С другого конца света

Мартин всегда знал, что о них с Бенедиктом говорят и пишут. После второго сезона «Шерлока» разговоров стало еще больше. Конечно, после такого количества намеков в сериале любой бы заговорил, что их Джон и Шерлок – парочка. В принципе, он никогда не задумывался об этом, не придавая особого значения тем, кто все это писал. Пару раз он натыкался на фанарт, довольно откровенный, между Джоном и Шерлоком, и каждый раз ощущал, как становится жарко где-то в районе лопаток. Впрочем, он не мог отрицать то, что в сериале часто проглядывалась слишком близкая связь их персонажей. Но Мартин не назвал бы это "любовь«" – нет, это было другое чувство. Так называемый «броманс» - это подходило больше. Не любовники, не влюбленные, но ближе, чем друзья. Знают друг о друге больше, чем рассказывают, и при этом любая их ссора никогда не заканчивается ничем серьезным. Но в последнее время, когда они были заняты в абсолютно других проектах, и пересекались разве что по случайности – Мартин начал ловить себя на мысли, что ему немного не хватает общества Бена. За время съемок сериала он привык, что они почти все время были рядом, чуть ли не пили из одной кружки, делились историями из жизни, и Мартин даже не чувствовал малейшей разницы в возрасте между ними. Да, Бенедикт был привлекательнее, моложе, с неповторимым характером и почти идеально передавал на экране суть Шерлока – но все это меркло, когда он выходил из роли. Он превращался в сущего мальчишку – веселый, травящий байки на съемочной площадке – как личное солнце, от одного взгляда на которое все улыбались. Но больше всего времени он проводил, рассказывая истории с прошлых съемок Мартину. Редко когда на площадке их видели раздельно друг от друга, и даже Марк иногда подшучивал над ними – «кто-нибудь, расклейте эту вечную парочку!» Теперь же Бенедикт пропадал на съемках в Америке – ничего особенно серьезного, эпизодная роль. А Мартин остался в Лондоне, с женой и детьми, и изредка переписывался с Беном по смс. В основном Бен писал ему огромные сообщения, про то, как весело идут съемки, как ведет себя съемочная команда… и «знаешь, но без тебя тут совсем скучно». От этих слов Мартин неловко улыбался, слегка смущаясь, словно школьница. И писал в ответ: «Да, тебя здесь тоже не хватает». Иногда он заходил в интернет, чтобы найти какие-нибудь работы художников, отдельные портреты. Самые красивые он распечатывал и собирал в папке. Со временем он заметил, что в ней доминируют рисунки с изображением Бена, и, скучая без дела, сидел и рассматривал их в мельчайших подробностях. Потом начались съемки «Хоббита», и Бенедикт снова оказался с ним на одной площадке. По сути, его роль никак в первой части не прослеживалась, но все равно, даже когда это не было нужно, он приезжал на съемочную площадку и сидя неподалеку, наблюдал за тем, как играет Мартин. И видя это, Мартину хотелось играть лучше, чтобы показать ему, что он не зря приезжает. Да и делал он это еще и потому, что Бенедикт прилетал в Новую Зеландию только ради того, чтобы за ним наблюдать. И почему-то это невероятно радовало, и словно немного сближало их. Озвучкой Смоуга Бенедикт занимался отдельно, но всегда за стеклом в звукозаписывающей студии сидел Мартин – Бенедикт не хотел никуда ехать, если тот не ехал с ним. А после «Хоббита» опять наступила тишина. Бен снова исчез за пределами Британии, и снова начались лишь переписки по смс. И тогда все и началось. Мартин отвык от голоса Бенедикта, они не созванивались больше двух месяцев. И когда около одиннадцати утра его разбудил звонок телефона, Мартин взял трубку, даже не посмотрев, кто звонил. – Привет, Мартин, - раздался из трубки поначалу незнакомый голос. Секунд пять он соображал, кто звонит, пока не догадался кинуть взгляд на экран телефона. И у Мартина вдруг пробежали по плечам мурашки. Он совсем забыл, как звучит голос его друга, настолько, что не смог его узнать. – Ты что, еще спишь? – удивленно поинтересовался Бен из трубки, и на заднем фоне у него что-то звякнуло. – А… Да нет. Уже нет, что ты. – Мартин протер глаза. – Я просто не ожидал…что ты позвонишь, обычно же только смс… – Мне стало скучно. И захотелось с кем-нибудь поговорить. Тем более, что съемки у меня сегодня нет, и скорее всего уже не будет. Мартин чуть вздрогнул. Это значило, что сегодня Бен совершенно свободен, и, скорее всего… – А почему ты не пойдешь никуда с… – Мартин чуть нахмурился, сосредоточенно вспоминая имя. – Мишель?.. Мишель звали одну из ассистенток режиссера на нынешних съемках Бенедикта. В последнее время он не раз упоминал ее имя в сообщениях, и Мартин предположил, что Бен наконец оправился после разрыва со своей бывшей и решил найти себе девушку. – А почему я должен с ней идти куда-то? – удивленно спросил Бен. – Ну, я думал… Ты же так часто о ней писал, ну… – Хотя знаешь, возможно, это неплохая идея… – Бен чертыхнулся, роняя что-то. – Подожди минутку, хорошо? Судя по звуку, Бенедикт положил телефон на стол, и полез доставать то, что уронил. Мартин улыбнулся, слыша то, как Бен ворчит откуда-то издалека. – Не поверишь, уронил кружку с чаем, – раздался его голос в трубке. – Теперь весь пол мокрый. – Это плохо… – Мартин сочувствующе улыбнулся, забыв, что Бен его не видит. – Дай угадаю, ты сейчас сидишь с жалостливой улыбкой? – Бен наконец взял телефон, и, судя по звукам из трубки, вытирал чай с пола. – Ты всегда отлично знаешь, с каким видом я сижу. – Мартин усмехнулся. – Иногда я думаю, то ты сидишь где-то за занавеской и наблюдаешь за мной. – А я бы понаблюдал, – вдруг обронил Бенедикт и тут же закашлялся. – Ну, в плане того, что интересно узнать, чем занимается великий Джон Уотсон в свободное от съемок время. Мартин фыркнул в трубку, садясь на кровати и свешивая с нее ноги в поисках тапок. – Сейчас он планирует лишь выпить кофе и, возможно, зайти в интернет, – ответил он, поднимаясь с кровати. – И да, мне еще нужно будет сегодня съездить за игрушками для дочери, у нее же так скоро день рождения… Ты же помнишь, да?.. – Ну конечно я не забыл про день рождения… – чуть задумчиво протянул Бенедикт. – Пожалуй, я пришлю ей подарок, у тебя очень забавная дочурка, я это уже не раз говорил. На секунду в трубке повисла тишина, а затем Бен тихо продолжил: – Она очень похожа на тебя. Мартин ощутил, как от враз изменившегося голоса Бена стало внезапно жарко между лопатками. Так же, как было в те моменты, когда он случайно натыкался на тот самый откровенный фанарт. – Да, возможно… – промямлил он, не понимая, с чего взялось это ощущение. – Бен, прости, я все же не смогу сейчас говорить, ты понимаешь, только встал… Если получится, я позвоню тебе вечером. Бенедикт хмыкнул в трубку: – Хорошо, Мартин, позвони, когда освободишься. И отключился, даже не сказав ничего наподобие «пока». Мартин съездил в магазин игрушек, найдя для дочери прекрасную куклу, с которой в комплекте была куча одежды и прочих девчачьих вещей, вроде кукольной косметики. Он не представлял, что может ребенку подарить Бенедикт, и очень надеялся, что это будет не кукла. А обговаривать с ним подарок заранее было бессмысленно – он сам никогда не знал, что лучше выбрать, и, как сам говорил, в магазине хватал всегда то, что больше всего нравилось. Освободившись к вечеру, он, сидя в гостиной, набрал номер Бена. Немного сомневаясь, он все же нажал на кнопку вызова. Бен ответил не сразу. Мартин уже хотел отключаться, как в трубке раздался немного раздраженный голос: – Да? – Я не вовремя? – Мартин чуть сильнее сжал телефон, напрягаясь. На заднем фоне он услышал женский смех и звон стекла. – Мартин, как бы тебе сказать… – Бен фыркнул в трубку. – Ты очень не вовремя. Утром напишу. И отключился. Мартин кинул телефон на диван, откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и закрыл глаза. Он был, конечно, рад, что у Бенедикта появилась в жизни новая девушка, – особенно после того, как он долго не мог прийти в