***
— Ханбин, — зовёт маленький мальчик, которому на вид не больше десяти лет, при этом лежит на густой зелёной траве, украшенной разными полевыми цветами, от которых запах приятно кружит голову, и устремляет свой взгляд вверх. Не дождавшись никакой ответной реакции, он поднимает свою ручку, пытаясь дотянуться до больших белых сгустков на голубом небе, называемых облаками, — Я хочу летать. Второй мальчик, который расположился рядом, младше первого всего-то на год, но мыслит он даже в таком раннем возрасте куда реалистичнее, чем его друг. Мальчик не живёт какими-то мечтами, свойственных в их годы, и не тешит себя надеждой. Родители всегда говорят ему, что мечтать не вредно, но не действует. Поэтому, на слова друга, он лишь тихо прыскает в свой кулачок, чтобы остаться неуслышанным, а затем Ханбин пододвигается вплотную, касаясь своим худеньким плечом плеча лежащего рядом. Старший гораздо крупнее и сильнее, нежели сам мальчик, он часто защищает его и всегда крепко держит за маленькую ладошку даже при малейших опасностях. — Люди не умеют летать, Чживон, — в его голосе слышны эти издевательские нотки. Ханбин считает себя умнее своего глупого хёна, поэтому чуть вздёргивает прямой носик, что остаётся незамеченным. — Нет, Ханбинни, если захотеть, то можно научиться летать, — Чживон опускает свою руку вниз, кладя её и сжимая в кулачке мягкую траву, и поворачивает голову в сторону Ханбина, который всё это время не отрывал взгляда от лица друга, — Веришь мне? — тёмные глаза смотрят прямо, глубоко, и младшему остаётся лишь кивнуть. — Тогда… — начинает Ханбин, но запинается, чуть прикусывая свою пухлую губу. Его милое лицо заполняет румянец, что так красит детские черты, отчего Чживон растягивает губы в светлой, яркой и искренней улыбке, а глаза его превращаются в маленькие щёлочки. Ханбин думает о том, что хёну будет больно, если его мечта не исполнится, и тогда лицо мальчика никогда больше не будет озарять эта улыбка, которую младший сравнивает с солнцем. В груди растекается непонятное тепло, заставляя придвинуться ещё ближе, словно может потерять источник своего света и тепла, — Я буду оберегать тебя, чтобы ты никогда не упал. Старший мальчик продолжает улыбаться, выставляя напоказ два передних неровных зуба, радуясь тому, что его друг разделяет с ним мечты, а младший укладывает свою голову на его плечо, теперь уже сам устремляет взгляд вверх, к небу. И ему страшно учиться летать.***
В помещение, которое с трудом можно назвать комнатой обитания, громко играет музыка, так, что окна, полностью завешанные испачканными шторами, подрагивают, в воздухе стоит дым от выкуренных дешёвых сигарет, а на полу разбросаны исписанные скомканные листы, с непонятными текстами. В данную обитель не проступает ни малейшего лучика света, поэтому, чтобы хоть что-то рассмотреть, приходится включать свой мобильник, который, по своей стоимости, явно не вписывается в обстановку. Двое парней, находившиеся в комнате, давно привыкли к этой среде обитания, поэтому не обращают совершенно никакого внимания на творившийся здесь хаос. Эта комнатушка в богом забытом месте (в неблагоприятном районе), которая находится на последнем пятом этаже, служит для них убежищем и укрытием, в котором можно оставаться самим собой и плевать на все рамки и запреты, а также является заброшенной однокомнатной квартирой одного из парней. Они всегда приходят сюда отдохнуть и забыться. Ханбин, которого в округе стали называть Биаем, ведь у крутых рэперов должны быть крутые никнеймы, и Чживон, тоже ставший Бобби, дружат с самого детства. Они пережили вместе, если не всё, то многое: сбивали коленки, катаясь на роликах, делились выпусками новейших видеоигр, сбегали из дома ночами, первый раз пробовали сигареты и алкоголь и писали свои первые в жизни тексты для рэп-баттлов. Парни совершенно точно имели право назваться братьями или лучшими друзьями, но было между ними то, что невозможно увидеть простым взглядом. Ни один, ни второй никогда не пытались затронуть эту тему и как-то выяснить, что между ними происходит, когда в очередной раз сталкиваются губами в тёмном помещении и, не стесняясь, занимаются взаимным петтингом. Каждый раз дыхание сбивается, превращаясь в рваное, но парни не перешагивают начерченной, непонятно кем, границы дозволенного. Им лишь остаётся в темноте пытаться рассмотреть глаза напротив и найти ответы на вопросы, которые не озвучиваются вслух. Ханбину всё понятно без слов, потому что губы и руки Бобби говорят сами за себя, а Чживону хочется услышать, чтобы слух ласкал приятный голос друга, чтобы эти три слова ему, прямо в лицо, до дрожи. — Ты помнишь, что через неделю у нас баттл против этих зазнаек с района? Когда текст писать будем? — боясь нарушить витающую в воздухе***
