***
Но сейчас все было скучно. Не было соперников, а без нужной мотивации Кацуки не хотел ехать быстро, ведь, если нет соперника, собственно, некого побеждать и доводить до ручки чувством поражения и проигрыша такому аморальному человеку. Он накручивал круги по своему привычному маршруту. Вдруг из неоткуда появляется точно такой же байк, как у Бакуго, только полностью красный. Неизвестный быстро нагоняет, подстраивается под ритм Кацуки, едет так несколько минут, и Бакуго хочет уже подрезать выскочку. Но мотор чужого мотоцикла рычит пару раз на холостом ходу, и незнакомец резко обгоняет, виляя, будто дразнит Кацуки. Бакуго, получив такой хлёсткий удар по его гордости, срывается с места и за считанные секунды догоняет красного. А тот только и рад, виляет, не давая шанса на обгон, но комфортно можно ехать сбоку. Кацуки этого не хочет, он на дороге главный, и он будет играть со своим соперником. Делая обманный маневр с замедлением, обгоняет. Едет быстро, а незнакомец так и прицепился на хвост, чётко повторяя каждое движение байка Кацуки. Бакуго это злит до чёртиков, ход становится быстрее, сквозь кожаную куртку уже чувствуется ветер, содержание адреналина в крови повышается, парня накрывает знакомое ощущение: вот оно, чувство наркомана, которому ввели в вену столь желанный наркотик, что крышу срывает. Скорость увеличивается, байк под ним ревёт, но и красный не отстаёт, от него тоже раздаётся оглушающий рев. Они едут, подхлестывая друг друга, каждый хотел быть первым. Они наворачивали круги, скажи им про правила, они просто рассмеются в лицо. У гонщиков правил не существует. Последний светофор на повороте, синхронный наклон, но Бакуго вырвался вперед, адреналин уменьшается. Он доволен гонкой, в душе и по всему телу растекается приятное покалывание, нервы раскручиваются из тугого клубка, вставая на место. Сбрасывает скорость и, разворачиваясь, тормозит, почти преградив путь красному. Тот тоже тормозит и останавливается рядом, до ушей Бакуго доносится переливчатый смех, словно звон. Кацуки не понимает: красный проиграл, но смеётся во все горло — и бешенство начинает застилать глаза. Незнакомец снимает шлем, из которого рассыпаются торчащие вверх короткие красные волосы, зубастая улыбка скачет на смуглом лице, и общее впечатление от парня было словно он светится изнутри. — Как же классно! — парень восклицал и радовался настолько сильно, что, казалось, ещё секунда, и заскачет прямо на мотоцикле. — Ты что первый раз катаешься? — Бакуго, который тоже успел снять шлем, сильно удивился таким возгласам новичка, который катается довольно хорошо и почти не уступает профи. И прибавить к этому то, что этот парень проигравший, вообще для Кацуки все это странная история. — Года два и все в одиночку, и такого кайфа не получаешь. Меня, кстати, Эйджиро зовут, а тебя? — парень говорил до сих пор слишком счастливо, что Бакуго даже передёрнуло. — Бакуго Кацуки. Для того, кто гонялся впервые — неплохо, но не надейся, что и дальше будет так. Кто-нибудь, а может и я, опустит тебя мордой в говно, — довольный собой Бакуго зло ухмылялся на стоящего напротив Эйджиро. Но впервые, за все годы катания на мотоцикле, слабо заскреблась совесть, приговаривая, что он два года катается и тем более почти единственный, кто так открыто и добродушно с ним общается. Но Бакуго очень быстро заткнул её, не пристало ему о ком-то беспокоиться. Парень вскрикнул после реплики Кацуки и пугающе-радостно улыбнулся, приговаривая: — Бакуго — умереть не встать, мастерство и грация, — будто и не было последнего предложения, от чего Кацуки опешил. — Ты всегда болтаешь всю хрень, что творится у тебя в голове? — усмехнулся Бакуго с плохо скрываемой гордостью. — Да, я, наверное, слегка прямолинеен, — смущенный Киришима как-то нервно поправил волосы. Кацуки подавился воздухом, он смутил человека, смутил! Не раздавил, не подавил своим опытом, дерзостью и хамством, а смутил, будто сделал комплимент! — В девять здесь будет старт довольно большой гонки. Приходи за час, если, конечно, хочешь настоящей борьбы, желторот, — скрипнув шинами, Кацуки уехал, оставив Киришиму одного. Как-то странно он себя чувствовал, общаясь с Киришимой, откуда появлялась лёгкость и спокойствие, которых уже давно не было.***
Киришима не знал, куда себя деть от переполняющей его эйфории. Поэтому не нашел лучше выхода, чем покататься ещё часок и завалиться к Ашидо. — Ашидо, ты сейчас мне не поверишь, — радостный Киришима ввалился в гараж своей подруги, вопя во все горло. — Ты совсем уже рехнулся, два часа ночи, Киришима! — сонная девушка была готова наслать проклятье на этого горе-байкера. — Я встретил Кацуки. Он такой же, как и говорили, но все-таки он прекрасен. Пускай направо и налево матерится, в гонках он просто зверь. Ещё пригласил меня завтра на гонку, и ещё Кацуки классный, это просто… просто… Кацуки, — Эйджиро говорил сбивчиво и имя своего кумира парень выдохнул, наслаждаясь звучанием и значением. Сразу представляя красивую подтянутую фигуру, которую подчеркивала черная экипировка, прекрасно отточенные движения байка под ним. — Ты все-таки нашел его, поздравляю, наш мальчик окончательно влюбился по самые помидоры в самого аморального парня района, — Ашидо театрально смахнула слезу. — Прекращай, я просто восхищаюсь им, — возмущенный Эйджиро пытался противиться, но румянец на его щеках говорил обо всем. — Ага-ага, охотно верю. Всё, чеши домой, завтра посмотрю и проверю твой байк перед гонкой. Кыш отсюда, я спать хочу, — Ашидо выпихнула Эйджиро из гаража, и тот наконец поехал домой.***
На следующий день Эйджиро был как на иголках, замучил уже Ашидо третьей перепроверкой байка (единственное, чему она была рада, что он пришел не в восемь утра, как он это может, а все-таки в четыре, что было рекордом). Он ей уже надоел всего за час, и Ашидо послала его куда подальше и заодно в магазин за едой. Пока Киришима шел и все думал, какой же Кацуки в повседневной жизни, не только же он на мотоцикле гоняет. И, будто отвечая на его вопрос, он видит за кассой Бакуго, который с недовольным лицом отпускает придирчивого покупателя. Взяв несколько готовых сэндвичей на перекус, Эйджиро направился в сторону кассы. — Только не говори, что и перед гонкой так же будешь хреново питаться. Ты не выдержишь и круга, — Бакуго с отвращением посмотрел на покупки Эйджиро. — В смысле? — удивленный Эйджиро теперь во все глаза смотрел на байкера, у которого вчера хамство шло изо всех дыр, а сейчас давал советы по еде. Кацуки в ответ закрыл глаза ладонью, помассировав их пальцами с мученическим выражением лица: — За час до назначенного времени съешь кашу, любую, кроме манной, и зелёное яблоко. Думаю, тебе хватит. И запомни: ещё раз тебя с этой хуетой увижу — в жопу засуну. На гонке официально ты будешь под моей опекой, запомни один раз, так заведено в нашем районе (не знаю, как в