Туманное будущее.

Все это началось довольно давно. Енгук даже не знает, когда точно в их команде произошел этот разлом. Просто, после того как профессор покинул школу, все это свалилось на него, и на игры больше не осталось времени. Погребенный бумагами и важными делами, совещаниями и политическими дебатами, он и не заметил, как в школе стало столько учеников, что, помогая им, он совершенно забывал о тех, кому помогал прежде. Химчану помощь была уже не нужна, и без поддержки он уже научился обходиться. Как никак сам давно стал профессором и верным помощником. Так же протягивающим руку всем, кто нуждался в этом, и настойчиво вытаскивал из тьмы тех, кто руку помощи отталкивал. Они попали в школу для мутантов практически одновременно и переросли гормональный бунт, пробудивший силу, плечом к плечу. Превращаясь из неуверенных и злых подростков в рассудительных мужчин, что больше не желают разрушать, выбирая путь созидания. Не меняя русло жизни, но медленно входя в него. Отвоевывая крупицы человеческих прав и для себя, все еще оставаясь изгоями. Но, в отличии от них, Чунхон оказался в приюте многим позже, став первым подопечным Бана. И если большая часть мутаций обычно просыпалась в подростковом возрасте, то его она настигла в тринадцать, неся за собой шлейф историй, что теперь хранятся в засекреченных папках, спрятанных в подвальных помещениях школы. И, наверное, именно из-за некоторых особенностей его и доверили курировать Енгуку, и, анализируя свое поведения на тот момент, ему хочется многое изменить и исправить. Но время не повернуть вспять без каких-либо глобальных изменений, которые могут нести за собой совершенно непредсказуемый характер. Поэтому приходилось жить в той реальности что есть, мужественно выдерживая свое прошлое и не загадывая про настоящее. Что все еще оставалось туманным. «Достаточно иронично», - думает Енгук, придерживая легкий тюль и прогоняя туман, что клубами сворачивается у бассейна, куда устремлен его взгляд. Туман и не думает сопротивляться, послушно стелясь к высоким деревьям прочь от стен школы, наверное, понимая, что он по случайности приглашённый гость. Енгук хмурится, пытаясь рассмотреть лицо человека, низко парящего над бассейном, но видит только фигуру, раскинувшую руки и кончиками пальцев касающуюся глади воды. Смотрит ли он сейчас на звезды или же прикрывает надолго глаза? Снова не спит. Уже второй месяц, разделяя бессонницу на двоих, догадываясь ли об этом?. Енгук пытался спросить у Химчана о возможных причинах такого поведения Чунхона, но тот лишь пожимал плечами и предлагал спросить сам. Казалось бы, что может быть проще? Просто подойти и заговорить с тем, с кем жил общей жизнью не один год. Но слишком много изменилось с тех пор. Он уже не первый год профессор, отвечающий за всех этих детей, что, как и Чунхон когда-то, смотрят на него с благоговением. Отвечает за их судьбы и оберегает жизни. Они все стали для него детьми, даже если по факту старше, чем он сам. Классы в этой школе классифицировались отнюдь не по возрасту, а по усвоению курса. Каждый начинал с нуля и учился управлять своей силой растерянным ребенком. Даже если ему по дате рождения давно уже перевалило за тридцать. Для многих было унизительно сидеть за партой с детьми, но, напуганные мощью силы, что была в них, учились прилежно. Учась поддержке и терпению ко всем, кто живет под крышей этой школы. Покидая её только тогда, когда контроль над силой становился совершенным. Чунхон уже несколько лет не мог закрыть последний курс, оставаясь в шепоте за спинами вечным учеником. Но, кажется, не расстраиваясь этому, помогая так же искренне всем, кому только возможно помочь. Принимая участия в больших частях операций, от которых Енгук с радостью оградил бы его, но костюм ему выдал сам Профессор, потрепав по плечу и сказав, что верит в него. Даже несмотря на то, что он все еще не научился контролировать силу и не забирать силу любого, кто касался бы его. Мальчишка тогда едва не облетел