Раннее солнце пробивается сквозь неплотно зашторенные окна, бросая свои лучики на лицо сладко спящего парня. Ханбин морщит носик, недовольно мычит, но в один момент эти недовольные мычания превращаются в одобрительные, и парень выгибается в спине, словно кошка, когда чувствует на своей талии прохладные пальцы, которые пробрались под одеялом. Горячая кожа и пальцы создают прекрасный контраст, отчего у Биая бегут мурашки по коже. Шею покрывают нежные поцелуи, доставляющие неописуемое наслаждение, лишь иногда Бобби разрешает себе вцепиться зубами в загривок, чтобы услышать более громкий стон. Старшему нравится, когда его парень такой покладистый и немного сонный. Бери — не хочу. Это утро начинается, как обычно, с порции удовольствия, после чего всегда следует вкусно сваренный кофе в постель. Ханбин привык к их совместной жизни, он может назвать её прекрасной и даже не соврёт. Всё началось с того дня, когда Чживон поступил в государственный университет на пилота. Ему пришлось довольно сильно попотеть, чтобы добиться желаемого, но Биай всегда был рядом в сложные моменты жизни и крепко сжимал чживонову руку, давая понять, что тот не один, что есть, пусть и не сильное, но готовое выдержать любое ради парня, плечо. Бобби несказанно был благодарен тогда и благодарен до сих пор, ведь в один из таких моментов, старший готов был бросить всё и снова вернуться в хип-хоп, зажить привычной для него жизнью, но Ханбин, который и не сильно хотел, чтобы мечта друга исполнялась, оказался куда более напористым и буквально тянул его за шиворот и ставил на верный, как казалось самому Бобби, путь. У Ханбина до сих пор трясутся руки от осознания того, что Чживон будет летать. Нет, он знает, что парень со всем справится, знает, что его мечта исполнилась и очень этому рад, но всегда хочет сказать: «Может, вернёшься и мы вместе зачитаем написанный мной рэп про любовь?» Почему-то Биай прикусывает себе язык каждый раз, когда видит этот счастливый взгляд, в котором пляшут множество маленьких Бобби-зайчиков, сглатывает слова и слегка натянуто улыбается. К слову, после того, как Чживон забросил хип-хоп, он всё равно ни разу не пропустил выступление своего, теперь уже, парня и приходил точно вовремя, когда Биай уверенно держал микрофон в своих эстетичных руках и прожигал ненавистным взглядом соперника, но взгляд на мгновение менялся, когда тот находил среди толпы улыбающегося в привычной манере Бобби, и в нём можно было прочитать тысячу эмоций сразу. Чживон гордится, Чживон помогает в написании текстов, Чживон иногда выступает в роли соперника, на ходу придумывая разные рифмы, которые всегда, почему-то с намёком на то, как Ханбин хорош в постели, а его минетные губы просто идеально смотрятся на его члене, за что получает несильные удары, отчего лишь громче смеётся, видя надутого Ханбина. В такие моменты ему до боли в сердце хочется произнести эти три главных слова, которые они не говорили друг другу ни разу за столько долгие годы знакомства. Они даже начали встречаться не так, как все нормальные люди. На одной из тусовок в честь победы Биая, парни сидели слишком тесно друг к другу, иногда позволяя себе положить руку на колено друга и невесомо её поглаживать, а когда их общий знакомый заметил это, то поинтересовался, что между ними. Ханбин, нисколько не сомневаясь, выпалил, что они встречаются. Чживон не был удивлён, не был смущён, лишь гордо задрал голову вверх, с вызовом смотря на Чжинхвана, который тут же стушевался. После этого случая никто тему их взаимоотношений не поднимал, а новый статус устраивал обоих. Вскоре они