его сердце от искренности красноречивых строк, от собственного имени, написанного дрожащей рукой, от гармоничтности сложеных четверостиший, от картинок, что будут рисоваться в его воображении во время прочтения. Быть может, дрогнет, но не ответит. Не ответит никогда". Дону стало горько и обидно. Он перевернулся на живот и утнулся лицом в подушку. "Говорят, деньги могут всё. Что за вздор, друзья? Что за вздор? Я богат, я с детства живу в роскоши. Однако же я несчастен. У меня есть всё, кроме самого необходимого. И знаете, я бы, не на секунду не задумываясь, отдал бы всё своё богатство, дабы получить то, чего так жаждит моё израненное сердце. Только, к сожалению, этого не купишь за деньги, ибо это бесценно. А за золото мы можем купить лишь временные удовольствия, не способные принести нам истинного счастья. Итак, деньги - это ничтожная вещь, которая сама по себе ничего не стоит. Но люди почему-то внушили себе, будто эта вещь - верный путь к внутренней гармонии. Поверьте, люди, это не так. Далеко не так. Благодаря деньгам мы существуем, однако не живём. Ибо жить - значит чувствовать. А какие же могут быть чувства, если золото стоит у человека на первом месте и он не считает должным отвлекаться на всякую ересь, типа дружбы и любви? А знаете...нет! Я всё же счастлив. Ибо я способен на возвышенные чувства. Да, я счастлив. И спасибо Всевышнему за это". Алекс почти спал, как вдруг усылшал осторожный стук в дверь. И как всегда, не дожидаясь ответа, в комнату вошёл Чарли. Испанец притворился спящим, ибо ему было чрезвычайно интересно, что станет делать его друг. Блондин остановился и всмотрелся в лицо темноволосого мужчины. Убедившись, что тот спит, он приблизился к постели и присел на её край. Алекс ощущал дыхание приятеля и слышал биение его сердца. Затем он почувствовал прикосновение огрубелой кожи к своей ладони. Чарли взял его за руку. Дон ждал, что услышит голос дорого друга, тихий шёпот или неясное бормотание. Однако ночное безмолвие не нарушалось бессмысленными речами. Очевидно, Чарли, в отличие от Алекса, размышлял мысленно, медленными движениями поглаживая жилистую руку своего господина. Мнимая надежда снова загорелась в сердце Дона де Тенорио. "Неужели он делает это потому что что-то ко мне чувстует? Чем объясняется такой неожиданный прилив нежности? Зачем он пришёл в мою комнату глубокой ночью, тем более, если мы расстались буквально 2 часа назад? Безусловно, у него есть на то веский повод. Безусловно, он пришёл сказать что-то очень важное. Не буду больше угадывать! Спрошу его напрямую!" Алекс открыл глаза и увидел перед собой стройного молодого человека, с белокурыми кудрями под широкополой потрёпанной шляпой, стальными, тёмно-белыми очами и прекрасной оборожительной улыбкой, единственной на весь мир. К счастью, лунной освещение позволяло видеть всё происходящее чётко и ясно. -Чарли, что ты здесь делаешь? -Ал, я...Что это? -Где? -У тебя на среднем пальце. -Memoria, не помнишь? -Это не мой перстень. Алеск взглянул на свою правую руку. -Ах, ты про это! Это обручальное кольцо. -Так ты...ты женился? -Как видишь. -И...давно? -2 года назад. -И дети, значит, есть? -Есть. Двойняшки. Мальчик и девочка. -А почему ты не сказал мне?! -Ты был так измучен, что мне не хотелось тебя этим удручать. Я бы завтра тебе рассказал. В глазах блондина появилось что-то, походившее на разочарование. Он тоскливо взглянул на кольцо и еле слышно выговорил: -Ал, я счастлив за тебя. Честное слово. -Чарли, что с тобой? -Со мной...Я...Чёрт! Ал, я пришёл потому что хотел сказать тебе...но теперь, я думаю, не стоит. -Нет уж, говори. -Да ладно. -Говори, я прошу тебя! -Мне уж перехотелось. -Говори! Я приказыаю наконец! Не скрывай от меня того, что у тебя на душе. Раз решил рассказать, рассказывай! Чарли зажмурил глаза, глубоко вздохнул, затем быстро и уверенно спросил: -Ал, ты помнишь, что сказал мне в ту ночь? Перед тем, как я ушёл. -Помню. -Так вот...я хотел узнать...ты всё ещё...конечно, глупо спрашивать, но...ты всё ещё...ты всё ещё меня любишь? -Конечно. - послышался твёрдый и уверенный ответ. -А как же твоя жена? -А разве нельзя любить двух людей одновременно? Тем более, если эти люди разного пола. Тем более, если любишь их разной любовью. -Разной? Как это? -Вот так. Я испытываю к своей Эстеле то самое чувство, которое мужчина исдавна склонен испытывать к женщине. Желание покровительствовать над ней, желание быть её защитником, оберегать и лелеять её. Я хотел, чтобы внутри неё зарождался плод нашей любви. Хотел, чтобы она родила мне ребёнка. И сейчас я хочу всю оставшуюся жизнь прожить с ней под одной крышей, в горе и радости. Хочу слышать, как она называет меня своим мужем, как она даёт мне мудрые советы. Хочу видеть, как она сидит у моей постели, когда я мучаюсь в мигрени или горячке, как она улыбается, когда наш малыш произносит то заветное слово "мама". Но ты - это совсем другое. Раньше я и не знал, что существует такое понятие, как любовь мужчины к мужчине. Теперь же я её чувствую, но не могу тебе описать, ибо словами этого невозможно выразить. Могу сказать лишь одно: я счастлив, что ты есть на свете. И люблю я тебя только за это. Я не требую от тебя ничего. Никаких обязательств, никакой заботы, никакой совместной жизни, никакой взаимности. Просто дыши. Впрочем, знаешь, все эти годы, пока мы не виделись я не переставал думать о тебе. Я не знал точно, жив ты или уже отдал Богу душу. Но, вследствии того, что втой отец сообщил мне о твоём исчезновении, неизвестно куда, я почему-то начал склоняться ко второму варианту. Да, мне казалось, что ты мёртв. Но я продолжал испытывать к тебе это возвышенное чувство. Следовательно, я люблю тебя не за то, что ты есть, а за то, что ты когда-то был, когда-то жил, когда-то дышал. И ты знаешь, мне кажется, что, в отличии от любви к Эстеле, которая вскоре пройдёт, любовь к тебе я унесу с собой в могилу. Ибо тебя я люблю сильнее. Настолько сильно, что даже не могу объяснить. Вот так вот. Чарли, ты, кажеться, плачешь? -Прости. Просто мне никто никогда такого не говорил. Это так...так...Послушай, что ты делаешь завтра? -Разумеется, уезжаю. -Как уезжаешь? Уже? -Да. Я и мои товарищи едим во Францию по политическим делам. Завтра мы должны прибыть в порт и сесть на пароход. -Ал, останься! -Зачем? Назови причину. -Я хочу, чтобы ты остался. -Этого мало. -Ал...ты мой самый близкий человек на всём белом свете. -Мало. -Ал...я люблю тебя! -Слишком мало. Чарли на минуту отчаялся. Затем стремительно поднял голову и самоувернно потребовал: -Возьми меня, Ал! Испанец в недоумении выпучил глаза. -ЧТО ТЫ СКАЗАЛ???? -Возьми меня! Я знаю, ты тоже хочешь этого! Завладей мною! Подчини меня себе! Ну-же! Давай! Дон, не колебаясь, прильнул устами к розовым сочным губам, закрыл глаза и почувствовал неземное блаженство. Весь мир провалился в бездну. Кругом оставалось лишь пространство, усеянное радуждными облаками. Пространство, в котором они будто парили на огромных белых крыльях, только что выросших у них из спин. То, что испытывал Алекс в этот миг невозможно описать словами. То, чего он так долго ждал, то, что видел кажду ночь во сне, то, чего желал больше всего на свете, наконец то происходило в действительности. Желанные губы милого Чарли, его язык, нёбо, дёсны...