________________________________________
Первый месяц в Италии они проводят немало времени вместе, изучают друг друга. В городе Крема нечасто встретишь тех, с кем можно поговорить по-английски, выбирать не приходится. Они катаются на велосипедах, бегают, смотрят «Нетфликс», пьют вино. Они разговаривают о своем детстве, работе, интересах. Мальчишка — Тимоти всегда возмущается этому прозвищу, ему все-таки уже почти двадцать, но он по-прежнему на десять лет младше Арми, поэтому для него это так — скромный и воспитанный, он достаточно серьезен, но не высокомерен, он чертовски талантлив. Все начинается в тот день, когда Тимоти упражняется при нем в игре на пианино. Арми, вообще-то, стоило бы учить сценарий — он все еще путается в порядке сцен, и он действительно пытался учить, пока Тимоти не начинает играть. В день их знакомства Арми приехал как раз во время репетиции, но тогда он совсем не обратил внимания. Но сейчас... сейчас он не может отвести глаз. Тимоти играл на инструменте с невероятной грацией, аккуратные пальцы скользили по клавишам, и если не обращать внимания на напряженные плечи, сложно было бы поверить, что он начал обучаться всего два месяца назад. — Что? — мальчишка встречается с ним взглядами, краснея. — Ничего, — отвечает Арми, переводя взгляд на сценарий и улыбаясь. Арми нравится Тимоти, он знает, что они станут хорошими друзьями. Все начинается с малого. Арми считает, что Тимоти выглядит немного ненастоящим, не в плохом смысле, конечно; черты его лица слишком яркие, выразительные, как и у многих европейских моделей, но сам он словно с другой планеты. Хаммер не считает его условно привлекательным, но с определенных ракурсов он определенно может понять, что в нем находят. Тимоти интересен своей эфирностью, подобно херувимам на потолке Сикстинской Капеллы. Арми знает, что им придется поцеловаться; эта мысль повисла на задворках разума с тех самых пор, как Лука сообщил ему жанр фильма. Это не будет для него впервые, но он понимает, что в это раз все будет иначе. Оригинальная книга глубоко интимна как эмоционально, так и физически. Характер Оливера таит в себе душераздирающую нежность, очевидную даже в самых высокорейтинговых сценах. Арми действительно хочет, чтобы поведение его персонажа выглядело подлинным, а потому решает воспользоваться советом Луки. Он пытается найти мелкие детали, на которых можно было бы сосредоточиться, что-то, что могло бы зацепить Оливера, за что он мог полюбить Элио. Он, честно, совсем не знает, что мужчины находят в других мужчинах, поэтому пытается охватить сразу все. Он изучает изгиб губ Тимоти, его густые брови, россыпь веснушек на коже, очерченные скулы и выразительную линию челюсти. Тимоти психологически намного старше своих лет, но выглядит он по-прежнему юным, практически андрогинным. Это непривычно и освежающе, работать с кем-то столь очевидно не вписывающимся в Голливудские рамки. И чем дольше Арми смотрел, тем реальней и осязаемей становилась очевидная привлекательность мальчишки. Его охватывало волнение, когда он наблюдал за ним, его ладони потели, когда они разговаривали, он ощущал трепет, когда Тимоти говорил на итальянском в течение съемок и переходил на французский во время телефонного разговора с матерью. Ему нравилось смотреть. Так и получилось, что Арми больше не нужно было заставлять себя искать в Тимоти что-то привлекательное.________________________________________
