Мечты о звёздах

Над Татуином звёзды тусклые, свет от трёх лун мешает их разглядеть, но Энакин пытается. Он стоит под открытым ночным небом и всё всматривается в светящиеся огоньки, они кружат ему голову, хоть и такие маленькие. Заезжие торговцы говорят, что они летали вокруг них и Энакин не понимает, как вокруг чего-то такого маленького можно пролететь и при этом не затронуть остальные звёзды. Не понимает, но отчаянно хочет тоже, как они, летать. Говорят, что два солнца над Татуином тоже звёзды, но Энакин не верит: они большие и не мерцают, от них хочется убежать в тень, а не стоять под их светом в ночной тьме. Он мечтает летать меж звёзд. Потом Энакин знакомится с Квай-Гоном и Оби-Ваном, с Падмэ, которая похожа на все звёзды вместе, только немного красивей, с Джа-Джа, который рассказывает ему о планете, которой ну никак не может существовать. Не бывает планет с таким большим количеством воды, чтоб её хватило для целого города, не может расти так много травы. Это же ему говорит и Квай-Гон, тот бы не лгал, но он говорит всё то же самое и Энакин с восторгом слушает, понемногу проникается верой. Ещё Квай-Гон говорит, что все эти огоньки — и правда такие, как два солнца над Татуином. Ему радостно и печально: сейчас они все рассказывают о том, как же красиво и разнообразно там, за пределами Татуина, где нет песков и много воды, где города настолько огромные, что занимают всю планету, где есть места, в которые можно идти самому и не бояться крайт-драконов. И ещё Энакину страшно. Страшно, что ни он, ни его мать так и не увидят этого за барханами и рабством. Уотто ни за что его не отпустит. — Так много звёзд…- шепчет он, смотря в небо, пока Квай-Гон берет его кровь для какого-то анализа. — И вокруг каждой вращаются планеты? — Ну, в основном, — отвлечённо отвечает джедай. — Кто-нибудь был на всех? Джедай улыбается детской невинности и наивности. — Вряд ли. — Я хочу побывать на каждой. Энакин мечтает побывать на каждой планете во Вселенной. На Набу, на Корусанте. На Татуине он уже был, пусть эта планета будет первой в списке. Уотто всё никак не хочет его отпускать. Ни его, ни Шми. Энакин ненавидит своего хозяина, он ненавидит рабство. Он знает, что на остальных планетах оно запрещено и хочет поскорее стать свободным, стать непобедимым джедаем, вернуться на Татуин чтоб убить Уотто и отвезти свою мать с собой. Его мать достойна жизни на Набу, в прекрасном Озёрном Краю. Оби-Ван говорил, что там очень красиво. Энакин мечтает прекратить рабство. Энакин смотрит на Квай-Гона, сильного, высокого, но доброго. Он не говорит мальчику: «ты должен», он спрашивает: «ты хочешь?». Квай-Гон верит в него, он поддерживает его, он ласков со Шми, он внимателен к ребёнку. Энакин никогда не знал своего отца, он в нём никогда и не нуждался: у него была Шми и мальчик очень её любил. Нет отца — и не надо, ему не грустно. Но Квай-Гон так смотрит на Энакина, что Энакин совсем немного мечтает, чтоб Квай-Гон… ну хоть в его мечтах… на одну лишь минуту… У Энакина появляется свобода, он волен делать, что только захочет. Он станет джедаем, пусть и начал тренироваться позже, чем остальные. Энакин знакомится с Кодексом джедаев и обещает Квай-Гону, что будет жить, соблюдая его, будет защищать Галактику, станет магистром и самым могущественным джедаем во Вселенной. Он обещает это и мечтает об этом всем сердцем. Энакин не хочет прощаться с матерью, но понимает, что так у него будет возможность спасти её. Шми плачет, целуя сына в щёку, мальчик обнимает её и говорит, что всё хорошо, он вернется, он станет джедаем и освободит её. Он освободит. Он мечтает об этом. Энакин всё смотрит в небо, представляя своё будущее. Он побывает на многих планетах, но это будет потом, а сейчас он пытается запомнить небо Татуина. Кто знает, когда это небо снова окажется у него над головой. Его первая мечта умирает вместе с Квай-Гоном. Мальчик не плачет, хотя ему очень больно, но он понимает, что сейчас хватит и одного рыдающего Оби-Вана. Энакин успокаивает его, они вместе переживают это горе, они чувствуют, как Сила волнуется вокруг них. Затем Энакин узнаёт, что Оби-Ван убил