bliss.

Демоны не спят по ночам. Во-первых, они просто не нуждаются в этом, ведь было бы немного смешно, если бы сон помогал существам столь древним и могущественным восстанавливать силы. В таком случае Биллу бы без проблем удалось завладеть не только одним жалким городишко Гравити Фолз, но и всей этой Вселенной. Нет, им нужно совсем другое. Люди, их души, чувства и эмоции. Вот такая пища древнему злу по душе. Во-вторых, ночь — время охоты. Добыча засыпает и наивно полагает, что сладкая дремота убережёт её от цепких лап бесов, но именно в эти часы, покрытые мраком, перспектива стать демоническим «ужином» наиболее вероятна. А также ночью в человеческих черепушках рождаются самые грязные, порочные и темные мыслишки, которые в умелых руках становятся разящим в самое яблочко оружием. В-третьих, и данная причина относится лишь к самому Сайферу, имея прямое отношение к «во-вторых», демон разума должен стеречь покой своего человека, своего маленького наивного мальчика, который однажды умудрился угодить в его сети. Тогда он был ещё более юн, наивен и любопытен, до всего досужий слишком сильно, чтобы не привлекать внимание. Своим человеком Билл не собирался и не собирается ни с кем делиться, поэтому весьма эффектно заявил на него свои права, подавил смешное сопротивление со стороны шатена и присвоил себе. С течением времени, проведенным рядом с Пайнсом, Сайфер осознал, что его душа ему не нужна. Она могла бы стать хорошим бонусом, вроде оленьей головы над камином после охоты, но это слишком просто. Он может заполучить таким образом любую заурядную душонку и удовлетворить свои потребности, но это душа Диппера Пайнса, сияющая в небе ярко, словно Северное сияние. Поступать так с такими душами — кощунство уже какое-то. Билл питался теми сильнейшими эмоциями, которые он вызывал в мальчишке: сначала ненависть, отвращение, злоба и затаенные старые обиды, а после привязанность, счастье и... любовь. Да, Диппер умудрился с головой нырнуть без возможности вынырнуть в омут любви к существу, которое несло погибель всем, кого он любит и ему самому. И, влюбившись, он отдал свою душу Сайферу без всяких там договоров с пафосно загорающимися синим пламенем ладонями. За просто так отдал, в придачу со своим несчастным сердцем. И, кто бы мог подумать, в чёрством сердце Билла эти искренние порывы нашли отклик. С того самого момента, когда золотоглазый это осознал, пусть и очень неохотно, его начали подкармливать ещё и собственные чувства к подростку. Беловолосый делает последнюю затяжку, выдыхая дым в широко распахнутое окно, и тушит окурок об край пепельницы, выбрасывая останки сигареты в неё же. Иногда Билл всю ночь бродит туда-сюда по их небольшой квартирке, располагающейся в иногда даже слишком дождливом и мрачном Сиэтле, угрожающе косясь на особенно тёмные углы, взглядом будто предупреждая скрывшихся в темноте тварей не лезть к его сокровищу и вообще валить прочь, ведь тут им ловить нечего. Зачастую он просто лежит в кровати с Пайнсом, наблюдая за ним спящим и мягко перебирая каштановые вихры тонкими, длинными пальцами, которые отчего-то кареглазому кажутся этаким произведением искусства, или, как вот сейчас, сидит часами на подоконнике у окна в их спальне, выкуривая сигарету за сигаретой. Он бросает на своё чудо, запутавшееся в ворохе одеял, взгляд, полный непонятной ему самому нежности и какой-то странной заботы. Дипп забавно морщит аккуратный носик, напоминая в этот момент маленького котёнка, и поворачивается на другой бок. Прошло, кажется, уже года три, но что такое для тысячелетнего демона три года? Три песчинки, упавших на дно непомерно больших песочных часов. Совсем недавно они отпраздновали девятнадцатый День рождения неугомонного искателя приключений, но для Билла тот останется всё тем же мальчишкой с лучезарной улыбкой и светящимися искренностью глазами цвета молочного шоколада, сколько бы лет ему не было. Хоть тридцать, хоть пятьдесят. Когда они встретились впервые, тому было всего тринадцать и Сайфер даже подумать не мог о том, что этот ребёнок сможет привлечь его хоть как-нибудь, разве что в роли назойливого