съехались. Переезд занял чуть больше месяца, ведь Ханбин очень тщательно выбирал для них совместную квартиру, которая устраивала бы обоих парней. Уютно, спокойно и тихо хотелось Биаю, а вот Чживон хотел высоко, так, чтобы можно было выйти на балкон с утра и почувствовать себя хоть чуточку свободным от серых будней, которые всегда разбавляет своим присутствием любимый рэпер, добавляющий в жизнь оттенки ярких красок. Парень хотел расправить крылья (в его случае руки), и чтобы ветерок в лицо. Он любит высоту и летать. — Ты через два дня вернёшься? — поправляя галстук на идеально выглаженной форме, интересуется младший и не решается посмотреть в глаза напротив. Моменты расставаний даже не на столь длительный срок вызывают тоску у Ханбина настолько сильно, что иногда ему кажется, если он задержит взгляд на Бобби чуть дольше минуты, то вцепится руками и ногами в него и никуда не отпустит, но в то же время парень понимает, что так нельзя. Это тот смысл жизни, это та мечта, ради которых старший пожертвовал всем. Отнимать это у него было бы неразумно и эгоистично. — Да, совсем ненадолго улетаю, правда? — нежная улыбка, которая озаряет лицо Чживона, кажется, светит в миллионы раз ярче и теплее, нежели до этого. Ханбина обжигает. Бобби аккуратно берёт парня за подбородок, приподнимая голову и заставляя посмотреть в глаза. Места, которых он касается, тоже обжигает, и младший думает, что, скорее всего, останутся ожоги, но этого не происходит, поэтому он покорно смотрит в глаза-щёлочки, натягивая на свои пухлые губы что-то наподобие улыбки. Чживон касается своими губами губ напротив, словно извиняется за принесённые неудобства, — Не грусти. Когда Бобби нет, Ханбину совершенно точно одиноко. Он гуляет по клубам, диссит всех подряд, при этом даже не боясь получить в глаз. Напивается до чёртиков и дымит так, что заядлому курильщику равных нет. Парень хочет забыться, хочет не думать о том, что его парень сейчас где-то там, высоко, летает. Ему страшно, никогда не было так страшно, как в эти моменты. Биай лишь закрывает глаза, представляя страшную авиакатастрофу, и его дёргает нехило. Сердце ускоряет свой ритм, а ладони потеют. Кто он без него? — Что с тобой? — с бокалом пива рядом приземляется Чжинхван, глаза которого блестят хлеще обычного. Он пьян. Пьян так же, как и сам Ханбин. Вопрос ставит в тупик, ведь он даже понятия не имеет, что должен сказать, и должен ли вообще, но алкоголь в крови даёт о себе знать, и он начинает плакать. Громко и навзрыд. — Я хочу быть рядом, — буквально стонет от досады, давясь собственными слезами. — С Бобби, что ли? Так взлетай, — пытается пошутить Хван и ставит перед ним специально принесённую баночку энергетика, в рекламах которого говорят, что после окрыляет. Слышится лёгкий и непринуждённый смех старшего, но когда Ким понимает, что реакции не следует, уже серьёзно заявляет, — Иди обучись на бортпроводника.***
— Я дома, — кричит Чживон, разуваясь. Он сразу же слышит, как по квартире разносятся звуки быстрых шагов, и улыбка по лицу расплывается сама по себе. Его ждали. От осознания этого в груди расцветают бутоны красивых цветов, которые буквально врастают во внутренности, сея новые отростки. Бобби быстро ставит свой портфель на тумбочку, которая расположена недалеко от прихожей, и расставляет руки в стороны. В его объятия буквально валится со всех ног счастливый Ханбин, который ладонями берёт лицо парня и начинает его целовать. Нос, щёки, губы, даже каждый глаз умудрился чмокнуть. — Живой, здоровый, — шепчет младший, прижимаясь к любимому. Бобби обнимает крепко, улыбается, когда замечает свою толстовку на Биае, и руками хочет забраться под неё, желая ощутить бархатную кожу, но его перехватывают за запястья и тянут в неизвестном направлении. Парень поддаётся, полностью доверяя. Они оказываются в их комнате, на кровати разбросаны непонятные листы, и Чживон бы подумал, что это снова тексты для баттлов или очередная песня Ханбина, но само поведение парня настораживает, ведь тот отпустил его руки и теперь смотрит на него выжидающе и смущенно. Взглядом указывает на листы, и Бобби, повинуясь, берёт их в руки, пробегаясь по напечатанным строчкам. Его