***
Вновь больно... Вновь душу разрывает в клочья от безысходности, от беспомощности, от бессилия что-то изменить. Слёзы обжигают кожу, а громкие вопли заглушаются в насквозь промокшей подушке. Вновь тошнит и больно колет в висках от многочасовых рыданий под неустанную перемотку одних и тех же песен на плеере. Ненормальная. Просто ненормальная. Просто схожу с ума, так, как никогда раньше. Влюблённая идиотка. Обезумевшая... Это началось давно. Так давно, что тебе уже и не вспомнить. Кажется, в тот день, когда я тебя впервые увидела. Да, это было на свадьбе моего брата, куда ты, конечно же, был приглашён. В тот день всё и началось. С одного только взгляда, первого взгляда, робкого, нерешительного, из-под моих опущенных от смущения ресниц в твои синие, как море, глаза. Ты тогда отнёсся ко мне как к ребёнку. А я теряла рассудок от желания нежно коснуться губами твоих губ. До изнеможения... Но я не смогла себе этого позволить. Глупая нерешительная девочка. Всё, что я тогда могла – это лишь изредка касаться твоих плеч в танце, лишь вдыхать пьянящий аромат твоего парфюма и невинно прижиматься щекой к твоей груди под белой, расстегнутой на пару пуговиц рубашкой. Да, именно тогда и началось моё безумие. Уже тогда я сходила с ума от одного только твоего взгляда и в груди больно жгло при виде того, как ты заигрывал с хорошенькими подружками невесты. Конечно, ты предпочитал мне их. Они были шикарны, в меру распущены и, к тому же, твои ровесницы. А я была лишь глупенькой младшей сестрёнкой твоего лучшего друга. Но и даже тогда, знаешь, с этим можно было жить. Тайком наблюдать за твоей страницей «Вконтакте». Хитростью выманивать телефон брата, когда он приезжал в гости, точно зная, что ты позвонишь. Отвечать на эти звонки и слышать твой голос. Просто слышать... Притворяться спящей, когда вы с братом общались по скайпу и обсуждали секс с твоей новенькой пассией. Представлять себя на её месте, до боли кусать губы, царапать ладони, с силой сжимая кулаки, давиться слезами. Безнадёжно любить, но жить. Можно было жить...***
Всё усугубилось тогда, когда родители погибли и мне пришлось переехать к брату, пришлось поменять школу. Всё осложнилось в тот момент, когда я впервые вошла в кабинет химии и... пропала. Вновь пропала в этом море, море твоих синих глаз. И жить как прежде стало уже невозможно. Это безумие! Самое настоящее безумие, которое, увы, не лечится, которое сводит с ума, сжирает изнутри, доводит до сумасшествия. Каждый раз видеть тебя на уроке, твою улыбку, смешинки в твоих глазах. Наблюдать за каждым твоим движением, за каждым словом, каждым жестом, взмахом ресниц, вдохом и выдохом. Каждый раз умирать и не иметь возможности даже коснуться тебя, проклиная судьбу за такие шутки. А потом, дома, снова видеть тебя, сидящего у нас в гостиной и пьющего чай из моей любимой кружки. Слышать, как ты решил остепениться, решил найти себе достойную невесту. Слышать, как жена моего брата предлагает на эту роль своих подружек, и сходить с ума пуще прежнего. Быть для тебя уже не той маленькой глупенькой сестрёнкой лучшего друга. Быть для тебя ученицей... Просто ученицей. Довольно проблемной. Ведь моя учёба покатилась по наклонной, ты был очень обеспокоен и не раз говорил об этом моему брату. Вы вместе пытались найти выход, но всё было тщетно. Я ведь молчала. Просто боялась тебе признаться, ты бы не понял, а я бы разрушила то крохотное, что у меня сейчас есть. Твою заботу. Пусть как учителя к ученице. Пусть... Но учёбу наладить я не могла, просто была не в силах. Любимая