Их первая репетиция состоится примерно спустя три недели. Лука отводит их на задний двор, сообщает номер страницы и сцену и говорит: «Ну, как будете готовы, скажите». Вот что там написано: Они катаются по траве и целуются. Может быть, Лука все же немного садист. С этой мыслью Арми плюхается на травку, потягивается и поудобнее устраивается на локтях. Тимоти осторожно присаживается рядом. Лука ожидающе нависает над ними, Арми переводит взгляд с него на Тимоти и нервно смеется. Эта часть в его актерской профессии всегда была очень странной, но впервые за весь свой опыт он чувствует некое предвкушение. Трава щекочет кожу его рук, и он пытается найти в себе силы сделать первый шаг. — Ладно, давайте я просто... — сдается Тимоти, наклоняясь и кладя руку ему на плечо. Первое прикосновение неуверенных губ действует на него как снег на голову. Это неловко, как и любой первый поцелуй, когда вы только примеряетесь, еще не зная, подходите ли друг к другу. Так странно и незнакомо. Кожа Тимоти гладкая, без намека на щетину, но он по-прежнему понимает, что перед ним мужчина. Его руки крупные и сильные, черты лица грубоватые и четко очерченные. Тимоти пахнет цитрусами и жженым деревом, словно лимонная и апельсиновая цедры, брошенные в костер. Они двигаются неторопливо, осторожно, едва касаясь языками, — каждый боится сделать неверное движение. Тимоти взбирается к нему на колени, переплетаясь с ним неуклюжими длинными конечностями, и Арми помогает ему устроиться, кладет руку на ногу, и его охватывает неожиданное возбуждение, когда ладонь покрывает практически всю ширину бедра мальчишки. Они целуются, пока это не становится для них естественным, пока Арми не теряется в нарастающем возбуждении и не позволяет себе расслабиться и насладиться чужим языком в своем рту, ощутимой разницей в габаритах, запахом цитрусов и дерева. В конце концов, Тимоти отстраняется, потому что это не может продолжаться вечно. Он все еще сидит у него на бедрах и горячо дышит прямо в рот. Они настолько близко, что Арми может детально изучить цвет его глаз, изгиб губ и мягкие завитки темных волос. И смотреть на него вблизи более интимно, чем целоваться. — А вышло не так уж и плохо, — улыбается ему мальчишка. — И правда, довольно хорошо. Когда Тимоти встает, Арми замечает, что небо над ними наливается красным, а Лука давным-давно ушел.________________________________________
Тимоти — полная противоположность Арми. Он молод, строен и все еще не ощущает себя полностью комфортно в собственном теле. Он не по годам умен, но все еще теряется и нервничает, излагая свои мысли. Он бесконечно талантлив и заполняет своим энтузиазмом съемочную площадку, он обескураживающе бесстыден, когда дело доходит до откровенных сцен, которые повергают в ужас даже Арми. Он станет знаменитостью, все в это верят, никто и не думает отрицать. Иногда мальчишка рассказывает про своих родителей, про их поддержку и поощрение, благодаря которым он смог достичь таких высот. Арми чертовски ему завидует — он-то никогда не был близок со своим отцом, ему об искренней и безусловной родительской любви только мечтать. Наравне с восхищением он испытывает раздражение, потому как эти сходства помогают ему провести очевидные параллели между Элио и Тимоти, Оливером и Арми. У Оливера есть строгий консервативный отец и мальчишка, что смотрит на него так, что хочется доставать с неба звезды. Вот он ест мороженое под палящим Итальянским солнцем, а вот мужчина целует его, чувствуя яркий вкус свежих персиков, длинные тонкие пальцы скользят по телу, а время грозит им окончанием лета в считанные дни. Где-то там, в Штатах, его ожидает женщина. Это все принадлежит Арми ровно, как и Оливеру. И это так просто — потеряться в съемках чего-то столь самобытного. Порой ему становится сложно разобрать, где начинается Оливер и заканчивается Арми. Линия между актером и его персонажем тонка и размыта, эмоции выплескиваются за грани, которые им никогда не стоило пересекать. В какой-то момент Арми осознает, что он больше не играет в любовь с Тимоти.________________________________________