глаза расширяются, когда к нему приходит осознание. Он поворачивается в сторону своего парня, который волнительно кусает свою нижнюю губу и теребит край толстовки. — Что это? — голос Чживона низкий и хрипит, так происходит только тогда, когда он злится. Его глаза становятся ещё уже, — С ума сошёл? — А что? — тихо спрашивает парень, — Почему я должен трястись за тебя тут, когда могу приглядывать там? Тем более, я обещал, — аргументов совсем нет, поэтому Ханбин пытается выдавить из того, что имеет. Он не рассчитывал на положительную реакцию, но и на такую тоже. Чживон комкает листы, еле сдерживаясь. — Ты боишься высоты. Мне нужно будет каждый раз бросать всё и бежать тебя за ручку держать, а? Я должен сидеть и волноваться за тебя постоянно? Думать о том, как ты там? Не наложил ли в штанишки? Ты этого хочешь? — не сдерживается Бобби и говорит грубо, попадая именно туда, куда нужно, чтобы парень, стоящий напротив, вздрогнул и опустил взгляд в пол. Старший усмехается, бросая листы обратно на кровать, — Вот это подарок, спасибо! — Зато, если что, вместе помрём. Романтично, — шепчет Ханбин, надеясь не быть услышанным, но его слышат. Младший опускается на кровать, начиная расправлять скомканные листы, а Бобби лишь наблюдает. Смотрит на него и не может понять, чем руководствовался парень, когда принимал такое решение. Бобби знает о его боязни высоты, знает, как у того трясутся руки, когда он оказывается на высоте двухэтажного дома, что уж там говорить, он на балкон собственной квартиры не выходит, а живут они на одиннадцатом этаже, знает, как Ханбин постоянно провожает его с болью и тоской, а ещё страхом. Осознание того, что всё это ради него греет душу, заставляя злость отступить на второй план, поэтому Чживон кладёт ладонь на макушку парня, ероша осветлённые волосы, которые при всём при этом остаются на удивление мягкими. — Будем, значит, летать вместе.***
Руки Ханбина потеют, и он постоянно вытирает их об одетую и безупречно выглаженную форму. Иногда ему кажется, что он совершает ошибку, которую совершил Бобби. Только вот сам Бобби не считает это ошибкой, это его путь, а вот Биай… Он бросил хип-хоп, оставил свою привычную жизнь там, в стенах ночного клуба, в котором постоянно выступал. Парень получал кайф от этих чувств, от криков толпы и от выражения своих мыслей с помощью рэпа. И на что он подписался? Испытание с самим собой. Испытание на выживание. Испытание. Бобби успокаивает, когда вновь, как в детстве, сжимает крепко влажную ладонь, и смотрит так нежно, поддерживает. Говорит, что всё будет хорошо, ведь он первоклассный пилот, а затем та самая счастливая улыбка и Бобби-зайчики в глазах. Ханбин верит, как и всегда. Он делает глубокий вдох и выходит вместе с парнем на посадочную полосу, направляясь прямо к огромному самолёту, и, как только видит его, останавливается, а дыхание ускоряется. Что это? Ему страшно. Безумно. До усрачки. Младший сжимает руку Бобби так сильно, впивается коротенькими ноготками в кожу, оставляя отметины полумесяцев, на что Чживон лишь вопросительно выгибает проколотую бровь. «И никто его за это не ругает?» — думает парень, пытается отвлечься. — О, Чживон-хён, — слышится откуда-то нежный ласковый голос. Ханбин оборачивается на звук и видит довольного улыбающегося парня, машущего им, у которого прекрасные черты лица, но слишком худой. Младший фыркает, притягивая Бобби как можно ближе к себе, совершенно забывая про то громадное чудовище. — Донхёк! — приветственно кричит Чживон и тоже машет, а затем подзывает к себе. Когда парень подходит, Биай может полностью рассмотреть его, окидывая презрительным взглядом и мысленно сочиняя дисс на этого кощея, — Ты тоже со мной сегодня летишь? — Ага, — радостно кивает тот и переводит взгляд на Ханбина, отчего тот выпрямляется, как по струнке, и вздёргивает нос кверху, — А ты наш новенький? Приятно познакомиться, я Ким Донхёк! — Очень приятно, — сквозь зубы шипит Ханбин, за что получает несильный тычок в бок, — Я Ханбин, и тоже Ким, и это мой парень, — проговаривает, как скороговорку. — Да-да, я наслышан, — Донхёк смеётся, прикрывая рот ладошкой, на руке красуются красивые кольца, делая её от этого