Хроники потухшего солнца.

Ключевые слова к главе: музыкальная композиция.

«Grow me a garden of roses…» ― слова, периодически звенящие в моих ушах или порывающиеся вконец разорвать динамики моих стареньких наушников; слова, что в один прекрасный день накрепко засели в моей голове. Не скрою, со мной такое происходит чуть ли не постоянно. Видите ли, всё дело в том, что я могу не вслушиваться в слова всей песни, если говорить по существу. Они, как само собой разумеющееся, в одно ухо влетают, а из другого, как и положено, ― вылетают. Единственное, что я для себя отмечаю, ― сочетание этих самых слов, гармония, раскрывающаяся между чарующим музыкальным сопровождением и текстом. День пролетает незаметно, а я, как ни в чём не бывало, продолжу прислушиваться к голосу исполнителя, затаив дыхание и неустанно возвращаясь к началу песни; и безразлично мне на тот подтверждённый мною же факт, что я не разбираю смысла, заключённого в композиции, ибо моя цель ― вдохновиться мелодией и, как я понимаю себя, противореча собственной воле, увлечься вслед за припевом, порхая, словно бабочка, только не с цветка на цветок, а с начала припева и до его конца. К слову, я не прочь мысленно отметить для себя некоторые отдельные слова, что, в конечном счёте, не окажутся связанными меж собой, но покорят моё трепещущее сердце своим звучанием. «Вырасти мне сад из роз…» ― шёпот, плавно и столь непринуждённо рассеивался по тёмной пустой комнатушке, что была напрочь лишена присутствия человеческой жизни; без проблеска света, струящегося из зашторенного окна, пробивающегося сквозь неплотно прилегающие друг к другу куски ткани и постепенно угасающего, и создавалось такое ощущение, словно сцена разворачивалась в режиме съёмки замедленного действия. Власть разом перешла во владение ею гробовой тишине, что едва ли сказалось на состоянии давно опустевшей конурки. Только и был слышен топот миниатюрных кошачьих лапок, что едва заметно пронёсся мимо и растворился в воздухе так же быстро, как и появился. Где-то в запертой соседней комнате эхом раздалось тихое, поддающееся сугубо моему слуху, жалобное мяуканье, его отзвук, слабый, но мной вполне различаемый, что всё моё тело содрогнулось от услышанного. ― Что я вообще такое? ― бессменный ежедневный вопрос, резко отшвырнутый мною во внеочередной раз в ледяные объятия пустоты. Я знаю и чувствую, что являюсь живым существом, с врождённой способностью мыслить, анализировать увиденное, услышанное, пережитое, здраво рассуждать. Я вижу мир таким, какой он есть в действительности, трезво взираю на всё, что попадает под мой любопытный взор, и неустанно дивлюсь тому, в каких красках он пред моими очами разверзается изо дня в день. С одной стороны ― меня окружают насыщенные тона, сочные, яркие, порой, даже такие, которые можно смело охарактеризовать буйством красок, до дикости безумным сплетением различных тонов и оттенков, что заставляют моё сердце колотиться быстрее, отстукивая чечётку в грудной клетке, а я, в свою очередь, прихожу в подлинный ребяческий восторг, когда натыкаюсь на картину, охваченную неисчислимыми хитросплетениями из цветов и их составляющих. С другой ― тёмные, мрачные цвета, холодные или, возьмём за пример, бледные и, как их иначе именуют, нежные. Тот же бледно-голубой или нежно-розовый, в который мне довелось однажды по уши влюбиться. Признаюсь, я не имею и малейшего понятия, чем этот цвет так меня зацепил, однако, факт остаётся фактом, он пришёлся по вкусу моей прогнившей одинокой душонке. Мне подвластно остро чувствовать любые запахи, как, на счастье мне, приятные, так и, нетрудно догадаться, их противоположности, призывающие лишь тошноту к моему горлу. К запахам, что, вне всякого сомнения, мне импонируют, относится терпкий аромат свежезаваренного часов в шесть утра кофе. Дьявольски восхитительный запах в изящном смешении с отдающим теплом и уютом ароматом сирени, залетевшим в слегка приоткрытое кухонное окно, за которым Госпожа Весна окутала собой, словно огромным пледом, небольшой городок, по улочкам которого меня, время от времени, тянуло скитаться; скажем так, я к этому тяготею и по сию минуту. Из начала моей короткой истории извлекается тот факт, что у меня имеются, также, и органы слуха, а именно ― уши. Музыка ― вот, к чему, нежели к другим красотам и уродствам жизни, более всего остального расположено моё истосковавшееся по прежним временам сердце. Я припоминаю, что раньше мои дела иначе обстояли, обрывающиеся на куски воспоминания о былом лишь подтверждают мои слова. Частенько задумываюсь над собственным именем, которого у меня, в принципе, нет. Полагаю, что его попросту не существует. Годы моего детства мне припоминаются крайне смутно, даже расплывчато, родителей, так, тем более, с трудом вспоминаю. А были ли они у меня вообще? Знаю ведь, что могу подобрать себе имя, которое полюблю так же, как и, к примеру, ясное небо над головой, по которому в хаотичном порядке лениво проплывают облака всевозможных форм и размеров, просверливающие небесную гладь. Прохаживаясь по городу и откровенно глазея на зазевавшихся прохожих, что спешат каждый по своим делам, я краем уха прислушиваюсь к коротким разговорам по телефону и беглому перешёптыванию, к громогласным приветствиям и бессловесным прощаниям. В особенности, к тому, каким образом люди подзывают или зазывают друг друга ― по их именам, фамилиям или вовсе по давним прозвищам из детства или со школьных времён. И, пожалуй, я изберу имя «Стив». Точнее, лишь сокращение от полноценного имени. Но, ведь, вся соль в том, что уж больно-то оно мне понравилось, да так, что всякий раз улавливая ушами, как кто-то к кому-то обращается по этому сокращённому имени, я с затаённым восхищением задумываюсь, как же всё-таки оно легко слетает с языка, такое простое и ненавязчивое. Потрясающе. Вот-вот, и я не прекращу искренне восторгаться его звучанием. «And so I came to gaze upon the stars…» ― и сызнова я, как по наитию, шёпотом проговариваю строчку из песни, будто находясь под влиянием опытного гипнотизёра. «И вот я пришёл посмотреть на звёзды». Пусть я и не разбираюсь в звёздах и в астрономии, в общем и целом, однако издали ночное небо, усеянное мириадами звёзд и сплетениями из них, смотрится восхитительно, и в воздухе ощущается всё истое волшебство ночи, он насквозь пропитан им, вся её необыкновенность; и благоговенное спокойствие растекается по сердцу, внутренние демоны, лишь заслышав колыбельную, что исполняется исключительно для них, в обнимку со своими излюбленными плюшевыми монстрами, уже мирно себе посапывают и, в чём я уверяю себя, видят десятые по счёту фантастичные сны. А я и не пытаюсь заснуть, не рассматриваю в этом для себя необходимости, так же, как и в еде да в питье. Вновь моя особенность. Не нуждаюсь в подпитке и подзарядке, ибо за целые сутки, если и устаю, то это не чувствуется, мой организм мне о себе не утруждает напомнить, да и я не забочусь об удовлетворении собственных подобных нужд. Я ― оно, он или она?