соперника. Он раздражал, вызывал желание переломать в хрупком детском теле каждую косточку, подчинить своей воле, сделав личной куклой-марионеткой. Хотя, было и ещё кое-что. Демон действительно уважал Сосновое деревце, да и сейчас уважает. Неугомонное стремление к познанию мира, жажда справедливости, любовь к своим близким, за которых тот и жизнь готов отдать без всяких колебаний – разве такое может не вызывать уважение? Даже у такого циника и вообще морального урода, как Билл. Встреча эта закончилась для самого золотоглазого оглушительным фиаско. Знаете, так чувствует себя профессиональный игрок в покер, который всю свою карьеру лишь выигрывал, а потом проиграл всё своё многомиллионное состояние какому-то дилетанту с улицы, который просто зашел сыграть для интереса. Вот из-за таких любопытных дураков ты потом сидишь в коробке на улице под проливным дождем, и из глаз твоих хлещут такие же дожди, оплакивая денежки и твоё прекрасное будущее. Во второй раз они встретились, когда Пайнсу, как вы уже могли понять, было шестнадцать. Он по собственной же глупости освободил сущность демона из каменных оков, о чём уже сейчас ни капли не жалеет, честно говоря, но тогда шатен был готов вздернуться или застрелиться, лишь бы избавиться от навязчивой компании блондинистой швабры под два метра ростом. Так как после проигрыша у Сайфера осталось сил кот наплакал, ему приходилось ютиться в тесном человеческом теле, а не находиться в своей привычной форме идеального равностороннего треугольника с умилительным цилиндром и элегантной бабочкой. Первым звоночком как раз-таки стал комментарий Сосны по поводу его внешнего вида. Мнение окружающих никогда особо Билла не заботило, но вот то «выглядишь, как сбежавший из цирка клоун в этом своём нелепом канареечном смокинге и дурацком цилиндре. Как тебя вообще можно бояться?» резануло по самолюбию старшего, как открывалка по консервной банке. В тот же день он избавился от всего своего несчётного количества смокингов и сжег все цилиндры, сменив эту одежду более привычными для людей нарядами. Вторым же звоночком было неожиданное беспокойство за этого несносного пацана, когда тот заболел. В тот день беловолосый в очередной раз заскучал и решил навестить свою игрушку, перепалки с которой хоть как-то разбавляли однообразные будни, но Мейбл даже не пустила его на чердак, сказав, что у брата высокая температура и кашляет он, как туберкулёзник, а ещё почти всё время спит и почти не встаёт с постели. И, казалось бы, какое Сайферу, собственно, дело, но что-то толкало его каждую ночь пробираться в спальню близнецов через окно и сидеть у кровати Сосенки, охраняя его покой. Ну, а третьим звоночком, чтоб его, стало внезапное желание обнять Диппера, когда его бросила какая-то подружка и он сидел с такой миной, что называется, кирпичом. Таким себе раскрошенным грустью на маленькие кусочки кирпичом. Саму экс-подружку хотелось отправить в путешествие в один конец в райское и просто волшебное местечко – Тартар. В тот день они в первый раз поцеловались, пусть Пайнс и вырывался, словно Билл – самое мерзопакостное существо в целом мире (вообще-то, так и есть). Вот после этого всё и закрутилось. Кареглазый даже не понял на самом деле, когда белобрысое чучело в его глазах стало уже вовсе и не чучелом, а прекрасным мужчиной с чарующими глазами, на дне которых плавится чистое золото и что-то ещё, что-то слишком привлекательное и цепляющее внимание. Неожиданно захотелось, чтобы демон навещал его как можно чаще и задерживался как можно дольше. Диппер, наконец, начал подмечать не только раздражающие и выводящие из себя минусы характера Сайфера, но и заметил все те плюсы, которыми мог похвастаться блондин. Интересный собеседник, с которым никогда не бывает скучно, заботливый душка, который буквально с ложечки кормит бульоном, когда простуда приковывает к кровати, просто тот, кому можно доверить любой секрет и он останется секретом. С осознанием последнего пришло и осознание того, что шатен влюбляется. Всё, процесс запущен, его не остановить, как не остановить мчащий на полной скорости грузовик вытянутой вперед рукой. Размажет