себя после разрыва с Оливией – но отчего-то Мартину было тяжело это осознавать. В обществе других людей он почти переставал замечать Мартина, а учитывая, что они и так очень мало времени сейчас проводили вместе, это вело к неизбежному охлаждению теплых дружеских отношений, которые Мартину очень не хотелось терять. Внутри он чувствовал что-то, что отдаленно напоминало ему ревность. Но он прекрасно знал, что эта ревность – чисто дружеская, так как он не ощущал ничего подобного раньше, когда в самом начале их с Амандой отношений ссоры из-за его ревности были почти постоянным делом. В отношении Бенедикта это было… именно нежеланием терять ту связь, что появилась между ними за это время. Утром Бен так и не написал. Как и через день. И даже в конце недели от него не было ни одного сообщения. И с каждым днем Мартин все больше об этом думал, проклиная себя за то, что припомнил в их разговоре эту Мишель. Сейчас, когда ему было совершенно нечем заняться в ожидании работы, ему необходим был контакт с кем-то близким. Да, рядом всегда была жена, дети, но это было совсем другим. С ними нельзя было поговорить о мелочах, которые знали лишь они оба, обсудить съемки или обдумать, что Марк придумает в третьем сезоне «Шерлока». Сейчас Мартину нужен был не кто иной, как Бен. И то, что он не писал, не звонил и даже не появлялся на горизонте, крайне напрягало Мартина. И, чем больше он об этом думал, тем больше понимал – он не хочет, чтобы сейчас Бен уделял внимание кому-то еще. И ревность, из стадии дружеской, переходила в собственническую. Через пару дней Мартин, так и не дождавшись даже сообщения от Бена, написал ему сам. И в итоге так и не получил ответа, что и следовало ожидать. Его друг, в котором он нуждался, увлекся новым человеком, забыв о том, что в Лондоне остался тот, кто нервничал и теперь уже каждый день вспоминал его. И Мартина пугало его собственное поведение. У него начались проблемы со сном, он нервничал и из последних сил старался не срываться на жене, понимая, что та-то уж точно ни в чем не виновата. Но Аманда и сама видела, когда мужа было лучше не трогать. И, хотя и не понимала, из-за чего такие перемены в настроении у главы семейства, смутно осознавала, что это связано с Бенедиктом. Без него Мартину было плохо, потому что он успел слишком сильно привязаться к другу. А в тот день, когда на обложках таблоидов появилась фотография Бенедикта в обнимку с какой-то рыжей девицей, Мартин ходил настолько мрачный, что Аманда почти все сразу поняла по его лицу. Скорее, даже раньше, чем это осознал сам Мартин. Она не видела смысла приставать к мужу с расспросами. Хотя бы до тех пор, пока он сам пытался разобраться в себе и том, что все же им движет больше – дружба и нежелание ее терять, или желание единолично обладать этим человеком, как другом, как самым лучшим другом в его жизни. И, что удручало его дальше некуда – по всем параметрам пока выходило второе. Бенедикт объявился лишь в конце следующей недели. «Прости, я долго не писал. Как ты, что нового?» У Мартина дрогнули пальцы, когда он сжал телефон. «Мог и дальше не писать, и без тебя все прекрасно». Он врал. Врал лучшему другу, от обиды на него. «Ты обижен?» - незамедлительно отвечает Бен, а через минуту звонит ему. – Обижен, что я вообще пропал? – уточняет он, и голос у него взволнованный, хоть в нем и чувствуется усталость. – Да нет, что ты, настоящий друг так и должен поступить. – Голос у Мартина напряжен, когда он отвечает. Что угодно, лишь бы не выдать, что, черт дери, он все же соскучился по их перепискам. – Я не мог позвонить или написать, – вдруг устало произносит Бенедикт. – уж ты должен понимать, как меня сейчас выматывают съемки… – Раньше тебе это не мешало мне писать огромные сообщения про то, как они проходят. В трубке повисла тишина. – Это из-за того, что я не стал говорить тогда, – вдруг произнес Бенедикт. – Знаешь, я тоже имею право на личную жизнь, Мартин. И я думал, ты это понимаешь. И тут Мартин просто не смог больше сдерживаться. – Знаешь что, Бен? – рявкнул он в трубку. – Что же ты теперь звонишь?! Нашел свободную минутку для друзей, вылез из постели и решил: «А дай-ка я ему позвоню, точно, он же там наверняка сидит и волнуется»! Так вот, Бен, у меня тоже есть своя жизнь, у меня есть жена и дети и мне абсолютно плевать, будешь ты мне писать и звонить или нет! А ты можешь там развлекаться со всякими девками со своей площадки, мне нет до этого дела! Он должен был бросить трубку, но почему-то на мгновение задержался, пытаясь еще хоть на секунду удержать ставшую такой тонкой связь с Беном. И услышал в ответ то, чего уж точно не ожидал услышать: – Хорошо… Я завтра приеду, Марти. Не переживай больше. Он почти никогда его так не звал. Только когда сам переживал. За него. Он первый положил трубку, так и не дождавшись ответа. Мартин сидел на диване, закрыв лицо ладонями, и молчал, выронив телефон. И он на самом деле приехал, бросив съемки. Ранним утром, почти в начале восьмого, когда Мартин еще спал. Дверь ему открыла Аманда, не понимающая, кому что-то могло понадобиться в такую рань. И, увидев Бенедикта на пороге, молча посторонилась, пропуская его. Закрыв за ним дверь, она тихо произнесла: – Хорошо, что ты тут. Мне надо поговорить с тобой о Мартине. – Сначала мне нужно поговорить с ним, – даже не обернувшись, ответил Бен. – Ничего, поговоришь, когда он встанет. Не думаю, что это так необходимо, чтобы его будить. Бен чуть повернул голову, ловя взглядом Аманду. – А что-то случилось? – спросил он, расстегивая куртку и проходя в гостиную. – У вас с ним что-то есть? Бен встал как вкопанный, забыв о том, что только что собирался сесть на диван. – Аманда, что за чушь? Женщина обошла его, садясь в кресло напротив. – Чушь? Бен, я вижу как он мрачнеет день ото дня, когда вы не общаетесь. А когда на обложке появилась фотография тебя с какой-то девушкой, он словно в момент изменился. Ты ведь знаешь, что он всегда улыбчивый, веселый, никогда он не хмурится без повода. А тут… – С этой девушкой мы даже не встречались, – отрезал Бен. – А с чего он мрачнеет, когда об этом слышит, я не знаю. Поговори с ним, а не со мной. – Ты взрослый человек, и понимаешь, что он ревнует тебя. – Голос Аманды резко стал холодным, как лед. – И ты понимаешь, что не просто так. Не будь глупцом, Бен. И просто скажи мне, между вами есть что-то, или нет? – Мы друзья. И ты это прекрасно знаешь. Не задавай идиотских вопросов. –Это все, что я хотела услышать. – Аманда поднялась, одергивая свою пижамную куртку. – Пойдем. Я сделаю тебе кофе, пока он спит. Мартин проснулся в начале десятого. Сегодня Аманда должна была отвезти Грейс к врачу, и это значило, что как минимум до двух дома ее быть не должно. Он поднялся с кровати, потянулся, и побрел к лестнице, ведущей в гостиную. Поначалу он даже не увидел спящего на диване Бенедикта. Прошел мимо, но потом замер, обернувшись. Тот спал в довольно неудобной позе – диванчик был небольшим, и Бену пришлось подтянуть колени к груди. Подушка упала с дивана, и Бенедикт спал на довольно жестком подлокотнике. Мартин подошел ближе, сначала рассматривая его, словно не веря, что он тут, а затем неуверенно позвал его: – Бен… Тот отреагировал мгновенно – открыл глаза, сначала непонимающе смотря на Мартина, всем своим видом спрашивая «где я?», а затем, видимо все вспомнив, вздохнул: – И что ты вчера устроил?.. Мартину в один момент стало ужасно стыдно. От осознания того, что вчера позволил себе вести себя как истеричная подружка. Он чуть дернул головой, показывая, что не хочет лишний раз говорить о вчерашнем. Бен с абсолютно серьезным лицом посмотрел на него, а затем поднялся. – Но я не думал, что тебе так важно общение и дружба со мной. Я действительно забыл о тебе… Мартин напрягся, ощущая, как от голоса Бена снова между лопатками собирается тепло, проникая куда-то внутрь, разливаясь по телу. Он не понимал, что происходит с ним, почему он