всё это было во власти отчаянно влюблённого Дона. Он с уверенностью ласкал каждый миллиметр рта, покорно открывавшегося ему навстречу. Их языки то сплетались воедино, то снова расходились каждый в свою сторону. Нежные взаимные прикосновения вновь и вновь возносили двух молодых мужчин до небес, заставляли вздрагивать в бешеном экстазе каждую клеточку их существа. Парни ласкали ротовую полость друг друга с такой пылкостью, такой страстью, какой человечество, верно, не видывало ранее. Наконец, в дело пошли и руки. Алекс одним движением скинул с блондина овечий тулуп и нежно провёл ладонями по изорваной рубахе от груди до талии. Затем опустился ниже и несколько грубо, но весьма эротично схватил своего друга за, по-прежнему привлекательные и упругие, ягодицы. Чарли подпрыгнул, усмехнулся и что-то невнятно пробормотал в рот Алексу. Последний лишь с большей страстью прижал приятеля к себе, стараясь втолкнуть свой язык как можно глубже в тёплую, долгожданную обитель. В то время, как сильные жилистые руки Дона продолжали гладить и пощипывать две подтянутые половинки, Чарли проникнул ладонями под ночную рубашку Алекса и принялся энергичными ласковыми движениями водить по загорелой мускулистой груди, слегка задевая ногтём, набухшие от желания, соски. Испанец прижал друга к себе настолько близко, что они могли чувствовать биение сердец друг друга. Продолжая требовательно раздвигать губы Чарли и проникать языком внутрь его горячего рта, брюнет скинул с блондина шляпу и запустил руку в его белокурые вьющиеся локоны, при этом не забывая поглаживать, укрытые шрамами, щёки и белоснежные мочки ушей. Волна возбуждения накрыла Алекса с головой. Внизу живота стало тепло, а 23-х сантиметровый член потихоньку вставал. Наконец, Чарли разорвал ворот ночной рубашки и та оказалась на полу, обнажив прекрасное стройное тело темноволосого мужчины. Алекс удовлетворённо улыбнулся и, отровавшись от пухленьких губ блондина, принялся ласкать языком нежную кожу его красивой, по-прежнему бледно-матовой, шеи. Крестьянин выгнулся назад, покорно открывая доступ к своему возбуждённому телу, и запустил руку в чёрные, как смоль, густые кудри своего господина. Дон продолжал покрывать страстными поцелуями мощную мужскую шею, кое-где посасывая и покусывая белоснежную кожу. Он не скрывал дикого возбуждения и прильную пахом к ширинке штанов блондина, заставив почувствовать свой стояк. В следующую минуту брюнет страстно кинул Чарли на шёлковую постель, затем сел на него. Однако блондин, видимо, не хотел оставаться снизу и, желая взять инициативу в собственные руки, пытался скинуть Алекса с себя. Между молодыми мужчинами завязалась отчаянная борьба за ведущее место в половом акте. Обнявшись, они качались по красной шёлковой простыни, как когда-то качались по мягкой зелёной траве около реки. Как и в предыдущие разы, Дон одержал победу и самодовольно заметил: -Ну вот, ты и повержен, мой похотливый кобелёк! Блондин лишь довольно усмехнулся. Дон снова принялся покрывать поцелуями нежную шею, а крестьянин, запрокинув голову назад, с помощью пальцев выводил узоры на мощной, загорелой спине. -Кстати, Ал! - обратился Чарли к испанцу. -Да, красавчик. - прошептал Алекс, нехотя отрываясь от своего занятия. -У тебя есть крем или масло? -Зачем? -Как зачем?! Ты же мне зад порвёшь! -Ах вот ты о чём! - засмеялся брюнет, - Ты стал ещё более испорченным! А мне всё казалось, что дальше некуда! -Мне было 22, а сейчас 28. Ощущаешь разницу? - Чарли подмигнул другу. Алекс вновь схватил блондина за ягодицы и чувственно сжал их, заставив последнего испустить тихий стон. -Я повзрослел и многому научился! - продолжил Чарли. Брюнет в недоумении уставился на крестьянина. -Что ты хочешь этим сказать?! - испуганно поинтересовался он, - Неужели ты не в первый раз спишь с мужчиной?! -Ну...нет. На секунду Дон забыл обо всём. Последовало молчание. -Ал, первый раз был в тюрьме. Но это случилось не совсем по моей воле. - уточнил Чарли, стараясь успокоить друга. -То есть как? -Я познакомился с одним политическим преступником. Кажется, его арестовали за то, что он отравил какого-то английского лорда. Он подробно рассказывал, но я уж не помню. Как-то мы сидели, моя голова покоилась у него на коленях, он гладил меня по щеке, теребил мои волосы, потом начал растёгивать рубашку, гладить грудь...Я не сопротивлялся, ведь это было, как бы, по-дружески, тем более я страдал от нехватки нежности. Всё-таки пол года женщины не было. А у него, уж, наверно, дольше. А потом он сказал, что я - безумно красивый и что он...хочет меня. Я, разумеется, испугался, возмутился, запротестовал, но потом он заломил мне руки за спину, прижал меня плотнее к полу, расстегнул на себе брюки и...Он был сильнее меня. Потом я успокоился и позволи ему...Его кстати Алессандро звали. -И...сколько раз у вас с ним было? -Один. -Не ври мне! - возмущённо прикрикнул испанец. -Честное слово, Ал, один! - пытался оправдаться Чарли, - Правда...ещё было...но не с ним. -С кем?! -С парнем одним. Не помню, как его звали... -Какая прелесть! - саркастически воскликнул брюнет, - Ты там, я вижу, времени зря не терял! И сколько половых партнёров у тебя было за всё это время?! Мужского пола, я имею ввиду. -Ну... - замялся блондин. -Ну, говори, сколько?! - властно потребовал Дон. -Ну...5...или 6... Чарли смутился и попытался отвернуться, но Алекс схватил его за подбородок и проницательно взглянул ему в глаза. -Ал...не смотри на меня так! Какая разница, что было? Это всё в прошлом. -Да нет, меня просто возмущает тот факт, что ты сбежал от меня, от моей любви, дабы сесть в тюрьму и отдаться каким-то вшивым заключённым. - тоскливо пояснил брюнет. -Да, Ал. Это самое обидное. Но теперь я - твой, только твой! Я хочу, чтобы ты трахнул меня! Слышишь? Я сам этого хочу! Тогда Алекс грубо сорвал с Чарли рубашку и прильнул губами к мускулистой груди. Он начал покрывать страстными поцелуями, трепещущее под ним, прекрасное тело, лаская руками выпуклость в штанах друга. Чарли подавался навстречу горячему рту, испуская еле слышные стоны удовольствия. Член у него стоял и недостаток пространства в узких брюках причинял физическую боль. -Ал, растегни! - жалобно взмолился блондин. -Потерпи. - игриво произнёс испанец, продолжая ласкать возбуждённую плоть через штаны. -Ах ты, сволочь! - с улыбкой воскликнул Чарли. Дон принялся целовать кубики на прессе крестьянина, а тот ласково гладил его волосы, продолжая разговор: -Ал, позволь мне взять руководство на себя. -Нет! Ты будешь снизу! - послышался однозначный ответ. -Тогда хватит меня дразнить! Я сейчас взорвусь от возбуждения! Чёрт, я не могу, когда со мной так ласково! Ал, ударь меня, сделай мне больно! Я хочу этого! Пожалуйста! Алекс