других), потому что до этого слишком много было молодых инвалидов и смертей. Постарайся выдержать и не опозориться, и не думай, что и дальше я буду помогать. Эйджиро купил, что сказал Кацуки, но оставил сэндвичи для подруги. И побежал обратно, чтобы та помогла ему с едой. Она сначала впала в ступор: во-первых, потому что сам Бакуго дал совет; во-вторых, от такой просьбы, и заявила, что она механик, а не куховарка. Поэтому заслала Киришиму на кухню, сама же продолжила возиться с мотоциклом. Через час мучений у Эйджиро получилась нормальная каша, он оставил её и спустился к Ашидо. — Ну как? — любопытный Киришима просунул голову в дверь. — Ты меня этой фразой сегодня замучил, будто впервые вообще на мотоцикл садишься, — нервная девушка была уверена, что от Эйджиро у нее скоро нервный тик начнется. — Ну это же с Кацуки, — пропел Киришима. — Тьфу ты, на этом Кацуки свет клином сошёлся что ли? Я, конечно, понимаю, что, облажавшись перед ним, можно просто сразу идти вешаться, но не до такой же степени, — Ашидо ещё долго ворчала себе что-то под нос, рассуждая. Но Киришима знал, что она на него не злится, а, наоборот, понимает и, возможно, привыкла за два года рассказов о «прекрасном гонщике, облаченном в чёрное», потом о нескольких случайных наблюдениях за «великим гонщиком» — тут она всеми силами пародировала Эйджиро. Киришима начал кататься именно из-за Кацуки. Он стоял на остановке и ждал автобус, как с оглушительным ревом пронесся полностью черный мотоцикл, управляемый человеком, который был одет в черную экипировку. Он поднял мотоцикл и на одном заднем колесе проехал довольно долго, не сбавляя скорости, а сзади ехал жёлтый байк. Тогда Киришима понял, что обожает мотоциклы, но не хотел повторить трюк Кацуки. Ощущение адреналина и ветра манило его, и Эйджиро поддался и ни капли не жалел. Он искал черного гонщика, но не мог найти, лишь изредка видел его, и то мельком.***
Наступило семь часов, на улице было начало июня, поэтому ещё было светло, но все равно птицы, которые пели днём, уже пропали и только слышалось, как кузнечики начали свою вечернюю песню. Съев кашу с яблоком, Киришима надел свою экипировку, состоящую из куртки со вставками-слайдерами и «черепахой» для защиты спины и груди, штаны с такими же вставками и наколенниками, высокие ботинки для мотоцикла — все это шло в комбинации «красное с черным», также обязательно красные перчатки и закрытый шлем. Киришима сел на мотоцикл и уехал в назначенное место, где его уже ждал Кацуки. — Ну хоть где-то этот раздолбай нормально к делу подошёл, — плевался кислотой Кацуки в сторону подъехавшего Киришимы. Тот лишь молча кивнул. — Надо разогреть мотоциклы перед гонкой, а она обещает быть горячей. Поехали, — потирая руки, злобно проговорил Бакуго, и, сразу же вскакивая на байк, стартовал. Не теряя и секунды Эйджиро тоже садится на мотоцикл, мгновенно срываясь с места, чтобы догнать кумира. Буря бушевала внутри Киришимы. Здравым умом он понимал, что знает этого хамского блондина два дня и такое доверие и любовь к нему это уже слишком, а вторая половина упрямо твердила, что Бакуго — надёжный, и пускай посылает всех, но никому настолько сильного вреда не сделал. Они ехали вместе, и только эта мысль уже заставляла сердце Киришимы биться чаще. Вчера он этого сильно не ощутил, видимо, адреналин заглушает вообще всё. Но сейчас Киришима полностью ощутил волнение и дрожь в коленях, то ли от страха, то ли от переполняющей душу радости. Его сердце трепетало в груди, билось, словно птица в клетке, пытающаяся вырваться наружу. С тех пор как Эйджиро увидел Кацуки, он представлял, как будет ехать с ним на гонках или просто, катаясь по городу. И теперь, когда он видит перед собой черную спину Бакуго, обтянутую экипировкой, отточенные движения его мотоцикла, по всему телу разливается тепло и радость.***
Гонка начиналась в девять часов. Бакуго с Киришимой подъехали за десять минут до начала. Кацуки махал какой-то парень на жёлтом мотоцикле, скорее всего, это был тот парень, когда Киришима впервые увидел Бакуго. — Денки, вот теперь даже не отрицай, что ты все жопой чуешь. Стоило появиться новичку, ты тут как тут. Обычно же тебя не вытащишь клещами, — Кацуки вовсю возмущался в то время, как Эйджиро, не скрывая, рассматривал парня. Он был худой, по сравнению с крепкими Бакуго и Эйджиро. Яркие жёлтые волосы имели природный объем, лицо было доброе со светлой кожей, все остальное было скрыто бело-желтой экипировкой. — Так это ты у нас новенький. Я Денки Каминари, тебя как звать? — парень дружелюбно протягивал руку, игнорируя угрозы в свою сторону — Киришима Эйджиро, приятно познакомиться, — он с улыбкой пожал руку новому знакомому. — Так, бабы, до старта несколько минут, пора готовиться, — недовольный Бакуго легко толкнул их в спины, как бы рассаживая и разъединяя. Слышался дружный гул моторов: в гонке участвовало около двадцати человек. По бокам от Киришимы стояли Кацуки и Денки, они сказали, что первый круг, может чуть меньше, будут ездить именно так, потому что новичков могут выталкивать, в прямом смысле этого слова. Конечно, все было по инициативе Денки, хоть он и выслушал словесную тираду состоящую из сплошного трехэтажного мата. Девушка опустила вниз флажки, и все ринулись вперёд, по маршруту. Сначала Киришиму действительно прижимали сзади и спереди, при том, что Кацуки с Денки ехали спокойно. Но, вскоре, они выталкивали наглецов ехали на их месте для безопасности. Но это была быстрая гонка, всего три круга, здесь надо выжать из байка максимум, поэтому они начали разделяться. Каждый теперь должен был пробиться сам. Эйджиро набирал скорость и лавировал между мотоциклами — это, конечно, давало определенный риск: ехать быстро в такой тесноте, но тратилось гораздо меньше времени. Боковым зрением видит агрессивную езду Кацуки: он почти распихивает впереди едущих мотоциклистов. Бывает, сразу врывается в пространство между ними, не тратя время на то, чтобы обогнуть. Денки же будто видит мысли других. И, стоит им чуть сдвинуться, просачивается между ними. Кацуки с Денки почти одновременно вырываются из толпы, не пытаясь обогнать друг друга — лишь Бакуго иногда виляет. Это подхлестнуло Эйджиро, его скорость повышается, он минует последних и выезжает к парням — теперь эти двое оживились. Они видят друг друга, и только от этого адреналин подскакивает, заставляя ускоряться. Постоянно перегоняют друг друга, подрезают, но лидер так и не может определиться: он меняется с каждой секундой, адреналин плещется в крови — так проходит круг. Их догоняет один из группы мотоциклистов, но они встают в шеренгу, не дают проехать. Скорость становится ещё больше, и они подлавливают его на небольшой ямке, из-за которой он должен сбросить скорость. Финишная прямая: они уже видят эту девушку. У Кацуки с Эйджиро адреналин бъет по мозгу, отключая самосохранение, все внутренние