по асфальту и не заметит. Тем летом они покинули Гравити Фолз втроём и во время поездки Мейбл не уставала повторять, что в воздухе витают феромоны любви, а Билл без остановки жаловался на отвратительный автобус, отвратительные дороги и того мужика, который сидит перед ним и воняет так, будто не мылся с рождения. Той осенью Билл Сайфер стал их соседом, живущим в соседнем доме, который, как рецензировали родители Пайнсов, «жутко приветлив и доброжелателен, и было бы тебе неплохо взять с него пример, Диппер». Тогда младший из близнецов задумался, что его, возможно, и не выгонят из дома, если узнают, что вот этот доброжелательный, приветливый и всё такое прочее его парень. Золотце же, не будущий зять, а подарок судьбы. Сам Билл о влюбленности этого милашки узнал в самый подходящий для того день - День святого Валентина. Сосновое деревце сам сообщил ему об этом на самодельной и немного криво вырезанной, но от этого не менее прекрасной валентинке, ограничившись коротким, но предельно ясным «люблю тебя». Между прочим, с этой валентинкой Дипп прилично настрадался и ему даже пришлось просить помощи у сестры-рукодельницы, которая помогла превратить несчастный, ни на что не похожий кусок красного картона хоть во что-то мало-мальски сносное и то, что не так уж стыдно подарить. Из воспоминаний, навевающих чувство ностальгии, золотоглазого вырывает опустившаяся на плечо рука младшего, заставляющая сосредоточить внимание на её владельце, а не на пейзаже за окном. — Ты чего встал? — со слабой улыбкой интересуется у заспанного и немного помятого юноши старший, потянув его на себя и заставив устроиться на своих коленях. Хвала широким подоконникам и архитекторам, которые вписывают их в планировку. — Тебя не было рядом, и я замёрз, — немного сонно отвечает кареглазый, утыкаясь носом куда-то в изгиб шеи Билла. — В таком случае вернемся в постель, чтобы я мог согреть тебя, Сосенка? — демон усмехается уголком губ, путаясь пальцами в непослушных кудрях своего молодого человека. У него уже фетиш какой-то на эти кудряшки, честное слово. — Звучит слегка двусмысленно, не находишь? — всё ещё немного сонно и с ухмылкой тянет Пайнс, поднимая голову и заглядывая в золотистые глаза возлюбленного. — Звучит нормально, просто ты - мелкий извращенец, — блондин приглушенно смеётся и, потрепав Диппера по волосам, подхватывает его на руки и слезает вместе с ним с подоконника, направляясь к кровати. — Я не мелкий, это раз. Два, кто же меня развратил, а? Не тебе ли уже несколько лет как полагается отсиживать задницу на нарах? – кареглазый откровенно забавляется и в отместку Билл не слишком-то осторожно опускает его на кровать, буквально бросает, если точнее. — Эй! Вообще-то, я мог бы пострадать, ударившись башкой об изголовье. И что бы ты сказал, позвонив в 911? «Эй, ребята, у меня тут парень истекает кровью, потому что я дуралей и швырнул его на кровать, как какой-то мешок картошки, и он разбил голову об изголовье кровати»? — выдает возмущенную тираду младший, принимая сидячее положение и смотря снизу-вверх на всё ещё стоящего у кровати Сайфера, вздернув бровь. — Я когда-нибудь говорил тебе, что ты слишком много болтаешь? — усмешка приобретает нагловатый оттенок, а сам беловолосый всё же опускается рядом с Сосной, садясь по-турецки. — Очень странно слышать это от самого болтливого демона во Вселенной, — сон уже минуты три как рукой сняло, так что парень от души веселится, провоцируя мужчину. — Какой именно Вселенной? Сосна, ты имеешь себе представление, сколько этих Вселенных существует? — Сайфер укладывается спиной на кровать, раскидывая руки в разные стороны, словно звёздочка. — Знаешь, в любой из них ты будешь королем балаболов и тем ещё всезнайкой, — Пайнс усмехается, пересаживаясь на бёдра своего парня и удобненько устраиваясь сверху. — Ты или меня совсем не боишься, или совсем не уважаешь. Оба варианта меня не очень-то устраивают, — Билл почти на автомате забирается вездесущими ручонками под домашнюю футболку Диппа, укладывая их на узкую, даже изящную в какой-то степени талию. — А ты бы хотел, чтобы я тебя боялся? — спрашивает