так реагирует, но одно дело – когда Бен был далеко, на съемках, и его голос не был… так близко. Так не въедался в душу. Не заставлял вздрагивать и мучительно скрывать то, как становится чуть ли не жарко от него. – Бен… Забудь, хорошо? Прости, я вчера повел себя как полный дебил, обещаю, больше не повторится. Просто иногда мне тяжело оттого, что ты, общаясь с кем-либо, начинаешь забывать о том, что… «О том, что мне тоже нужно твое внимание». Мартин замолк. Сказать прямо он не мог – это звучало слишком глупо, и даже для него было бы уже перебором. – Я понял. Извини и меня за это, просто иногда я увлекаюсь. Ты же помнишь… Оливию. – Бен напрягся, а глаза его на секунду остекленели, словно его сердце остановилось. Мартин помнил. Помнил, как Бен забывал о работе, когда она ему звонила и трепался с ней часами, как он уезжал ради нее со съемок, когда это было необходимо ей, как не обращал внимания ни на кого, кроме нее. Помнил, с каким трудом они расстались. Как Бенедикт не мог работать, сидел на площадке, с чашкой горячего чая и просто смотрел в пол, таким же мертвым, стеклянным взглядом, а если и играл, то прикладывал все усилия, чтобы в его игре прослеживалась хоть капля жизни, а не чисто отученный и оттарабаненный текст. Стоило закончить съемку сцены – и все, Бен снова уходил в себя, и единственный, на чьи слова он реагировал, был Мартин. Тогда он, казалось, и стал самым понимающим и близким для Бена человеком, когда выслушивал его рассказы, разделял с ним его боль и просто понимал. Все время Мартин проводил рядом – шутка ли, более 12 лет они были вместе, и Мартин знал, как Бен ее любил. Но, что странно, Бен отошел довольно скоро – возможно, потому что его поддерживала вся съемочная группа, возможно потому, что смирился с этим – суть была не столь важна. Главное, что после этого Бен стал для Мартина невероятно близким, почти родным человеком, от которого Мартин не мог ничего скрыть – все отражалось на его лице, да и по жизни он был слишком открытым и добродушным… – Давай больше не будем затрагивать эту тему, ладно? – мягко произнес Мартин, видя, как напряженно скользит по комнате взглядом друг. – Пойдем, раз уж ты приехал, можем сегодня съездить в паб, или… – Да, лучше в паб. – Бен резко прервал его. – Поехали, там будет спокойнее. Да и интереснее. – Когда теперь ты улетишь? – У меня в час ночи самолет. – Бен поставил стакан на стойку, так и не допив виски. – Я и так сейчас очень задержал съемки. – Прости. – Не извиняйся. И вообще, хватит об этом. Мартин постукивал пальцами по барной стойке. Они сидели в каком-то небольшом баре в тихом районе Хертфордшира. Бен не изменял своих предпочтений – виски, простой, безо льда, Мартин же взял бокал пива, наплевав на то, что пообещал себе его не пить. Он вообще старался не пить. Но… Но. Из-за Бена он слишком много нервничал. И теперь его душа требовала успокоения, и неважно, чем. – Расскажи мне о съемках… Бенедикт провел по краю стакана пальцем, на секунду задумавшись. – А что рассказывать… Знаешь, я вообще не люблю мстящих персонажей. Их слишком трудно играть, постоянное напряжение… Иногда бывает нужна… отдушина, что ли. «И для тебя этой отдушиной стала та девчонка». Очевидно, эта мысль отразилась на лице Мартина, потому что Бен тяжело вздохнул, посмотрев на него. – Мартин… – Что? Я молчал. – Тебя любой может прочитать, как открытую книгу… Бенедикт чуть помолчал. Впервые им не о чем было говорить. Напряжение от вчерашнего все еще висело в воздухе огромным вопросом, а от сегодняшнего разговора с Амандой все стало еще более запутанным. «Мартин? Ревнует? Быть не может, я прекрасно его знаю, у него дети, жена, он… Он…А что я еще о нем знаю?..» Выходило, что кроме этого он не знал о нем ровным счетом ничего, в то время как Мартин знал о нем почти все. И Бен даже не думал о том, что эта ревность могла бы быть чисто дружеской. Почему – он не понимал. Он вообще ничего не мог понять, и тем более – не хотел из-за этого потерять дружбу с Мартином, которой дорожил куда больше, чем это казалось на первый взгляд. Они просидели в баре до часу. Иногда пытаясь о чем-либо поговорить, иногда – просто рассказывая разные случаи из карьеры, но по большей части молча, боясь проронить слово, чтобы только не поднимать болезненную для обоих тему. – Ты не будешь против, я хочу заехать все же домой… – Бен боковым зрением наблюдал за Мартином, смотрел, как время от времени он нервно постукивает пальцами по стойке. Ему очень не хотелось сейчас уезжать, но продолжать эту молчаливую пытку он просто не мог. – А… - Мартин рассеяно поднял голову. – Да, Бен, конечно… Бенедикт встал, положил на стойку деньги и пошел к выходу. Но, не пройдя и пары метров, остановился, и чуть повернув голову, произнес: – И… Да, Мартин, я с ней не встречался. Если ты не знаешь, я не люблю рыжих. И ушел, пряча чуть ехидную усмешку. Снова потянулись скучные будни. Только теперь Мартин и Бенедикт созванивались чуть ли не каждый вечер, а если не было возможности, Бен, не то наученный горьким опытом ссор с Мартином, не то просто беспокоясь, писал ему, описывая все, что происходило за день. И Мартин был почти счастлив оттого, что все вернулось в прежнее русло. Вернулось все, кроме одного. Мартин не мог понять, почему теперь от голоса Бена ему становится жарко, почти до безумия. Почему когда он его слышит, то хочет, чтобы Бен сейчас же оказался рядом и… И что?.. Мартин боялся своих мыслей. Он старался даже не вспоминать лишний раз про Бена, пока тот не звонил или писал. Но не выходило – то в интервью, которые в последнее время зачастили, у него спрашивали про то, «какие отношения» будут у Джона и Шерлока в третьем сезоне, то просто спрашивали «какие отношения связывают вас и Бенедикта». Казалось, что весь мир вокруг помешался на них. Хотелось закопаться в землю, лишь бы никто не трогал его лишний раз. Чтобы отстали с глупыми однотипными вопросами. Даже на тумблере, где Мартин иногда появлялся, творилось нечто невообразимое – в ожидании третьего сезона фанатки просто сходили с ума, рисовали тучи картинок, и, отчего Мартина бросало в дрожь – он сидел и разглядывал этот фанарт, отмечая, что некоторые работы все же неплохо нарисованы. Пока по чистой случайности он не ткнул в ссылку под одной из картинок. Девушка, выложившая эти арты, была еще и так называемым, «фикрайтером». И Мартин, наткнувшись на ее фанфикшен, начал его читать, из чистого любопытства. Сначала все было вполне мило, хоть и ее Джон и Шерлок местами расходились с каноном, и поведение их не было таким, каким должно было бы быть…Пока не появилась высокорейтинговая глава. Мартин прочитал ее на одном духу. И не мог отойти от того, что прочел. Все было описано слишком живо, слишком ярко, чувственно, как не описывают в обычных историях – шквал эмоций, как поток, накрывший обоих персонажей, резкое осознание, признание… Мартин перечитывал эту главу раз за разом, не пытаясь даже идти дальше и узнавать конец истории. В этой главе все было слишком… хорошо, и от одной мысли, что ему, Мартину Фримену, нравится читать про отношения двух мужчин, мало того, почти про себя и Бенедикта… Этим же вечером он не смог говорить с Беном. Не смог, потому что вместо его слов слышал только фразы из той главы. Представлял, как это было. И вздрагивал, слыша, как Бен измученно выдыхает что-то в трубку. А ночью ему приснилось все то, что он прочел. И проснувшись с горящими от стыда щеками, он долго сидел на кухне, уткнувшись лбом в ладони, стараясь даже не вспоминать, что ему снилось. Ему было невероятно стыдно перед Беном за все эти мысли. За этот сон, за болезненную дрожь в руках, когда он держал телефон, разговаривая с ним, за то, что не мог выкинуть из головы постоянно возникающие картины, где Джон и Шерлок… Он к своему стыду представлял на их месте именно себя и Бена. И боялся, что если Бенедикт об этом узнает, то никогда не простит, начнет презирать… Он начал тайком, время