вокруг земли от радости. Это было три года назад. Енгук тяжело вздыхает и отходит от окна, поправляя тонкий тюль, словно заметая следы своего преступления. Часы отмерили чуть больше четырех часов после полуночи, а Енгук так и не приступил к бумагам, витая в мыслях, как Чунхон, парящий над водой бассейна. В очередной раз решая, что завтра обязательно поговорит с ним. Где-то в глубине души зная, что не сделает этого. И не известно сколько бы еще он так упрямо избегал разговора со своим студентом, если бы не задание, в котором оба они оказались накрыты снежной лавиной. Настолько плотной и сильной, что стихия не могла помочь. На столько ломкой, что надави Чунхон на снег, используя силу, лавина сошла бы, раздавив их вместе с домиком смотрителя, где они оказались заживо погребены мутантом, за котором пришли. -Это было не осмотрительно с твоей стороны. – Вздыхает Бан, устраиваясь у стены, что кажется ему крепче. В помещении темно, но хорошо, что в форме есть карманы, и телефон у него остался с собой. Пусть не ловящий сеть, но фонарик на нем работает исправно, освещая небольшой дом лучом холодно света. В то время как телефон Чунхона может похвастаться только разбитым экраном. - Если бы я не сделал так, он отправил бы лавину в сторону города. Были бы жертвы. - Нет, он сам живет в этом городке, там же живут и его родственники, как раз со стороны гор. Он не стал бы так рисковать. Чунхон лишь морщится, словно от болезненных ощущений, и упрямо стоит в центре комнаты, вжимая кнопку включения смартфона, словно это она виновата в том, что они заперты здесь. Ровно до момента пока не раздается характерный хруст. Енгук только устало закрывает глаза. - Нам здесь еще не известно сколько оставаться, все зависит от Химчана и того, как именно он решит нас вытаскивать. Поэтому лучше успокой дыхание. - Я уверен, что он попросит Ендже. - Я тоже. - Выключи пока свет. И Енгук не противится, погружая все в кромешную тьму, пытаясь не думать о холоде, что начинает сковывать тело, проникая под кожу и замедляя мысли. Он думает о том, что сейчас стоило бы поговорить. Он уверен, что достаточно скоро их найдут и кислорода хватит. Но использует его как причину к тишине. Снова и снова прогоняя переломный момент. Вздрагивая, когда чувствует, как на него опускается длинный форменный плащ Чунхона. - Не… - Я замерзаю медленнее, ты же знаешь. - Нет, тогда лучше сядь ближе. – Чунхон мнется в стороне и никак не может решиться. Енгук кожей чувствует его метания. И слепо протягивает руки. – Так будет теплее нам обоим. Чистая логика, никакой корысти. Чунхон слепо протягивает руки, и случайно задевает пальцами в тонких перчатках по скуле, тут же отдергивая руки. Сильно вдохнув и выдохнув, все же подползает, прижимаясь ближе, и упрямо обнимая тело Енгука, отстраняя от ледяной стены. - Они совсем скоро нас вытащат, не бойся. - Мне не страшно, хен. Енгук едва различимо вздрагивает от этого обращения, которое не слышал так давно. Но это невозможно будет различить за дрожью, что сковывает тело, не дающей забыть, что они в ледяной тюрьме. - Как у тебя дела в школе? – Енгук тысячи раз подряд продумывал этот разговор, но готов разбить голову о стену от выбора самого неудачного сюжета. - Странно, я думал, что ты как профессор в курсе событий. Впрочем, студентов сейчас много. – И кажется разочарование в голосе можно услышать по запаху и дрогнувшим ладоням, что обнимают, прижимая к себе. – Все в порядке. Но скорее всего и в этом году я не смогу закончить курс. Я все еще не могу сдерживать силу. - Ты все еще просыпаешься парящим в воздухе? - Нет, этого так и не повторялось с тех времен. Я говорю о МОЕЙ способности. - Не кажется ли тебе, что это то, что нельзя сдержать. Как свойство кожи. Как необратимые внешние мутации? Тишина повисает в воздухе слишком надолго. Настолько, что они кажется засыпают на какие-то пару минут, а может и часов. Но этого совершенно точно не может случиться, потому что сдерживаемый всхлип кажется слишком громким, настолько, что Енгук внутренне пугается до замершего на миг сердца. А потом долго не может понять, что это было, и почему. Пока сам не понимает, что сказал. - Чунхон-а. Прости. Я не подумал… - Ничего. Это не страшно. Все так думают.