кареглазый, вопросительно вскинув бровь. — Чтобы ты хотя бы остерегался возможности получить кожаным ремнём по этим аппетитным... — договорить блондину не дают, затыкая немного грубоватым поцелуем, и это скорее веселит, нежели устрашает. Тем не менее, на поцелуй Сайфер отвечает, достаточно быстро перенимая инициативу и врываясь своим языком в чужой рот, ведя одной рукой выше, а второй, наоборот, опускается ниже, сжимая ту самую аппетитную часть тела, название которой не успел произнести вслух. И пока одна мнёт упругую ягодицу, вторая лишь мельком касается затвердевшего соска, заставляя шумный вздох потонуть в становящемся всё страстнее поцелуе. Доля секунды - и вот Пайнс уже лежит под демоном, слегка недовольный такой резкой сменой позиций, но решает приберечь ворчание и всяческие оскорбления на конец действа. Просто сейчас ничего толкового в голову не приходит, потому что целуется блондинистый засранец действительно крышесносно: кусает, посасывает губы, заново изучает языком этот сладкий рот, из которого потом будет вырывать не менее сладкие стоны. Ему даже не нужен гипноз или какая-нибудь другая демоническая чертовщина, чтобы подчинить Диппера и заставить думать только о себе. Достаточно накрыть его губы своими. Шатен чувствует даже какое-то разочарование, когда поцелуй приходится разорвать из-за потребности сделать хотя бы небольшой глоток воздуха, перевести дух. И если первое старший сделать позволяет, то на второе рассчитывать не приходится, потому что почти в ту же секунду он припадает губами к нежной, поцелованной солнцем шее, обжигая её поцелуями и редкими, несильными укусами, лишь слегка прихватывая тонкую кожу зубами и тут же зализывая отметину, как бы извиняясь. Когда Билл переключает своё внимание на ключицы молодого человека, теперь мучая красиво выпирающие косточки, с губ кареглазого срывается первый, пусть и почти неслышный, стон. Неслышный для кого-то, а вот беловолосый улавливает каждую нотку, пропускает его через себя и загорается стремлением заставить своё Сосновое деревце не просто стонать, а кричать от удовольствия, и плевать, что скажут на это соседи. Переживут, им не впервой. Он чуть приподнимается над младшим, чтобы стянуть с него мешающую и не нужную сейчас футболку, которую отбрасывает куда-то на пол, возвращаясь к вожделенному телу. Сайфер оставляет яркий, тёмно-вишнёвый засос в ямочке между ключиц, получая эстетическое удовольствие от того, как метка смотрится на теле Пайнса. — Мне завтра на учёбу, — наигранно недовольно напоминает шатен демону, прикусывая нижнюю губу в попытке немного отрезвить себя и вернуть немного самообладания, хотя бы капельку. — Наденешь рубашку, — золотоглазый лишь беспечно усмехается и пожимает плечами, оставляя новый засос, теперь уже под левой ключицей. А ответить-то на это и нечего, остаётся только смириться и угомонить свою внутреннюю сучку, которая так и хочет как-нибудь поддеть Билла, сказать что-то язвительное, заставить его сорваться с тормозов. Блондин, довольный молчанием своего мальчика, дарит ему ещё один короткий поцелуй и возвращается к изучению его тела. Пусть он знает каждый миллиметр, может по памяти, не смотря на Диппера, рассказать, в каких местах находятся родинки и парочка шрамов и попадёт прямо в точку, ему всё равно каждый чёртов раз доставляет невероятное удовольствие, так сказать, освежать эти знания. Сайфер спускается поцелуями немного ниже, к чувствительным соскам, один зажимая между средним и указательным пальцами, чуть оттягивая и заставляя Пайнса выгнуться навстречу. Второй же он сначала обводит кончиком языка, после слегка засасывает и заставляет шатена застонать уже громче. Кареглазому кажется, что он медленно, но верно сходит с ума в этих умелых руках. Возможно, с точки зрения морали было бы правильно, если бы он вырывался и сопротивлялся, чувствовал себя безнравственным и порочным, но, по правде говоря, ему и дела нет до морали, пока Билл уверенными шагами подводит его к краю пропасти, даёт возможность побывать в Раю и Аду одновременно, и если вначале, три года назад, он был немного напуган, то сейчас с готовностью и