органы сворачиваются в тугой узел — для них нет ничего важнее скорости и победы, поэтому они остервенело за неё борятся. Денки же не настолько зависит от этого чувства, словно опьяняющего наркотика. Он никогда не чувствовал его, сколько ни катался, поэтому лишь едет сзади этого побоища, не давая шанса вступить другим в эту схватку. Каминари стратег, он безэмоционален. Финиш: победитель Бакуго, но Киришима дышал почти в затылок, поэтому её и не чувствуется. — Ребята это просто шикарно! — словно пьяный, Киришима не может отойти от гонки. — Здесь такое каждую неделю, хочешь — приходи, — Денки лег на свой мотоцикл с ухмылкой на губах. — Обязательно, это чувство восхитительно. Оно охватывает тебя и не отпускает до конца, и ты все больше больше хочешь ощутить, ускоряешься… — договорить воодушевленному Эйджиро помешал Кацуки. Схватив парня за грудки, рычит прямо в лицо: — Да что с тобой не так, ты же проиграл, на тебе грусти даже нет! В этот момент Эйджиро понял, что он самоубийца-мазохист, ведь тебе в лицо орет разъяренный Бакуго, а на физиономию лезет улыбка. Поэтому, будто не контролируя себя, выдает: — Я ведь с тобой катался. Кацуки отпускает Эйджиро со странным мутноватым взглядом и, ничего не говоря, уезжает. — Эйджиро, ты просто мазохист, но до жути гениальный. Никто не приводил Бакуго в такой ступор за все четыре года. Ты вообще как это делаешь? — озадаченный Денки провожал взглядом чёрный байк Кацуки вместе с Киришимой. — Да я сам не понял, — отходя от шока, тихо пролепетал Киришима. — Эйджиро, это, конечно, не моё дело, но вот, скажи честно, тебе ведь нравится Бакуго? — задал вопрос Каминари, заставив Киришиму задаться целью спрятаться за мотоциклом. Но он её не осуществил, лишь слабо поговорив: — Так заметно? — Нет, а для Бакуго тем более. Просто, как он говорит, я жопой чую. Ладно, надеюсь, через неделю встретимся на следующей гонке, желаю удачи, бывай. — ободряюще похлопав по плечу Киришиму, Денки уехал.***
Кацуки бесцельно гнал по ночным улицам города. Он знал, что на эмоциях кататься нельзя, но сейчас был особенный случай. Он копался в голове в поисках причины своего всплеска бешенства на Эйджиро. Пусть сразу и не скажешь, но Бакуго отдавал отчёт своим действиям после аварии. Он ехал слишком злой, на эмоциях прибавил скорость, в итоге не справился с управлением, но, к счастью, обошлось все сломанной рукой и лёгкими ссадинами. Поэтому, рассуждая, он иногда посматривал на спидометр, чтобы контролировать скорость. После продолжительной прогулки он все-таки вернулся в свою однокомнатную квартиру, оставив мотоцикл в гараже. Эйджиро не покидал его сознание, а, точнее, его слова, которые были сказаны так по-простому, с такой добротой, что внутри все переворачивалось. С ним изредка разговаривал так Денки, который был ему хорошим приятелем. Но даже он остерегался вспышек гнева Кацуки: он был безэмоциональным, безжалостным стратегом. Что от него можно требовать? А этот Эйджиро, из него хлестала, фонтанируя, энергия, он радовался всему. Этот парень единственный, кому нравилось ездить с Бакуго. Обычно же, чем ты лучше и круче, тем больше тебя презирают, некоторые ненавидят, а все из-за зависти, расстройства, что «победил этот Кацуки, он ведь урод, он просто аморален. Та самая гниющая часть этого общества». Киришима Эйджиро стал огнем, который снова зажёг Кацуки, но пока Бакуго не хотел в этом признаваться, а лишь материл все вокруг, пытаясь хоть как-то успокоить ураган внутри. Который начался с ещё большей силой, когда он лег спать. Еще долго он ворочался на кровати, надеясь прогнать мысли. — Да ебись оно все конём, я спать хочу! — прокричав гневно в пустоту, он кое-как улёгся, вскоре заснув. Но не только он сегодня не смог уснуть сразу. Эйджиро тоже боролся сам с собой. Разумом он понимал, что Кацуки вообще недосягаем. Но чертово чувство любви перекрывало все здравые аргументы. А сегодняшнее поведение Кацуки было крайне непонятно. Это было похоже на ярость, гнев, ревность, а в конце что-то совсем непонятное. Какой был потерянный и мутный взгляд у гонщика, он словно что-то осознал, но не мог принять реальность, и от этого Киришима лез на стену — было огромное желание помочь. Но чем? Какая будет реакция у Кацуки? Эти и подобные вопросы разъедали мозг Киришимы, словно кислота. Но вскоре и к нему пришло спокойствие, и парень погрузился в сон.***
Через несколько дней Киришима снова выезжает покататься по ночному городу. Выезжая из переулка, откуда выезжал, когда впервые ездил с Кацуки, вдруг видит знакомый черный байк, освещенный огнями города. Резко тормозит, по инерции разворачиваясь, и видит ухмыляющегося Кацуки. — Отменное зрение, красноволосый. Езжай за мной, если хочешь охуенную гонку, — громогласно объявляет Кацуки, после чего сразу уезжает, оставляя Киришиму глотать облако пыли. Без раздумий парень едет за ним, и какая-то уверенность поселилась в нем. Они приехали в частично заброшенную часть города, где почти не было фонарей. Бакуго подъехал к одному из парней, который раздавал карты, и, выхватив одну из них, он вернулся к Киришиме. Кинув её Эйджиро, он безразлично дал указания: — Это карта маршрута, запомни её, если, конечно, сможешь. По дороге будут указатели, но ты будешь терять время, разглядывая их на большой скорости, тем более, это опасно. Поэтому лучше запомни, здесь всего два поворота. Гонка будет состоять из одного круга. Здесь ты заявляешь свои права на имя ночного гонщика. Объясню зачем, чтобы не было лишней болтовни: в этой гонке байкеры, как ты, официально (среди всех других гонщиков) становятся ночными гонщиками. Это даёт тебе возможность гонять ночью безнаказанно, то есть тебя будут покрывать все наши. Когда ты катался со мной первый раз, ты как бы был под моей опекой и, схвати тебя полиция, то тебя покрыли бы. Но, катайся ты один, сдали бы наши или схватила вся та же полиция. И да, я в ней буду участвовать, но особого значения это не имеет, твоя задача попасть в десятку новичков. Но предупреждаю, здесь есть и такие, как я. Вся ясно? — Ты как нашел меня? — Киришима пытался непринужденно задать вопрос, но это получалось из рук вон плохо. — Ты сегодня ездил куда-то днём, и я был там в это время, поэтому видел, откуда ты выезжал. — Понятно, спасибо за объяснение, — Киришима поблагодарил Кацуки, но не смог скрыть своего слишком пытливого взгляда. — Чего ты так на меня вылупился? — Бакуго даже некомфортно стало под таким взглядом. — Ты столько всего сказал, и ни единого матерного слова, — слишком удивленно сказал Эйджиро. — А что, что-то не нравится? — угрожающе пробасил Кацуки. Эйджиро поднял голову и, задумавшись, выдал первое, что пришло в голову (и было чистой правдой): — Нет, говори как хочешь. Просто, наверное, уже привык, что ты материшься, а без этого как-то даже по-другому твой голос воспринимаю, — тут здравый рассудок запаниковал выдав