Телохранитель.

Тэгун совсем немного зол. Всего лишь настолько, что еще поднимаясь в лифте, он чуть сильнее нужного одергивает рукава, поправляет запонки и разворачивает две пуговицы пиджака так, чтобы нитки были направлены в одну сторону. Хмурится, выходя на нужном этаже, нарочито не заглушая шаги, окрашивая коридор глухими ударами каблуков. Четким ровным ритмом прогоняющих эхо в полупустом помещении. Высокая дверь открывается легко, не издавая ни звука, но черный доберман все равно оборачивается к гостю его привычной обители. В отличии от его хозяина, что прогибается в спине, опираясь сильнее о бильярдный стол и примеряется к очередному удару. Тэгун и не думает тактично отворачиваться от любезно предоставленного ему вида на обтянутые черной брючной тканью с тонкими светлыми полосками ягодицы. Он прекрасно знает, что это шоу разворачивается сейчас именно для него. Вся эта грация, вытянутая поза, тихий вздох, выманивающий подойти ближе, но легкая злость помогает сохранить видимое спокойствие. Кивок головой, и пес послушно поднимается с пола и выходит за дверь, усаживаясь словно статуя и навостряя уши, как только она закрывается за его спиной. Собаки гораздо преданнее людей, их невозможно подкупить или переманить на свою сторону. Этот же пес принимает приказы только его хозяина и самого Тэгуна. Человека, что привел его сюда. - Отец не доволен тобой. - Удар кия звучит звонко и судя по всему точно. - Это не новость. - Воншик наконец-то выпрямляется и, не оборачиваясь, склоняет голову к плечу, словно снова присматривая удобную позу для нового удара. Поправляет закатанные к локтю рукава и одергивает жилетку.- Вот бы еще понять, чем недоволен ты. - Твое неблагоразумие добавляет мне работы. - И благодаря ему ты все таки здесь. - Волосы чуть взметаются от резкого поворота головы, и Воншик смотрит со всей скопившейся злобой, что у него давно уже набралась на не один необдуманный поступок. И Тэгуну остается только тяжело вздохнуть, прикрывая глаза, прежде чем сделать несколько шагов на встречу разгневанному любовнику. Коснуться его щеки и не встретить сопротивления. - Ты не можешь так подставляться, ведомый только желанием увидеть меня. - Я могу делать, что мне заблагорассудиться, пока я сын своего отца. Разве нет? - Но, вопреки озлобленным ноткам голоса, пальцы Воншика ювелирно аккуратны в своем желании коснуться воротника пиджака, словно разглаживая ткань.- Я хотел бы иметь возможность приказывать тебе. Но не могу. Тэгун проводит большим пальцем по острой скуле этого капризного ребенка и только вздыхает тяжело. Воншику и не нужно приказывать, чтобы заставлять людей делать то, что он хочет. Ему достаточно только посмотреть, чуть жалобно, этими своими невероятными глазами, и вот последняя злость покидает душу, сменяясь запретной нежностью, с которой встречаются их губы. Первый поцелуй всегда нежный, едва ощутимый. Словно символ того, что они все еще помнят о неправильности этих касаний. Но уже второй поцелуй жадный до сбитого дыхания и пальцев, портящих идеальную укладку красных, как огонь, волос Ким Воншика. Самого завидного жениха из влиятельных кланов, самого безумного мальчишки, что уже больше пяти лет назад влюбился в того, кто должен быль оберегать его тело, а не медленно расстегивать верхние пуговицы рубашки, осыпая шею поцелуями. Прикусывая кожу у кадыка и чуть оттягивая ткань жилетки, но не снимая её. Медля, сводя с ума и вынуждая запрокидывать голову, открывая все больше пространства для поцелуев. Опуская широкие ладони на упругие ягодицы, сминая их пальцами, подталкивая Воншика ближе к себе, но только для того, чтобы в одно движение усадить его на бильярдный стол с широким деревянным бортиком. Тут же попадая в плен обнимающих стройных ног. Оглаживая их, поднимаясь от колен выше, касаясь большими пальцами внутреннего шва брюк, прежде чем коснуться натянутой ткани в паху. - Ты поразительно терпелив. - Поцелуй под подбородком, и жалобный хриплый стон. - Знаешь, как сложно мне это дается? - Стон становится громче, стоит только Тэгуну провести ладонью по ширинке брюк снова. - Я чувствую. Первая расстегнутая пуговица на черном пиджаке заставляет в нетерпении сжать ноги сильнее. Вторая - становится причиной стиснутых до белых костяшек пальцев. Это их негласное правило, их внутренний закон. Воншик не может тронуть, обнажить или коснуться оружия, что так мастерски спрятано за толстой тканью, кобурой прижатое с двух сторон чуть выше поясницы. Но есть в этом их обычае некий шарм. В медленных