великим удовольствием принимает всё то, что демон ему даёт, также отдавая в ответ. Когда мужчина всё же отрывается от сосков младшего и опускается к животу с уже различимыми рельефами мышц пресса, Дипп зарывается пальцами в его шелковистые и гораздо более мягкие, чем на вид, волосы, немного натягивая их у корней. Каждый рельеф он обводит юрким язычком, поднимая на Сосенку взгляд с усмешкой. От этого взгляда по телу Пайнса проходит лёгкая дрожь, а дыхание сбивается ещё больше, и, кажется, пляшущие на дне глаз старшего озорные черти будят и чертей Диппера, пускаясь с ними в пляс под ручку. Сайфер с той же усмешкой отстраняется от своего молодого человека, и юноша еле сдерживается, чтобы не заорать «куда ты, блять, пошел? Вернись сюда, придурок», но это очень красноречиво отражается на его лице и во взгляде, что заставляет Билла прыснуть от смеха. Беловолосый тянется к прикроватной тумбочке, демонстрируя Пайнсу, зачем же он оторвался от него, и достает из верхнего ящика презерватив с тюбиком смазки, оставляя это всё лежать на кровати неподалеку. Старший возвращается к нетерпеливому парню, вовлекая его в новый поцелуй, но более мягкий и чувственный, стягивая с него лёгким движением нижнее бельё и отправляя вещицу куда-то туда же, куда и его футболку. Дипп лишь притягивает старшего ближе, вновь путаясь рукой в его волосах и превращая какую-никакую укладку в ураган. Пальцами свободной руки он скользит по спине любовника, пересчитывает позвонки, чуть с нажимом ведет по пояснице Билла, которая является одной из его эрогенных зон и которую кареглазый частенько использует против него, на сей раз ловя шумный вздох уже самого Сайфера своими губами. Тот разрывает поцелуй и подхватывает лежащий рядом тюбик со смазкой, открывая крышку и выдавливая её на свои пальцы. Пока блондин равномерно распределяет лубрикант по ним и согревает, Диппер наблюдает за движениями его пальцев, не отрываясь ни на секунду, словно зачарованный. И если вы спросите его о том, есть ли у него фетиш на эти руки, он с уверенностью ответит, что да, есть, ещё какой. От Билла этот взгляд не укрывается, конечно, но он решает не бесить сейчас своё солнышко, дабы не получить пяткой по лицу или куда тот дотянется. Золотоглазый притягивает Пайнса к себе ближе, и сам шатен разводит ноги немного шире для удобства, будто намекая, мол, ну, бери уже, сколько можно резину тянуть. Иногда Билл действительно немного поражается тому, насколько его мальчик оказался в действительности развратным и ненасытным, но это, безусловно, радует его и заставляет мозг отключаться, отдавая себя во власть инстинктам, чувствам и желанию. Блондин всё же не удерживается и дразняще проводит указательным пальцем по колечку мышц, кривя губы в ухмылке и слыша недовольное шипение Диппера. Чувствуя угрозу получить по голове особенно остро, он всё же прекращает дразнить младшего, вводя палец на одну фалангу и останавливаясь, чтобы кареглазый мог привыкнуть. — Я хрустальная ваза, по-твоему? — с неким недовольством проговаривает Пайнс, подаваясь бёдрами навстречу и самостоятельно насаживаясь на палец до конца, кусая губы и откидывая голову на подушки. — По-моему, ты та ещё сучка, Сосенка, — облизывая свои пересохшие губы, отвечает Билл, начиная осторожно растягивать молодого человека. Как бы ему не сносило крышу от такого прекрасного, немного язвительного, но оттого не менее привлекательного Диппа и как бы часто они не занимались сексом, Сайфер всё равно опасается причинить ему вред и боль, поэтому каждый раз старается усмирить зверя внутри и делать всё медленно. Беловолосый добавляет ещё один палец и находит внутри простату, наслаждаясь громким стоном Диппера, который прогибается в спине и хватается руками за простыни. Не занятой ладонью демон поглаживает бедро младшего, ускоряя движения внутри него, разводя пальцы незамысловатыми «ножницами», раз за разом задевая бугорок и заставляя темноволосого стонать всё громче, почти отчаянно и просяще. Благо, Билл и без слов понимает эту просьбу, вынимая пальцы и вытирая их о простыни, которым всё равно суждено отправиться в стирку. Золотоглазый