тревожной мыслью: «Киришима держи язык за зубами, прекрати!». — Ладно, — Кацуки пожал плечами, скрывая лёгкую дрожь. Этот парень скоро до ручки доведет своими словами, ну вот, кто ещё настолько честен. Надев шлем, Кацуки немного успокоился и кинул взгляд в сторону старта, где уже собирались гонщики. Рев моторов был громким даже в шлеме, было множество мотоциклов с гонщиками. Было видно, как все напряжены, и это напряжение передавалось Киришиме. В его голову сразу полезли тысячи мыслей и большинство из них были не самые хорошие. Но из раздумий вывел громкий рев мотоцикла Бакуго на холостом ходу, и гонщик кивнул, поэтому Киришима кивнул в ответ. В этот момент прозвучал сигнал, и все ринулись вперёд. Бакуго, как всегда, агрессивно распихивал всех, да и, зная его, многие уступали дорогу. Эйджиро же лавировал между мотоциклами, подбираясь вплотную: сейчас он почти не чувствовал адреналина, он лишь иногда появлялся и тут же пропадал. Все-таки все это давило на мозг и получать кайф не получалось. Первый поворот был уже пройден, а он минул двух-трех гонщиков. Там поток был намного плотнее. Вдруг Эйджиро видит просвет, а там, скучая, едет Бакуго, он виляет по трассе рядом с четырьмя мотоциклистами, которые даже не пытаются вступить в борьбу, но чувствуют себя довольно уверенно. От такого зрелища внутри Киришимы пробуждаются инстинкты и он начинает стремительно догонять впереди едущих, разрывая последнюю цепочку мотоциклистов и выезжая к Бакуго. Кацуки перестает вилять, теперь он сосредоточен на одном мотоцикле, гонщике, человеке. Они едут в сантиметрах друг от друга, идёт ожесточенная борьба, но уже не за место, а для удовольствия. От переизбытка адреналина кровь сворачивается в сосудах, они прибавляют скорость. В ушах уже звенит от рева мотора, каждый гонщик знает это чувство, когда уже безразлично, какая у тебя скорость. Ты чувствуешь мотор своего мотоцикла, чувствуешь его, словно тебе он заменяет сердце, что бьётся бешено от желанной дозы адреналина. Но весь кайф портят четыре байкера, которые решили вытеснить бойкого Эйджиро. Они прижимают его и пытаются оттеснить от Кацуки. Но он их не замечает, только оборотов становится ещё больше, и Киришима теперь обгоняет офигевающего Бакуго, мчится вперёд, словно от скорости зависит его жизнь. Останавливается Киришима только тогда, когда финиш был далеко позади, а байк Бакуго возмущенно рычит рядом. Кацуки снимает шлем, хохоча во все горло: — Да, Эйджиро, кишка у тебя не тонка так гнать. Да ни за что в жизни не поверю, что ты два года катаешься. — Ага, — Эйджиро даже не знал как реагировать, только молча смотрел на почему-то счастливого Кацуки. Позже к Эйджиро подходили другие байкеры, поздравляли и сказали, что теперь ночной город для него открыт, как и почти все гонки. А Бакуго дал свой телефон, сказав, что будет уведомлять о всех гонках, а после добавил с ухмылкой: — Поехали, покатаешься уже в качестве ночного гонщика, победитель, — Бакуго выделил последнее слово с привычной кислотой в голосе, но взгляд нисколько не выражал тех эмоций, что хотел показать Кацуки. И Киришима это заметил, внутренне улыбнувшись. Они не спеша ехали по ночным улицам города. Фонари мелькали один за другим, освещая все мягким светом. Дневной зной ушел, уступая место ночной прохладе, которая приятно освежала. Забираясь под незастегнутый рукав, чувствовался мягкий ветер. Эйджиро снял шлем, чтобы вдохнуть этот чудный воздух, за ним и Бакуго. Киришима улыбнулся блондину и продолжил тихую поездку, сбоку ехал Кацуки. Ветерок развевал их волосы, наводя ещё больший беспорядок на голове Кацуки и приглаживая колючки Эйджиро. Они заезжали и на неосвещенные улицы города, где только фары были источником света. Потом снова вернулись на освещенные улицы, наслаждаясь дорогой — Бакуго впервые без адреналина, Киришима же прогулкой со своим кумиром. Они завернули в переулок, откуда выехал Эйджиро, и после подъехали к дому, где он жил. — Там моя квартира, — Эйджиро слез с мотоцикла, неверно болтал все подряд, не зная, что делать в такой ситуации. — Буду знать, пока, — быстро буркнув, Кацуки надел шлем обратно и уехал. Они оба пытались скрыть свои эмоции, но стоило расстаться и мотоциклу Кацуки скрыться за поворотом, как Киришима подпрыгнул на месте. И после того, как поставил байк в гараж, всю дорогу пританцовывал под засевшую в голове веселую мелодию. Кацуки же поднял свой байк на заднее колесо и, проехав так несколько метров, опустил, прибавив скорость. Теперь он осознал и понял, и эта навязчивая мысль крутилась у него в голове: «Кацуки, ты, блять, влюбился в него!». Бакуго бесится из-за своей глупости, но в то же время внутри разливалось тепло и лёгкость, заставляя сердце трепетать.***
Так проходила гонка за гонкой, они вместе катались, ловили кайф от адреналина, понимали друг друга без слова — хватало просто кивка во время гонки, чтобы оставить в дураках любого соперника. Потом Киришима смеялся, получая огромное удовольствие от гонок и времени проведенного с Бакуго, тот же ругался на красноволосого, но не слишком убедительно для Киришимы. Им было здорово вместе, пусть они не подозревали, что влюблены взаимно. Им было хорошо, а остальное отходило на второй план. Но вот каждый раз, после того, как Бакуго провожал до дома, и они были вынуждены разойтись, на душе скреблись кошки. Бакуго бесился, руки были все чаще сбиты в кровь и спрятаны в перчатки, Киришима же, сжавшись в калачик, сидел уставившись в одну точку. И когда терпение у обоих закончилось, они решили признаться.***
Была середина августа, давно перевалило за полночь. Киришима сидит с телефоном, на экране которого номер Бакуго. Парень никак не решается нажать на кнопку, но телефон неожиданно вибрирует в руке, и Эйджиро подскакивает, после чего видит на экране имя «Кацуки». Нервно снимает трубку. А Бакуго, запинаясь и сильно матерясь, говорит выходить из дома и сбрасывает. Киришима подрывается с места, наспех надевает лёгкие джинсы, а сверху зелёную футболку, выбегает из дома и видит напротив подъезда Бакуго в черных джинсах и синей обтягивающей футболке. — Привет, — во все горло кричит Эйджиро. Бакуго заметно смущается, велит взять байк и ехать рядом с ним. Киришима сделал все, как он сказал, через несколько минут они гнали по ночному городу, свернули в лежащий рядом с городом небольшой лесок с асфальтированной дорогой. Эйджиро сначала немного колебался, все-таки было довольно темно и здесь он ещё не ездил. Но добрая улыбка Бакуго, когда тот снял шлем и пригласил следовать за ним, блестящая в свете фар, убедила его, заставив сердце прыгать в ожидании, ведь Эйджиро впервые видел, чтобы Кацуки так улыбался. Они ехали по леску, полная луна подсвечивала дорогу, нетронутую светом фар, пробиваясь сквозь ветви деревьев. Отъехав настолько, что свет города был уже не неразличим, Кацуки свернул на узкую тропу, ведущую