надавил коленом Чарли на живот, схватил одной рукой его за горло, не давая свободно дышать, а второй зажал, будто в железные тиски, затвердевший сосок. Блондин застонал от боли и удовольсвия. Затем испанец сел крестьянину на грудь и его возбуждённая плоть оказалась всего в нескольких сантиметрах от лица белокурого красавца. Обильно сочущаяся смазка, стекала с набухшей тёмно-красной головки и капала на щёки и подбородок Чарли. -Открывай рот! - властно потребовал Дон, водя из стороны в сторону большим жилистым членом по смазливому личику друга. Чарли охотно подчинился и Алекс втолкнул своё орудие полностью в горячий рот блондина. Испанец принялся энергично двигать бёдрами, позволяя другу заглатывать головку своего 23-х сантиметрового члена, который то целиком погружался в тёплое пространство, то полностью выходил из него. Блондин, безусловно, смущался и старался не встречаться взглядом со своим господином, но тот строго приказал: -На меня смотри, Чарли! Слуга подчинился. Стальные, почти прозрачные глаза встретились с карими обоятельными очами, которые сверлящим взглядом старались заглянуть в самую душу. Алекс смущённо улыбнулся. До чего эротичный вид имел в этот момент его приятель! Распухшие губы, смокчащие возбуждённое до предела мужское достоинство, порозовевшие щёки, с которым крупными каплями стекали смазка и слюна, загорелая, мускулистая грудь, сильные жилистые руки, плечи с несколькими татуировками в виде волка, воющего на луну и каких-то египетских иероглифов, накаченный пресс и выпуклость в ширинке штанов. Эта картина завела Дона до невозможности и заставила его ускорить темп вторжения в покорно открывающуюся глотку. -Да! Да, мой кобелёк! Вот так! Да! - преободрял он своего слугу, продолжая грубо сжимать его горло. Чарли продолжал смотреть на испанца отчаянно влюблёнными, полными признательности, глазами, восхищаясь его величием, жёсткостью, безкомпромисностью. Блондина возбуждало столько грубое, безцеремонное обращение. Он получал удовольствие от непристойных требований своего господина, хотя ему казалось, что огромный член вот-вот разорвёт его, покорно поддающуюся вторжению, глотку. Однако Чарли был не прочь даже этого! До чего приятна боль, нанесённая таким мужественным и безумно сексуальным любовником! Наконец, Алекс почувстовал, как плоть его запульсировала, что свидетельствовало о приближении огразма. Он ещё раз погрузил член в бархатную теплоту послушного рта и горла, прежде чем, упёршись набухшей головкой во внутреннюю сторону щёки блондина, сумел кончить. Испанец издал протяжный стон удовольствия. Немалая порция белой густой жидкости заполнила ротовую полость Чарли. Алекс нежно прикрыл пальцами распухшие покрасневшие губы приятеля и ласково произнёс: -Глотай. Однако Чарли и не собирался выплёвывать. Он с удовольствие поглотил огромное количество спермы любовника, имеющей приятный сладковатый привкус. -Понравилось? - заботливо поинтересовался Дон, нежно поглаживая вьющиеся волосы и румяные щёки блондина. -Если это всё, что ты можешь со мной сделать, то я крайне разочарован! - съязвил белокурый красавец, желая получить свою долю удовольствия, - Я всё ещё не кончил! Алекс понятливо кивнул и принялся ласкать возбуждённую плоть Чарли через ткань брюк, которая была полностью мокрой от обильно сочущейся смазки. Крестьянин запрокинул голову назад, выгибаясь и извиваясь от ублажений умелых рук. Наконец, Дон стянул штаны со стройного мускулистого тела и наружу показалось твёрдое мужское достоинство длиной, примерно 22-х сантиметров, с набухшей малиновой головкой и большими увесистыми шарами. Испанец, не скрывая дикого желания, принялся энергичными движениями водить руками по жилистому стволу, кое-где сжимая плоть чуть сильнее, кое-где слегка задемая ногтем. -Мне кажется, он стал ещё больше и красивее, чем, когда я видел его в первый раз. - заметил Алекс, не прекращая страстных ласк. -Когда это ты его видел?! - с наигранным возмущением поинтересовался Чарли. -Ну...лет 6 назад, - начал брюнет, слегка смутившись, - Я сидел в твоей комнате и ждал, когда ты выйдешь из ванной. Потом терпение моё лопнуло и я пошёл тебя поторопить...Ну и увидел, как ты там...В общем, я имел чесь понаблюдать за вашими гигиеническими процедурами, мой покорный слуга. Чарли засмеялся. -Ну капец теперь, Ал! -Ты шокирован, да? - спросил испанец, продолжая умелыми движениями поглаживать возбуждённый член приятеля. -Ну...ДА! Только не говорите, сударь, что у вас от этого зрелища встало. -Ты угадал. Блондин выпучил глаза от удивления. Алекс в это время наклонился над его мужским достоинством и принялся целовать, облизывать и посасывать жилистый ствол и большую малиновую головку. Он делал это властно, грубо, но в то же время так нежно, пылко и страстно, что Чарли принялся эротично стонать, не удосужив своего господина ответом на столь смелое заявление. Дон специально задел зубами выпирающую вену на члене свего слуги. Последний довольно вскрикнул, раздвинул ноги шире и подался вперёд, желая погрузить свою плоть глубже в, ублажающий её, рот. Алекс заглотил член целиком, почувствовал влажную головку у себя в горле. До чего приятно было делать минет своему любимому, чувствовать его в себе! -Да, Ал! Да! - ободрял друга Чарли, нежно поглаживая рукой чёрные густые локоны. Испанец не отрывал взгляда от белокурого красавца, от его соблазнительной улыбке, кокетливо смотряших, бездонных, почти прозрачных очей. С ума сойти! То, о чём Алекс так долго мечтал сейчас происходило наяву! "Быть может, это сон? - подумал Дон, - Боже мой, какой прекрасный, какой сладкий сон! Я не хочу, чтобы он кончался!" -Да! Да! Да! - слышались восторженный возгласы блондина, - Ал, я кончу сейчас!!! Алекс почувствовавал, как у него во рту энергично запульсировала плоть. Он хотел сразу же впустить горячее семя в свою глотку, однако у Чарли, видимо, были другие планы на этот счёт. Он вытащил член и с продолжительным стоном кончил брюнету на лицо. Спустя мгновение, губы, нос, щёки и подбородок испанца были в горячей густой сперме. Слуга провёл по загорелой коже двумя пальцами и, вымазав их семенной жидкостью, засунул в рот своего господина. Тот, тщательно облизав пальцы и ладнонь любовника, сделал ему пошлый комплимент: -Какой ты сладкий! -Ещё хочешь? - послышался, не менее пошлый, вопрос, не требующий ответа. Чарли вымазывал руки белой густой жидкостью и подносил их к губам испанца, предлагая тому тщательно поработать языком. Алекс с удовольствие глотал горячую сладкую сперму, при этом облизываясь и причмокивая, будто дегустировал редкий деликатес. После окончания процесса, Чарли опустился к Дону и впился в его рот страстным, грубым поцелуем. Алекс находился в замешательстве. Больше не существовало ничего, кроме двух молодых красивых мужчин, занимающихся любовью в постели одной из Барселонский гостинниц. Всё в этом ничтожном мире потеряло важность, всё обесценилось. Наконец-то они оба сумели перейти за дозволенные рамки, смогли перебороть