раздевается, разрывает зубами упаковку презерватива и раскатывает кусочек латекса по своей эрекции, мельком бросая взгляд на своего парня. Раскрасневшиеся щеки, чуть подрагивающие густые, длинные ресницы, умопомрачительной красоты глаза, зрачок которых почти вытеснил радужку, сделав очи чёрными-чёрными, словно окутывающая их обоих ночь. И губы. Красные, словно спелая вишня, искусанные почти до крови их совместными стараниями, ставшие ещё более пухлыми из-за поцелуев. Сайфер бывал в самых прекрасных уголках всех существующих миров, но даже их красота, объеденная в одно целое, не сравнится с красотой его Соснового деревца. — Билл… — тихо зовет его по имени младший чуть хриплым из-за возбуждения голосом. И Билл понимает. Кивает, притягивает его ещё ближе за бёдра и входит одним медленным толчком на всю длину, ловя слетевший с губ протяжный стон своими, запечатывая его в поцелуе. Он делает секундную паузу, даёт юноше привыкнуть к заполняющим его ощущениям и начинает размеренно двигаться внутри него, стараясь вложить в поцелуй всё то, что он чувствует к этому неспокойному существу, которому вечно нужно искать какие-нибудь неприятности на свою многострадальную пятую точку. Пайнс всё это чувствует, впитывает, подобно губке, делится своими чувствами и не прекращает постанывать в чужие губы. Шатен обвивает талию любимого, цепляется руками за его плечи и притягивает настолько близко к себе, насколько это вообще возможно, чтобы чувствовать Сайфера всем телом, стать с ним одним целым, делить на двоих всё, даже воздух. Старший ускоряет темп и меняет угол проникновения, всё же слыша такой желанный вскрик, который сносит крышу окончательно и заставляет зверя сорваться с цепи. Он начинает буквально втрахивать кареглазого в кровать, сжимая его бёдра, рискуя оставить на них синяки, но сейчас самому Дипперу абсолютно начхать, он отпускает себя, стонет и вскрикивает громко, и, возможно, сорвёт голос, но и это его не волнует. Билл стонет в унисон с ним, не представляя, что может быть лучше жаркой тесноты податливого тела этого человека, его и только его человека. Чувствуя, насколько кареглазый близок к краю, он обхватывает его член рукой и надрачивает в такт собственных толчков, с нажимом ведет по головке большим пальцем и размазывает естественную смазку по ней, заставляя младшего не то простонать, не то всхлипнуть. Слишком яркие ощущения, слишком сильные и приятные настолько, что пальцы на ногах поджимаются. Достаточно для того, чтобы сигануть с обрыва головой вниз. Пайнс изливается в ладонь блондина, выгибаясь в спине до хруста костей, приятно сжимая демона внутри себя, и на пару секунд выпадает из реальности. Время вокруг будто замедлилось, течет вязкой патокой и затекает в сознание, размывая его. Сайфер делает ещё несколько толчков и кончает следом в презерватив с достаточно громким стоном, наваливаясь на Диппа сверху. На то, чтобы прийти в себя после оргазма уходит несколько минут, за которые они успевают выровнять дыхание и привести мысли в порядок. — Сайфер, ты не пушинка, в курсе? — кряхтит под беловолосым кареглазый, чуть толкая его плечо своим. — Когда-нибудь я заклею тебе рот скотчем и буду отклеивать его только по праздникам, — Билл тихо смеётся, но всё же выходит из своего молодого человека, перекатываясь и опускаясь рядом с ним. Мужчина завязывает использованный презерватив и, ленясь сейчас подняться с кровати, чтобы выбросить его по-нормальному, одним точным броском забрасывает в мусорное ведро, стоящее у письменного стола, после чего накрывает их обоих одеялом. — Ты не поступишь со мной так, — с расслабленной и ленивой улыбкой заявляет младший, укладывая голову на широкую грудь золотоглазого. — Отчего же? — спрашивает Сайфер, принимаясь заниматься своим излюбленным делом – перебирать волосы Пайнса пальцами. — Слишком сильно любишь, — устало отвечает темноволосый, зевая и прикрывая глаза. На это Билл ничего не отвечает, да и надо ли? Ведь действительно любит. Демон любит этого невероятного парнишку, и поэтому каждую ночь будет оберегать своё ворчливое чудо с остреньким языком от всех ненастий до скончания времён.