просто пиздец какой эстетичной. Биай мельком смотрит на свою руку, злобно выдыхая через нос. Блять, не такие красивые. Парень сам весь милый и приятный на вид, слишком ухоженный, и Ханбин практически сразу приписывает его к тем мальчикам, которые нуждаются в постоянной заботе. Он не думает, что они подружатся. Не теряя больше времени, Чживон тянет Ханбина в сторону самолёта, отчего того опять прошибает холодный пот, а сердце бешено бьётся. Первый раз всегда страшно, так говорит второй бортпроводник, а именно новый знакомый Ханбина, с который Чживон знаком уже давно. Не первый день вместе летают, и от этого в груди неприятно колет. Биай пытается увести мысли о том, что это ревность. Ревность — плохое чувство, признак недоверия и неуверенности в партнере, а Ханбин верит Бобби безоговорочно. Он и не думал об этом тогда, когда поднимался на борт самолёта, ведь тогда его мысли были заняты совершенно другим, ноги дрожали и подкашивались, а желание развернуться и убежать было огромным. Но эти мысли вернулись тогда, когда, более менее успокоившись, они с Донхёком объясняли пассажирам правила безопасности и необходимые инструкции на двух языках. Если бы он знал, что здесь везде такие симпатичные стюарды, то точно бы прямо сразу пошёл обучаться, как только узнал о мечте Бобби. Когда они взлетают, Донхёк хватает его за руку и сжимает, при этом улыбается тепло, но не теплее его парня, за улыбку которого сейчас он бы убил любого, но Ханбин правда благодарен, настолько сильно благодарен, что готов описаться от возникшего в груди счастья. Уши на какое-то мгновение закладывает, а адреналин растекается по всему телу, и Биай начинает тихо посмеиваться. Взлетели. Удачно. Никто не разбился. Бобби и правда первоклассный. Замечательный. Любимый. Он мог бы подбирать ещё много эпитетов, но его поток мыслей прерывает анорексик, как прозвал его Ханбин. — Ну как? Страшно? — Кажется, мне пора в туалет. И они оба смеются.***
Ханбина укладывают на мягкие приятно пахнущие простыни, которые отдают прохладой, и когда горячее тело соприкасается с ними, то парень вздрагивает. Он послушно раздвигает ноги в стороны, наблюдая за своим парнем и облизывая пересохшие в мгновение губы. Они уже голые, в комнате лишь тусклый свет ночника. Чживон держит крепко за талию, не давая никуда сбежать, и нависает сверху, заглядывая прямо в глаза. Младшего кроет, как только он видит во взгляде напротив весь спектр чувств, которые кружат голову. Там всё: любовь, нежность, трепет, желание. Биай призывно покачивает бёдрами, а у Бобби срывает крышу. Он целует везде, куда дотягивается, особое внимание уделяет ключицам, оставляя множество отметин, словно помечая собственность, и позволяя себе кусать их, да так, что следы от зубов неприятно покалывают. Ханбин втягивает воздух сквозь зубы, на что Чживон покорно зализывает места укусов, опускается ниже, чуть ласкает соски, но не заостряет на них внимание, поцелуями спускается ниже, доходя до пупка. Его поцелуи влажные, он оставляет на теле мокрую дорожку своего пути. Младшему не нужно даже смотреть, потому что чувствует. Бобби берёт в руки член парня, проводит по нему рукой верх-вниз, наблюдая за реакцией. Она не заставляет себя долго ждать, Ханбин на все манипуляции лишь выгибается в пояснице, едва слышно постанывая. Старший хочет подразнить, поэтому языком ведёт от пупка до лобка, обдаёт горячим дыханием головку члена, которая сочится смазкой, и усмехается. — Прости, малыш, мои губы не созданы для минета, — его голос возбуждённый и хрипит, а второй парень метает молнии в его сторону. Биай тяжело дышит, явно разочаровываясь, что так и не получит желаемого, но не долго думая, приподнимается и заваливает Бобби на спину, теперь уже сам нависает над ним, перехватывая руки и удерживая их над головой. Старший правда хочет сдержаться, но смешок сам вырывается из его груди, — Детка. — Зато мои губы созданы именно для этого, — Ханбин отпускает руки Чживона, но тот оставляет их в таком положении, потому что знает, как его парень фетиширует на него, когда он паинька. Младший Ким устраивается между ног парня, уверенно беря в руки его плоть, которая просто жаждет внимания. Биай