в себе страх перед гневом общества. Да и какое к чёрту общество?! Какие к чёрту рамки?! Ведь сейчас они в раю, они счастливы, потому что, в кой то веки, дали волю чувствам, полностью открылись друг для друга, забыв о всех опасениях, наплевав на все приличия. Наконец-то, они настоящие, такие, какими создал их Господь. Они не стараются более оправдать чьи-то надежды, внемлять чьим-то мольбам, прислушаться к чьему-то мнению. Разве не достаточно того, что они просто есть друг у друга? И всё-таки, как мало нужно для счастья! Достаточно просто быть самим собой, делать то, что хочется тебе и жить так, как сам считаешь нужным. -Думаю, не стоит говорить то, что и так ясно. - прошептал Дон на ухо любовнику, оторвавшись от его нежных, пухленьких губ. Затем испанец принялся целовать ноги блондина, начиная со ступней и заканчивая внутренней стороной бёдер. Руками он поглаживал красивую мускулистую грудь крестьянина, иногда царапая и пощипывая загорелую кожу, чтобы заставить Чарли почувствовать боль, которая ему так нравилась. Когда испанец добрался языком до ложбинки между ног, блондин всхлипнул. Плотно сжатое кольцо мышц вздрогнуло. -Ну вот и настал роковой момент! - торжественно молвил Алекс, - Сейчас я трахну тебя, мой похотливый кобелёк! Мой раб! Мой слуга! Моя собственность! -О нет, сударь! Пожалуйста, ненадо! - наигранно взмолился Чарли. "Он хочет играть? - думал Дон, - Что ж, я поиграю с ним!" Хотя член Алекса и так снова стоял, сопротивление друга, пускай и не настоящее, возбудило брюнета до предела. -Я войду в тебя, словно корабль в гавань. Я войду в тебя настолько глубоко, насколько позволят законы физики. Открой для меня своё тело! Я хочу твою попку! -Оу, сударь. Как красноречиво! Вы будто по книжке говорите! Раньше я за вами такой харизмы не замечал. -Тогда мне было 22, а сейчас 28. Ощущаешь разницу? - игриво молчил Дон де Тенорио и принялся тщательно вылизывать заветную дырочку. Его горячий язык проникал в тело Чарли и умело ласкал тугое отверствие изнутри. Блондин ёрзал, извивался и всхлипывал, сжимая в руках красные шёлковые простыни и уголки, обшитых бархатом, подушек. Слюна испанца проникала в узкий проход и скользила по его поверхности, увлажняя её. Чарли раздвигал ноги шире и подавался навстречу горячему, дарящему неземное блаженство, рту. Его член снова стоял. Вдруг Алекс прекратил ласки. Чарли издал недовольный стон и вопросительно поглядел на друга. -Ложись на живот! - скомандовал брюнет. Крестьянин охотно подчинился. Испанец, с помощью рук, заставил Чарли выпятить зад и упереться на локти. -Для смазки ничего нет. - объявил брюнет, - Так что придётся тебе как следует поработать ртом, если не хочешь, чтобы я порвал тебе попку. После этих слов, Алекс с размаху опустил руку на упругие ягодицы Чарли, оставив на них красный след. Блондин застонал. -О, Ал! Ещё! Давай, накажи меня за все съеденные деликатесы и за всё выпитое вино! Дон принялся награждать подтянутые белоснежные половинки свирепыми ударами. -Я говорил тебе не соваться в кладовую?! Говорил?! -Простите меня, пожалуйста! Это, честно слово, в последний раз! -Мерзавец! Негодяй! Ничтожество! -Сударь! Нет! Ненадо! Прошу вас! Алекс остановился. Но не потому что прислушался к просьбам Чарли, а потому, что ему в голову пришла новая пошлая идея. -Пожалуй, тебя лучше плетью отхлестать. Погоди-ка минутку. Брюнет потянулся к сумке и достал оттуда несколько длинных вербовых веточек. -Ого! - послышался удивлённый возглас крестьянина, - Ты знал, что встретишь меня и мы с тобой ЭТИМ займёмся? -Предчувствие, как видишь. - усмехнулся испанец. Лишив тоненькую ветку вербовых лапок, Дон одновременно сделал её похожей на лозинку, которую в следующую минуту принялся с размаху опускать на упругие ягодицы друга. Всё было почти, как в тот раз. Однако сейчас процесс доставлял удовольствие не только Алексу, но и его слуге. Чарли сам отчасти не понимал, почему, вопреки его характеру, игра в раба и господина так возбуждала его. Почему ему нравилось подчинение во время сексуального контакта? В общем-то Чарли никогда не замечал за собой мазохистских наклонностей и, возможно, причина была даже не в них. Просто блондину нравилось ощущение того, что он находится в полной власти своего любовника. Быть может, в этом и заключается природа садомазохистов-господ? Быть может, они вовсе не чувствуют потребности чморить и унижать, а просто хотят беспрекословного подчинения от любимого человека? Быть может, для них - величайшее наслаждение - видеть, как "раб" услужливо выполняет все приказы, со всех сил стараясь угодить "хозяину" и таким образом доказать силу своей любви к нему. Что же касается, садомазохистов - рабов, они тоже могут быть не в восторге от физической и моральной боли, однако искренне хотят доставить любимому удовльствие, зная, что тот возбуждается таким вот не естественным образом. Что, если причина такого вот сексуального извращение - святая любовь? К тому же, если такое происходит по обоюдному согласию, что в этом плохого и запретоного? Почему люди не могут получать сексуального удовлетворения так, как хотят сами? Ведь секс - это не просто вставление мужского достоинтва в женское влагалище. Секс - это очень широкое понятие, включающее в себя множество всяких отраслей, пунктов и подпунктов. Секс, грубо говоря, это огромное пространство, созданное для двоих влюблённых, где они могут творить всё, что их душе будет угодно. Это их собственный мир, их вселенная, в которую никто не имеет права вторгаться без приглашения. Чарли стонал и извивался под стремительными ударами розги. -Терпи. Терпи, мой хороший. - почти шептал Алекс эротичным голосом. Обжигающая боль пронизывала тело блондина каждый раз с новой силой. Однако причинять вред и причинять боль - это разные вещи. А испанец никогда бы не посмел причинить вред своему любимому. Член Дона снова стоял. Смазка обильно сочилась с набухшей головки и капала на красную шёлковую простынь, покрытую, всё ещё не высохшими, пятнами густой семянной жидкости. -Чарли...