вглубь редкого леска. Они ехали по ней несколько минут, тьма была везде, заставив Эйджиро съежиться и смотреть на спину Бакуго, мелькающую в свете фар, как на спасительный ориентир. Но они выезжают на тропинку, залитую лунным светом. Бакуго ставит мотоцикл около дерева неподалеку, глушит его, позволяя темноте вернуться в лес, свету луны стать ярче. Эйджиро останавливается, но байк пока не глушит, все ещё сидит на нем. — Не бойся, я лишь покажу тебе чудесное небо, — Бакуго говорил максимально нежно, к тому же обезоружено расставил руки в разные стороны. — Хорошо, — Киришима последовал примеру Кацуки, оставив мотоцикл у дерева, и подал руку Бакуго в ответ на его протянутую. Кацуки усадил его на покрывало, которое уже успел постелить, все-таки в лесу ночью прохладно, особенно от росы. — А как ты вообще решил связаться с мотоциклами? — сел рядом Кацуки, начиная разговор. — Тебя увидел, — Эйджиро решил не скрывать правду. — Ничего себе. Ты действительно прямолинеен, это радует, — сбитый с толку, Кацуки постарался скрыть волнение, которое вызвала эта фраза, но безуспешно. — А ты? — Киришиме было очень интересно, как Кацуки пришел к мотоциклам. — Все началось в подростковом возрасте, мне было лет тринадцать и я не умел ездить на велосипеде — боялся не то скорости, не то высоты, уже не помню. Но меня так очаровывал вид велосипедов, что я взял себя в руки и решил научиться. В итоге научился и с каждым годом все лучше, потом спустя четыре года понял, что мне хочется больше. Мне уже не хватало скорости велосипеда, ведь понимал, что хочу ездить ещё быстрее, хочу лететь над трассой. Но машины в этом плане неудобны, слишком комфортно, ты не чувствуешь ветра, не слышишь мотор, его гул. Поэтому мой выбор пал на спортивные мотоциклы, и теперь я не представляю свою жизнь без них, я обожаю ездить на них, получая незабываемые эмоции, я гоняюсь за ощущением адреналина в крови. Когда ты понимаешь, что едет крыша, но ты не можешь это остановить. И вот так уже четыре года. — Вот это да! — восхищению Эйджиро не было конца, он смотрел на Бакуго глазами полными уважения, восхищения. Смотрел глазами любящего человека. Но Кацуки этого не видел, спрятав смущенное лицо за чёлкой. Только потом подвинулся чуть ближе к Киришиме. А у второго все ликовало внутри, он был готов кричать во все горло от переполняющего счастья, но лишь улыбался до ушей своей привычной зубастой улыбкой. Они одновременно позвали друг друга по имени, столкнулись смущенными взглядами. — Кацуки, я люблю тебя, — Киришима смотрел в упор, он был готов ко всему на свете, может даже к удару. Но Кацуки прижимается своим лбом к его, выдыхает почти шепотом: — Я тоже. А Киришима в ответ смеётся и заваливается на спину, как раз на покрывало. А вид на небо действительно потрясающий. Серебряный диск луны светит вдалеке, на нем было видно темные отметины. Фон — это тёмно-синее небо, чуть светлее у звёзд и луны. А звезд было не сосчитать, они местами рассыпались по небу, словно кто-то специально припорошил небо, а где-то были кучками-группами, как песок, которым что-то хотели нарисовать, но так и не нашли вдохновения. Звёзды мерцали разноцветными огнями — белый, жёлтый, красный. — Удивительное зрелище, — довольно сказал Бакуго, ложась рядом с Эйджиро. — Да, — протянул Киришима, повернув голову в сторону Кацуки. Их взгляды встретились, в таких похожих, но одновременно разных красных глазах отражались звезды, проскакивали искорки. Они, чувствуя желание друг друга, повернулись на бок, оплетая руками тела. Соединились в поцелуе, сначала робком, но затем все более раскрепощенном. Кацуки оглаживает руками бока, языком губы Киришимы. Тот же раскрыл их пропуская Бакуго, он придвинул ближе Эйджиро, погружая пальцы в его игольчатые волосы. Они целовались до искр перед глазами, до урагана из порхающих бабочек в животе, до боли в лёгких от нехватки воздуха. Отстранившись, они любовались друг другом. Бакуго видел, как припухли от сильного поцелуя персиковые губы Эйджиро, блестели, освещенные луной. Бакуго обнял Киришиму, прижимал к себе, укладывая его голову себе на грудь. Эйджиро поднял на него глаза, положив ладонь на щеку, гладил большим пальцем. Бакуго прикрыл глаза от удовольствия и тихим шёпотом, словно шелест листьев на ветру, самодовольно сказал: — Ты ведь понимаешь, любишь и будешь встречаться с самым сумасшедшим парнем этого города? — Конечно, и до жути рад этому, — улыбка появилась на лице Киришимы, а Бакуго смущенно зарылся носом в красных волосах. Но пришлось, собираться домой, потому что в лесу холодало, к тому же очень хотелось спать. Они могли бы спать в лесу, но, к сожалению, никак не подготовились, а кормить комаров оставшуюся ночь не самая радужная переспектива. Сев на мотоциклы, они уехали, всю дорогу держались рядом и им не нужны были ещё какие-то слова, все было понятно и им было хорошо. Когда они подъехали к дому Эйджиро, то долго ещё стояли молча, держась за руки. Киришима гладил Кацуки по щеке, переходя в затылок, Бакуго ластится к руке, словно кот, и ближе прижимал парня. Поцеловавшись напоследок, они разъединили руки, Бакуго вскочил на мотоцикл. Разогнался и, подняв мотоцикл на дыбы, сделал пару кругов перед Киришимой прежде, чем уехать. Эйджиро, подпрыгивая, зашёл в квартиру и, упав на кровать, начал кататься по ней, закрыв лицо руками. Бакуго валялся на кровати и понимал, что не только адреналин приносит счастье.***
Теперь они уже вдвоем стали грозой ночных дорог, всегда слаженная работа поражала их соперников. Они словно две частички одного целого, которые нашли друг друга, создали невидимую прочную связь. Такую же неразрывную, как сцепленные вместе страницы толстых многостраничных книг. Они легко понимали друг друга, несмотря на отличия, и их соперники этому завидовали, а друзья были за них рады. Денки придерживал их всеми силами и, если что, давал иногда Кацуки подзатыльник, спрятавшись потом за мотоцикл. Ашидо же иногда ворчала на Эйджиро, что он совсем потерял голову, и на слишком многое готов ради Кацуки. А Киришима чувствовал, что не только он отдает себя полностью Бакуго, но и Кацуки старается показывать свои чувства, пусть иногда и грубит. Но это была не грубость со злостью, это просто часть Бакуго, часть его характера, личности, часть его самого.***
