Алгоритм

Неполноценность. Это слово Руслан решил вывести у себя на лбу после первой же их встречи в Москве. Без камер, внимания публики и, в принципе, каких-либо посторонних глаз. Улица была пуста, грязна и пахла тающим снегом. Соколовский был зол и сжимал в кармане кулак, Соболев был безразличен, но глаза горели огнем самого мерзкого типа зла из возможных. — С ума сойти, — спокойствие и насмешка. Руслан идёт в атаку первый. Хочешь получить больше — ударяй первым, не повторяй ошибок прошлого. Защита — удел слабых, нападение — лучшее решение. «Совсем не глупо», - повторяешь ты про себя и потом улыбаешься своему же глухо звучащему голосу. Ты не скрываешь ничего, помимо, пожалуй, презрения и обиды. Обиды, потому что Соболев, иди нахер, вот почему. Второй раз встречаются они уже более формально. Вокруг — люди. Это какой-то бар, и ты здесь со своей компанией, ровно как и он. Публичные люди всегда привлекали внимание, но, кажется, те немногие, что узнали вас, отныне не могут усидеть спокойно, то и дело бросая краткие взгляды или даже оборачиваясь в ожидании увидеть что-то особенное. Атмосфера плавится, градус Цельсия стремительно растет, а ты отводишь взгляд от этих глаз напротив, тянешься за своей курткой и предлагаешь своим друзьям покинуть помещение. Так и заявляешь: причиной нашего ухода станет второе пришествие Великого Бога к муравьям-людям. Теперь вам не дождаться тишины. С тобой живо соглашаются, вот только юмор не оценивают даже на полбалла от нуля. Но дело даже не в твоём чувстве юмора. Всё потому, что это скорее констатация факта. Минуя барную стойку, ты задерживаешься взглядом на лице этого человека. Соболев улыбается, смеется, сжимает в руках телефон, на котором, кажется, фотография его охуенно красивой, безупречной и идеальной девушки. Держит экран показательно, демонстративно улыбаясь, явно играя, стремясь внушить свой образ счастливого идола абсолютно каждому, всем и вся. Особенно Руслану, которого насквозь прожигает чувство отвращения и стыда. Стыда испанского, за который ты вины не несешь, но ощущаешь явственно. Хочется закрыться от этого позора, и Соколовский поправляет ворот пальто, чувствуя на себе чужой взгляд — прямолинейный, изучающий и излишне смелый. Выйдя из бара, Руслана почему-то мутит, а во рту после долгого нахождения в закрытом помещении остаётся стойкий привкус жжёной резины. Тот же привкус появляется и в третий раз, но контекст безумен и необъективен. Мир перевернут с ног на голову, каждая фраза Коли напоминает отвратительный, затёртый до дыр репертуар дешёвого порно, кажется охуенно сексуальной и безумно идущей его раскрасневшемуся от самодовольства и ебучей доминантности лицу, смотрящему сверху вниз на Руслана. Колени парня неприятно ноют — пол кажется слишком жестким, а привкус резины, неперебиваемый никаким другим запахом, вроде приторной на вкус клубничной смазки, вызывает у Руслана рвотный рефлекс и безумное желание посильнее сомкнуть зубы на члене задыхающегося от удовольствия Соболева. Бедняжка задыхался от кайфа, прокурор, я должен был помочь. Звучит на удивление тупо, и Соколовский тут же соглашается с собственными мыслями, но делает ровно противоположное, закрывая глаза и заглатывая поглубже. Соболев отзывается глухим стоном и сильнее сжимает в руках волосы Руслана, направляя и настойчиво требуя подчиняться его просьбам. Нет, нет, нет. Это вовсе не личная инициатива Руслана или его желание. Это всё ситуация. — Единичный случай! — грубо бросает после Соколовский, сплевывая в раковину и выуживая из кармана джинсов жвачку. Соболев, не споря, кивает, и слепо пихает в руки Руслану какую-то бумажку с набором нечётко выведенных цифр. Вероятно, номером. Соколовский не уверен, что это (вообще было), потому что отправляет ту самую бумагу мимо мусорного бака, едва покинув помещение. Потому что руки его трясутся, а голоса в голове без малейшего стеснения орут: «Ты отсосал своему врагу, гребаный ты идиот!» Вечер проходит в отвратительно трезвом разуме. Руслан не привык глушить голос рассудка, сбегая в мир алкогольной комы даже на краткий промежуток времени. Примерно так же премерзко пролетает пара выходных, чувство презрения к самому себе сменяется на «да кого ебёт, в конце-то концов», а через ещё пару дней и вовсе любые чувства, относящиеся к Соболеву, сменяются на уже привычные обиду, презрение и холод в каждом слове. «Я не хочу тебя выебать — лишь подъебать» вертится на языке у Руслана, когда в четвёртый, пятый и шестой раз он игнорирует предложение встретиться. В седьмой раз он неожиданно меняет решение, не имея на это никаких причин, кроме, пожалуй, собственной