мною раньше химия стала такой сложной и непонятной, ведь я не могла сконцентрировать внимание на том, что именно ты объясняешь, я лишь могла акцентировать внимание на твоих манящих губах. Как завороженная, как умалишённая. На опытах у меня тряслись руки, проливались реагенты и бились все пробирки, особенно когда ты пытался помочь и был так близко, что голова кружилась от твоего запаха. А на контрольных я могла думать лишь о тебе, а никак не о законах и формулах. В последнее время тебе всё больше это надоедало, ты срывался, кричал о том, что я витаю в облаках и совершенно не пытаюсь вникнуть в тему урока. В такие моменты было обидно, безумно обидно и даже больно. Морально больно. Внутри. Невыносимо... В такие моменты я срывалась с места и выбегала из твоего кабинета. Так я стала реже приходить на твои уроки, не могла больше терпеть это равнодушие, это безумие. Не могла больше терпеть эту боль. А потом и вовсе стала пропускать школу. Вы с братом предполагали, что это происходит из-за гибели родителей или, возможно, я заболела. Может, это что-то душевное и стоит поговорить с психологом. И, знаешь, в чём-то вы правы. Это болезнь. Самая опасная, самая страшная, сжигающая изнутри, превращающая людей в пепел. До безумия болезненная. Настолько, что порой хочется выть, выкручивать пальцы, царапать кожу, лезть на стену... Это болезнь. Неизлечимая. Доводящая до исступления... И от этой болезни есть только одно лекарство, недоступное для меня... Я постоянно плачу, постоянно. Совсем не ем, мне не хочется. Не гуляю, не отвечаю на телефон и пугаю брата ночными криками. Мне снишься ты, всегда только ты, такой красивый, такой манящий и такой безразличный ко мне. Такой чужой... Только ты один. Всегда...***
Мысли прерывает звонок в дверь, и я бездумно плетусь по коридору, даже не взглянув в зеркало. Возможно, это Вика. Переживает, что снова не хожу в школу, не отвечаю на телефонные звонки. А я больше туда не пойду. Да и как идти, если у тебя там намечается служебный роман с новенькой лаборанткой. Об этом не говорят разве что первоклассники. И как, скажи мне, это всё вытерпеть? Как жить дальше? Как не сломаться? Я открываю дверь и вижу перед собой не Вику, а тебя. Привычное дело, но что-то не так... Ты впервые не улыбаешься, серьёзно оглядываешь меня с ног до головы и тяжело вздыхаешь. – Брата нет, – говорю я тихо, так и не решившись посмотреть в твои глаза. – Я знаю, – отвечаешь так же тихо, переступая порог и закрывая за собой дверь. – Я пришёл узнать, почему ты снова дома, а не на занятиях, Леся. Леся... Ласкает слух моё имя, которым ты так давно меня не называл. – Я заболела, – едва шепчу, нерешительно взглянув на тебя из-под промокших от слёз ресниц. – И чем же? – строго спрашиваешь, заставляя вздрогнуть. Так холодно. Всегда так, когда ты злишься. Ты, конечно же, это замечаешь, ты всегда замечаешь всё до мельчайших подробностей. Только почему ты до сих пор не заметил, что делаешь мне больно? Почему до сих пор не заметил, насколько сильно я люблю тебя? – Чем заболела? – переспрашиваешь уже мягче, оказываясь совсем близко, неожиданно перебирая пальцами мои растрёпанные волосы, и я не выдерживаю. – Тобой... – шепчу, едва дыша, решившись наконец посмотреть в твои глаза. Море, в которое так и хочется окунуться. – Давно? – вздыхаешь мне в волосы, кажется, ничуть не удивившись. – Давно... – Я так и думал... – неожиданно говоришь, заставляя моё сердце пропустить удар, нежно касаешься ладонью пылающей щеки и приподнимаешь моё лицо, заглядывая в испуганные, но полные