Сrown of guilt

      — Авада Кедавра!       — Экспеллиармус!       Хлопок был подобен пушечному выстрелу. Золотое пламя взвилось в самом центре дуэльного круга, по которому двигались Поттер и Темный Лорд — это столкнулись их заклятия. Гарри видел, как зеленая вспышка Волдеморта встретилась с лучом из его волшебной палочки на середине расстояния между ними… и застыли в шатком равновесии. Силы были равны, ни одно из заклятий не могло перебороть другое.       Секунда, другая, третья… и равновесие качнулось. Гарри слишком сильно устал сегодня, слишком много пережил (даже смерть!), чтобы у него еще остались силы бороться с Темным Лордом наравне хоть сколько-нибудь долго. Зеленый луч Авады стал медленно, но уверенно теснить красноватое сияние Экспеллиармуса и у Поттера, несмотря на все усилия, никак не получалось оттеснить его обратно, но он все еще боролся, смутно надеясь на чудо. И оно пришло.       — Экспеллиармус!       Гарри увидел, как еще одна вспышка красного заклинания влилась в противостояние, слилась с его собственной и как Бузинная палочка взмыла ввысь, чернея на фоне рассвета, закружилась под зачарованным потолком Большого Зала, точно голова Нагайны, и пронеслась по воздуху к хозяину, которого не пожелала убивать, чтобы полностью подчиниться его власти. Гарри, тренированный ловец, поймал ее свободной рукой — и в ту же минуту Волдеморт упал навзничь, раскинув руки, и узкие зрачки его красных глаз закатились. На полу лежали смертные останки Тома Реддла — слабое, сморщенное тело, безоружные белые руки, пустое, отсутствующее выражение на змеином лице. Волдеморт погиб, убитый собственным обратившимся вспять заклятием, а Гарри стоял с двумя волшебными палочками в руке и глядел на опустевшую оболочку своего врага. Какое-то мгновение вокруг еще стояла тишина. Потом зал очнулся и взорвался шумом, криками, восклицаниями и стонами.       Поттер медленно обернулся. Он узнал голос, произнесший заклятье, в ту же секунду, когда его услышал, но просто не поверил сам себе… впрочем, зря, потому что на него смотрел живой и здоровый Альбус Дамблдор. Тот самый, на похоронах которого не так давно скорбела вся школа, тот самый, который, похоже, только что спас и самого Поттера, и всех остальных, вмешавшись на правах директора Хогвартса в магическую дуэль, происходившую на вверенной ему территории. Он не направлял свое заклинание против Риддла, он поддержал заклинание Гарри. Пророчество исполнилось.       Несколько секунд два новоявленных победителя рассматривали друг друга, потом Поттер едва заметно кивнул — то ли приветствуя внезапно воскресшего бывшего наставника, то ли благодаря за помощь, а потом их буквально накрыл вал гомонящих, радующихся, похлопывающих по плечам, поздравляющих людей. ***       Жизнь в послевоенной Магической Британии медленно, но верно выправлялась.       От изначального плана покарания виновных пришлось слегка отступить. Дамблдор заподозрил, что его маленький гамбит с мнимой гибелью для некоторых Пожирателей не остался секретом. Кое-кому — Альбус подозревал, что оставшемуся на удивление чистеньким Малфою — пришла в голову идея обзавестись надежным алиби на время Последней Битвы, а при отсутствии Темных меток, которые пропали после гибели Волдеморта, их причастность к проигравшей стороне доказать стало невозможно. Дамблдор, может, и поигрался бы с законами, доказывая их виновность, но эти сволочи вдруг дружно бросились к врио Министра Магии Кингсли Шеклболту: «Ах, ах, такая трагедия! А давайте мы проспонсируем и восстановление основательно порушенной школы, и создание благотворительных фондов для пострадавших, и пополним опустошенную казну Министерства». Трудно было упрекнуть бывшего фениксовца Шеклболта в том, что он предпочел наличные смутной перспективе доказательства виновности Пожирателей. Тем более, что у самых двинутых последователей Темного Лорда, кто остался жив после битвы за Хогвартс, алиби не оказалось и их ожидали суды и Азкабан, который, хоть и без дементоров, все же оставался далеко не курортом.       