Дарта Мола, причину их горя, и на некоторое время им обоим становится легче. Оби-Ван растет настоящим джедаем. Его эмоции отстранены от дела, его разум холоден, его рука не дрожит, меч в его ладонях движется уверенно и резко. Он учит думать и чувствовать, ощущать. Энакин хочет быть таким же отличным джедаем, как Оби-Ван, стать магистром и даже тогда навещать своего мастера в перерывах между миссиями, которыми его, конечно же, завалят, ведь у отличных джедаев много заданий. Вот совсем скоро он станет рыцарем, Оби-Ван будет гордиться ним, хотя и жалеть тоже будет, обязательно будет, так как рыцарь-джедай Энакин оставит его и отправится на одиночную миссию, а затем у него будет свой собственный ученик и ему будет не до бывшего мастера. Энакин точно уверен, что его мастер так думает, но пусть не огорчается, Энакин всегда будет рядом со своим мастером, они же братья. Энакин видится с Падмэ только через десять лет. Он думал, она уже не может быть красивее, но ей как-то удается, и если раньше Энакин мог сказать, что она как все звёзды во Вселенной, то теперь он смотрит на нее и молчит, ибо достаточно красивых слов, таких красивых, чтоб они смогли сравниться хотя бы с половиной красоты Падмэ, нет ни в одном языке во всей Галактике. Падмэ сенатор, политик, и Энакин понимает, что его чувства только всё испортят, да и сам он джедай, им нельзя того, о чём мечтает Энакин. Но Падмэ такая ласковая, он может рассказать ей всё, она хранит его секреты, она не осуждает его, она не напоминает ему о его долге, с ней Энакин немного забывает о войнах и его боль ненадолго угасает. Возможно, Оби-Ван никому не расскажет, и у мечты Энакина будет шанс, но пока Энакин мечтает тихо. Его вторая мечта умирает с матерью на Татуине. Она говорит, что любит его, что всегда знала, что он придет за ней, она тянет к сыну руку, всю в синяках, но не дотягивается. Тело в руках Энакина ужасно легкое, оно становится еще легче, когда грудь Шми перестает приподниматься. Гнев застилает взор джедая. Пускай тускены страдают так, как он. После смерти последнего тускена Энакин не чувствует облегчения, лишь боль и что-то тёмное внутри себя. Потом наступает пустота и Энакин долго ни о чем не мечтает. Войны клонов — жестокое время, многие раны, что оно нанесло Энакину, не заживут ещё долго. Его мечтам нет места, и сейчас, похоже, он больше всего близок к тому, что все называют «настоящим джедаем». В нем более нет места печали, ненависти, привязанности. Всё уходит и даже звёзды гаснут. Энакин смотрит на небо и ему немного больно от осознания этого. Ничто не вечно. Всё уходит. Привязанность — обуза. И даже так маленький дракон внутри него — страх — становиться больше с каждым днём. Со дня в день он видит плохие сны. Падмэ в них умирает с муками. Он ещё не знает, что с ней, но уже отчаянно хочет её спасти. Энакин уверен: на этот раз он успеет. Он не мечтает. Он жаждет этого. Есть в мире Энакина кто-то, кто облегчает его боль, пусть и на время. Палпатин чуток к его проблемам, он не как Оби-Ван, он слушает, запоминает, дает советы. Палпатин не говорит ему терпеть или откинуть всё. Он не как Йода, он не говорит ему отпустить всё, что дорого. Ему не чужда любовь и сочувствие, он любит Энакина. Он не как джедаи, он лучше. Энакин помнит, как мечтал о том, чтоб Квай-Гон был ему не только учителем. Он смотрит на Палпатина, и понимает: он стал тем, кем Квай-Гон не успел. Энакин мечтает. Энакин чувствует невыносимую, едкую боль, когда умирают сразу две его мечты: о Палпатине и о настоящем джедае. Что-то внутри него умирает навсегда, остается камнем, который всегда будет давить на его оголенные нервы. Ему больно, грустно, печально и он очень хочет, чтоб дракон внутри него не кричал так сильно. Он ведь мечтал о семье, он почти ушёл из Ордена. Энакин видел в своих мечтах дочь — почему-то он был уверен, что под сердцем Падмэ носит девочку — и себя, видел свою жену, заботливо укутывающую после ванны их ребёнка, и видел Оби-Вана, который ласково смотрел на девочку и гладил её по тёмным волосам. В отличие от его пророческих снов, такие редко сбывались. Но как же Энакин мечтал о