Напряжение между ними нарастает по мере приближения окончания съемок. Все знают, что осталось всего пара дней. У всех них есть другие проекты на подходе, всем им нужно двигаться дальше. Арми совсем не хочет этого, но он уже отучает себя, стараясь сохранить то, что от него осталось для следующего проекта. Ну не в таком же состоянии ему уезжать. А Лука давит, дергает его, говорит: «Ты слишком закрыт, камера чувствует это, ты можешь лучше, я-то знаю» И Арми ломается на глазах Луки, Тимоти, всей съемочной площадки. — Я закрыт, потому что я не знаю, как с этим справиться. Я не знаю, как мне с этим расстаться. — Он совсем не планировал повышать голос, психовать, но он так чертовски вымотан — эмоционально и физически, что ему кажется, как каждая клеточка его существования пропитана стрессом. — Отлично, — говорит режиссер. — А теперь скажи это ему. Арми покорно поворачивается к Тимоти, что стоит, сгорбившись и скрестив руки, словно защищаясь; взгляд, направленный на Арми, излучает неприкрытое беспокойство. И даже это заставляет сердце мужчины биться быстрее. Как же далеко все зашло. Арми прикусывает щеку изнутри, делает глубокий вздох и признается – в этот раз тише: — Я не знаю, как мне с этим расстаться. — Не знаю, станет ли тебе легче, — шепчет Тимоти, делая шаг навстречу, но все еще не касаясь его, — но я тоже. Думаю, мы подумаем об этом позже — когда придет время. Арми не знает, хочет он обнять или поцеловать мальчишку. Не знает, хочет ли ощущать его кожу под своими ладонями. Это почти мазохизм — потакать себе в том, чего он лишится навсегда всего спустя неделю. Поэтому он остается на месте и просто смотрит, пока Лука дает указание сделать съемку сверху. — Используй свой страх, — говорит он, его голос звучит словно из глубокого колодца. — И передай его Оливеру. Команда устанавливает оборудование на новые позиции, и Арми отводит взгляд. Далеко не все между ними предназначено для фильма.________________________________________
В последнюю ночь съемочная команда собирается вместе в доме Луки. Он устраивает грандиозную вечеринку с восхитительной пастой и вином, что льется рекой. Арми выпивает больше, чем ему стоило бы, потому что ему грустно, а еще съемки закончены, а значит, на какое-то время он может перестать следить за фигурой. Это, конечно, не идет ни в какое сравнение с тем случаем, когда он переборщил с водкой в России, но он очевидно пьян. В доме людей — не протолкнешься. Все пьяны и громко разговаривают на итальянском. Арми нужно отыскать Тимоти, чтобы хоть кто-то поговорил с ним на английском, и он пьян достаточно, чтобы признать это, для чего-то большего. Тимоти он находит на балконе с сигаретой в зубах. — Курение, кстати, убивает. Тимоти стоит, опираясь на перила, но все же оборачивается, чтобы взглянуть на него. Лунный свет заостряет черты его лица, когда он улыбается и говорит: «Пошел ты» А затем протягивает ему сигарету, которую Арми с удовольствием принимает. Сейчас он бы взял что угодно из его рук. Он достаточно пьян, чтобы озвучить это вслух: — Я бы принял из твоих рук что угодно. — Я, конечно, тоже выпил, — усмехается Тимоти, окидывая его взглядом, — но ты просто накидался . — Твоя правда, — Арми скидывает пепел с сигареты, вздыхая. — Я буду скучать по тебе. — Я никуда не ухожу, — тихо говорит Тимми, и на мгновение они замирают под звездным небом в блаженной тишине. — Ты во все свои роли так вживаешься? — Нет, это впервые, — утром он пожалеет обо всей этой честности. Тимоти оборачивается, опираясь спиной о перила, и просто смотрит на него. Когда они встречаются взглядами, Арми чувствует, словно сейчас он обнажен и полностью открыт. Его читают как книгу. — Поцелуй меня, — слышит он. — В этот раз только для нас. И Арми теряет способность дышать, думать и помнить о том, почему им не стоит этого делать. Он двигается навстречу, не задумываясь, и прижимает юное тело к себе. Пальцы изучают изгиб челюсти, прослеживают адамово яблоко, скользят к воротнику. Первый поцелуй — словно спуск предохранителя. Это много больше, чем просто неуклюжие от выпитого вина прикосновения губ. Тимоти жаден, его язык горячий и требовательный, Арми чувствует, как по позвоночнику