от времени искать откровенные арты, а не просто смотреть те, что попадались, и учитывался фанфикшеном. Нервно кусая губы, вздрагивая от любого постороннего звука. И постепенно начал заводиться от мыслей о том, что если бы все было так, как в рассказах… А потом он закрывал ноутбук, уходил в ванну и мастурбировал. Долго, сдерживая стоны, стараясь думать о каких-нибудь девушках, пытаясь представлять в мыслях свою Аманду… А вместо этого все чаще представлял, что в постели он не с ней, а с Беном. Что он ловит губами его стоны, целуя, что прижимается, ощущая, какой он горячий, ощущая это обнаженной кожей… Никогда в жизни он не думал о том, чтобы быть с мужчиной. Теперь же он не мог избавиться от этих мыслей. Он хотел Бена. До потери пульса, задыхаясь, хотел обладать им, сам ему принадлежать, хотел – и все тут. Через неделю подобных мыслей, он начал заводиться даже от его сообщений, что тот присылал в течение дня, представляя, с каким сосредоточенным выражением лица он их пишет, как его пальцы скользят по сенсорному экрану – быстро, но так изящно, так хотелось поймать его руку и целовать каждый палец, продвигаясь к ладони, выше, до плеча… Последний их разговор он записал на телефоне, и переслушивал его, сходя с ума. Он не мог больше, ему нужно было, чтобы Бен оказался рядом, потому что молчать и сдерживаться уже не было сил, скрывать от Бена этот вихрь эмоций он просто не мог. И съемки у Бенедикта внезапно прервались на неделю. Об этом Мартин узнал, когда в три часа дня в дверь его дома постучал кто-то, а открыв дверь, он увидел за ней никого иного, как Бена. Первым желанием было рвануться к нему и обнять, дрожа от нахлынувших чувств. Мартин прекрасно понимал, насколько глупо выглядят его желания, насколько они бабские, и только это его сдерживало. Но Бен обнял его сам, усмехнувшись. – Да, я пока что тут. И черт, все же я соскучился. А Мартин вообще ничего не смог сказать. От того, что Бенедикт обнял его, у него перехватило дыхание. От него пахло какой-то туалетной водой и еще чем-то, неясным, но почему-то Мартин думал, что это именно его запах, присущий лишь ему. И когда он говорил, его дыхание обожгло, вызвав ту самую сладкую и мучительную дрожь. Мартин был готов уже с тихим стоном прижаться к его губам поцелуем, попытаться выразить все без лишних, ненужных слов… – Мартин, что-то случилось? – вдруг произнес Бенедикт, отпуская друга. Мартин мотнул головой, боясь, что если ответит вслух, его голос выдаст его полностью. – Просто ты весь бледный, как смерть, и круги под глазами. Ты словно не спишь почти. – Бенедикт прошел в гостиную, скинув куртку. Бен был весьма близок к правде. Мартин перестал спать, так как ему снилось лишь одно, и от одной мысли об этих снах Мартина трясло. Достаточно было закрыть глаза, чтобы перед глазами возникали сцены из этих снов. В них Бен почти всегда был сверху, и… В общем, Мартин никогда не мог себе представить, что будет думать о таком. Но от прикосновений Бена, даже от случайных, его словно ударяло током, – Мартин, что?.. Тот мотнул головой, ловя себя на мысли, что рассматривает Бена почти в упор. От этого к щекам прилила кровь, а по телу словно разлился жидкий огонь. Стало настолько жарко, что Мартин почти задохнулся, ощущая себя так, словно находился в самом эпицентре пожара. – Бен, я… Бенедикт посмотрел на него с волнением: – Ты весь горишь. Заболел?.. Мартин прикусил язык, так и не сказав то, что так хотел. «Я хочу, чтобы ты стал моим». Как глупо, ей-богу. Слава богу, что не успел сказать, как бы это глупо и пошло прозвучало бы… «Смотри, как у него приоткрыты губы. Он словно сам просит тебя его поцеловать». Мартин готов был сделать что угодно, чтобы заткнуть свой внутренний голос. – Нет, я… Хотя, может и болен, – промямлил Мартин, стараясь держать себя в руках. – Действительно, жарко… Больше всего он боялся, что Бен сейчас опустит глаза и обнаружит, как сильно Мартин возбудился от одного нахождения рядом с ним. Но Бен нахмурился, смотря на лицо друга, а затем закатал рукава своего джемпера: – Иди и ляг. Если ты болеешь, я не могу оставить тебя в таком состоянии. И черт, где твоя жена? – Аманда с детьми у родителей, до конца недели… – рассеяно пробормотал Мартин. Ему и в самом деле вдруг стало очень нехорошо – начала кружиться голова, от жары начало подташнивать. «И в самом деле, лучше бы прилечь…» – подумал Мартин, и двинулся к лестнице. Бен исчез на кухне, и оттуда сразу послышался звук разбитого стекла, и крик Бена: – Все нормально, но чашка, стоявшая на столе, лишилась ручки! Мартин с трудом усмехнулся. Чашка была его самая любимая, но сейчас было уже все равно, что с ней. Перед глазами все пестрело яркими пятнами, мир вспыхивал и гас в одно мгновение, все кружилось и танцевало, неистовым бурным хороводом носилось перед глазами Мартина. С огромным трудом он поднялся наверх, добрался до спальни и свалился на кровать, закрыв лицо руками. Казалось, сейчас все просто взорвется в голове, и стало уже далеко не до мыслей о Бене. Впрочем, когда тот зашел в комнату, неся чашки и пару коробочек с лекарством, Мартин уже почти заснул. Бен поставил чашку на столик, молча приложил руку к его лбу и помрачнел еще сильнее. – Какого черта ты умудрился заболеть? – мрачно поинтересовался он, доставая таблетки из упаковки. – На, пей. Мартин покорно, хотя и без желания проглотил таблетки, запив их горячим чаем, и закрыв глаза, лег обратно и почти сразу же провалился в сон. Бен посмотрел на него с каким-то странным, немного печальным выражением лица и отодвинул чашку подальше от края, чтобы Мартин во сне не смахнул ее. Он все еще раздумывал над словами Аманды. О том, что Мартин ревнует. Он не хотел заводить с Мартином этот разговор, избегая его до последнего. И сам боялся, что если все же Аманда права, и Мартин на самом деле ревновал его, то… То что? Бенедикт не перестал бы считать его другом. Не стал бы говорить ему то, что обычно говорят в таких случаях – «спи с кем хочешь, но меня в это не втягивай». Все, что он смог бы сказать – «я не думаю, что все это – правильно». Он не смог бы отказать Мартину. По крайней мере, он так думал. И сейчас, смотря на то, как его друг, самый близкий и лучший друг спит, измотанный и замученный, ощутил прилив безумной нежности. Мартин… Как бы глупо это ни звучало, Бен сейчас боялся за него. Хотя вроде и бояться было не из-за чего, но одни мысли о том, что, возможно, если все это правда, и он мучился незнамо сколько… Бен тряхнул головой, прогоняя роящиеся в ней мысли, и решив, что и самому бы не помешало отдохнуть, вышел из комнаты. Мартин проснулся посреди ночи, резко сев на кровати. От усталости и болезни не осталось и следа, но в теле все еще была неприятная слабость, которая бывает только после температуры. Он с трудом поднялся с кровати и вышел в коридор. Прямо перед ним была гостевая спальня, где обычно ночевали их с Амандой друзья. Мартин приоткрыл дверь и замер, видя на кровати Бена. Он спал на боку, и выглядел невероятно умиротворенным, спокойным, чуть улыбаясь, самыми кончиками губ. Мартин застыл на пороге, не в силах шагнуть к нему. Казалось, сделай он шаг – и он нарушит всю тихую идиллию комнаты, разбудит Бена и больше не сможет наблюдать за тем, как тот едва улыбается. Но все же он не выдержал и сделал шаг вперед, ощущая, как бешено стучит в груди сердце. Именно сейчас, когда Бен был в паре метров от него, хотелось больше всего на свете опуститься на колени перед ним, поймать его дыхание губами и поцеловать его, наплевав на все. На дрожащих, почти ватных ногах он добрел до кровати и почти рухнул на колени, смотря на Бена. Он не мог сдерживаться, не мог никак, но сказать ему было равносильно смерти. А мучиться от незнания было куда хуже, чем от того, что тебя отвергли. Незнание уничтожало его изнутри. Он всмотрелся в лицо Бенедикта. Сжал в пальцах покрывало, на котором он лежал и… положил голову на руки, так и не решившись. Он