ты знаешь, а я ведь и тогда возбудился. -Когда тогда? -Ну тогда, когда был действительно зол на тебя. Порка не прекращалась. Однако Чарли, на секунду оставив боль без внимания, залился смехом. -Да ну! И что, даже кончил? -Представь себе! -Ого! Я, оказывается, тебя совсем не знаю! Вот это ты..., - Алекс прибавил силы, - А-а-а-а-а-а!!! Чарли закусил губу, чтобы не кричать слишком громко, ведь их могли услышать. Однако плотно сжатые зубы, как и в тот раз, прокусили насквозь мягкую ткань и по подбородку блондина потекла кровь. Испанец продолжал с размаху опускать розгу на раскрасневшие воспалённые полушария друга, а тот изгибался, пританцовывал и издавал звуки, свидетельствовавшие и приятной и дико возбуждающей боли. Наконец, порка прекратилась. Чарли почувствовал нежное прикосновение к плотно сжатому кольцу мышщ между ягодицами. -Насухо? - поинтересовался испанец, - или соснёшь ещё раз? Чарли ловко развернулся на коленях и обхватил губами большой жилистый член Алекса. Последний, тем временем, забрался пальцами в ложбинку блондина и принялся масировать её. Сначала снаружи, потом внутри. Он умелыми движениями больше растягивал, уже разработанное, отверстие, заставляя его раскрываться, как можно шире. Слуга погрузил член в свою ротовую полость настолько глубоко, что его нас упирался в господский лобок, а яйца Алекса шлёпали по его подбородку. Четыре пальца вошли в бархатную теплоту тела блондина. Но тот, с мужским достоинством во рту, не мог даже застонать, поэтому испускал тихое довольное мычание, продолжая тщательно вылизывать возбуждённую плоть. Вскоре Алекс схватил друга за голову и оттолкнул его от себя. Член был достаточно влажным и готовым к вторжению, как и разработанная, уже не девственная, дырочка. Чарли развернулся к своему господину задом, однако тот запротестовал: -Нет! На спину ложись! Я хочу видеть твои глаза! Блондин подчинился. Испанец закинул ноги друга себе на плечи и приблизил твёрдый стоячий жезл к плотно сжатому кольцу мышц. -Готов? -Да, сударь. В одно мгновение Алекс с протяжным стоном, который больше походил на рычание, вогнал большой жилистый член в тело Чарли, не тратя времени на медленное проникновение. Слуга заорал во всё горло, поражённый и полностью довольный таким неожиданным действием своего господина. Возбуждённое мужское достоинство полностью заполнило собой тёплое влажное пространство. Чарли взглянул на друга бездонными, почти прозрачными очами, но ничего не сказал. Да ему и не нужно было говорить. Парни прекрасно понимали друг друга и, особенно в свете последних событий, общались, можно сказать, телепатически. Карие глаза Дона, не прерываясь, глядели на прекрасное лицо друга. Они, словно беззвучно отвечали на его благодарности. Странно, но мужчинам почему-то вовсе не хотелось прятать взгляда, отворачиваться, смущаться, а наоборот, хотелось полностью открыться друг для друга. Как физически, так и морально. Убедившись в том, что тело Чарли привыкло к постороннему субъекту, Алекс начал двигаться. Вначале медленно, нежно массирую головкой полового члена простату в теле блондина, затем потихоньку набирая темп. По ходу процесса испанец лаского поглаживал крестьянина по бёдрам, груди, животу, словно желая притупить боль, горящую адским пламенем внутри тугого отверстия. Рука Чарли потянулась к собственому напрягшемуся члену, но Алекс решительно оттолкнул её. -Не трогай себя! - властно приказал испанец, - Кончишь без рук! Однако, мнение Дона было ошибочно. Чарли почти не чувствовал боли. Да, присутствовал некий дискомфорт, ощущение чего-то лишнего. Но вскоре это ощущение обратилось неземным блаженством, райским наслаждением. Чарли уже не помнил, кто он, как живёт, чем зарабатывает. Он даже забыл собственное имя. И это было уже не важно. Всё на свете было неважно. Каждое движение Алекса отражалось в теле блондина бешеными вибрациями, пульсациями, взрывами, заставляющими его извиваться, кричать, мять в руках простыни и подушки. Он чувствовал плоть возлюбленного так хорошо, ощущал каждую вену, каждый холмик, каждую линию на ней. Бьющееся в экстазе, тело требовало продолжения необычайных ощущений, Чарли раздвинул ноги и шире и начал двигаться навстречу напряжённому мужскому члену. Из глаз его текли слёзы, которые просто не могли остаться без внимания. -Чарли...тебе так больно? - испуганно спросил испанец. Но блондин не удосужил его ответом, а лишь отрицательно покачал головой и бросил на своего господина такой любящий, полный нежности, взгляд, что сомнений не оставалось: это были слёзы от избытка эмоций. Вскоре темп вторжения стал невыносимо быстрым. Парни чувствовали некую сверхсилу, которая позволяла им бежать с бешеной скоростью к страстно желаемой цели. Неизвестно, что это за цель и чем она выгодна, однако двое друзей продолжали мчаться к мнимому, еле заметному огоньку, оставляя позади всю всленную. Перед глазами возникали непонятные картины. Алексу казалось, что он падает, Чарли же - что он летит. Словно какое то неведомое пространство поглащало их всё больше и больше, туманило их разум и лишало рассудка. Блондин плотно сжал коленями торс испанца, а тот, не выдержав напора чувств и физического удовольствия, рухнул на своего друга, продолжая быстрые интенсивные толчки. Когда Чарли привык к длине и размеру полового члена, у него появился нетерпимый сексуальный голод и он истерически завопил: -Ал, ещё! Ещё! Глубже! Глубже!!! Алекс увеличил скорость до предела, желая полностью удовлетворить своего красивого белокурого любовника. Чарли кончил первым, без малейшей помощи рук, а просто от ощущений мужского члена в своей растянутой, пылающей попе. Горячее мужское молоко гибкими струями выстрелило на живот Алекса и стекало вниз по его бёдрам и стройным мускулистым ногам. Крестьянин запрокинул голову назад, зажмурил глаза и его эротичные стоны стали болше походить на крики. -Ну потерпи, потерпи. Ещё чуть чуть - ласково приговаривал Алекс, поглаживая блондина по бёдрам и плоскому животу. Вскоре испанец почувствовал пульсацию, за которой должо последовать судорожное сокращение мышц и извержение семянной жидкости. -Скажи мне, кто я тебе? - обратился господин к слуге, продолжая вторжение. -Ты - мой повелитель! - ни секунду не колебаясь, ответил Чарли. -И что ты испытываешь к своему повелителю? - послышался очередной вопрос. Алекс явно хотел услышать какую-то конкретную фразу. -Симпатию! Благодарность! Нежность! Ласку! ... - задыхаясь, выкрикивал блондин. -Нет, Чарли, ты испытываешь ко мне что-то в тысячи раз сильнее всего этого. Скажи, что? -Вы - мой господин, мой хозяин. Я - ваш покорный слгуа, ваша собственность. -Чёрт подери, Чарли! Скажи, что ты чувствуешь! Нечего больше бояться! Все преграды преодолены! Цель достигнута! Жизнь прожита! Я тебе приказываю, скажи это!!! -Я люблю тебя!!! - что есть мочи, выкрикнул блондин. После столь эмоцианальной реплики сперма Алекса вырвалась наружу и заполнила собой всё свободное пространство в теле Чарли. Огромная порция густой семенной жидкости поступила в, растянутый до предела, кишечник блондина, хлюпала внутри него и уже потихоньку вытекала наружу сквозь раскрытую дырочку, в которую всё ещё был вставлен расслабившийся член. Чарли отпустил шёлковую простынь, которую всё это время крепко сжимал. Алекс расположил голову на груди у друга. Какое-то время мужчины ещё полежали в таком положении, после чего Алекс вынул член из тела Чарли и приятели закурили дорогие импортные сигары. -Ал... - обратился блондин к товарищу. -Ненадо ничего говорить. Ты лучше спой, Чарли. Позволь мне сполна насытиться твоим голосом - попросил Дон, взглядом указав другу на ту самую гитару, которую принёс в свою комнату. Блондин сел в удобную позу и принялся перебирать струны. Мой друг художник и поэт в дождливый вечер на стекле, Мою любовь нарисовал, открыв мне чудо на земле. Сидел я молча у окна и наслаждался тишиной, Моя любовь с тех пор всегда была со мной. И время как вода текло и было мне