делает всё профессионально, помогает себе рукой, если требуется, заглатывает и сглатывает, даря Чживону тёмные круги перед глазами, оттягивает крайнюю плоть, вылизывая головку. Когда чувствует, что разрядка близко, выпрямляется и устраивается сверху на Бобби, отвечая на его удивлённый взгляд. — Я сегодня сам, — шепчет, протягивая свою руку к губам старшего, касаясь двумя пальцами, и тот смачивает их своей слюной, беря их в рот и посасывая. Ханбин вынимает их, когда чувствует, что достаточно, и заводит руку за спину, прикасаясь к своей дырочке и проникая в неё двумя пальцами. Слюны категорически мало, но младший терпит, старательно растягивая себя, при этом закидывает голову назад, а его дыхание учащается, член дёргается, и Чживон берёт его в свою ладонь, начиная дрочить парню. Тот стонет, уже более уверенно двигает пальцами внутри себя, осознавая, что порядком готов. Поэтому вынимает свои пальцы, сплёвывает себе на ладонь и размазывает слюну по члену Чживона, а после начинает насаживаться сам. Ханбин понимает, что это не пальцы, и понимает, что, видимо, растяжка практически не помогла, ведь его прошибает болью с ног до головы, на что он лишь поджимает губы, продолжая насаживаться на член. Бобби видит всё по его лицу, пытается хоть как-то облегчить боль, гладит свободной рукой грудь любимого, касается чувствительных сосков. Бобби на грани, чтобы сорваться и выебать этого хрупкого, но при этом сексуального парня, но он сдерживается, давая младшему свободу действий. Когда Ханбин полностью насаживается на член, то упирается ладонями в широкую грудь, тяжело дыша. Старается привыкнуть к ощущениям, но это сложно. Чживон кладёт свои руки ему на талию, после слегка толкается вперёд, а затем ещё и ещё, начиная ритмично двигать тазом. Ноготки парня впиваются в кожу Бобби, слышатся полу вздохи, полу стоны. Старший постоянно меняет угол проникновения, пока не находит ту самую точку, после чего Ханбин вздрагивает и уже более протяжно стонет, перехватывает руки Чживона за запястье и начинает сам двигаться, ускоряя темп. Занимаются они любовью долго, постоянно меняя позу, наслаждаясь друг другом. Вся их шея усыпана разных размеров засосами, спина Бобби расцарапана, плечи и ключицы Ханбина сильно искусаны. — Я люблю тебя, — выстанывает младший, когда кончает прямо себе на живот, пачкая грудь Чживона, и тот кончает следом, заваливаясь своей грудью на грудь парня. Их дыхание сливается в одно, а сердца бьются в одном ритме. — Повтори, — восстановив дыхание и перекатившись на спину, просит Бобби. Ханбин придвигается к тёплому боку и укладывает голову на плечо, усмехаясь. — Я люблю тебя, — тише повторяет тот, ощущает руку Чживона на своей пояснице, которая прижимает ближе. Ханбин счастлив, именно сейчас, когда осознаёт, что сказать эти слова было проще простого. Чживон молчит, переваривая смысл сказанных слов, его глаза слезятся. Вторая мечта исполнилась, он, наконец, услышал это. В реальности всё оказывается куда лучше, нежели в мечтах. Он ощущает, что сейчас тоже летает. И это чувство совершенно не такое, как тогда, когда он пилотирует самолётом. Тут другое. Прекрасное, трепетное и желанное. Вот так он изначально хотел летать. — Ещё раз, — срывающимся голосом просит. — Я люблю тебя. Им с утра нужно улетать, поэтому Ханбин, укрывший мягким пледом обоих и крепче обняв Чживона поперёк талии, засыпает. Но старший никак не может уснуть, глаза не закрываются, сколько бы не пытался, он ощущает что-то тревожное внутри, это не даёт ему покоя. Он рассматривает умиротворённое лицо парня, аккуратно убирая чёлку с его глаз. Высветленные волосы уже отросли, показывая тёмные корни. Бобби подушечками пальцев оглаживает скулы, проводит ими по пухлым губам, которые он так любит. Сегодняшняя ночь была бы самая лучшая, если бы не это чувство, которое не даёт расслабиться и спокойно выдохнуть. Бобби так и не засыпает. Поднявшись с постели, первым делом он выключает будильник Ханбина, давая ему выспаться, как-нибудь в другой раз полетает вместе с ним. Сейчас ему нужен полноценный отдых. Чживон тщательно замазывает засосы, которые видны из-под воротника его форменной рубашки, ему так не хочется этого делать, но понимает, что против правил не попрёшь. Парень даже не засовывает свой пирсинг в бровь, оставляя его лежать на зеркале в ванной. Осмотрев себя в огромном зеркале в прихожей, он бросает взгляд на большие настенные часы, кивает сам себе. Пора выходить. Чживон не забывает перед уходом поцеловать в щёку Ханбина, поправить сползшее с плеча одеяло, при этом шепнув ему на ухо: «Не грусти.»***