ощущал, как дыхание друга касается макушки, как чуть ерошит волосы, и молча закрыл глаза. – Мартин?.. От одного сонного голоса тот вздрогнул. – Что случилось? Почему ты… – Все хорошо… - ответил Мартин, стараясь не выражать никаких эмоций, хотя по телу снова прошелся дикий жар. – Бен… Бенедикт смотрел на него, ничего не понимая. Мартин лежал головой на сложенных на кровати руках и даже не поднимал головы. И он не понял, что его толкнуло положить ладонь на его голову. Просто захотелось, так как со стороны Мартин выглядел неимоверно уставшим и взволнованным, и Бен почувствовал острую необходимость успокоить его. Мартин резко вскинул голову, и рука Бена соскользнула, тонкие пальцы прошлись по щеке, и Мартин невольно приоткрыл губы, пытаясь вдохнуть. Но воздух стал вязким, словно желе, а в ушах что-то зазвенело. Ему уже было все равно, он не замечал, насколько пристально смотрит на него Бен. Ничего не видящим взглядом он словно смотрел через друга, будто он был прозрачный, и все еще ощущал его пальцы на своей щеке. Ему казалось, что тело сейчас просто взорвется от переизбытка чувств и нахлынувшего желания. Хотелось прямо сейчас кинуться к нему, обнять, заставить замолкнуть, поцеловав его, и затем умолять не отталкивать, шептать, что уже не знает, что делать со своей безумной любовью, что уже не может ей сопротивляться, так жалобно, словно прося пощады… – Бен… Мне не очень хорошо… Я пойду…Я… Мартин запнулся, слыша свой собственный дрожащий голос. «Как же жалко ты выглядишь в его глазах. Он же видит тебя насквозь». Бен молча кивнул, и Мартин поднялся, почти вылетев из комнаты. Бенедикт повернулся на спину и закрыл лицо ладонями, шумно выдохнув. На лице Мартина отразились все его эмоции, выдавая его с головой. И впервые Бену стало на самом деле страшно. Он видел, как измучен Мартин, как он борется с собой, до последнего. И не знал, что делать. Его совсем не тянуло к Мартину, никак, ни капли, разве что как к другу. А если бы и тянуло, Бенедикт осознавал всю невозможность этих отношений. Отношения, построенные поверх других, всегда разрушаются. А у Мартина была своя семья, и он никогда бы из нее не ушел. А Бен, зная себя, понимал, что даже если бы они встречались, он бы не хотел его с кем-либо делить, будь то даже Аманда. Выход из сложившейся ситуации был лишь один. Мартин уперся дрожащими руками в раковину, не слыша даже звука текущей воды из-за шума крови в голове. Больше мучиться было просто нереально, впервые его посетили мысли о суициде. Поговорить в открытую с Беном? Никогда. Проще было на самом деле умереть, чем потом до конца жизни видеть в его глазах презрение. Уже было плевать на собственное возбуждение, на тянущую неприятную боль в паху, нужно было одно – решение. Возможность хоть что-то сделать, освободиться от раздирающих его чувств. Он уже проклинал тот день, когда вообще согласился сниматься в «Шерлоке» - тогда бы они не познакомились, каждый жил своей жизнью, не пересеклись бы – ну, возможно когда-нибудь, но значительно позже. Много позже, и у Бена уже был бы кто-нибудь, и Мартин бы был занят больше в любом другом проекте… – Я откажусь от съемок в третьем сезоне, я не могу так больше… – прошептал Мартин, глядя на то, как вода убегает в водосток. – Я свихнусь, если мне придется проводить с ним бок о бок почти все время… Не в силах стоять, он сел на кафельный пол, прислонившись спиной к стенке душевой кабины, и закрыл глаза. Решение было так себе, и не факт был, что оно поможет – Бен бы начал проводить рядом с ним больше времени вне съемок, пытаясь понять, что не так и почему он не хочет больше принимать участие в проекте, но сейчас это казалось единственно возможным решением. Тело требовало срочной разрядки, возбуждение уже причиняло мучительную боль, и Мартин расстегнул джинсы, приподнял бедра и, приспустив их, оттянул резинку белья. Возбужденную плоть обдало прохладным воздухом, и Мартин тихо застонал, обхватив пальцами пульсирующий член. Осознание того, что сейчас, где-то неподалеку, в соседней комнате находится Бен сводила с ума. Мартин еле слышно стонал, лаская себя одной рукой, шепча практически неразличимо: – Бен, пожалуйста, прошу… Господи, я умоляю, Бен… Дыхание срывалось, и Мартин с трудом глушил стоны, зажав рот другой рукой. Было стыдно и в то же время до безумия приятно, и в одно мгновение Мартин даже подумал, что зайди бы сейчас сюда Бен, и увидь он его в таком состоянии… «Да ты бы кончил при нем, оттого, что он за тобой наблюдает!..» Мартин беззвучно всхлипнул, чуть прогнувшись в пояснице, и начал ласкать себя быстрее, стараясь как можно быстрее кончить. Перед глазами уже все плыло от окутавшего его жара, его трясло, стоны становились все громче, и уже не было смысла сдерживаться. Мартин резко толкнулся вперед, прикусив пальцы чтобы не закричать, и с мучительным долгим стоном кончил в ладонь, дрожа всем телом. Затем, прижавшись спиной к стенке кабинки, он закрыл глаза и попытался выровнять дыхание. – Наверняка он все слышал… – вздохнул Мартин, качнув головой. – Я даже более чем уверен… Он сидел на полу еще около пяти минут, затем с трудом поднялся, сполоснул руки и, застегнув джинсы, вышел из ванной. Проходя мимо комнаты, где спал до этого Бен, он заглянул в нее – сам не зная, зачем. Бена не было. Мартин, не чуя под собой ног, кинулся вниз. Куртки Бена на диване не было, хотя он прекрасно знал, что вчера он оставил ее там. Мартин сел на кресло, опустив голову. Для него это было хуже, чем умереть. Всю неделю от Бена не было ни слова. Телефон у него был отключен, и Мартина трясло мелкой дрожью каждый раз, когда он думал, что больше никогда не сможет спокойно поговорить с другом. Он ненавидел себя, настолько, что пытался заглушить внутренний голос, который советовал ему съездить к Бену и наконец все решить, алкоголем, а так как Аманда была у родителей, никто не пытался его остановить. Через два дня после того, как Бен пропал из поля зрения Мартина, тот решил, что лучше бы вообще никогда они друг друга не знали. От каждой мысли о нем Мартин готов был сжаться в комок, исчезнуть, лишь бы не испытывать дикую боль от потери друга. Если бы он знал, что все могло бы так обернуться… …Бен должен был улететь на следующий день. Это и стало основной причиной того, что Мартин взял себя в руки, привел себя в более-менее нормальный вид и решил поехать к Бену, чтобы выяснить все раз и навсегда. С трудом поднявшись на третий этаж, на почти ватных ногах, Мартин прислонился к стене около его двери, не найдя в себе сил постучать. «Если он откроет дверь и в его глазах будет презрение, я… Я умру на его пороге…» Сердце бешено заколотилось, когда Мартин постучал – надеясь, что Бен не услышит, и тогда он сможет развернуться и позорно сбежать, и потом сам себя убеждать, что «сделал все что смог». Но дверь открылась, и на пороге оказался Бен – немного лохматый, чуть нахмуренный. И, увидев, в каком состоянии у его двери стоял Мартин – чуть ли не сползающий по стене, бледный как смерть – почти схватил его за воротник и втащил внутрь. – Бен, я больше не мог… – Мартин чуть ли не тряпкой болтался в его руках. – Мне нужно поговорить, жизненно необходимо… – Замолчи, Марти. Я знаю, о чем ты хочешь поговорить. Раздевайся, пойдем на кухню. Голос у Бена был совершенно не такой, каким ожидал услышать его Мартин. Он был мягким, сожалеющим, словно Бен за что-то извинялся. Мартин снял куртку, ощущая себя совершенно разбитым. Бен не выгнал его, не начал возмущаться, и волнение отступило куда-то на задний план. Сейчас хотелось лишь одного – спрятаться от всего мира, и избежать этого разговора, но уже не потому, что страшно. Потому, что если Бен скажет, что ему все равно, его психика просто не выдержит этого удара. Но спрятаться ото всех все равно бы не вышло. И, повторяя про себя нечто вроде «ну же, будь ты мужчиной, имей смелость взглянуть ему в глаза и все высказать», Мартин побрел на кухню. Бен