всегда тепло, Когда в дождливый вечер я смотрел в оконное стекло. Но год за годом я встречал в глазах любви своей печаль, Дождливой скуки тусклый свет и вот, любовь сменила цвет. Моя любовь сменила цвет, угас чудесный яркий день, Мою любовь ночная укрывает тень. Веселых красок болтовня, игра волшебного огня, Моя любовь уже не радует меня. Поблекли нежные тона, исчезла высь и глубина, И четких линий больше нет - вот безразличия портрет. Глаза в глаза любоь глядит, а я не весел, не сердит, Бесцветных снов покой земной молчаньем делится со мной. И вдохновенное лицо утратит добрые черты. Моя любовь умрет во мне в конце концов, И капли грустного дождя струиться будут по стеклу, Моя любовь неслышно плачет уходя. И радугу прошедших дней застелит дым грядущих лет, И также потеряют цвет воспоминания о ней. Рисунок тает на стекле, его спасти надежды нет, Но какже мне раскрасить вновь в цвет радости мою любовь. А может быть, разбить окно и окунуться в мир иной, Где солнечный рисуя свет живет художник и поэт.. Начинало светать. Безлюдные улицы веяли сыростью. Город походил на туманный альбион. Чарли решился покинуть комнату испанца, лишь когда друзья услышали суетливый шум на нижнем этаже гостинницы. Алекс заснул удовлетворённый и совершенно счастливый. Впервые за многие-многие годы, ему не снился прекрасный белокурый крестьянин. Вернее, ему совсем ничего не приснилось. Слишком крепко он спал. С застывшей улыбкой на лице, растрёпанными волосами, абсолютно обнажённый Дон де Тенорио лежал, укутавшись в красную шёлковую простынь, кое-где измазанную белой жидкостью. А ведь странно: всего один человек, всего одна встреча могут в корне изменить всю жизнь, могут перечеркнуть все стереотипы, могут полностью перевернуть мировозрение, в то время, как какое-нибудь, действительно значительное, событие не способно произвести никаких перемен. Потому что всё дело в нашем отношении. Чему-то мы придаём огромное значение, а что-то вовсе оставляем без внимания. Можно всем сердцем радоваться искренней улыбке любимого человека, равнодушно восходя на должность короля Испании. Или наоборот, ликовать при выигрыше миллиона и с безразличным видом принять известие о рождении ребёнка. Что-то стоит на первом месте, а что-то является второстепенным. Что же касается, Алекса де Тенорио, то неизвестно, чем он больше дорожил: своим положением в обществе, деньгами, женой и детьми или несчастным белокурым плебеем, пьяницей, преступником, бывшим заключённым...И пожертвовал бы он одним, ради спасения другого? Пускай читатель сам попытается ответить на этот вопрос.***
"Да, половина - и притом прекраснейшая половина жизни остается скрытой для человека, не любившего со страстью".(Анри-Мари Бейль)
Запряжённый лошадьми, фиакр ждал снаружи. На козлах сидел всё тот же кучер в овечьем тулупе и широкополой шляпе. Дон Карлос, Дон Альфонс и Дон Луис вышли из дверей гостинницы. Вскоре их догнал и Дон де Тенорио. Четверо приятелей ещё некотрое время провели на улице, беседуя и куря сигары, после чего разместились в экипаже, который должен был вывезти их из города. Однако Алекс, как и прежде, присел рядом с кучером. Повозка тронулась, погружаясь колёсами в глубокие грязные лужи. Следой за ней плелись слуги, ведущие господских лошадей. Спустя час, испанцы уже находились за границами Барселоны. -Ну что же, милейшие, muchas gracias. - сказал Дон Карлос, вручив трём слугам и кучеру по несколько серебряных монет. -Дальше мы уж своих ходом. - пояснил Дон Альфонс. Алекс многозначительно взглянул на мужчину в шляпе. Вот и всё. Им снова предстояла разлука. И неизвестно, увидятся ли они когда-нибудь снова. У каждого свой жизненный путь. Плутовка судьба сама решает, когда и каким образом сводить и разводить дороги. Конечно, физически приятели будут далеко друг от друга, однако душою останутся вместе. Навсегда. Или, по крайней мере, до тех пор, пока более яркие события не заставят их забыть о памятной ночи, проведённой вместе. Кучер снял шляпу. Холодный северный ветер мгновенно растрепал его белокурые волосы и заставил побледнеть очаровательное молодое лицо с маленькими шрамами на, утративших всякий румянец, щеках. Ему не нужно было ничего говорить. Все его мысли читались в стальных, почти прозрачных, но по-прежнему бездонных глазах. Алекс зачарованно любовался ими, как любуются, впервые увиденным, чудом. "Если бы ты знал, как мне не хочется уезжать! - молча рассуждал испанец, - Но я не могу остаться, а ты не можешь поехать со мной. Судьба подарила нам одну ночь и мы должны быть благодарны ей за это. Нельзя требовать слишком многого". Блондин и впрямь прочитал мысли товарища и печально кивнул в знак согласия. "Ты вернёшься в Барселону, будешь выполнять поручения трактирщика. Я сяду на пароход, идущий во Францию. Налажу политические вопросы и вернусь домой, к жене и детям". Радушная улыбка чуть тронула губы кучера. "Пройдут года...дети вырастут. Амэнкайо женится, Мэриэнджела выйдет замуж. Я обзаведусь внуками. А потом...увянет моя жизнь, как увядает цветок, с приходом холодной осени. Для меня выкопают могилу. Поставят памятный крест, а на нём напишут: "Здесь покоится Дон Алекс де Тенорио. Помним. Любим. Скорбим". Но я хочу, чтоб ты знал: пока я жив и могу дышать, я буду помнить тебя! Буду думать о тебе, как о лучшем друге, о родном брате, о...возлюбленном. Никакая сила не заставит меня забыть прекрасные годы нашей дружбы, наши разговоры, песни и...нашу ночь. Спасибо за счастье, которые ты мне преподнёс. Оно вечно будет согревать мою душу. Его никто никогда не вырвет из моего сердца. Как и память о тебе. Быть может, спустя много лет, я начну постепенно забывать твоё лицо, твой голос, но я вечно буду помнить твой обоворожительный взгляд, твои нежные прикосновения. И ты, пожалуйста, помни обо мне. Душой и сердцем я с тобой. Навеки". Блондин ласково улыбнулся. Он всё понял. Каждое слово. -Алекс! - позвал товарища Дон Луис. "Пора". - мысленно пояснил брюнет. -До свидания, Франциско. - спокойным голосом произнёс испанец, старательно вглядываясь в небесные черты кучера. Он понимал, что видит друга в последний раз. -Прощай Ал. - так же спокойно ответил блондин, после чего снова надел широкополую шляпу и отвернулся. Испанцы сели на лошадей и поскакали прочь. Алекс не решался оборачиваться. Какой смысл? Всё кончено. Ещё раз увидеть, дорогого сердцу, человека - означает причинить себе невыносимую боль, которой в данный момент и так предостаточно. Нет, оборачиваться не стоит. Сильный холодный ветер не давал свободно дышать и стремительно качал ветви деревьев. Было пасмурно. Небо усеяно свирепыми тучами, как будто, перед началом проливного ливня. Вскоре загремел гром, засверкала молния. Ещё более похолодало. Для тела. И для души.***
"Побеждающий других - силен, а побеждающий самого себя - могуществен".(Лао-Цзы)