Киришима, в очередной раз доказывая Ашидо, что Кацуки очень хороший, предлагает ей с ним познакомиться. Они как раз договорились встретиться сегодня днем. Кацуки подъезжает к назначенному месту, где его встречает радостный Киришима, а рядом стоит девушка, изучающая его. — Привет. Кацуки, это Ашидо — моя хорошая подруга и по совместительству механик. Ашидо, это Кацуки… — Можешь ничего не говорить, я уже слушала о нем целую тираду, — Ашидо специально смутила Киришиму, заставив Бакуго довольно улыбнуться. — Значит, вот кто за твоим байком следит вместо тебя, — Бакуго внимательно смотрел на девушку с необычной внешностью. — Весьма неплохо, кстати, — Ашидо нейтрально реагировала на Бакуго. Да, он не располагал к себе, но и ничего ужасного не делал. — Она чувствует мотоциклы, после нее они летают, — Киришима немного разбавлял обстановку своей болтовней. — Эйджиро, садись на мотоцикл и поехали, у меня для тебя сюрприз, — Бакуго сказал это довольно громко, будто вызывая кого-то на соревнование, потом подошёл к Эйджиро, резко целуя его и завладевая персиковыми губами. Отпустил и, стрельнув взглядом в сторону Ашидо, ушел к мотоциклу. Пока Киришима отходил от шока, девушка залилась смехом: — А он жуткий собственник, счастливо, Эйджиро, — она ушла, помахав рукой. Киришима же решил отплатить Бакуго тем же, он так же неожиданно нападает на губы Кацуки. Но тот не растерялся, обнимает Эйджиро, прижимает к себе все сильнее, словно Эйджиро может через мгновение испариться, просачиться сквозь пальцы, как дым. Они отрываются друг от друга и выезжают за город, дальше леса в поле, покрытое зелёной травой, местами с пожелтевшими колосьями. Бакуго ставит байк, расстилает знакомое покрывало и слегка смущенно бубнит: — В конце августа самые красивые закаты, сегодня должен быть такой. — Спасибо, — Киришима обнимает Бакуго, положив голову тому на плечо. А Кацуки зарывается носом в красные пряди. Они ложатся на покрывало, о чем-то разговаривают, иногда молчат. Так проходит время, и вот солнце приближается к горизонту, разукрашивая небо вокруг в алый, а облака рядом розовеют. Некоторые становятся сиреневатыми в лучах заходящего солнца. Алая полоска со временем только больше наливается, теперь все словно обведено контуром. Жёлтые лучи уступают красным, позволяя раскрасить все вокруг, играя в догонялки с наступающей тьмой. Вскоре буйство красок начинает затухать, скрываясь за горизонтом, последние лучи играют на траве и погасают, уступая место ночи. — Это просто потрясающе! — восхищенный Эйджиро смотрел в глаза Кацуки, поражаясь, как он все находит. — Ещё бывают красивые рассветы, вот только не знаю, какие более красивые — зимние или летние, — Кацуки улыбается и отводит взгляд, взяв Киришиму за руку, сплетая их пальцы. — Давай все посмотрим, — Киришима кладет голову на плечо Бакуго, закрывая глаза. А Кацуки, краснея, целует макушку шабутного чуда.***
С наступлением осени гонки становятся реже, потому что зимой новичкам трудно, а профи уже не хочется заморачиваться, да и гонять, как летом, очень опасно. Киришима и Бакуго участвуют почти в каждой, гоняются за адреналином, но гонки уже не ради победы, а просто, когда с тобой любимый человек, ощущения ярче, воспринимаешь все острее. И все это смешивается с адреналином, срывая крышу, все возможные тормоза. Так быстро проходит осень. Наступает зима, гонок нет, к тому же, если появляется, то Бакуго никогда не отпускает Киришиму одного. Поэтому, когда он занят в магазине, Эйджиро тихо сидит и пыхтит дома, покорно слушаясь Бакуго, все-таки у блондина больше опыта, чем у него. Но потом Кацуки приглашает Эйджиро в кафе с горячо любимыми красноволосым сладостями. Но следующая фраза заставляет Киришиму подавиться горячим шоколадом. — Может ко мне переедешь? — подняв глаза, осторожно поинтересовался Кацуки. — А, хорошо, у меня квартира съёмная, проблем не будет, — слегка шокированный Киришима долго переваривал информацию. — Я живу недалеко от магазина, где работаю, поэтому все должно нормально пройти, — Кацуки пытался успокоить Эйджиро, поглаживая по смуглой руке. Все вещи для переезда поместились в одну довольно большую спортивную сумку, у него не было ничего особо ценного, кроме байка, для которого Кацуки предоставил гараж (довольно просторный для двух мотоциклов). Киришима взял сумку и приехал к Бакуго, который уже ждал его у подъезда. Поставив мотоцикл, они поднялись к блондину. Квартира была у него довольно просторная, пусть и однокомнатная. Большая кухня в зелёном цвете, со светлыми шкафами и темной столешницей: в ней было все самое необходимое из электроприборов. Большая комната со светлыми обоями, на одной из стен которой были наклеены темные, огромный белый диван. Пока Киришима раскладывал вещи, Бакуго приготовил карри, и Эйджиро пришел на манящие с кухни запахи. Бакуго уже успел накрыть на стол и жестом пригласил красноволосого за стол. Эйджиро сел и только взял ложку в рот, как почувствовал непревзойденный вкус — карри таял на языке, оставляя приятное послевкусие. — Кацуки, как же вкусно! Ты просто божественно готовишь! — не переставал восхищаться Эйджиро, смутив Бакуго. Они весело беседовали, попутно ели. Потом Эйджиро, отстояв своё право мыть посуду, пришел к Кацуки на диван. Они лежали на диване, обнявшись, смотрели телевизор, незамеченный ранее Эйджиро. Показывали всякую чушь и полнейший бред и, в конец разозлившись, Кацуки выключил его. В комнате повисла тишина, Бакуго неосознанно гладил Эйджиро по спине, спускаясь к пояснице. И от таких простых действий Эйджиро почувствовал жар во всем теле. Он хотел отодвинуться, но Бакуго не дал, прижимая ближе, будто не замечая состояния Киришимы. — Кацуки, пусти пожалуйста, — жалобно промямлил Эйджиро. — Зачем? — Бакуго состроил непонимающее лицо, но в глазах играли чертята. — Тебе прямо сказать? — возмущение Киришимы росло. — Да, — Кацуки еле сдерживал смех. — Трахаться хочу я, — обиженно провозгласил Киришима, отвернув голову. — А что мешает? — Бакуго схватил его, повернув на себя. Киришима рассмеялся от комичности ситуации. Действительно, что? Бакуго все устроил, они были вместе. Только целовались и обнимались. Бакуго скрытый романтик, который, только когда Киришима переехал к нему, заговорил на эту тему. Раньше он, конечно, тоже пошлил, но не в сторону Эйджиро. — Романтик ты, — играючи констатирует факт Эйджиро. Бакуго заваливает его на спину, ухмыляясь — все возможно. Больше не было слов, они сплетались языками в жарком поцелуе. Бакуго подавлял, сразу давал понять, что именно он главный. Кацуки оглаживал языком острые зубы Киришимы, его прикосновения к небу заставляли парня дрожать. Руки Кацуки в это время от запястий направлялись к груди, оглаживая каждую вену. Добравшись, он массировал область вокруг сосков, дразня Эйджиро. Оторвавшись, окинул самодовольным взглядом парня под ним. Глаза, подернутые пеленой возбуждения, оно ещё не полностью завладело им, но Кацуки вскоре это исправит. Прикусил мочку, оттуда следуя языком к кадыку, оставил алеющий засос. На груди он заменил руки языком, массировал круговыми движениями ореол, все ближе подбираясь к центру. Надавил языком, словно пытаясь вставить внутрь, затем, создав вакуум, вытянул наружу. Вобрал сосок в рот вместе с ореолом, прижав губами, игрался языком, заставляя Эйджиро вскидывать бедра, поднимать грудь к ласкающему его божественному языку. Бакуго отпустил налившейся кровью сосок с громким хлюпающим звуком, от