вертел в руках чашку, стоя у окна. Когда Мартин вошел, он чуть напрягся, но не повернул в его сторону головы, однако поставил чашку на подоконник. – Прости, – тихо произнес он. – Я не должен был уходить, надо было еще тогда остаться и спокойно поговорить. Мартин не смог ничего ответить – он молча опустился на стул и, сложив руки на столе, опустил на них голову. Еще с детства ему это казалось невероятно эффективной защитой – ты ничего не видишь, и ничего серьезного не произойдет. Бен подошел к нему, затем придвинул второй стул, стоявший у стены, и сел на него. – Мартин, посмотри на меня, пожалуйста. – Нет. – Мартин… – Бен положил руку ему на плечо и чуть сжал пальцы. – Я не смогу с тобой говорить, если не буду видеть твое лицо. Мартин судорожно выдохнул, его снова мелко затрясло. – Бен, я не знаю, что мне уже делать… Пойми, мне так стыдно перед тобой, ты мой лучший друг, и я не хочу все портить, но не могу… Все время, все чертово время я думаю о тебе, уже больше месяца, с того времени, как прочитал какой-то чертов фанфикшен – ты знаешь, фанаты пишут о Джоне и Шерлоке… Мартин говорил не поднимая головы, слыша, как дрожит его голос. Ему нужно было выговориться, и плевать уже, что будет потом, главное что Бен его не оттолкнет и примет – почему-то теперь Мартин был в этом уверен. – Я весь уже замучен, Бен… Всю почти неделю я только и делал, что спал или пил, я ненавижу себя, я… я… В горле появился горький комок. Мартин замолк, считая, что больше уже ничего не может сказать, и тут тихо заговорил Бен: – Мартин… Я не знаю, что я должен делать в этой ситуации. У тебя семья, у тебя своя жизнь, и ты… – Бенедикт сглотнул, осторожно погладив Мартина по плечу кончиками пальцев. – Успокойся, пожалуйста. Я не могу видеть, как тебя трясет. Мартин выдохнул, пытаясь успокоиться, и кивнул, показывая, что готов выслушать все, что скажет друг. – Так вот… Я уже не раз говорил…что вполне спокойно отношусь к подобному, неужели ты не читал?.. – Бен на мгновение прикусил нижнюю губу. Он еще ни разу в жизни так не нервничал, говоря с Мартином. – Вспомни, я ведь уже не в первый раз…сталкиваюсь с подобным… Именно в кино… Но… – Бен замолк, пытаясь подобрать нужные слова. – Я ни разу не думал об этом, как о… В общем, в жизни я не… не знаю… хочу ли я чего-то подобного. Объясняться перед Мартином было тяжело, практически невозможно. Шаг не в ту сторону – и Мартин бы сорвался, и его бы снова затрясло, и тогда бы уже не выдержал Бен, нервы которого так же были на пределе. – Мартин, пожалуйста, давай просто забудем про это, хорошо? Ты не сможешь оставить семью, а я… А если я буду с тобой, я буду постоянно требовать внимания, захочу обладать тобой и ни с кем тебя не делить. Ты должен это понимать, ты знаешь меня как никто иной… – Бен, я… – Мартин наконец поднял голову, но сразу же отвернулся, избегая взгляда Бена. – Я и сам бы рад все это прекратить, но… Я не знаю, как. Бен поднялся, пройдясь по кухне, нервно взъерошил пятерней волосы, и, наконец, остановился напротив Мартина. – Поднимись. Мартин, сам не понимая почему, встал. Бен резко шагнул вперед, протянул руки, сжал в пальцах воротник его рубашки и прижался к другу, успев перед этим поймать его изумленный взгляд. И, ощутив, как снова судорожно дышит Мартин, принял единственно верное решение. …Бен целовал его долго, нежно, обняв одной рукой за плечи, второй так и держа уже помятый воротник. Мартин был жарким, весь словно горел, прижимаясь как можно крепче, сжимал в руках джемпер Бена, словно не желая никуда отпускать. Когда он отстранился, Мартин приоткрыл глаза, и замер, видя лицо Бена – его глаза все еще были прикрыты, и он мягко скользнул кончиком языка по нижней губе, тяжело выдохнув: – А… А если так? Теперь тебе лучше?.. Мартин не выдержал, слыша его мигом ставший ниже голос, и вновь прижался к его губам. Куда-то испарился весь стыд, весь страх, осталось лишь желание быть с ним всегда, все время, и никогда не прекращать этот поцелуй, в который он вложил всю свою нежность. Он почти умолял его, обнимая за шею, и чуть не застонал, ощутив, как Бен – сначала осторожно, но затем с куда более явным желанием – ответил ему, мягко прикусив его губу. – Ты нужен мне, черт… Бен, как воздух… – зашептал Мартин, разорвав поцелуй. Он шептал в его губы, ловя каждый выдох Бенедикта, а затем уткнулся в его плечо, тяжело дыша. – Мартин… – Голос у Бена стал хриплым, более низким, и у Мартина перехватило дыхание. – Мартин, боже ты мой… Что же ты сделал со мной… Мартин поднял голову, теперь уже взглянув в глаза друга, и замер. В голубых глазах словно танцевало яркое пламя. Страсть, пополам с безудержным весельем. Бен его хотел, и даже не скрывал этого. – Бен, прошу, не… Не думай, что будет потом… – задохнувшись, взмолился Мартин. – Я не прошу, но… Бену не надо было ничего объяснять. Он видел все и сам. – Пошли… – он потянул Мартина за собой, и, сжимая его ладонь, мягко погладил ее тыльную сторону кончиками пальцев. Мартин почти несся за ним, и его сердце то замирало от страха и предвкушения, то снова бросалось вырываться из груди. Бен даже не стал закрывать дверь в спальню – а был ли в этом смысл? Он рванул Мартина к себе, почти оторвав пару верхних пуговиц на его рубашке, и утянул его в жадный поцелуй. Мартин чуть ли не зарычал, отвечая ему, прижался к нему бедрами и весьма недвусмысленно потерся ими о бедра Бена. – Черт, я никогда не думал, что буду так хотеть мужчину… – честно признался Бен, и, на мгновение замерев, прижался губами к шее Мартина, ощущая, как его пальцы легли на талию, приподнимая джемпер и касаясь обнаженной горячей кожи. – Бен… – Мартин шагнул чуть вбок, потянув Бенедикта за собой, и сел на кровать, смотря на него снизу вверх. Бен тихо выдохнул сквозь сжатые зубы воздух и повалил Мартина спиной на покрывало, нависая сверху; сев на его бедра, он быстро начал расстегивать пуговицы на его рубашке, чуть ерзая, ощущая, как упирается возбужденный член Мартина в его ягодицы. И, ощутив его пальцы на своей ширинке, внезапно смутился. – Погоди… – тихо выдохнул он, отводя его руки. – Это позже… Мартин кивнул, переводя руки на живот друга, сжимая вязаную ткань, и потянул ее наверх. Бен поднял руки, позволяя стянуть с себя джемпер, и мягко, быстро расстегнул рубашку Мартина. Когда его руки коснулись груди, Мартин прогнулся с тихим, едва слышным стоном. Бен провел руками вниз, до пояса джинс Мартина, наслаждаясь его реакцией, и склонившись, прошелся мягкими, нежными поцелуями от шеи до живота. Мартин весь задрожал под ним, запрокинув голову. Он ощущал себя совершенно неопытным подростком, испытывая совершенно новые, неясные чувства. С Амандой все всегда было по-другому, с ней было проще, она не целовала его так, не шептала на ухо сбивчивые мольбы, не прикусывала кожу на шее… Особенно от последнего мир у Мартина перед глазами вспыхивал яркими вспышками, и он неосознанно изгибался, сжимал в руках плечи Бена и не мог оторвать взгляда от его наполненных страстью глаз. Казалось, им бы хватило простых взглядов, чтобы свести друг друга с ума. – Бен… Боже ты мой, как же это… – Мартин не мог подобрать слов, чтобы описать все, что с ним происходило. – Это необычно… Я никогда… Бенедикт сам прогнулся навстречу, почти ложась на Мартина, прижимаясь к нему и ощущая, как сердце Мартина забилось быстрее. – Марти, господи, какую же чертову ошибку мы делаем… – прошептал он на ухо другу, еле дыша от переполняющих его эмоций. – Но если я об этом и пожалею… Это будет значительно позже… Мысли в его голове путались, и теперь он понимал, каково было Мартину находиться рядом с ним. Он понимал, что он бы просто не выдержал – так долго и отчаянно сдерживать себя, когда рядом с тем, кого ты любишь тебе так до безумия жарко, так хочется прижаться и умолять о чем-то, чего сам еще неосознанно боишься… – Бен, я умоляю тебя… – тихо прошептал Мартин, пытаясь от стыда спрятать взгляд, и Бен прикусил губу. Мартин