Но я же болею!

      Ойкава сейчас был похож на не особо привлекательную гусеницу: он сидел в своем любимом старом кресле, закутавшись в дорогое сердцу одеяло с рисунками инопланетян, под глазами запали синяки, а прическа была больше похожа на огромное воронье гнездо, где, при желании, могла бы поселиться вся команда Карасуно, будь они настоящими воронами. Его темная берлога, которую он гордо называл своей комнатой, сейчас освещалась только светом старого ноутбука, по которому тот смотрел какой-то сериал. Вся картина могла бы выглядеть даже жутко, если бы тихий бубнеж экранных героев не прервался протяжным хлюпаньем и кашлем.       Такую картину Иваизуми наблюдал уже второй день, и если обычный Ойкава временами бесил, то придурок-Ойкава-ходячая-бацилла и вовсе выводил из себя. Когда Тоору заболел в первый раз, Хаджиме думал, что сможет вздохнуть спокойно: у этого идиота будет меньше сил, чтобы выделываться, а у самого Иваизуми появится возможность позаботиться о своем парне, однако позже лодка под названием «Романтик Иваизуми» врезалась в айсберг по имени «Вечно ноющий тупица». Только теперь ему даже подзатыльник нельзя было дать: только больше разноется, да и жалко, будь он неладен.        — Ива-чааан, — из темной комнаты послышался хриплый вопль, прерывающийся новым приступом кашля.       Иваизуми стоял за плитой, готовя куриный бульон и чай с медом и имбирем и пытался не обращать внимания на крики.       — Ива-чан, Ива-чан, Ива-чааан, — голос Ойкавы начал срываться, но тот не сдавался.       Иваизуми закатил глаза и взгромоздил необходимый для смертельно больного набор на поднос. Когда он зашел в комнату, то тут же застал следующую картину: Ойкава лег поперек кресла, оказываясь вниз головой, а вокруг него были раскиданы использованные салфетки и грязные кружки.       — Не ори и сядь нормально, — Иваизуми поставил поднос на ближайшую тумбочку и принялся подбирать салфетки, — не дай бог еще больше разболеешься, ты меня уже достал.       Ойкава сделал вид, что последние слова крайне сильно задели его тонкую душевную организацию, но, подчиняясь, начал гусеницей карабкаться по креслу вверх.       — Ива-чаан, — он жалостливо протянул, — у меня температура, а ты так жесток!       В очередной раз закатив глаза и глубоко вздохнув, Иваизуми подошел к креслу и всучил в руки парню поднос. Затем он прижался губами ко лбу Ойкавы, измеряя температуру, как это делала в детстве мама. Лоб парня был совсем немного горячим.       — Не ври, идиот, — Иваизуми нежно чмокнул парня в висок, — и лечись, а то задолбал.       Допив свой бульон, Ойкава снова начал канючить: на этот раз он хотел заставить Иваизуми посмотреть вместе с ним сериал, иначе он чувствует себя одиноко.       — Мы не поместимся на одном кресле, — сказал он, отставляя поднос в сторону, — ты снова хочешь заставить меня тащить тебя на кровать?       Хаджиме хорошо знал все трюки этого идиота: на любое действие и слово тот глупо округлял глаза, и, хлопая пушистыми ресничками, начинал ныть, что не может ничего сделать, ведь он болен, а Иваизуми никак не мог противиться этому придурку. Знал, чего тот добивается, но просто не мог. Вот и сейчас, он подхватил парня на руки вместе с одеялом и компьютером и кинул того на кровать. Ойкава было снова надул губы от такой грубости, но ощущая, как Хаджиме опускается рядом, немного успокоился и устроился в чужих объятиях.       Иваизуми нащупал под одеяльным коконом холодные руки, и его злость мгновенно пропала, сменяясь волнением и заботой.       — Попробуй только опять вечером на улице в одной футболке тренироваться, — он пробурчал Ойкаве в ухо и зарылся носом в его волосы, — опять всякую фигню про космос смотришь?       — Это не фигня, а сериал! — он возмущенно дернулся.       — Фигня, — почти неслышно подытожил Иваизуми.       Тоору, с крайне оскорбленным видом, гордо включил следующую серию и комнату заполнили голоса актеров, их диалоги о спасении вселенной и звуки космических сражений. Однако его демонстративной обиды хватило лишь на половину серии.       — Ива-чааан, — он снова начал канючить.       Иваизуми притворился глухонемым, хотя и знал, что этот бой изначально проигран: Ойкава своего добьется.       — Ива-чааан, — он повторил еще громче, поворачивая голову к Хаджиме и почти сталкиваясь с ним носами.       — Что?       — Поцелуй меня, — он сделал свой самый жалостливый голос.       Иваизуми ухмыльнулся: это было его шансом немного повредничать.       — Тебе нельзя целоваться, ты ведь болеешь, — с издевкой протянул он.       — Нууу, Ива-чааан!       Ойкава полностью развернулся к парню и начал ластиться, словно нашкодивший кот: терся носом о щетинистую щеку и почти-почти мурчал свое любимое «Ива-чан». На экране ноутбука все еще мелькали картинки бескрайнего космоса и людей в странных костюмах, но у Тоору нашлось занятие поинтересней. Он и так провел весь день общаясь с этой бездушной машиной с интернетом, а сейчас рядом с ним был его любимый Иваизуми, теплый и сильный, которого можно довести до белого каления, а потом нежно-нежно прижаться и знать, что ничего ему за это не будет, просто потому что его любят. Он то и дело пытался зацепиться за губы Хаджиме и увлечь в поцелуй, но тот умело уворачивался.       — Ну и ладно!       Он нахмурил брови и начал было обиженно разворачиваться спиной в Иваизуми, как его остановили и рукой притянули к себе, целуя сначала по-детски нежно, а затем углубляя поцелуй до страстного и по грязному жаркого. Тоору понимал, что с ним умело играют и пытался не поддаваться на провокации, пускай его затуманенный болезнью рассудок уже и был где-то очень далеко. Он вытащил руки из-под одеяла и положил одну на затылок Иваизуми, с большей силой притягивая к себе и пытаясь взять ситуацию под свой контроль. Свободной рукой он проскользнул под футболку парня, нежно водя тонкими пальцами по животу.       Ойкава понял, что пути назад нет, когда одеяло было выброшено с кровати резким движением, а сам он уже оказался без футболки. Иваизуми навис над ним, все еще жарко целуя. Когда чужие губы вдруг оказались на нежной шее, оставляя лиловый засос, а чужая рука залезла в трусы и обхватила давно вставший член, он почувствовал, что из груди вырывается хриплый стон.       Иваизуми начал опускаться ниже, покрывая все тело Тоору влажными поцелуями, укусами и засосами, вызывая все новые полувсхлипывания и полустоны. Когда вся одежда Ойкавы уже валялась на полу, а сам Хаджиме уже практически дошел до паха, он резко остановился и поднял хитрый взгляд на Тоору.       — А ты уверен, что тебе можно, дорогой, — он, издеваясь, продолжал покрывать легкими поцелуями выпирающие тазовые косточки, — ты ведь болеешь.       — Ива-чан, — Ойкава говорил тихо, почти задыхаясь, его глаза были затуманены, — пожалуйста, Ива-чан…       Его несвязная речь прервались громким стоном, когда горячие мягкие губы обхватили головку члена, а смазанный скользкий палец толкнулся внутрь. Иваизуми не пытался доставить Ойкаве удовольствие ртом: он просто дразнил и сладко измывался то проводя шершавым языком по всей длине, то вбирая губами одну головку, тем временем добавляя пальцы и все больше растягивая парня.       Когда он нашел внутри нужную точку, Тоору вскрикнул и вцепился пальцами в волосы, случайно заставляя Иваизуми опуститься чуть сильнее. В наказание, Хаджиме резко отстранился, и, поднявшись, довольно сильно укусил парня в шею, и, как бы между делом, заменяя пальцы на свой член, сначала двигаясь медленно, давая Тоору привыкнуть.       — Быстрее, Ива-чан…       Ойкава говорил тем грязным и развратным голосом, против которого Иваизуми никогда не мог сопротивляться. Он начал двигаться все быстрее, пытаясь контролировать себя, понимая на задворках сознания, что его парень все еще болен, хотя и было ужасно сложно: Ойкава был узким и горячим, извивался под ним и протяжно стонал. Он обхватил пальцами чужой член и начал медленно надрачивать, не пытаясь подстроиться под темп, все еще немного издеваясь.       Тоору кончил первым, со звонким стоном изливаясь в ладонь Хаджиме, тот, спустя несколько толчков, последовал за ним. Рухнув на кровать, Иваизуми нежно прижался губами к щеке Ойкавы, пытаясь быть как можно более заботливым и романтичным в этот момент, но у его парня были другие планы.       — Ива-чаан, — немного отдышавшись, он снова протянул, — мне теперь нужно в душ!       — Потом сходишь, — он уткнулся носом в шею.       — А я не могу, я же болею!