надежды глаза, – Алексей сказал, что ты ночью кричишь моё имя. И то, что снилось ночами, происходит наяву. Твои губы, такие желанные, такие тёплые, такие чувственные, касаются моих, дрожащих, в кровь искусанных. И ты притягиваешь меня всё ближе, сжимая в объятиях так крепко, будто боясь, что исчезну. Забирая всю боль. Заглушая... И я забываю, как дышать, вновь теряя рассудок, но уже по-новому: наслаждаясь, упиваясь, растворяясь. – И что теперь делать? – шепчу, задыхаясь, всё ещё находясь в твоих крепких объятиях. Непривычно... – Лечиться, – отвечаешь и вновь целуешь, но уже гораздо более настойчиво, покусывая мои губы, неистово сплетаясь языками, заставляя всё тело покрываться миллиардом мелких прохладных мурашек, ладонями скользя по волосам, вниз по шее, рукам, ниже по талии к бёдрам. Оба дыхания становятся тяжёлыми и обрывистыми в тот момент, когда ты отстраняешься, рычишь и крепко сжимаешь мои бёдра, заставляя издать стон, выгнуть спину и оказаться ещё ближе к твоему пылающему телу, обвить твою шею руками, впиваться жадными губами в сладкие губы, отчаянно, до боли в губах, до головокружения, мысленно моля о большем. И будто читая мысли, ты подхватываешь меня на руки и несешь вверх по лестнице, конечно же, в комнату. И я не раздумываю ни секунды. Я хочу тебя. Давно... Безумно... Только тебя одного... Ставишь меня на пол в моей комнате и отстраняешься, глядя взглядом, полным раскаяния. Нет... Нет... Нет... Только не уходи теперь, пожалуйста! Не делай больно снова. Я больше не выдержу. Я слабая... – Вылечи меня... – молю, тяжело сглотнув ком, образовавшийся от подступающих слёз. Только не уходи. Сердце рвётся наружу, тело горит от желания, требуя тебя. Только тебя одного... Решительно подхожу и, встав на цыпочки, обвиваю тебя руками за шею, пальцами зарываясь в волосы на затылке, крепко сжимая, сбиваясь в дыхании. Прижимаюсь всем телом и отчаянно шепчу в самые губы: – Вылечи, прошу... И я вижу, как сильно ты этого хочешь, этого не скрыть. И я вижу, как тяжело тебе решиться, как тяжело перебороть самого себя. Но мы сможем! У нас обязательно получится. Решившись окончательно, опуская одну руку, провожу ладонью по внушительной выпуклости на твоих джинсах и уверенно смотрю в затуманенные желанием глаза. – Не пожалеешь? – хрипло стонешь в сантиметре от моих губ и накрываешь их жадным поцелуем, едва я успеваю прошептать «никогда». Затем всё как во сне... Ты вновь подхватываешь меня, но уже за бедра и аккуратно укладываешь на смятую постель, помнившую ещё мои рыдания. Нависаешь надо мной сверху, медленно стягивая мою тунику, откровенно наслаждаясь открывшимся видом. Медленно целуешь шею, скользя вниз до ключицы к груди, затем вниз по животу к бёдрам, от внешней стороны к внутренней, заставляя задерживать дыхание при каждом касании, выгибаться всем телом навстречу ласкам и постанывать от удовольствия. Ты наслаждаешься, изучая кончиками пальцев каждый сантиметр моего тела, доводя до исступления, признаваясь в том, как долго ты об этом мечтал. Хочу наслаждаться тоже. Нерешительно тянусь к твоей рубашке дрожащими пальцами и закусывая губу, начинаю медленно расстёгивать пуговицы. Помогаешь, аккуратно взяв мои руки в свои ладони. Нежно смотришь мне в глаза, пытаясь что-то в них прочитать, что-то, что тебе непременно нужно знать сейчас. И я ни капли не боюсь, не хочу, чтобы ты думал, что я боюсь. И я никогда не пожалею об этом, будь уверен. Последняя пуговица расстёгнута, и я медленно снимаю с тебя рубашку, наслаждаясь видом, приближаясь ближе, вдыхая твой