движениях красивых ладоней Тэгуна, избавляющегося от лишней сейчас ткани. В том, с какой педантичностью он разглаживает ткань, прежде чем отложить её на стол. Как быстро и четко освобождает себя от оружия, убирая и его. Глухой стук метала о игровую поверхность, словно оглушительный выстрел знаменующий старт погони. И пальцы Воншика, наконец, впиваются в чужие плечи, притягивают ближе, вжимая в себя, стискивая талию бедрами и беспорядочно покрывая поцелуями чужое лицо. Отпуская собственные страхи и мягко касаясь переносицы, брови, виска. Он каждый раз боится, что отец предоставит ему информацию о новом начальнике безопасности их клана. Что он больше Тэгуна не увидит, не почувствует вкуса его кожи и запаха волос, хватку настойчивых рук на талии и не услышит мягкого шепота прямо на ухо. - Держись крепче. И Воншик держится, ни за что не отпустит, даже если знает, что его совершенно точно не уронят, пусть он и выше на пол головы. Зато тоньше и явно слабее. Податливее, послушнее. Хотя это уже не для чужих глаз. Так прогибаться, уже на кровати, помогая избавить себя от лишней одежды, прикрывать в наслаждении глаза, облизывая губы, когда чужой язык касается правого соска. Такой он может быть только с Тэгуном. Что бережно покрывает рельефный живот младшего поцелуями, расстегивая узкие брюки и спуская их по тонким ногам, бережно оставляя на углу кровати, тут же забывая о них. Стоит только чужим ладоням утянуть его обратно, ловя в жадный поцелуй и позволяя избавить себя от рубашки, что небрежно летит на пол. Заставляя Воншика бархатисто засмеяться из-за мстительного легкого укуса под ребром. - Как давно у тебя... - А ты не помнишь, когда ты был со мной так в последний раз? - Тэгун лишь смотрит недоверчиво и даже немного строго, но, видя чужую искренность во взгляде, лишь вздыхает, целуя нежно черные буквы под ключицей.- Я говорил, что никого не подпущу к себе ближе. Оставляя так и не сказанное "придется" висеть в воздухе, путаться в шуршании простыней, пока Тэгун тянется за спрятанной под матрасом смазкой. Потому что видеться им приходиться редко, а быть вместе так близко еще реже. Настолько, что тело отвыкает каждый раз, сопротивляясь, не поддаваясь на мягкие поглаживания и робкие попытки проникновения. Воншику немного даже больно, но не настолько, чтобы разрывать долгожданные поцелуи, прекращать оглаживать чужую спину, с горечью нащупывая на ней новые шрамы. Которых он не в силах будет залечить, сколько бы утром не проводил языком по отпечаткам уже застарелой боли. И даже спустя вечность, когда Тэгун аккуратно приподнимет его ногу, придерживая под коленкой, и настойчиво протолкнет головку крупного члена во все еще немного сопротивляющееся тело вскрикнувшего Воншика, тот не царапает ногтями белоснежную кожу, в попытках подарить ответную боль. Голос срывается в едва различимом хрипе, позвоночник выгнут дугой, и его тут же оглаживает горячая ладонь, успокаивая, словно извиняясь, придерживая под углом, в котором легче протолкнуться глубже, губами ловя бисеринки пота на шее. Заставляя Воншика тонуть в нежности, расслабляться, безгранично доверять. И он верит. Всегда верил этому кошачьему холодному взгляду, что только на него смотрит иначе, касается, доставляя удовольствие, стирая наслаждением причиненную боль. Заставляя задыхаться в ритм глубоких толчков, запрокидывать голову, прикрывать глаза. И стонать. Бесстыдно громко, цепляясь за чужие плечи и слушая тихие постанывая от удовольствия, звонкие шлепки от подающихся на встречу друг другу тел, собственное сбившееся дыхание, поверхностное и быстрое. Ноги сводит от удовольствия, заставляя поджимать пальцы на ногах и жалобно зарываться в черные, немного вьющиеся волосы, чуть оттягивая. Вынуждая смотреть в лицо, когда Воншик начинает умолять, поскуливая как последняя шлюшка в сомнительных видео, и подталкивая чужую руку к члену. Тэгун никогда не кончает первым и не делает этого внутрь. Пачкая семенем простыни, он все равно не разрешает попробовать себя на вкус. Воншик не знает к чему эти предосторожности, но больше не сопротивляется чужим правилам, принимая. Наслаждется касаниями чужой ладони, размазывающей его семя по впалому животу, и улыбается, потянувшись за поцелуем. Мысленно прося прощения у Рави, что сидит на страже у двери, навострив острые уши, вздыхая, и все же укладываясь калачиком. Сегодня на кровати хозяина, где обычно спит и он, будет спать уличный кот, пропахший кровью. Чей запах на наволочке Воншик еще долго будет потом вдыхать, засыпая.