В общем, нынешняя политическая ситуация сильно напоминала ту, что была до воскрешения Волдеморта, разве что чистокровные попритихли и меньше права качали. Так что Альбус с наслаждением погрузился в привычный мир высокой закулисной политики и даже противники остались все теми же, что и ранее.       Ему вручили (беспрецедентное событие!) второй Орден Мерлина первой степени и восстановили во всех должностях. Точнее попытались. От должностей в Визенгамоте и МКМ Альбус отказался, оставив себе лишь директорство в Хогвартсе — все же последние эскапады в противостоянии с Темным Лордом дались ему нелегко, он впервые начал чувствовать себя на свой возраст, понимал, что нагрузка трех должностей ему еще, может, и по плечу, но радости никакой не доставит. Так что теперь он вполне заслуженно почивал на лаврах и отдыхал после многолетнего противостояния, столь сильно его измотавшего. Впрочем, оно, может, и к лучшему. К власти Дамблдор никогда особо не стремился, предпочитая игре «Царь горы» шахматы.       Но была одна довольно неприятная мелочь, которая Альбуса не то, чтобы раздражала, скорее, вызывала досаду — Гарри Поттер не желал с ним общаться. Вообще. Нет, он не то чтобы Дамблдора полностью игнорировал, он при встречах достаточно учтиво здоровался… и все. Больше ни на какой контакт мальчик не шел. От разговоров увиливал, приглашения игнорировал. Представители прессы, понятное дело, это довольно быстро заметили и некоторое время покоя не было ни Гарри, ни директору. Каждый журналист старался вызнать причину размолвки среди Победителей и не гнушался строить по этому поводу самые нелепые предположения. Правда же так и осталась тайной — Поттер стойко молчал в ответ на любые вопросы, а у Дамблдора был гигантский опыт давать ответы столь пространные, что и непонятно было, о чем вообще речь шла, в общем, можно сказать, он тоже молчал.       Разумеется, Альбус прекрасно понимал, что мальчик на него обиделся и, откровенно говоря, прекрасно осознавал, что у него вполне были на то основания. И не то, чтобы это демонстративное игнорирование Дамблдора как-то особо задевало, но все же некий душевный дискомфорт причиняло. Тем более, что уж перед кем-кем, а перед Гарри ему стоило бы извиниться, ведь ему пришлось играть мальчиком втемную с детства. А кому приятно ощущать себя марионеткой, пусть даже в результате все закончилось хорошо?       Да и к тому же пересечься с Поттером никак не удавалось. Школу он уже закончил, так что самый обычный вызов в директорский кабинет уже не представлялся возможным, деликатные приглашения встретиться на нейтральной территории Гарри игнорировал, а просить повлиять на мальчика кого-нибудь из общих знакомых, например, тех же Уизли, сам Альбус считал ниже своего достоинства.       Случай представился ровно через год после последней битвы, на праздновании, которое было решено провести на месте славной победы — в Хогвартсе. Естественно, главные Герои приглашены, не говоря уже о том, что для одного из них школа — основное место обитания.       На приеме Поттер привычно вежливо поздоровался, а потом так же привычно проигнорировал две не слишком активные попытки сближения на расстояние разговора. Так что Дамблдор подловил Гарри, когда тот уже переговорил со всеми заинтересованными в его обществе, дал пару интервью, расслабился, выпил несколько бокалов вина и, стоя у стены, лениво переговаривался с Гермионой. Альбус рассчитывал на то, что умница Грейнджер имеет свое мнение на ситуацию игнорирования Поттером Дамблдора и не позволит ему, как обычно, отделаться от предстоящего разговора пренебрежительно-вежливыми кивками или пустыми, ничего не значащими ответами. И, разумеется, оказался прав.       — Гарри, мальчик мой, не уделишь ли мне немного внимания?       Поттер восторга ожидаемо не выказал. И даже отвернулся было в сторону в попытке проигнорировать, но наткнулся на строгий осуждающий взгляд Гермионы и повернулся обратно, одарив Дамблдора подчеркнуто равнодушным взглядом. Он немного вымученно вздохнул и спросил:       — Чем могу вам помочь, директор?       — Думаю, пришло время нам поговорить, Гарри.       — Мне бы этого не хотелось… — тут Поттер дернулся, явно получив намек от Грейнджер в виде невербального жалящего пониже спины, — но, кажется, это действительно необходимо.       — Тогда жду тебя в моем кабинете через двадцать минут, — Альбус хотел еще в своей обычной шутливой манере намекнуть что любит: «Сливочные тянучки», но передумал, видя и без того недовольный вид мальчика.       Вскоре он уже ожидал Поттера, восседая в своем кресле. Как назло, у Дамблдора потихоньку начала болеть голова, что грозило перерасти в будущем в настоящую мигрень. Виски словно стягивало обручем, который становился все теснее и теснее.       Альбус потянулся к маленькому потайному шкафчику, где держал всякие канцелярские мелочи и аптечку, намереваясь достать пузырек с обезболивающим, но мягкий музыкальный перелив оповестил его, что возле горгульи уже ожидает посетитель, поэтому Дамблдор с сожалением оставил мысль выпить зелье прямо сейчас. Полчаса, или сколько там продлится разговор, ему придется потерпеть.       Вошедший в кабинет Гарри уже не казался таким раздраженным, видимо, двадцатиминутная пауза позволила ему успокоиться и смириться с мыслью о необходимости этого давно назревшего разговора. И впервые за последний год директор подумал, что, может, зря он так настаивал на этой встрече? Какого дементора он собирается добровольно пройти через эту моральную пытку? И без того совершенно понятно, что сейчас тут будет происходить — Поттер будет обвинять его во всех грехах, может, даже обоснованно, а самому Альбусу придется долго и нудно доказывать, что все его действия были во имя всеобщего блага. Еще буквально пару лет назад такая задача вызвала у него только прилив энтузиазма, но сегодня… Жаль, что эти мысли пришли в его голову только сейчас — теперь разговора было уже не миновать: мальчик усаживался в кресле напротив… Вернее сказать, уже не мальчик — юноша. Очень упрямый юноша, который совершенно не собирался облегчать своему старому наставнику жизнь и начинать разговор первым.       — Гарри, мальчик мой, — Дамблдор привычно придал голосу добродушные обертоны, — я понимаю, почему ты долго не хотел со мной разговаривать. Я так виноват перед тобой. Я взвалил на тебя такую огромную и тяжкую ношу, и ты даже представить себе не можешь, как сильно я горжусь тем, что ты не сломался и смог с честью вынести все, что уготовила для тебя твоя судьба, — на этих словах Поттер стиснул губы в тонкую линию и директор понял, что Поттер куда больше знает о том, что кое-какие испытания приготовила ему отнюдь не судьба, а самолично Альбус Дамблдор. — Прости меня, Гарри. Прости меня, если сможешь, я очень перед тобой виноват, — его слова звучали столь внушительно потому, что были абсолютно искренними. — Могу оправдаться только тем, что мои намерения были благими. Может, кто-нибудь и сумел бы справиться лучше, спасти больше людей, но отчего-то не было других желающих взять на себя эту роль.       — Я знаю это, директор. Понимаю, как никто другой, — Поттер кривил губы в горькой усмешке, — что все это было «во имя всеобщего блага». Понимаю и оттого еще не даю интервью направо и налево о том, как вы превратили мою жизнь в ад… — он судорожно вздохнул успокаиваясь.       Альбус мысленно удовлетворенно кивнул — диалог начат. Мальчик начал высказывать свои претензии, а это значит, что теперь можно планомерно и осторожно начинать убеждать его, что его «жертвы» не были напрасными. Даже, если сейчас его убедить не удастся, то все равно, зерна сомнений будут посеяны в его уме и рано или поздно он поймет, что так было лучше для всех. Поймет и простит.       — Впрочем, плевать, этого уже не изменить, — Гарри ожесточенно нахмурился, а Дамблдор удивленно погладил бороду, он ожидал большего фейерверка недовольства. — А знаете, сэр, что я почувствовал тогда в Зале, когда понял, что это ваше заклятье, так вовремя произнесенное, спасло и меня, и всех остальных? Кроме ненависти за то, что вы меня обманули? Огромное облегчение!       