В глаза всё расплывалось. Алекс не видел отчётливо даже пустого листа бумаги, лежащего перед ним. Он не мог не то, чтобы кое-как вывести строчку, у него даже не получалось попасть пером в чернильницу. Тогда Дон перенёс всё необходимое на просторный балкон, где можно было наблюдать прекрасный оранжевый закат, присел за небольшой столик и принялся писать: "Дорогой Чарли! Я не знаю, жив ли ты и сможешь ли прочесть моё письмо. Лет двадцать прошло со времён нашей последней встречи. Разумеется, у тебя своя собственная жизнь и я не намерен в неё вмешиваться. Лишь хочу сказать, что все эти годы я ни на минуту не прекращал думать о тебе. Сколько раз у меня рождалась мысль написать тебе письмо, я уж и со счёту сбился! До только всё никак не решался. Не доставало смелости. Моё детство, юность, да и молодость уже давно позади. Однако я, как видишь, сдержал своё слово и, несмотря на столь долгую разлуку, помню каждую тонкость твоего очаровательного лица. Помню твой голос, слова твоих песен, взгляд обоворожительных полупрозрачных глаз...и нашу с тобой ночь. Волшебную ночь. Я помню сладкий привкус твоих сочных губ, любящие, но немного грубые прикосновения ладоней, горячее дыхание, всхлипы и стоны. Помню всё, как будто это было вчера. И то правда, для любящего сердца двадцать, тридцать, сорок и даже сто лет - одно мгновение. Признаться, я рад, что всё вышло именно так. Я должен был тогда признаться тебе в своих чувствах, чтобы, спустя 6 лет, и ты не побоялся открыть мне свою тайну. Как говорится: "Худший способ скучать по человеку - это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим". Однако, будучи уверенным во взаимности, можно находиться от любимого человека на огромном расстоянии и при этом быть счастливым. Наверно, ты, как и я, постарел за эти годы. Однако в моей памяти ты сохранился высоким, стройным, белокурым, совершенно красивым молодым человеком. И навсегда останешься таким. Говоря искренне, Чарли, ты - самое прекрасное, что когда-либо со мной происходило. Хотя я до конца не уверен, существовал ли ты. Так же само, как и не уверен, существую ли я. Быть может, ты - мой хороший сон, очаровательный плод моего воображения, мимикрия, иллюзия? Ведь, ты, чёрт возьми, слишком хорош, чтобы быть настоящим! Знаешь, я бы всё отдал, чтобы вернуться в прошлое и ещё раз пережить наши с тобой отношения. Разумеется, я испытал столько терзаний, страха, сомнений...Однако теперь, зная, что все они будут вознаграждены, я бы покорно принял на себя самые тяжкие муки. И всё, ради одного - снова увидеть тебя. Быть может ты уж забыл о наших чувствах, охладел ко мне и с трудом вспомнишь моё имя. Это не важно. Главное - однажды ты сказал мне, что любишь. И мне этого достаточно, поскольку я не нуждаюсь в красноречивых комплиментах и пылких признаниях. Порой, один згляд способен сказать больше, чем тысячи слов. Удары сердца в бешеном темпоритме способны передать состояние отчаянно влюблённой души. Прикосновение...одно лишь любящее прикосновение ценнее обручального кольца на пальце! Боже, как я хочу снова чувственно сжать твою руку! Снова назвать тебя другом, братом и мысленно тем, кем ты являешься для меня на самом деле. Снова поболать с тобой о жизни, о простых повседневных вещах. А знаешь ли, моя дочь Мэриэнджела вышла замуж за достойного молодого человека, по имени Дон Селестино Де Вильота. Парень отличный. Смелый, отважный, решительный. Похож на меня в молодости. Мы с ним в прекрасных отношениях. А позавчера Мэри родила мальчишку, которому дали имя Рамиро и я впервые стал дедушкой! Мой сын Амэнкайо пожелал стать военным и сейчас он -командир одного из отрядов королевских войск! Я, воистину, горжусь им! Моя жена, Эстела, взялась учиться рисованию и, неделю назад, закончила работу над картиной, под названием "Седце Мадрида". На ней изображена наша с тобой родная речушка и полянка около неё, на которой мы часто дурачились в детстве и, уже будучи взрослыми. Короче говоря, у меня всё хорошо. И мне очень интересно узнать, как сложилась твоя жизнь. Предполагаю, ты тоже обзавёлся семьёй и нашёл достойную работу. Мне очень хочется верить, что у тебя всё отлично. Ведь ты достоин самого лучшего! Чарли, я по-прежнему ношу на безымянном пальце твой перстень с янтарём. Мне кажется, что иногда, глядя на ярко-красный камень, я вижу в нём твоё лицо. Ты улыбаешься, но как-то печально. Ты молчишь, однако в твоих глазах читается грусть и нечто, похожее на разочарование. Ты как будто говоришь мне: "Тогда, на выезде из Барселоны ты оставил меня на произвол судьбы. Прекрасно понимая, что у меня нет никакого будущего, ты развернулся и уехал. И теперь живёшь в родном Мадриде, куда мне никогда не вернуться. Ты живёшь спокойно и ни в чём не нуждаешься, в то время, как мне кусок хлеба достаётся тяжкими физическими и моральными страданиями, унижениями, потом и кровью. Как же так, Ал?" Мне нечего тебе ответить. Я уже раз сто успел пожалеть о том, что тогда уехал и покинул тебя. Однако мы оба понимали: так было нужно. Поскольку, переступив все черты дозволенного и оставшись вместе, мы погубили бы себя. Однажды я призывал тебя наплевать на общепринятые истины. Я не отказываюсь от своих слов. В отдельных случаях, вроде нашего, нужно дать волю чувствам и забыться...Однако не навсегда, а лишь на время. На время, которое судьба сама выделит для воплощения в жизнь наших сладостных мечтаний. Ты же понимаешь, что, увлёкшись друг другом, мы угодили бы на инквизиторский костёр. Вся Испания узнала бы о нашем позоре! Хотя, откровенно говоря, мне наплевать, что подумали бы люди, ибо я не считаю любовь позором, но каково было бы тебе? Господи! Я так виноват перед тобой! Я внушил тебе, что между нами возникло что-то большее, чем просто дружба. Да, симпатия ко мне, как мужчине у тебя была, в этом нет сомнений. Но она была где-то в глубине души, а я вынудил её вырваться наружу, превратил в пылающий огонь! Ты ушёл, чтобы заглушить его и снова схоронить глубоко в себе. Следовательно, это я толкнул тебя на скользкий путь! Это из-за меня ты столько вытерпел! Прости меня, умоляю! Я, честное слово, не хотел, чтоб так вышло! Я лишь желал любить тебя. Просто любить. Все эти двадцать лет ты снишься мне почти каждую ночь. Иногда я вижу тебя женатым и счастливым купцом, иногда, умирающим от голода, заключённым, иногда угодливым и услужливым лакеем. Постоянно разное. А когда-то***
"Знаете, есть такая пословица: «Тот, кто упорствует в своем безумии, в один прекрасный день окажется мудрецом».(Аль Пачино)