пробегает дрожь. Они целуются, и Тимми на вкус ощущается как кожа, сигаретный дым и насыщенное красное вино. Все их прежние поцелуи были неторопливыми, намеренно томными для камеры и художественной эстетичности. Сейчас все напористо, страстно, по-настоящему. Он впивается пальцами в узкое бедро Тимоти, сжимает, целует так, словно их время на исходе. Его пульс бешено бьется, словно его сердце намерено вырваться из грудной клетки прямо к ногам мальчишки. Из глубин дома до них доносится гам толпы, кто угодно мог бы сейчас вглядеться в стеклянные двери и увидеть их. Арми уверен, что если это случится, его жизнь будет разрушена. Но также он понимает, что больше случая ему не представится, поэтому хочет запомнить каждую деталь этого вечера. Это единственный раз, когда они есть друг у друга не на репетиции, без камер и посторонних людей. У него нет ни единого оправдания. Когда Арми глубоко вздыхает, пытаясь справиться с накатившим головокружением, он вновь чувствует ставший привычным запах апельсинов. Он размышляет о том, сможет ли он вновь относиться к этому фрукту так же беспечно, как прежде. Тимоти замедляет поцелуй, отстраняясь и проводя пальцами по его щекам. Только сейчас, чувствуя влагу, скользящую под пальцами, Арми понимает, что плачет. Остатки сигареты в его пальцах давно истлели, и он бездумно выкидывает ее в темноту ночи. Он глубоко вздыхает и фокусируется на ночном небе и звездах. — Все будет хорошо, — неуверенно выдыхает Тимоти. И Арми ужасно хочется в это верить. — Да, будет. Это последний раз, когда они целуются.________________________________________
Возвращаться домой сложнее, чем было его покидать. Он чувствует присутствие Тимоти везде, и это разрушает его устоявшийся мир. Лиз знает — он уверен, потому что она знает его с головы до пят. Она встречает его в аэропорту, они встречаются глазами, и она выдыхает: «Боже мой. Арми». В этих двух словах заключается все, о чем он никогда бы не захотел говорить. И он бесконечно благодарен, что она ни о чем не спрашивает. Он любит ее, любит Харпер, любит их будущего сына. Он не отказался бы от них ни за какие сокровища мира. Он просто хотел бы знать обо всех возможных вариантах прежде, чем сделал окончательный выбор.________________________________________
Тимоти пишет ему регулярно, и мысль о том, что он тоже скучает, успокаивает. Они отличные друзья, связанные большим, чем люди когда-либо поймут. Но в конце каждого дня на него обрушивается правда о том, что язык Тимоти был у него во рту, что его пальцы впивались в те самые голубые шорты Арми (Оливера), и это сложно — быть просто друзьями с тем, кого ты однажды, абсолютно случайно, конечно, почти довел до оргазма. Иногда, оставаясь один, Арми мыслями возвращается в Крему. Однажды они снимали одну из сцен поцелуя со всех сторон, углов и ракурсов практически два часа. Он даже не знает, была ли она так уж и нужна, может быть, ее даже не включили в фильм, но помнит мягкость травы под плечами, теплоту и тяжесть Тимоти на своем теле. Его рука прижимает мальчишку к себе, ему нестерпимо жарко. Он пытается прижать тело ближе, несмотря на то, что ближе, казалось бы, уже некуда. Он помнит упругую плоть, прижимающуюся сквозь шорты к его собственной эрекции. Они лениво целовались, периодически перемещаясь и перекатываясь по траве, что создавало непреднамеренные толчки и потирания. На улице было настолько жарко, что ему не хотелось ничего больше, чем просто лежать, убирать непослушные волосы Тимоти, так и норовившие скользнуть на его лицо, и толкаться своими бедрами в его. Арми помнит тот самый момент, когда он сделал это впервые, сдаваясь инстинктам, которые сдерживал два томительных часа, и Тимоти застыл. Арми тогда чертовски боялся, что зашел слишком далеко, был излишне настойчив. Он опасался взрыва, истерики, но Тимоти лишь прошептал ему в рот что-то вроде «тайм-аут, тайм-аут» и откатился в