Ханбин просыпается ни от будильника, ни от того, что лучики солнца щекочут его лицо, оно сегодня не светит, а просто ощутил во сне, что что-то не так. Такое бывает, когда слишком долго перед сном думаешь о том, что проспать никак нельзя, но он чувствует и совершенно точно знает, что проспал, и дёргается так, словно его бьёт током. Он поднимается с постели, хватая свой мобильник и смотря на время. Без пятнадцати час. Как он мог спать так долго? Почему будильник не сработал? Почему Чживон его не разбудил? Они ведь должны были лететь вместе! Ханбин со всех ног собирается, надевая на себя помятую форму, которая провалялась после бурной ночи непонятно где. От парня неприятно пахнет, но ему сейчас на этого глубоко плевать. Пока он собирается и мечется туда-сюда дабы ничего не забыть, набирает номер Чживона, но его уведомляют о том, что абонент находится в не зоны действия сети. — Чёрт, уже улетели, — ругается себе под нос парень, быстро обуваясь. Он оказывается рядом с аэропортом минут через двадцать. Если бы не чертовы пробки, которые в данный период времени никогда не наблюдались, то он добрался бы гораздо быстрее. Ханбин буквально вылетает из такси, не забывая бросить слишком большую сумму денег на сидение, после чего таксист удивлённо смотрит тому вслед. В аэропорту слишком много народа, все толкаются, бегут куда-то, шум и неразбериха буквально наполняет всё здание. Непонятное чувство волнения и тревоги окутывает Ханбина с ног до головы, он в порыве хватает какого-то парня за руку, спрашивая, что происходит. Его руки дрожат, а глаза мечутся по лицу этого взволнованного и перепуганного чем-то парня. — Р-разбились, там, — и указывает пальцем на взлётную полосу. Он отпускает парня, руки его опускаются по швам, а сам Ханбин находится будто не здесь. Всё происходящее сейчас не с ним. Как это разбились? Это точно не может быть правдой. Это всё ложь. Он спит. Точно, спит. Биай находит в себе силы и щипает себя за нежную кожу. А затем ещё, и ещё, и ещё, до тех пор, пока не появляются красные следы от наливающейся из небольших ранок крови. — Просыпайся! — кричит он себе, но ничего не происходит. Он не оказывается снова в постели, его не целует в шею Чживон, и в квартире не пахнет свежесваренным кофе. Телефон в кармане форменных брюк вибрирует, и Ханбин быстро реагирует и отвечает на незнакомый номер. — Бобби? — спрашивает он первое, что приходит в голову. — Ханбин, это Донхёк. Мне очень жаль. — Что тебе жаль? О чём ты?! — не веря во всё происходящее, Биай не хочет терять свою надежду. Не сейчас, не снова. Он всё ещё верит, что Чживон будет улыбаться ему и согревать этой улыбкой. Дарить неописуемые ощущения и крепко сжимать его руку. Бобби не мог его просто так оставить, не мог бросить. — Они говорят, с самолётом были какие-то неполадки, — уже тише продолжает парень, которому тоже сейчас нелегко и который тоже не верил во всё это, пока ему не позвонил начальник и не сообщил о трагедии. — Я не верю тебе! — кричит Ханбин, при этом бежит в сторону взлётной полосы, толкаясь и пробираясь сквозь людей. Из его глаз льются слёзы, которые он не замечает. Сбрасывая вызов, кладёт телефон в карман, какие-то люди пытаются его остановить, но Биай вырывается, что-то крича им в лицо, бежит так быстро, как только может. Осознание приходит быстро. Это правда. Парня словно бьют по лицу, давая очнуться от непонятного сна и принять происходящее. Его руки дрожат, когда он стоит на том месте, где всегда стоял самолёт, на котором летал Бобби, и видит вдалеке густой чёрный дым. Ханбина охватывает паника, он опускается на корточки, обхватывая руками свою голову. Крик вырывается из груди, а пальцы буквально рвут эти чёртовы отросшие волосы. Он твердит себе, что это сон, просто страшный сон, который