Окончив писать, Алекс ещё раз пробежался глазами по своему повествованию, которое походило более на исповедь, чем на письмо. Сумерки почти полностью укрыли небо сине-фиолетовой тканью, сквозь которую нельзя было разглядеть голубизны и солнечных лучей. Снова ночь...снова приятно волнующие сны. Откровенно говоря, грёзы Алекса были настолько реалистичны и неоспоримо прекрасны, что, порою, он терялся и не понимал, где выдуманный мир, а где реальный. Временами ему хотелось поменять местами эти две вселенные так, чтобы быль стала сновидениями, а сновидения - былью. Дон, приметив первую загоревшуюся звёздочку, погрузился в свои мысли и не заметил, как, широко распахнув двери балкона, вошёл слуга. -Сударь! - обратился низкий полноватый испанец к своему господину. Алекс от неожиданности встрепенулся и рассеянно взглянул на лакея. -В чём дело? -Сударыня велела позвать вас к ужину. -Я сейчас приду. Ступай. Слуга собрался уходить. -Погоди! - окликнул его Дон, - Мне нужно отправить вот это письмо в Барселону. Кто у нас такой, более менее, толковый? Кому это можно поручить? -Лино, сударь, толковый малый. Всё сделает, как надобно. -Верно? Не пьяница ли какой-нибудь? -Нет, право, сударь, что вы? Он к алкоголю равнодушен! Бывает только...бокал вина к ужину выпьет, да и только. -Хорошо, пойдём. Я хоть взгляну на него. -Зачем это, сударь? Вы дайте мне письмо, а я уж сам позабочусь, чтоб Лино отвёз его в Барселону. -Вот ещё! Это очень важное послание и мне нужно убедится в том, что человеку, который его повезёт, можно доверится. Кроме того необходимо поговорить с ним лично и объяснить, куда именно нужно доставить письмо и кому вручить. -Что ж, дело ваше. Пойдёмте тогда. Алекс и его слуга покинули балкон. Лакей привёл своего хозяина в небольшую комнатушку без окон, похожую на кладовую. Безвкусно заставленное и неприбранное помещение освещало лишь пламя камина да две истлевшие свечи на письменном столе. -Ну и где твой "толковый малый"? - поинтересовался Алекс. -Право, сударь, небось за каким-нибудь полезным делом. -Ну да! Наверняка, валяется пьяный в конюшне в объятиях какой-нибудь поварихи! -Ну...даже если так, не грех. Нынче ведь праздник, хозяин. -Ты ведь говорил мне, что он к алкоголю равнодушен. -Так-то оно так, но ведь в праздник не грешно и лишнего... Дон разочарованно махнул рукой. -Всё ясно, и с тобой и с ним. -Право, сударь, да не пьян он! Погодите, я его разыщу. Слуга вышел из комнаты. Дон принялся осматривать помещение. Он с интересом глядел на каменные стены, кое-как выкрашенные коричневой краской, старые потрёпанные кресла, пожелтешую бумагу, исписанную невесть чем и чёрт знает, сколько ещё прочего ненужного хлама. Вдруг взгляд его совершенно случайно упал на верхнюю полку огромного полуразваленного книжного шкафа. Рядом с фарфоровой статуэткой лежало что-то большое и чёрное. В темноте Алекс не мог понять, что именно. Дон приблизился к шкафу и встал на носки, однако всё равно не мог дотянуться до, интересующего его, предмета. Тогда испанец залез на ободранный, скрепящий стул и, наконец, достал с полки чёрную пыльную вещь. Эта вещь оказалась грязной, потрёпаной, широкополой шляпой. Алекс пол минуты повертел её в руках, прежде чем понял, почему она так знакома ему. Дон побледнел. Дрожь пронизала его тело. Он жмурился и настойчиво всматривался в головной убор, пытаясь убедиться в собственной ошибке. Но нет. Первоначальные ощущения не обманули его. Сердце бешено заколотилось и Алексу казалось, будто оно вот-вот выпрыгнет из груди. Сознание помутнилось. Ноги потеряли твёрдость. Хотелось упасть на пол и забиться в истерике, но даже на это не было сил. Дон зашатался и, наверно, упал бы, если, неожидано вошедший лакей, не подхватил бы его. -Сударь, что с вами??? Алекс молчал, тщетно пытаясь оттолкнуть слугу и самостоятельно удержаться на ногах. Наконец, лакей усадил своего господина в кресло. -Может воды? - услужливо поинтересовался молодой человек. -Нет...не нужно. Уже попустило. -Это хорошо, сударь. Кстати, вы оказались правы, насчёт Лино! Правда, прогадали с поварихой! Он один, да только пьяный в хлам! Еле на ногах стоит. Я ему говорю, мол, хозяин велит тебе ехать в Барселону, а он даже ничего членораздельного ответить не смог! Только плюётся да кричит что-то, вроде:" Хвала Испании!" Я, сударь, признаться, шокирован не меньше вас. Он никогда так не напивался, честно слово! К ужину только бокал вина выпьет да... -Тимотео, откуда здесь эта шляпа? - еле слышным и удивительно спокойным голосом поинтересовался Алекс, указывая на пол, куда он уронил головной убор. -Да откуда я знаю, сударь?! Когда я поступил к вам на службу, она уж лежала на верхней полке книжного шкафа, рядом с фигуркой Богини Любви. Это, видать, тряпьё старика Федерико. -Где же он? -Да здесь. Эй, Федерико! Хозяин зовёт! Маленькая дверь в противоположной стене отворилась и в комнатушку вошёл худощавый сгорбленный старец, лет 60-ти, с добрыми голубыми глазами. -Чего вам угодно, сударь? -Скажите мне, Федерико, откуда у вас эта шляпа? - вновь задал свой вопрос Алекс. Старец нагнулся, поднял с пола шляпу и оттряхнул её. -Эта-то? Да я уж не помню. Лет двадцать назад принёс мне её какой-то низкий темноволосый мужчина, лет сорока, в одежде лакея, испанской внешности. -И что сказал? -Я уж позабыл, сударь. Просил вам передать, а более не помню ничего...Ах да, кажется, он сказал, что принёс шляпу из Барселоны... -И что же вы не передали мне её? -Так вас ведь тогда в Мадриде не было. По делам, по каким-то уезжали. А вернулись, я замотался и забыл. Да что вы, сударь, из-за какого-то тряпья беспокитесь! -И то верно. Вам нельзя волноваться, у вас ведь сердце! - подтвердил молодой человек. -Какая уж теперь разница? Дело двадцатилетней давности. - продолжал старец. -Прям двадцатилетней? -Ну, может меньше. Может, лет 19, 18 прошло...Давно это было, сударь. Не тревожтесь. Неужели эта грязная потрёпання шляпа представляет для вас какую-то ценность? Алекс ничего не ответил. В комнате воцарилось молчание. -Сударь, да ведь письмецо ваше нужно отправить! Через час местные купцы отправляются в Барселону, и с ними наш кучер. Он передаст. - объявил Федерико, нарушив продолжительную тишину. -Ничего не нужно отправлять. - спокойно заметил Алекс и швырнул письмо в камин. Всепоглощающее пламя быстро уничтожило бумагу и всё, что было написано на ней. Дону случайно вспомнилось философское стихотворение: Он пылал такой любовью, Что однажды начал тлеть. Многое снесет бумага, Но огня ей не стерпеть. Он горел, и с ним горели Его деньги и сады, Нарисованные виллы И бумажные цветы. Когда послание, похожее на исповедь душевно больного, превратилось в пепел, Дон де Тенорио покинул маленькую тёмную комнатушку и вышел на улицу. Лицо его обдувал тёплый весенний ветерок. Усыпанное звёздами, небо образовывало купол тишины и покоя, но вместе с тем глядело как-то грозно. Алекс чувствовал себя песчинкой в огромном океане. Он не знал, куда держать путь, но продолжал идти. Перед глазами всё проносились какие-то картины из прошлого, а губы беззвучно шептали: "Мне нет ни сути, ни пути, ни знания, ни бытия, Мне только снится жизнь моя...мне только снится жизнь моя". _________________________________________________________________________Авторы песен и стихотворений:
"В моей душе осадок зла..."; "Мой друг художник и поэт..."; "Между сном и тем, что снится..." - Константин Никольский("Воскресенье") "Город, которого нет" ("Там для меня горит очаг...") - Игорь Корнелюк "Костёр" ("Ещё не всё дорешено...") - Андрей Макаревич ("Машина времени") "Бумажный человек" ("Он пылал такой любовью...") - Motor-Roller