был не единственным, кто ощущал себя подростком. Бену так же было неловко, он не понимал, что может сделать и как. Он старался ориентироваться по себе, по тому, что нравилось ему. Осторожно прикоснуться к шее губами, провести кончиком языка – да, это однозначно правильно, Мартин снова стонет, стараясь хоть немного сдерживаться, хотя это и не выходит. Провести ладонями по его животу, скользнуть пальцами под пояс, вызывая дрожь, преодолев свой страх, протолкнуть их чуть дальше… Вот оно. Мартин безумно краснеет, напрягается, но все же неосознанно подается вперед, поднимает руку и зарывается пальцами в волосы Бена, притягивая его ближе. «Мне нужен твой поцелуй… Успокой меня…» И Бен слышит его болезненную, молчаливую просьбу. Мартину страшно, он впервые испытывает подобную гамму чувств. И когда губы Бенедикта осторожно, ласково целуют его, Мартин в мгновение успокаивается. Лишь гладит пальцами его затылок, даря неожиданно приятную ласку. – Ты сам-то готов к такому? – попытался неловко отшутиться Бен, но услышав полный желания тихий стон в самое ухо, замолк, понимая, что дальнейшие расспросы бесполезны. …Он не помнил, как стаскивал с Мартина джинсы. Но смотря сейчас на возбужденного и почти полностью раздетого друга, Бен еле держался, чтобы не броситься на него. Невероятно хотелось зацеловать его с головы до ног, не пропустив ни единого сантиметра кожи, и почти в забытьи выдыхать его имя, а затем…потом… Что будет потом? Ничего. Все равно, что будет, пусть об этом узнают все, пускай… Потом уже не существовало. Мартин рассматривал его потемневшими от желания глазами. По нему было видно, как не нравится ему тот факт, что Бен еще в штанах, и тот отвел взгляд, чуть прикусив губу. Одно дело было раздеваться перед кем-то в кино. Другое дело – перед ним. Но когда ладони Мартина прошлись по его спине, заставив немного выгнуться, Бен даже и думать перестал о том, чтобы его стыдиться. Мартин осторожно расстегнул его ширинку и потянул его брюки вниз, прикусив губу. Бен помог ему, тяжело дыша и стараясь не смотреть на Мартина, боясь, что на его лице будет какое-то презрение или отвращение к нему. Теперь оба оставались лишь в белье. Все зашло слишком далеко, чтобы останавливаться, но оба все равно боялись продолжить. Бен тяжело выдохнул, понимая, что должен что-то сделать, но совершенно не понимая, что. Мартин, такой напряженный, немного напуганный своими действиями, лежал под ним, не отрываясь смотря в его глаза. «Прикоснись ты к нему…» Рука Бена легла на живот Мартина, словно спрашивая разрешения, что, впрочем, и не требовалось. У Мартина все было написано на лице. Бен перебрался чуть вбок, так, чтобы видеть Мартина почти полностью, на мгновение замер, а затем склонился, целуя Мартина, глубоко и чувственно, стараясь отвлечь от происходящего. И провел рукой вниз, скользнув пальцами под резинку темных боксеров. Мартин со вскриком двинул бедрами вперед, царапнув пальцами сбитое под собой покрывало, и жадно выдохнул в губы Бена: – Еще…Бен, ч-черт… Бен, услышав, как резко изменился голос Мартина, ощутил, как по спине пробежали мурашки. Такой голос он бы уже не смог забыть – низкий, сводящий с ума, от которого по венам разлился огонь, сжигая изнутри, обращая тело в пепел. – Мартин… – выдохнул Бен почти беззвучно, одними губами, и обхватив пальцами его напряженный член, медленно начал гладить его, лаская большим пальцем головку, наблюдая за тем, как меняется лицо Мартина. Он то и дело облизывал губы, прогибаясь навстречу каждому движению, запрокинув немного голову, и чувственно, протяжно стонал, уже не стесняясь себя. И Бен, слыша это, сам не осознавая этого, прижался к Мартину, прикусив губу. И ощутив, как Мартин резко стянул вниз его белье, лишь выдохнул сквозь зубы воздух, прижавшись как можно сильнее, шепча ему на ухо: – Мартин, господи, я бы и не подумал, что ты умеешь так пошло стонать… Даже осознание того, что сейчас они с Мартином лежат, пошло прижимаясь друг к другу, а он еще и ласкает Мартина не заставило Бена смутиться. Словно оба перешли ту черту, после которой перестает быть стыдно за себя. – Повернись ко мне… Хочу смотреть в твои глаза… – прошептал Бен, коснувшись осторожным поцелуем шеи Мартина. И Мартин послушно повернулся, смотря в глаза Бена, так. Как тот и хотел. Его пальцы мягко, немного дрожа гладили пульсирующий член Бена, от желания и напряжения сердце то замирало, ожидая, что сейчас все, что происходит между ними, окажется лишь глупой мечтой, то снова пускалось вскачь. – Я хочу большего… – вдруг сорвался с губ Мартина умоляющий полустон. Он придвинулся и тихо охнул, почувствовав, как их члены соприкоснулись. Для него это было настолько интимным, пошлым моментом, что он замер, напрягшись, боясь двинуться, чтобы не сделать ничего неправильного. – Ты уверен, что тебе это нужно?.. Голос Бена был не таким, каким ожидал его услышать Мартин. Он был мягкий, обволакивающий, в самих словах слышалось: «если ты не хочешь, то давай остановимся на этом, я не настаиваю…» Мартин чуть задрожал. Бен был…невероятным. Любой другой бы на его месте не стал ТАК беспокоиться... – С тобой я точно этого хочу… – заверил его Мартин, понимая, что именно Бен нужен ему сейчас. Никто, никого бы он не впустил в свою душу так глубоко, как Бена. Он стал для него каким-то особенным, тем, для кого он был готов на все. И видел, что Бенедикт так же был готов на все для него. Зная, что если о них узнают, у них могут быть очень неприятные последствия, он согласился на риск без раздумий, просто понимая, что больше Мартин не выдержит, что ему это было жизненно важно. И Мартину в голову не пришла даже мысль о том, что Бен потом откажется от всего и просто предложит все забыть. Он был совершенно не таким. Мартин уткнулся в плечо Бена, молча обняв его одной рукой, и тихо прошептал: – Не беспокойся. Все хорошо, я правда сам этого хотел, и не намерен отказываться, когда мы зашли так далеко… Бен прикусил губу и едва заметно кивнул. Он и не надеялся, что Мартин откажется. Можно даже сказать, что он боялся этого. И, услышав, что Мартин сам хочет продолжить, он даже слегка подбодрился. Тишина в спальне прерывалась тихими полустонами Мартина и тяжелым дыханием Бена. Ни один ни второй не могли даже представить, что когда-нибудь случится такое, что они будут сходя с ума, вслушиваться в дыхание друг друга и шептать, как нужны друг другу. Когда ладонь Бена легла на поясницу Мартина, у того чуть расширились зрачки, от предвкушения того, что сейчас будет. И стоило пальцам двинуться вниз, пройтись по небольшой ложбинке над копчиком и остановиться на ягодицах, как Мартин выгнулся, словно прося большего. – Сейчас… Марти, я не знаю, как это должно быть, но… Если что-то пойдет не так, скажи… – немного жалобно попросил его Бен. Его трясло от одной мысли о том, что он может сделать что-то, что не понравится Мартину. – Хорошо… Мартин, читавший хотя бы фанфикшен, примерно представлял, что должно было быть. Он был готов к тому, что «в первый раз всегда больно». И, когда пальцы Бена мягко легли между его ягодиц, немного неуверенно лаская и чуть надавливая на узкое отверстие, он лишь постарался расслабиться, прикрыв глаза, тяжело дыша. Впрочем, все было не столь больно, насколько он ожидал. Когда в него вошел один палец, было просто немного неприятно, но не больно. Зато Бен начал дышать чаще, рвано, почти ловя ртом воздух. – Марти, если ты будешь таким же тесным, когда я…войду в тебя, я свихнусь… – выдохнул он, мягко лаская Мартина. От его слов у Мартина все словно заныло внутри, требуя в один момент большего. Он не хотел медлить, и, хоть и понимал, как нужна сейчас ему такая подготовка, чуть ли не выл от желания. «Больше, господи, Бен, сильнее, не церемонься, ну будет больно, и что?!» Мартин прогнулся назад, громко отчаянно застонав. Бенедикт замер на мгновение, пытаясь понять, чего нужно Мартину, но тот сам прошептал, настойчиво двигая бедрами: – Быстрее, мать твою, Камбербэтч, хватит мучить меня… Бен тихо зашипел, впился жарким поцелуем в шею Мартина, несмотря на его протестующий стон – «не оставляй следов, Бен!» - и добавил резким движением второй палец. И вот тут Мартин взвыл. Немного запоздало пришла мысль, что не надо было так настойчиво требовать, потому что было действительно ощутимо больно, настолько, что перед глазами все потемнело на несколько секунд. Но он все равно, несмотря на жгущую боль ниже поясницы, подался назад, насаживаясь на пальцы и шепча на выдохе: – Бен, это невероятно… Он слабо покачивал бедрами, стараясь немного уменьшить боль, и прикусив нижнюю губу, изо всех сил сдерживался, не показывая Бену то, как ему больно. – Быстрее… – прошептал он почти с мольбой в голосе, изгибаясь в руках Бена. – Я кончу так раньше, чем ты… Бен заткнул его поцелуем, начав двигать пальцами внутри постепенно поддающегося тела быстрее, ощущая, как Мартин старается подаваться навстречу и двигаться быстрее. Через пару минут Мартин начал уже откровенно и пошло стонать, и, прогнувшись навстречу как мог, прижался своим членом к члену Бена и начал совершенно бесстыдно тереться о него, смотря затуманенным от желания взглядом в резко потемневшие глаза любовника. Да, теперь он уже не мог звать его просто «другом» - для него он был любовником – первым и самым лучшим в мире, которого он бы ни на кого не променял. – Я люблю тебя… – прошептал он, проводя пальцами по щеке Бенедикта, и с трудом сдержал удивленный стон, когда Бен чуть повернул голову и поймал его пальцы губами. Бен, не отрывая от него взгляда, начал мягко посасывать его пальцы, водя по подушечкам кончиком языка, и от того, насколько это пошло выглядело, Мартин замер, ощущая, как его накрывает жаркой волной похоти. И в ту же секунду Бенедикт резко ускорил движения внутри него, но от жара и дикого, чуть ли не животного желания Мартин уже не чувствовал боли – он сам яростно двигал бедрами навстречу Бену, хриплыми стонами подгоняя его. И не мог прекратить смотреть на то, как пошло, чуть припухшими от прикусывания губами он ласкает его пальцы. – Бен, все, хватит… – выдохнул Мартин, поведя бедрами. – Я хочу, чтобы ты меня трахнул наконец… Бена не пришлось просить дважды, хоть он и немного побаивался. Он вообще с самого начала не ожидал, что закончится все тем, что он притащит Мартина в свою спальню и будет думать лишь о том, как охрененно он стонет, когда его трахают пальцами. Он вытащил из него пальцы, развернул Мартина на спину, сел между его ног, смотря на него безумно пошлым, собственническим взглядом, в котором Мартин читал лишь одно – «и даже не надейся, что я сейчас от тебя отступлюсь». … Входить в него было трудно, до боли – несмотря на подготовку, без смазки, которой ни у одного из них не было, это становилось проблематичным. Бен тихо выдыхал сквозь зубы проклятия, придерживая Мартина за бедра, и краем глаза отмечал, что тот жмурится, но молчит, чтобы не показывать, что ему больно. Впрочем, Бен не собирался сразу действовать жестоко и с силой. Он замер, подождав, пока Мартин хоть слегка привыкнет, и осторожно, легкими движениями начал чуть двигаться, постепенно привыкая к тому, что он такой тесный. От этого в глазах мир плыл яркими вспышками, особенно когда Мартин неосознанно сжимался, ощущая легкую боль. Через пару минут таких осторожных, мягких движений Мартин привык к неясным пока еще ощущениям, и сам начал осторожно подаваться бедрами вперед, понемножку устанавливая нужный ему темп. Его всего трясло, и было абсолютно невозможно сосредоточиться на чем-либо. Но то, что Бен сейчас придерживал его за бедра, стараясь лишний раз не делать больно, и при этом так пристально, напряженно наблюдающий за ним, готовый в любой момент остановиться… Мартин сам двинулся вперед, запрокинув голову и изогнувшись, вцепился пальцами в подушку под головой. Ниже пояса стало сначала дико больно, но когда Бен стал двигаться, боль понемногу сошла на нет, и на смену ей пришло наслаждение. И Мартин даже начал тихо постанывать, ощущая сначала легкие, осторожные толчки внутри, а затем начал глушить стоны, когда амплитуда движений нарастала. Бен задыхался, стараясь сам не стонать, но выходило довольно плохо – то и дело он срывался на хриплые вскрики, когда Мартин прогибался в спине назад, отчего внутри него становилось еще теснее, что причиняло кроме наслаждения и толику боли. Когда двигаться в нем стало немного проще, Бен ускорился, уперся одной рукой в кровать, вторую опустив на чуть влажный член Мартина, и начал ласкать его, стараясь попадать в такт с толчками внутрь его тела. И, слыша сквозь шум крови в ушах, как начал уже вскрикивать его Мартин, только больше распалялся, начиная двигаться все жестче. Мартину просто сносило башню. Боли не было совершенно, а чем глубже Бен входил, тем чаще он задевал внутри него простату, и от каждого прикосновения к ней Мартин выгибался и вскрикивал так, что у него самого в ушах начинался звон. По телу то и дело пробегала дрожь, когда Мартин слышал, как сдавленно стонет Бен, сдерживая себя до последнего. Жарко, пошло, почти на самой грани безумия, когда так и хочется вцепиться в любовника и шептать его имя, без остановки, задыхаясь, прося о большем… И кончить вместе с ним, застонав в унисон, обнять его – такого расслабленного, вздрагивающего… И на самом деле, кончают они вместе, как Мартин и ожидал. Бен – чуть раньше, буквально на пару секунд, и, от ощущения жаркой влаги, заполняющей его изнутри, дошел до оргазма и Мартин, вцепившись в плечи Бена с безумной силой, оставив яркие алые пятна на коже. Несколько минут они лежали молча, рядом друг с другом, и Бен мягко сжимал запястье Мартина, переводя дыхание. Затем сел и посмотрел на Мартина. Тот лежал, закрыв глаза, и казалось, что он вообще спит. – Мартин… – тихо позвал его Бенедикт. – Скажи, а что ты будешь делать…Если…Если я не смогу все время быть с тобой? Ведь рано или поздно я женюсь…У меня будут дети, как твои… И…Ты думаешь, мы сможем хоть как-то быть…вместе? – Сможем. – Мартин сказал это, как отрезал, даже не открыв глаз. – Если ты этого хочешь… Бен молчал пару минут, а затем выдохнул: – Хочу. На следующее утро Бен улетел обратно в Америку, оставив Мартина в Англии. И Мартин выдержал ровно две недели. Мучаясь, вспоминая о нем чуть ли не каждый час, он выдержал те две чертовы недели. А затем, встав посреди ночи, пошел в ванну и набрал заученный уже номер. – Бен… Поговори со мной, я прошу… Бен в трубке был немного сонный, уставший, но, судя по голосу, был очень рад его слышать. И, что самое прелестное, голос Бена все так же возбуждал его, поэтому, уже совершенно не стесняясь, Мартин запустил руку под штаны и обхватил чуть подрагивающий член пальцами. Бен что-то рассказывал ему, смеялся, а Мартин сходил с ума, дрожа от каждого его слова все сильнее. – Мартин… – Голос Бена вдруг стал встревоженным и хриплым. – Скажи, что ты сейчас делаешь… Мартин вместо ответа тихо застонал в трубку, сжимая немного член у основания. – О Боже, Мартин, не… Не надо так стонать, я умоляю… – Бен, судя по его голосу, мигом возбудился и готов был присоединиться к Мартину в любую секунду. – Да, Бен, я дрочу на твой голос… – хриплым шепотом перебил его Мартин. – Думаю о тебе, слышу твой голос, и понимаю, как ужасно мне не хватает того, чтобы сейчас твои пальцы трахали мою задницу… Бен резко отключился, и через минуту на телефон пришла СМС-ка: «Чтобы завтра в час дня был у меня дома.» Марк смотрел, как Бен и Мартин сидят в углу съемочной площадки и смотрят что-то на телефоне Бенедикта. – Знаешь… – сообщил он в трубку Моффату. – Я могу только догадываться, чем они занимались до съемок третьего сезона, и ты понимаешь, что мысли у меня не самые приличные, но что бы они ни делали, главное, что они стали значительно ближе. И знаешь, это все же пойдет на пользу сериалу. Я уже начинаю думать о четвёртом сезоне. Да, лучше через годика два.