запах. Скольжу пальцами по твёрдому торсу, сгорая от желания, всё больше выгибаясь под твоими чувственными ласками. Тянусь к ремню и, не колеблясь, расстегиваю его без капли стыда. Хочу видеть тебя всего. Хочу наслаждаться тобой, чувствовать... Ты встаешь и быстро отделываешься от двух ненужных вещей сразу, представ передо мной полностью обнажённый, заставляя нервно закусить губу и ощутить, как щёки покрываются румянцем. Никогда раньше не видела обнаженного мужчину, и не хотела видеть. Даже порно, которое восторженно смотрели подружки, меня никогда не интересовало. Только ты... Только ты один и единственный. – Ты уверена, что хочешь этого, Леся? – спрашиваешь томным голосом, подушечкой большого пальца проводя по истерзанной мною, искусанной нижней губе. Утвердительно киваю, встав перед тобой на колени, робко касаюсь кончиками пальцев восставшей плоти и в награду слышу твой протяжный стон, что заводит ещё больше и придаёт решимости. И вот я уже игриво скольжу пальчиками от головки вниз, до основания, нежно поглаживая, наслаждаясь твоим сбившимся дыханием, путающимся в моих волосах. Нежно обхватываю ствол ладонью и, слегка надавив, наслаждаюсь видом. Едва ощутимо касаюсь губами головки и слизываю заветную капельку, наслаждаясь вкусом и твоим громким выдохом, заполняющим всю комнату. – Ох...Что же ты делаешь со мной, Леся... – исступлённо выдыхаешь, вновь уложив спиной на постель, пылко целуя, слизывая с губ свой аромат. Кончиками пальцев, слегка отодвигая кружевную ткань моих трусиков, касаешься клитора, теребя, поглаживая и вновь теребя, одновременно губами касаясь затвердевшего от возбуждения соска, облизывая его, покусывая, заставляя дрожать всем телом и, царапая твою спину, всё неистовее выгибаться навстречу твоим ласкам. Заставляя разум туманиться, терять связь с реальностью, и совсем не заметить, как последняя преграда между нами, мои трусики, глухо падают где-то у подножья кровати. – Будет больно, – заботливо предупреждаешь, когда терпеть уже нет сил, зубами разрывая серебристый пакетик. – Больнее, чем было, уже точно не будет, – признаюсь, открывая тебе свою душу, и тут же чувствуя тебя в себе. Одним толчком, заполняя всю без остатка, ты даришь мне надежду на излечение. И я подаюсь тебе навстречу, ловля ритм, сливаясь воедино, наслаждаясь сплетением тел. И больше уже не больно. И больше уже ничего не нужно. Только бы чувствовать тебя, вот так, забывая обо всём на свете. Только бы вместе, вот так, достигать высшей точки блаженства, а потом, задыхаясь, обессиленно падать рядом, и шепча «я люблю тебя!», проваливаться в сон...***
Я просыпаюсь лишь утром, впервые проспав всю ночь напролёт, впервые сладко потягиваясь от воспоминаний, а не заходясь в рыданиях от нахлынувшей с новой силой боли. Оглядываю спальню и не замечаю тебя, ни единого признака твоего присутствия. Зову в надежде, что ты просто вышел в душ или на кухню. Но всё тщетно... Тебя нет. И я уже было отчаиваюсь, приняв всё за сон, за воплощение моих буйных фантазий, за помешательство… Как вдруг обнаруживаю записку на тумбочке. Прости, что заставлял тебя страдать. Пожалуйста, собирайся в школу. Тебе нужно учиться. Артём. И я собираюсь, ожившая и окрылённая, приняв душ и впервые позавтракав. И я иду в школу, к самому первому уроку, в школьной форме, всё как положено, обескуражив тем самым своих одноклассников, полная надежд и любви. И я даже учусь, представляешь? Получила пять по алгебре. Просто хочу, чтобы ты мной гордился. И жду шестого урока, как ненормальная, каждые пять минут