сторону. Арми, даже не пытаясь скрыть ситуацию, глубоко дышал. Он лишь повернулся к Тимоти, лежащему на спине с закрытыми глазами, и спросил: — Все хорошо? Темные ресницы смотрелись невероятно контрастно по отношению к бледной коже. — Слишком хорошо, я бы сказал. Мне просто нужно отойти. Это было практически признание в том, что только их поцелуев было достаточно для того, чтобы кончить. И Арми хотел этого. Он хотел быть ближе, вжать Тимоти в траву и толкаться своими бедрами в его, закончить то, что они начинали и обрывали столько раз. Он хотел видеть, как мальчик дрожит и извивается от его прикосновений, сходя с ума и доходя до предела. Он думает об этом не больше тридцати секунд, а затем размышляет, смогла бы Элизабет простить его за это. — Вы там чего? — кричит им Лука. Арми совсем забыл о том, что они не одни и вокруг них камеры. На какие-то минуты мир, казалось, сузился лишь до них двоих. — У нас перерыв, — кричит он в ответ. — Ты пытаешься меня убить? — спрашивает внезапно Тимоти, открывая глаза. И Арми, который прилежно читал и книгу, и сценарий, отвечает первое, что приходит ему в голову: — Ты убьешь меня, если остановишься. Тимоти в ответ громко и беззаботно смеется. Арми в Лос-Анджелесе, и он кончает, крепко сжимая в руке член, теплая вода сбегает по его голове и плечам, память играет с ним, словно сломанное радио. На губах — имя Тимоти.________________________________________
Арми погружается в тренировки, ходит в зал семь раз в неделю, качается, не жалея себя. Он пишет Тимоти, едва это происходит, хотя толком не знает масштаба повреждения, но его плечо чертовски болит. Кажется, я наебнул руку. Иди к доктору, лучше перестраховаться, чем потом страдать. Отвечает Тимоти. К черту, переживу. Он посылает фото покраснения спустя несколько дней, Тимоти перезванивает. — Ты придурок, — сообщает он, его голос наполнен нежностью, несмотря на оскорбление. — Да, мы оба это знаем. И тебе нравится. — Очень нравится, — согласно усмехается Тимоти. Арми сглатывает, игнорируя ускорившееся сердцебиение. — Ты когда-нибудь сталкивался с тем, кто желает чего-то настолько страстно, что в итоге это причиняет ему боль? — Ты про руку свою? Накачаться решил? — уточняет Тимоти. Нет, я сейчас про свое сердце, — хочется сказать ему. Но, думает он, Тимоти и без этого понял, что он имеет в виду. Поэтому Арми рассказывает ему историю про мальчишку с разбитыми локтями и кукольной рукой из аэропорта.________________________________________
Они дают массу интервью, впереди — еще больше. А потом еще больше. Арми кажется, что он не давал столько интервью за всю свою жизнь. Он старается контролировать процесс и рассказывать что-то новое, делиться неизвестной ранее информацией даже спустя год. — Мы репетировали регулярно. Сложно принимать комплименты про нашу химию, ведь я буквально влюбился в Тимми в течение съемок, он просто восхитительный, невероятный актер — сложно устоять. Арми говорит слишком много, черт его подери. Ему бы замолчать, ведь люди скоро начнут всерьез задумываться, почему в его словах так много Тимоти. На камерах он признается во всем, в чем прежде никогда не признавался ни жене, ни Тимоти, ни даже самому себе. — Люди шипперят вас, черт, я шипперю вас, — захлебывается в искренности интервьюер, взволнованный быть первым, кто раскроет правду. — Что ж, тебе чертовски повезло, ведь наша любовь реальна, как ничто иное, — легко шутит он. В его словах — натянутая бравада. В его словах — чистая правда. Прошел почти год, Тимоти неловко смеется над его ответом. А Арми все еще кажется, что все произошло только вчера. Крема, цикады, теплое и гибкое тело в его руках, смех под его губами. Он совсем не знает, как выпутаться из всего, во что он сам себя втянул тогда, в Италии. Он не знает, как отмотать свою жизнь назад к тому, что было до фильма и до Тимоти. Кажется, именно это и стоило ему учесть в самом начале.