чего Эйджиро зашелся громким стоном, запрокинув голову назад. Но все это время не забывал про второй. Предварительно смочив слюной, он крутил и прищипывал его указательным и большим пальцем. Наконец, оторвавшись от своего занятия, Бакуго продолжил свой путь, оставляя многочисленные засосы, чтобы все знали — Киришима его и только его. Стянув домашние шорты, Кацуки специально оставил пока обтягивающие боксеры на Эйджиро. Будто не замечая его возбуждения, он целовал внутреннюю часть бедер, специально максимально приближаясь к кромке белья. Эйджиро трясло и подбрасывало, он не видел Бакуго, мозг заволокло туманом возбуждения, он лишь чувствовал его нежные прикосновения, горячий язык. Киришима умолял всем своим видом о большем, и Кацуки, наконец, обратил внимание на напряжённый член Эйджиро. Помассировав головку сквозь ткань, где уже разливалось небольшое количество предсемени, Бакуго проводил рукой вдоль всего ствола, поглаживал подобравшиеся яички. Эйджиро дождался освобождения своего твердого члена из сжимающих его боксеров. Бакуго касается языком уретры, обводит ее, иногда, будто пытаясь проникнуть, берет в рот и обсасывает с разных сторон. Дразня Эйджиро, Кацуки убрал язык, провел по всему стволу рукой, прихватил губами крайнюю плоть, чуть оттягивая. Эйджиро в ответ на это вскидывает бедра, просит Бакуго двигается активнее. Кацуки понимает и заглатывает почти полностью крупный член. Тело Эйджиро превращается в натянутую струну, реагирующую на каждое движение языка. Наконец блондин спускается ниже к сжатому колечку ануса, начинает вылизывать языком вход, немного погружая. Эйджиро кусает губы в попытке сдержать столь скулящие стоны, а когда горячий язык полностью погружается в анус, его подбрасывает на кровати, он царапает когтями тканевый диван. — Кацуки, — постанывает Киришима, уже не в силах сдерживаться. Такие сладкие сладкие муки толкали его за грань. — Сейчас, — Бакуго сам еле сдерживается, и это слышно в его хрипящем от возбуждения голосе. Он заменяет язык сразу двумя пальцами в смазке, ласкает ими нежные стенки в поисках заветной точки. Киришима слегка напрягается от небольшого дискомфорта, но стоило Бакуго задеть центр этого возбуждения, Эйджиро извивается под невозможными углами, позвоночник скоро хруснет, но ему хорошо до темноты в глазах, до безумия. Кацуки добавляет ещё один палец, каждый раз задевая простату, и Киришима откровенно кайфует, насаживается на пальцы, а когда Бакуго убирает их, разочаронно выдыхает. Но Кацуки приставляет к входу головку и Киришима, не дожидаясь, толкается на встречу. Ощущение сжатия нежных стенок захватывает Кацуки, и он утробно рычит, входит до конца, сразу попадая по простате, теперь с каждым толчком задевая её. Эйджиро кричит, шепчет, стонет имя своего любимого. Он чувствует, как при смене угла головка упирается в простату, и от этого Эйджиро теряет оставшийся здравый разум. Обхватив ногами Кацуки, увеличивает проникновение, короткими когтями царапает спину, оставляя красные борозды. Первым кончает Киришима со стоном, большим похожим на вскрик. А после и Бакуго, загнанным диким зверем от ритмично сокращающихся вокруг его члена сильных мышц. Они счастливо улыбаются друг другу, пытаясь более менее нормально дышать. Засыпают они на этом неразложенном диване, сплетаясь руками и ногами, что сразу не узнаешь где чьи. На следующее утро Киришима просыпается от негромкий звуков на кухне и очень вкусного запаха. Тихонько пробравшись на кухню, он счастливо наблюдает за Бакуго, который что-то готовит на плите. Тихо подкрадывается сзади, обнимая Кацуки. — Зараза, ну вот кто просил тебя вставать, — наигранно обиделся Кацуки. — Ну простиии, — Эйджиро в ответ лишь улыбается и утыкается носом в плечо, вдыхая любимый и такой домашний запах. Они завтракают вместе, не как планировал Кацуки на диване, но все равно Киришима был очень счастлив. Позже гуляли по улицам, чуть припорошенных снегом. Сейчас они меньше катались на мотоциклах, но зато много времени проводили вместе, замечая то, что раньше было скрыто: как Бакуго во время сна любит прижаться поближе и обнять Эйджиро, который, наоборот, всегда спал звёздочкой, услужливо подставляя плечо под голову. Они любили проводить вечера вместе за все различными разговорами. Но случай внёс коррективы в их жизнь, сделав одну из гонок роковой.***
Бакуго ушел на гонку профессионалов, сегодня был своего рода юбилей — уж пять лет, как Кацуки катается на мотоцикле. Он пригласил Киришиму на эту гонку, но только в качестве зрителя. Когда Эйджиро к вечеру закончил дела в магазине, куда его устроил Кацуки, проехал к месту старта, где его должен был ждать Бакуго. Но его там не оказалось, только одиноко стоял его байк, и Эйджиро даже не поверил своим глазам. Бакуго оставил свой мотоцикл — в голове не укладывалось, но все так и было. Киришима поспрашивал других, но те не видели Кацуки, лишь Денки сказал, что он вроде зашёл за угол здания напротив. Парень последовал туда, и какую картину он увидел: Кацуки прижимает к стене зеленоволосого парня, поставив руку сбоку от его головы, что-то тихо шипит в лицо и наклонялся все ниже. Под конец парень с зелеными волосами схватил Бакуго за ворот, и тут не выдержали нервы Эйджиро от этой сцены, после чего он заорал на всю улицу: — Бакуго, блять, Кацуки, — от такого крика Кацуки почти отпрыгнул от парня, тот же вжался в стену. — Эйджиро, ты чего так орешь? — непонимающе уставился Кацуки на парня. — Действительно, — язвительно процедил Киришима. Сейчас перед его глазами был целый калейдоскоп событий связанных с Бакуго. Все их встречи, время проведенное вместе: первый совместный рассвет, звёздное небо в лесу, поцелуи, объятия все-все. Киришима медленно приближался к ним. — Парень, притормози, — пытался успокоить его Бакуго, подняв руки, но он видел, как в глаза Киришимы плескалось давно знакомое чувство — ненависть смешанная с отчаяньем. Эйджиро как раз балансировал между ними, он был готов сорваться, но в тоже время ком подступал к горлу. — Эйджиро пойми я… точнее он… а мы… — Бакуго никогда не умел подбирать нужные слова, а сейчас вообще бред получался. — Даже объяснить не можешь, — с явно читаемым отчаяньем сказал Эйджиро и, бросив взгляд на ненавистные, роковые зелёные волосы, развернулся, не показывая свою главную слабость — неконфликтность (что минус для байкера) и слезы. Да, он был ревнивый, но никогда не воевал за любовь, лишь мог быть рядом. — Да что ты там придумал своим недотраханным мозгом? — Бакуго злился, расстроился и теперь сыпал оскорблениями в след, и, бросив кислотой из слов в Изуку: — снова ты мне жизнь сломал, — побежал за Киришимой. Который уже сел на мотоцикл и уехал подальше. Кацуки ещё видел уезжающий красный байк и, вскочив на свой, погнался за парнем. Он догонял Эйджиро и тот, видя это, только прибавлял скорость, куча эмоций бурлили в нем. Он