посещал его постоянно, который не давал спокойно спать, но именно сегодняшней ночью ему снилось то поле, где они с Чживоном любили поваляться на траве ещё совсем маленькие. Биая утаскивают под руки, затаскивают в здание аэропорта и сажают на какую-то ближайшую скамью, сил не осталось. Всё лицо покраснело от слёз, нос опух, губы продолжают трястись, руки бледные и хватаются за колени, сильно сжимая. Чёртов сон. Перед ним стоит парень, шибко худой, и, кажется, Ханбин его знает, но вспомнить не может. А может и не хочет. Ким поднимает на него взгляд, рассматривая острые черты лица, видит, как тот, запыхавшись, присаживается перед ним на корточки, кладя поверх его рук свои горячие. Они согревают, но это ложное тепло. Где то самое тепло Ханбина? Где его личное солнце? Парень растягивает свои губы в улыбке сквозь режущую боль в груди, а слёзы ни на секунду не перестают течь из глаз. Донхёк, не сдерживаясь, всхлипывает, опускает голову вниз, и Ханбин замечает, как на кафель падают слёзы. Биай снова благодарен этому парню. Парень просидел в аэропорту буквально вечность, даже Донхёк ушёл, сказав, что у него какие-то дела и что он обязательно позвонит позже. На месте трагедии уже больше десяти часов ведутся расследование и очищение от трупов. Тело Бобби так и не нашли. Сказали, что от него ничего не осталось, кроме отдельных частей тела. Как он оказался дома, не знает. Просто шёл на автомате, сворачивая по знакомым улицам. В его голове всё ещё образ улыбающегося Чживона, который не собирается отпускать разум парня. Ханбин до сих пор не верит. Знает правду и не верит. Видел всё своими глазами и не верит. Что ему делать дальше? Тоже не знает. Биай проходит в квартиру, которая вдруг стала такой ненавистной, в которой до сих пор пахнет старшим, запах одеколона буквально режет лёгкие, отчего парень снова начинает громко плакать, падая прямо на пол в прихожей. Ему чудится прикосновение в щеке, такое тёплое и родное, и эти ебучие слова: «Не грусти.» — Ты, блять, серьёзно?! Не грусти?! — кричит Ханбин, срывая голос. Он бьёт себя кулаком по груди в районе сердца, затем ещё раз и ещё, там точно останется огромный синяк. Но он не ощущает боли. В первом часу ночи его телефон снова вибрирует, а сам Биай так и не встал и продолжал валяться в прихожей, он нехотя достаёт телефон. Снова этот незнакомый номер. — Бобби? — снова отвечает тем, что первое приходит в голову. — Ханбин-хён, у меня для тебя кое-что есть, — шёпотом говорит Донхёк, отключается, и в тот же момент парню приходит смс-уведомление о новом сообщении. Ханбин открывает его, а там какое-то аудио. Он включает, не задумываясь. «Блять, я не справился, — усмехается Бобби, совсем не грустно, словно ожидал этого, — Я люблю тебя, Ханбин-а.»***
«Я всегда боялся, что ты разобьёшься. Ты так рьяно хотел летать, что даже не задумывался: „А если я не справлюсь? А если самолёт разобьётся?“ Я всегда оберегал тебя, по крайней мере старался. Но я не справился. Даже тогда, когда я должен был быть рядом, ты мне не позволил. Уберёг меня, а о себе позаботиться? Сейчас я понимаю, что это не я всегда был рядом, это ты был рядом со мной. Что ты чувствовал, когда падал? Что чувствуют люди, когда понимают, что они сейчас разобьются? Я смогу ответить на этот вопрос, ведь я упал и разбился в тот роковой день вместе с тобой. Ты бы хотел всё исправить в тот миг, так? Хотел бы изменить мечту, Чживон? Зная обо всём этом наперёд, ты бы остался со мной в пропитанном дымом и алкоголем клубе? Я тоже знаю, что нет.Пожалуйста, лишь разок, если бы я мог увидеть тебя вновь, я готов потерять всё, что имею, я надеюсь увидеть тебя хотя бы во сне, только мы вдвоем. В своей следующей жизни, я надеюсь встретить тебя и любить тебя так же, как и тогда.
» Ханбин откидывается на твёрдую кровать, из которой выпирают пружины и больно упираются в худую спину. Шторы снова плотно зашторены, вокруг темнота и музыка на всю бьёт по ушам. Они давно не были здесь вместе с Бобби, не приходили в их убежище довольно длительный срок. Одинокая слеза катится по виску, падает на грязную простынь и мгновенно впитывается. «Я люблю тебя, Ханбин-а» — в голове, словно заезженная пластинка.