таком. После Энакину было только больно. Новость о том, что джедаи — предатели, разорвала в клочья всю его сущность, растоптала его. Энакин плакал от обиды и от всего, чего его лишили. Дракон, рвущийся наружу, воспользовался слабостью, и Энакин сделал всё, что должен был. Всё, что сказал ему Пал… Дарт Сидиус. От этого момента и до конца он сам более не Энакин, и его мечты больше не имеют значения. Теперь только Дарт Вейдер. В тёмной душе Дарта Вейдера нет ничего, она пуста и суха. Вейдер приказывает, и его либо слушают, либо умирают. Звуки вокодера не имеют общего с голосом Энакина Скайуокера, мысли владеющего им человека — тоже. Он убивает джедаев, которых не смогли достать клоны, подчиняется Сидиусу и строит свою Империю. Он не ест (в нормальном понимании этого слова), не спит, все производные его тела утилизирует костюм. Костюм дышит за него, переваривает пищу, лечит его, говорит… Энакин даёт о себе знать, когда Вейдер снова видит рабство. Он обещал искоренить его. Вейдер смотрит на тви ‘леков и не чувствует ничего. Энакин внутри него плачет и кричит, что он убивает ещё одну мечту. Последнюю. Энакин молчит долгие годы. Вейдер злится и с большей рьяностью ищет джедаев, тех, что ещё как-то живут, гонимые Империей и притесняемые Темной стороной. Он празден. Сидиус говорит, что всегда нужно быть начеку, Светлая сторона лишь притаилась, скоро она нанесет удар. Вейдер едва удерживается от восклицания: «Где, учитель? Никого не осталось». Сидиус оказался прав, джедаи лишь ждали своего часа. Они ослабли, но Вейдер упорно тренировался всё время, он не утратил старых навыков и приобрел новые. Меч привычно ложиться в ладонь, красный цвет немного успокаивает, в жужжании Лорд Ситхов чувствует одобрение. Мечта, связанная с Оби-Ваном, умерла задолго до смерти самого Оби-Вана, и Вейдер, как обычно, не чувствует почти ничего, лишь слабое удовлетворение, что виновник всех его бед и еще один джедай будет убит. Всматриваясь в лицо бывшего учителя, он едва не охает, осознав, как же Кеноби постарел. У него длинная сивая борода, и, если бы не Сила, Вейдер никогда бы не опознал в нем Оби-Вана. Потом, оставшись наедине с собой в медицинской капсуле, он смотрит на себя в маленькое зеркальце. Росла бы у него борода? Как бы это ощущалось? Как бы вообще поменялась его внешность? Вейдер видит бледное обгоревшее что-то, даже не похожее на лицо, и не знает ответа. Он видит своего сына. Светловолосого и голубоглазого, как он сам, но далеко не с его, Энакина, характером. Не храбрится, пытается о чем-то поговорить. Дипломат. Как Падмэ. Пытается переманить его на сторону Света. Страшно подумать, он был уверен, что его ребёнок мёртв. Что он сам убил его. Падмэ была права, у них всё же мальчик, Люк. Она красиво назвала их сына. Энакин внутри Вейдера снова плачет, но не от горя — его переполняет ярость. Он был жив, его мальчик, и Энакин ничего не делал для него, не помогал ему, не утешал, когда тому было больно. Энакин не забрал его с того проклятого Татуина. Впервые за долгое время Энакин мечтает. Он очень хочет, чтоб с его мальчиком всё было в порядке. В мыслях Люка Вейдер находит что-то о его сестре. Энакин уверен, что это его дочь. У Падмэ были близнецы. Он видел свою девочку, он видел её много раз. Лея. Политик, совсем как её мама, но именно она вобрала в себя весь норов Скайуокеров. Принцесса, так хорошо справляющаяся с бластером. Энакин был горд ею. Скорее всего, девочке не сказали, кто её родители, но даже так, думал Энакин, она что-то чувствовала: её дело жизни, её призвание, да пусть даже причёска походили на Падмэ. Вейдер чувствует боль Энакина, и его пустая душа проникается ею. Дракон, с шипением, сгорает в ней. Теперь у Энакина и Дарта Вейдера общая мечта, хоть и звучит она по-другому. «Как же я хочу, чтоб с моими детьми всё было хорошо». На Звезде Смерти Люк и Сидиус стоят лицом к лицу. Вейдер наблюдает за ними. «Я всё еще мечтаю», — глухо говорит Энакин где-то глубоко. «Я тоже», — мысленно отзывается Вейдер. Перед смертью Энакин смотрит в глаза своему сыну. Где-то в Галактике у него есть взрослая дочь. В этот раз его мечта выжила.