сверяя время, ведь шестым у нас химия. И наконец дождавшись, я впервые хочу бежать в кабинет. И я буквально бегу... Бегу, чтобы разбиться. Чтобы боль снова окутала меня всю целиком, до кончиков волос, не жалея ни единой клеточки. Чтобы дикий вопль вновь рвался наружу, разрывая всю изнутри. Чтобы понять, что это была лишь кратковременная ремиссия и моя болезнь прогрессирует. Чтобы сходить с ума, узнав, что химии не будет. Чтобы узнать, что ты уволился ранним утром, даже не объяснив причин, и разбиться на миллиард мелких осколков. Ты уволился... И это уже не просто больно, это невыносимо. Я вновь обескуражила всех присутствующих, опять замкнувшись, не реагируя... Как ты мог? Зачем? Зачем дал надежду. Позволил поверить... И я просто уже не могу дышать. Я не хочу... Мне незачем... Откуда-то доносится твоё имя, доводя до дрожи, вытягивая из трясины моей израненной души. Как спасательный жилет, как глоток свежего воздуха. «Вон он, Артемий Дмитриевич стоит, наверное, Лидию Михайловну ждёт... С цветами». И я на ватных ногах плетусь через коридор, едва доходя до окна, обессилев, ладонями прижимаюсь к прохладному стеклу и выдыхаю. Снова вижу тебя. Ты стоишь посреди школьного двора, такой красивый, с букетом нежно-розовых роз. Поглядываешь на часы. Ты ждёшь. «Точно Лидию ждёт», – говорит кто-то из одноклассников, и глаза больно обжигают слёзы. Никогда не плакала в школе, никогда... Никогда не показывала свою боль никому. Но я больше так не могу. Это выше моих сил. Я слабая... Всхлипы рвутся наружу, пальцы вновь до боли сжимаются в кулак, ногтями врезаясь в кожу. И сердце пропускает удар, когда Лидия Михайловна выходит из парадной и радостно вешается тебе на шею, на ту шею, которую прошлой ночью в порыве страсти обвивали мои руки. Тошно... Едва стою на подкашивающихся ногах, из последних сил цепляясь за подоконник. Не хочу смотреть, но смотрю. Ты ей что-то говоришь, так серьёзно, так проникновенно, что сердце сжимается, так больно. Так больно не было никогда раньше, даже тогда, когда ты рассказывал брату, как энергично на тебе прыгала та красотка из клуба. Наверное, так умирают люди… Но она вдруг отстраняется, лишь пожав плечами и что-то ответив, вновь целует тебя в щёку и уходит. Она уходит, скрываясь за поворотом, а ты остаёшься, нервно поглядываешь на часы, а затем поднимаешь голову, ловишь мой потерянный взгляд в окнах третьего этажа и меняешься в лице. Ты всё понимаешь. И я все понимаю. И слёзы льются хлеще прежнего, но откуда-то берутся силы, чтобы бежать. Бежать к тебе со всех ног, вниз по лестнице... Душа трепещет, один этаж вниз, второй, третий, и вот я толкаю парадную дверь и выбегаю на улицу, под вьющийся хоровод снежинок, заплаканная, озябшая, растрёпанная, в одной школьной юбке, блузке и свитере. И я смотрю на тебя в надежде. Только бы не ошиблась... Только бы снова не было больно… Стою, боясь шелохнуться, а ты делаешь медленный шаг мне навстречу. Один... Второй... Третий... И вот я уже прячу заплаканное лицо в ткань пальто на твоей груди, вдыхаю запах, отчаянно цепляясь за ворот пальто, вжимаясь в тебя. Оживая... А ты вновь нежно перебираешь мои волосы, вдыхая их аромат, целуешь макушку и зарываешься носом. – Ты плакала, – тяжело вздохнув, шепчешь мне в волосы. – Тебе снова было больно... – Больше не больно... – шепчу, решаясь наконец посмотреть в твои глаза и вдруг губами встречаюсь с твоими. Лёгкое касание... Такое нежное, такое нужное. – Я люблю тебя, – шепчешь, собирая меня по осколкам. – И тебе больше никогда не будет больно, обещаю...