- Всхлипы становятся громче, в то время как хватка грозиться стать слишком сильной, явно оставляя за собой синяки. Но Енгуку все равно, он своими смёрзшимися извилинами кажется причинил намного больше боли. - Нет, я не должен был говорить … - То, что думаешь? Нет. Должен был. Все в порядке, правда. Просто мы так давно не были рядом, и наверное мне все же страшно. Но мне кажется я слышу чье-то присутствие в своих мыслях, поэтому потерпи еще немного и я отпущу. - Дело вовсе не в том, что ты думаешь, Чунхон. - Я увидел тогда достаточно. Можешь не оправдываться. Да и то, что ты предпочел погибнуть от переполняющей силы, лишь бы не делить её со мной, тоже было очевидно для всех. Вопреки болезненным словам, хватка становится только мягче, невесомей. Словно вспоминая те видения чужого разума. То отчаянье, с которым Енгук не хотел, чтобы именно Чунхон касался его. Настолько сильно, что боль от просыпающегося неуправляемого шторма разрывала тело на части. Она была не столь остра, чтобы приглушить страх перед прикосновением. И даже не смотря на то, что Чунхон и раньше замечал как хен отшатывается от касаний его обнаженных пальцев, даже если он касался края кофты, он все равно дотронулся. Забирая с частью силы и чужие эмоции. Тот ужас, что Енгук испытал в момент когда их кожа соприкоснулась. Сначала было больно от чужой силы в непривыкшем теле, настолько, что Чунхон думал, что не выдержит этой крошечной толики того, что в себе прячет Бан Енгук. А позже, проснувшись в лазарете, и глядя в потолок, ему оставалось только глотать слезы, осознавая насколько противна его близость человеку, которого он все это время любил. После этого они заговаривали только на заданиях, либо же в комнате штаба. Он находил себе новых друзей и раздражал улыбкой старых врагов. Переживал за отношения, что помогал скрывать от чужих глаз, и прятал руки за спину, как только видел проходящего профессора Бана, стискивая пальцы до скрипа тонкой кожи перчаток. - Ты истолковал все неверно! - Хен, не надо. - Нет надо. Дай мне перчатку. - Что? Енгук едва не вырывается из обнимающих рук, пересаживаясь так, чтобы быть лицом к лицу, даже не смотре на то, что они все равно не увидят друг друга. Неловко кряхтя, закидывая свои ноги на бедра Чунхон и протягивая руку. – Ну! - Хен, сейчас не лучшее время для этого… - Ты понятие не имеешь для чего. – Недовольно бубнит Енгук, надеясь, что если Ендже и правда уже нашел их, услышав мысли, будет достаточно тактичен, чтобы не читать их прямо сейчас. Это странно, и их разговор не должен был заканчиваться именно так. Но перчатка касается его пальцев, и он тут же надевает её на свою руку и аккуратно вытягивает ладонь вперед, пока не касается плеча. Медленно ведя по шее, проводя большим пальцем по щеке, и не чувствуя из-за тонкой черной кожи слез, что несколько секунд совершенно точно разделяли дорожками светлые щеки Чунхона. Прежде чем накрыть его губы пальцами и, приблизившись, коснуться их своими губами. Давая смешное подобие поцелуя, только символично показывая его, стискивая в руке чужие волосы на затылке и притягивая ближе. Чувствуя, как кончики пальцев Чунхона дрожат, не решая стиснуть в кулаки даже собственный плащ, что висит на плечах целующего его хена. - Я боялся только потому, что не хотел говорить тебе, как сильно лю… Грохот над их головами заставляет вздрогнуть и взволнованно посмотреть в потолок, чувствуя как с него начинает капать вода. Но перестав обнимать друг друга только когда гул приближающегося огня был совсем близко. Опуская друг друга из объятий, только для того, чтобы тесно переплести пальцы в перчатках, и прижаться спиной к дальней стене. И пусть им еще о многом придется поговорить, точка отсчета начнется именно в этом месте.