ебанутости. Запах в этот раз отвратительно приторный. Николай крадёт всё внимание, играет на несуществующую публику и улыбается, как последняя гнида, сжимая плечи Соколовского своими руками. Посмотрев на эту картину, искренне поверишь, что любви не существует. В чем причина такого поведения Руслан зарекся не разбираться. Дойти до рефлексии из-за треклятого Соболева было бы просто оскорбительно по отношению к самому себе. Именно по этой причине вместо осмысленных слов он выбирает полузадушенные стоны и невнятное бормотание, когда, едва расположившись в машине, он оказывается придавлен к мягкому сидению машины телом Николая, который без промедления очерчивает своими руками нежную шею и переплетает их языки. Разговоры о происходящем между ними в любом случае зашли бы в тупик. Руслан является развлечением в той же степени, в коей Коля является чем-то необычным и новым в жизни Руслана. Своеобразный эксперимент, который проводить и опасно, и в какой-то степени мерзко. Но отчего-то тянет узнать, в какую именно грань отвратительного он приведёт. В конце концов, Руслан не отрицал перед собой главной мысли: это было как минимум интересно. Как максимум — омерзительно приятно. Соколовский чувствует себя дешёвой шлюхой, прогибаясь далеко не метафорически под человека, который заслуживает этого меньше всего. Чувствует себя шлюхой подороже, когда Коля трепетно ласкается и пытается показать своеобразную привязанность, уделяя время простым поцелуям и показательно-романтичным объятиям, от которых Соколовского тянет блевать. Вся эта розовая обёртка и шелуха спадали от одного лишь факта того, что спустя пару минут Соболев, словно вспоминая, что за человек перед ним, сменит свой подход на абсолютно противоположный — хватая, прикусывая и держась на максимальной дистанции от Руслана, насколько только позволит позиция и очередная навязчивая идея в его же голове. Первые пару минут плохо — голова гудит, повсюду этот приторный запах лжи и обмана. Соболев будто пропитан этим запахом. Нет – он и есть этот запах. Он повсюду. Везде, заполняет всё пространство помещения — в какой-то момент просто хочешь перестать дышать. Руслан срывается на беззвучный стон, хватается за обивку сидения длинными пальцами и дышит слишком часто. Напротив его лица чужое, смотрящее довольно, восхищённо — словно художник на своё творение. — Ты просто чудо, — говорит сладко, мягко и тянется за поцелуем, пустым и лживым. Руслан не верит, но предпочитает забыть, что за человек этот ваш Николай Соболев: повелитель хайпа и главный лицемер планеты. Спустя секунду Руслан кривит лицом, но тянется к его губам, стараясь забыть и о том, кто, собственно, такой, Руслан Соколовский. Видеоблогер, публицист, критик? Нет, мы такого не знаем. — Понятия не имею, — по привычке отвечает на какой-то неважный вопрос Руслан, наблюдая за мелькающим в отражении зеркала лицом своей девушки и улыбается ему, как идиот. И ничуть не хуже того, другого человека. Даже лучше, пожалуй, как минимум в верности и желании поддержать. Уровень двуличия превышает допустимую норму. Руслан вздыхает скорее измученно, чем устало, и без лишних слов притягивает любимого человека к себе, обнимая. Как Соболев живёт с таким же диссонансом в своей голове? Улыбается в лицо своей невесте, обнимает при каждом подвернувшемся случае, (конечно, а как иначе), и, в принципе, способен жить, не чувствуя себя главной тварью тысячелетия? От депрессивных мыслей отвлекает смех, добродушная улыбка, взгляд в глаза и пара ласковых слов. — Ты мне нужна. Бесконечно, — запечатляя поцелуй на нежных женских губах, выдыхает Руслан, не чувствуя никакого стыда тем не менее. Это правда. — Мне это нужно, — так же выдыхая в терпкие мужские губы, объясняет Руслан, игнорируя звенящую сигналом тревоги сирену под коркой своего мозга, когда, располагаясь на коленях Соболева, он просит о чем-то совершенно неадекватном, неприличном и стопроцентно заслуживающем максимальной степени презрения. Соболев становился манией, своеобразным наркотиком и тем самым номером в телефоне, который помнишь наизусть, но никогда не запишешь в записную книжку. Считать было бесполезно, но Руслан искренне пытался. Раз — и ты посылаешь Соболева нахуй за всё то говно, которое он сотворил с твоей жизнью. Два — искренне считаешь себя выше ноющего где-то в подсознании чувства стыда и вины. Три — забываешь о случившемся и думаешь о куда более достойном тебя человеке. Четыре — набираешь его номер. Ноль — ты снова повержен и стоишь перед ним, ухмыляясь криво и сломлено, будто, переступая порог его квартиры, ты сломал себе обе ноги и сжёг остатки души одновременно.