ускорялся, не разобрал дороги — просто гнал. Кацуки знал, чем это может обернуться, поэтому всеми силами пытался догнать его, но отрыв большой, разница во времени большая — не успел. Внезапно на пути Эйджиро появилась машина, он поворачивает, его сильно накренило. Под колесо попадает лёд, и его заносит. В итоге, не справляясь с управлением, Эйджиро заваливается на бок. Прошёлся левым по асфальту, отпустил байк, который отлетел от него, а гонщик остался лежать на асфальте. Не помня себя, Кацуки тормозит рядом, подбегает к Киришиме, снимая с него стертый сбоку шлем — он без сознания. Бакуго пытается привести его в себя, кричит во все горло, срываясь уже на хрипы, теряя голос: — Эйджиро, прошу посмотри на меня! Эйджиро умоляю! Киришима черт тебя дери, открой глаза! Умоляю! Киришима! Сволочь! — Бакуго кричит не переставая, но в какой-то момент утыкается в грудь Киришиме, плача навзрыд и приговаривая: — Прости, прости, я должен был объяснить. Прости, должен был остановить тебя ещё там. Прости, грубить только и умею. Киришима, пожалуйста, прости, открой глаза! Умоляю, прости, я идиот… конченый. — Кацуки всхлипывает, а сзади Денки, который погнался за ними, вызывает скорую помощь. Бакуго ничего не слышит, ничего не видит, лишь судорожно гладит шершавую ладонь Киришимы в карете скорой помощи. Его о чем-то спрашивают, но его глаза пустые, стеклянные, ни одной мысли в голове, только события связанные с Эйджиро. Он вспоминает, как Киришима этой же ладонью гладил Кацуки по щеке в лесу и как это его успокаивало, перебирал пальцами непослушные волосы, когда они вместе спали. А эта вечно веселая ухмылка, от которой не было и следа на бледном лице парня, что лежал на носилках рядом с блондином. Больница: Кацуки не отпускает руку, но ее отняли врачи — последнюю ниточку, благодаря которой Кацуки ещё держался, но сейчас в руках была пустота, и нужно было ждать окончания операции. Кацуки рычал, вскакивал с лавочки, метался по коридору, ударял кулаками в стену — до боли, до синяков, до сбитых в кровь костяшек пальцев. Потом снова обессиленно плюхался рядом с Денки, который не говорил ни слова, ведь он понимал, что пустые слова здесь не помогут. Врач выходит из операционной. Кацуки трясет, он не может встать с лавочки, словно прирос к ней. Доктор кратко изложил о том, что у Эйджиро в нескольких местах сломана кость в ноге, потому что удар пришелся по ней, на левой руке обширная гематома. Но в целом состояние стабильное и вполне удовлетворительное, завтра переведут из реанимации и можно будет посетить. Сколько Кацуки не просил, врач отказывался пускать в реанимацию, поэтому ему с Денки пришлось уйти. На следующий день он пришел в шесть утра, и его, как парня Эйджиро, пропустили (иначе бы он точно разнёс больницу). Кацуки заходит в палату, на кровати лежит Эйджиро, он все ещё не пришел в сознание, но все показатели в норме, о чем свидетельствует мерный писк аппарата. Кацуки садится на стул справа от кровати, где на теле парня нет ни единой ссадины. И снова в голове пустота, он берет руку Эйджиро, чувствует ее тепло, это успокаивает его. Блондин сплетает их пальцы, подносит к губам бледную руку целует, гладит второй рукой, не отрывая глаз от спящего лица Киришимы. Он до вечера сидит с Эйджиро, разговаривает с ним, постоянно просит прощения, проходится лёгкими касаниями пальцев по холодной щеке. Кацуки положил голову на кровать, чувствуя рядом Киришиму, заснул. Эйджиро проснулся около десяти, кругом было темно, только горел тусклый ночник. Он был в палате, ощутимо болела нога, при движении и рука, а на второй чувствовался теплый воздух. Киришима, повернув голову, видит Бакуго, который крепко держит его руку и спит, постоянно морщась во сне. Эйджиро аккуратно достает руку, гладит, как всегда, по непослушным волосам. Как всегда ощущает лёгкую щекотку от них и приятное тепло, которое разливается по всему телу. Бакуго заметно расслабляется и, успокоившись, сильно выдыхает и по прошествию нескольких минут просыпается, потирая глаза. Киришима улыбается, Бакуго поднимает на него глаза, широко их распахивает. Смотрит немигающим взглядом, будто не верит в происходящее. — Бакуго, со мной все хорошо. Бакуго, — нежно зовёт Эйджиро. Он гладит по щеке Кацуки. А у второго к горлу подступает ком, он склоняет голову, подрывается со стула и аккуратно обнимает Эйджиро, утыкаясь в плечо. Киришима чувствует горячие капли на своей рубашке, больше ничего не говорит, лишь гладит по голове, слушая тихие всхлипы. Он не злится на Кацуки. Киришима смутно слышал крики блондина, когда тот пытался пробудить его. Слышал каждое слово, хотел открыть глаза и ответить, но силы покидали его, последнее, что он помнил — нежное касание руки Кацуки. Слышит вкрадчивое признание: — Эйджиро, я люблю тебя. Тебя одного настолько сильно, что чуть не сошёл с ума, когда увидел аварию. Если сможешь, прости такого идиота. — Кацуки, я тоже. Теперь прекрати уже извиняться, я тебя давно простил, такого романтичного идиота, — Киришима поцеловал макушку Кацуки. А тот лишь навзрыд начал говорить все подряд, заставляя Киришиму краснеть и смеяться (Кацуки никогда не забывает материться), поглаживая спину Бакуго. Гроза ночных дорог, самый агрессивный байкер сейчас, уткнувшись в плечо парня, рыдает во все горло, продолжая извиняться. — Когда меня выпишут, так же будет? — с ухмылкой спрашивает Эйджиро. — Не мечтай, — уже привычно отвечает Кацуки, продолжая обнимать Эйджиро. — Угу, — мычит красноволосый. Кацуки поднимает на него заплаканные глаза, встаёт, опирается руками о постель и затягивает в долгий нежный поцелуй, напоследок облизывая губы Эйджиро. Разрывает поцелуй, берет руку Эйджиро в свою, тоже целует, поднимая на него красные от слез глаза. Киришима вытаскивает свою руку и, положив ладонь на щеку Кацуки, гладит большим пальцем. Они одновременно выдыхают «люблю». Киришима счастливо улыбается, а Бакуго смущённо отводит взгляд, но перед этим положив свою руку поверх Эйджиро.***
С тех пор Кацуки почти поселился в больнице, а когда Эйджиро выписали из больницы весь медперсонал вздохнул с облегчением. Теперь Бакуго ни на шаг не отходил от Эйджиро, и когда к ним заявился Мидория с извинениями, тот его чуть не прибил, если бы не Эйджиро. Но разошлись они мирно, Эйджиро понял Изуку и, увидев полные слез зеленые глаза, не мог не простить. Бакуго всеми силами ухаживал за Эйджиро и только летом пустил его на мотоцикл, после нескольких часов уговоров. Теперь в их жизни только счастья и радость, летом они так же гоняются за адреналином, а зимой проводят время вместе. Денки с Ашидо поддерживают их, а новость о том, что сам Кацуки чинит байк у Ашидо, прославила её, и с тех пор работы по горло. Ну, а Денки — это Денки. Бакуго с Киришимой свёл адреналин в крови и не отпускал их. «Связанные», как они иногда называют друг друга, а ведь это действительно так.