Альбус почувствовал некоторую неуверенность. Облегчение — это, безусловно, хорошо, но слишком быстро Поттер перешел от обвинений к дифирамбам. Вряд ли все так просто.       Гарри вдруг зло прищурил глаза и продолжил с неожиданной злобой в голосе:       — Огромным облегчением было узнать, что вы живы и здоровы! Потому что это могло значить только одно: вся кровь, раны, искалеченные судьбы, смертельные жертвы — не результат моих судорожных метаний в попытке удержаться на плаву и выполнить мое «предназначение», а результат ваших ошибок и просчетов! Мерлин мой, да я бы сломался, наверное, если бы все эти мертвецы висели на моей совести! Магглы, волшебники, школьники… Я понимаю, почему вам нужно было, чтобы я сражался с Волдемортом именно на территории Хогвартса — здесь ваша власть наиболее полна и вы могли вмешаться в любую дуэль, но не знаю, смог бы я жить, понимая, что платить за это пришлось детскими смертями?! — он запнулся. — Впрочем, вы правы, других кандидатур в лидеры света не было. А если бы были, то еще неизвестно, справились бы они лучше?       Дамблдор, слушая такие жестокие слова, невольно схватился рукой за грудь в попытке сдержать бешено заколотившееся от избытка эмоций сердце. Головная боль стала почти непереносимой. Но Поттер еще не закончил.       — А знаете, что заставляет меня ненавидеть вас больше всего? Запланированные жертвы! Ладно, я уже не говорю про себя, у меня в голове действительно был Крестраж и, если уж я узнал об этом только, когда Волдеморт в буквальном смысле наступал мне на пятки — у меня не было никакого шанса выбраться и обратиться к специалистам, чтобы попытаться извлечь эту дрянь, не прибегая к таким радикальным методам «лечения», как Авада, и мне пришлось выйти к Лорду на убой, я говорю про Снейпа! К вам ведь не вернулись бы директорские полномочия, пока он был жив? Вот интересно, если бы с ним не расправился Лорд, вы бы его сами прикончили, сэр?       Они оба молчали и сверлили друг друга взглядами.       — Это все, что я хотел сказать вам, директор, — Поттер медленно поднялся с кресла, обхватил себя руками, словно ему стало холодно, и двинулся к выходу. — Хотя нет, есть еще кое-что, сэр, — злая усмешка снова искривила ему губы, обещая Альбусу очередную порцию полных яда слов. — Я надеюсь, что вы снова схватите какое-нибудь смертельное проклятье. И я надеюсь, что у вас хватит совести сгнить, не прихватывая с собой никого на тот свет. Любопытно, понимаете ли вы, что ваша золотая корона непогрешимости, которую так ясно видит вся Магическая Британия, на самом деле — железная корона вины перед теми, кто умер во имя «всеобщего блага»? Должны понимать, вы ведь так умны, — Поттер даже не обернулся, выходя из кабинета и уж точно не думая прощаться.       Дамблдор медленно выдохнул. Вот и поговорили. Что ж, что-то подобное он и ожидал от Поттера, только никак не мог себе вообразить, что дождется от него настолько жестоких слов, ведь Гарри всегда был добрым мальчиком. С другой стороны, смерть, даже кратковременная, кому угодно испортит характер. Оставалось только надеяться, что после такого грандиозного всплеска ненависти ему станет легче на душе. А что до поттеровских обвинений, то ничего принципиально нового для себя Альбус не услышал. Он и сам наперечет знал все свои грехи и научился жить с ними давным-давно. Как там мальчик сказал — корона вины? Что ж, Дамблдор прекрасно понимал, сколь много зубцов у этой короны и насколько она тяжела, почти неподъемно тяжела… но не было других желающих примерить ее и вся она досталась директору.       Альбус медленно встал со своего места. Он привычным усилием воли заставил улечься взбаламученные Поттером эмоции и потянулся за обезболивающим зельем — слишком сильно сжимал его виски обруч боли, давая полную иллюзию той самой короны вины, ощущать которую на своем челе Дамблдору совершенно не хотелось. Конец.